Недопетая баллада

Лес совсем не такой, каким я его представляла. В детстве, глядя с вершин Эргида, серебряной горы, на Бельтайн, сияющий вдали, я представляла себе дворцовый сад, но в разы больше – красивый, ухоженный, с деревьями, чьи стволы увиты изумрудным плющом, и клумбами, полными цветов. Я представляла себе крошечные деревеньки, спрятанные в гуще леса, где живут воины, шаманы, маги… Но ничего из этого я здесь не нашла. Лес не красивый и не аккуратный, как дворцовый сад. Он не похож на рощи Самайна и на рисунки в библиотечных книгах. Лес – это нечто дикое и необузданное. Я чувствую его дыхание на своей коже с тех самых пор, как вступила под его сень. Я здесь чужая, и все кричит об этом. В каждой тени я вижу опасность, ветви складываются в силуэты хищников, корни скрываются в траве подобно змеям. Кажется, только я чувствую себя здесь некомфортно – Линайна и Нуаду ступают здесь как дома. Впрочем, они и правда дома. Оглядываются по сторонам, касаются коры деревьев, словно приветствуют старых друзей, обмениваются взглядами. В движениях Нуаду читается нетерпение, он смотрит на Линайну с невысказанной просьбой. Она улыбается и кивает. - Иди уже. И он тут же срывается с места, только плащ взлетает за спиной, а миг спустя уже тонет в ближайших зарослях. На мгновение я вижу мелькнувший хвост и вздрагиваю. - Он что… - запнувшись, спрашиваю. – В зверя превратился? Линайна удивленно оборачивается на меня, а потом понимающе кивает. – Ты ведь раньше не видела этого, да? Мне остается только помотать головой. - В Бельтайне многие так умеют. Почти все, на самом деле, и не только в волков. В разных птиц, в оленей, пантер... Сама земля тут пропитана магией, не то, что в Самайне, - на этой фразе Линайна печально вздыхает. – Я, похоже, и сама забыла, как скучала по этому месту. Помотав головой, словно бы отгоняя тоскливые мысли, Линайна вновь улыбается. – Ну да ладно, упущенное всегда можно наверстать. Уверена, что тебе тут тоже понравится. Это место умеет в себя влюблять. Мне хочется сказать, что я сильно в этом сомневаюсь, и что здесь меня пугает почти все, что может пугать, но слов как-то не находится. И дело ведь не ограничивается страхом. Я – горожанка, я выросла в городе и не покидала его дольше, чем на пару дней. Лес – это такая же чужеродная среда для меня, как для рыбы - суша. Даже покров земли таит в себе опасности, о которых я не подозреваю. То внезапно пятка провалится в лисью нору, то корни вынырнут на поверхность, пытаясь повалить меня. Там, где Линайна с легкостью перескакивает овраг или ствол поваленного дерева, я застреваю на минуту-другую, и она стоит неподалеку, дожидаясь меня. Нуаду в облике волка скользит где-то рядом, ероша кусты. Я пытаюсь разглядеть его в окружающей мгле, но вижу только изредка мелькающие серебряные глаза. Но вот вдруг он ныряет в очередной куст и тот разлетается сотней светлячков, расцвечивающих мир вокруг. Волк прыгает, как щенок, ловя их зубами, Линайна смеется, как девчонка. И мне вдруг хочется взять их за шкирки, встряхнуть и заорать в лицо «Да что с вами не так?! Что вы делаете? Как вы можете веселиться, словно дети, после того, как убивали людей?!» Но я просто стою соляным столбиком, глядя на них. Вдруг волк замирает и всматривается во тьму, навострив уши. Линайна замолкает и напрягается, оглядывая кроны ближайших деревьев. - Йоль, держись поближе ко мне. За нами кто-то следит. На негнущихся ногах я подхожу к Линайне и замираю за ее спиной. Сама я в окружающем лесу не вижу и не слышу ничего подозрительного, но у меня и нет волчьего нюха. Линайна кладет руку на револьвер на бедре, медленно достает из кобуры. Щелкает взводимый курок, и в тот же миг тишину разрывает звон тетивы. Тонкая стрела режет воздух и врывается в землю подле наших ног. Мы замираем. - Стойте, где стоите! – раздается звонкий голос над нашими головами. – Бросьте оружие на землю! Линайна послушно бросает револьвер в траву и поднимает руки. - Мы не враги Бельтайнского двора! – громко говорит она, безрезультатно пытаясь разглядеть во тьме собеседника. – Мы пришли с миром… и принесли информацию, которая заинтересует королеву. В ответ – тишина и шелест листьев. На миг мне кажется, что я могу различить чей-то шепот, словно таинственные наблюдатели спорят между собой. - Назовите свои имена. – наконец, говорит тьма. Линайна поводит рукой, указывая на меня и волка. – Это Нуаду, рыцарь и оруженосец короля Имболка, и Йоль, чья мать была родом из этих земель. А я Линайна, дочь Имболка из рода Бельтайна и Литы из рода Самайна. - Линайна?! Листва зашевелилась, и на землю спрыгнул смуглый юноша, легкий и стремительный. В два шага преодолев расстояние между нами, он заключает Линайну в крепкие объятия. Она невольно отшатывается от него, но что-то заставляет ее замереть. Несколько секунд она пристально вглядывается в его лицо, а потом произносит неуверенно. – Неман?.. Юноша, до того казавшийся неуверенным и испуганным, расцветает улыбкой, а в глазах, кажется, загорается по звезде. - Это и правда ты. – с неверием говорит он. Нуаду стряхивает волчий облик и неспешно кланяется юноше. Тот переводит взгляд на рыцаря. - Значит, ты Нуаду. Наслышан о тебе. - Милорд. – ограничивается приветствием рыцарь. В мою сторону юноша даже не смотрит. Впрочем, все остальные так же меня не замечают, только спутники Немана бросают пару любопытных взглядов, чтобы тут же обо мне забыть. - Господа. – громогласно говорит Неман. – Эту девушку вы все знаете, хотя никогда раньше не встречали. Линайна, дочь Литы и Имболка. Моя сестра. *** В небольшой сторожке на краю Леса тепло и уютно, и огонь трещит в печке, и вода в котелке кипит, запах трав разносится по комнате, и смех звучит, и кружки стучат. Но как же мне холодно. Почему так холодно? Линайна и Неман смотрят друг на друга и не могут наглядеться. Весь вечер они не отходят друг от друга, смотрят в глаза, цепляются пальцами. Глаза сияют, на щеках румянец, смех звенит и отскакивает от стен. Они словно за один вечер хотят наверстать все годы разлуки. Неман мне сразу не понравился, не знаю даже, почему. Я ведь его знаю только по рассказам Линайны. Но что-то в нем было такое, что меня отталкивало. Невольно я приглядываюсь к нему. У него асимметричное лицо, не особо красивое, но чем-то привлекательное. Раскосые черные глаза, почти как у Линайны, брови вразлет, острые скулы. Он смуглый, как и все жители леса, и, так же как они, смешливый и искренний. Вот он хохочет, сверкают белоснежные зубы, а меня передергивает. Не в силах больше находиться среди них, я поднимаюсь и выскальзываю наружу. В спину бьется чужой смех, подталкивая к выходу. Наконец, дверь закрывается, и я остаюсь одна. Холодно. Как же холодно. Но теперь холод настоящий – я чувствую, как мерзнут пальцы и кончик носа. На улице идет дождь. Это так странно. В Самайне уже лежит снег, и иногда даже пурга метет, но никогда порывы ветра не долетают до другого края пропасти. Здесь еще осталась листва на деревьях, и снег даже и не думает падать. Я лишь понаслышке знала, что в Бельтайне короткие и теплые зимы, но теперь вижу это наяву. Интересно, это из-за магии земель или воздействие пропасти? Я подставляю лицо дождю. Капли бьют по щекам, затекают за шиворот. Это хорошо. Это правильно. Это именно то, что мне нужно сейчас. Мне нужно, чтобы меня заморозило, чтобы холод и вода забрали эти мысли, роящиеся в моей голове. Так сложно признать, что я одновременно злюсь на Линайну и ревную ее. И к кому? К этому мальчишке. Может, поэтому он так злит меня? Мои мысли невольно обращаются к Лугу. Интересно, чем он занят сейчас? Я представляю, как он стоит на вершине башни, где мы поцеловались первый и единственный раз, и вглядывается в беззвездную ночь. Представляю, как он волнуется, размышляя, удалось ли нам уйти живыми, как сверкают во тьме его зеленые глаза. На лицо наползает горькая улыбка. Луг не станет беспокоиться и ждать вестей. Промокнув до нитки, я возвращаюсь в сторожку, где сажусь на скамью, прижимаюсь щекой к холодному окну и проваливаюсь в сон без сновидений. *** Меня будят через пару часов, и в ушах гудит, словно я засунула голову в медный котел. - Если выйдем сейчас, к завтрашнему утру дойдем до столицы, - говорит Неман, но я слышу что-то вроде «Е-ли-дем-щассс». Только со второго раза до меня доходит смысл сказанного. Кстати, а сколько сейчас времени? Из-за туч не видно Луны, и я даже примерно не могу предположить время суток. Так, я помню, что сбежали мы ночью, сели на поезд, потом я задремала, потом мы шли через вереск, потом были пропасть и туман… И тогда Луна вошла в зенит. Получается, тогда была полночь? А сейчас, значит, середина ночи? Часа два или три, допустим… Как странно… мне кажется, прошла вечность. По палой листве шагается легко и приятно, а голова от недосыпа кажется легкой, как шарик. Мы идем по кромке леса, и я вижу пропасть и земли за ней. И мне кажется, что я уже видела это. Несколько дней назад, стоя на крыше башни, я видела почти то же самое. Почти. И земли Бельтайна, и земли Самайна издалека кажутся водой, отражающей небесный свод. Только Бельтайн – недвижимое спокойствие пруда; его огни недвижимы, каждый день они загораются на одном и том же месте и горят всю ночь ровным светом. Самайн же кажется речкой – огни скользят по ее поверхности, вспыхивают, гаснут, вспыхивают вновь. Картина все время меняется, и миг спустя ты уже не узнаешь знакомый вроде бы пейзаж. Как странно, смотреть на него отсюда, когда еще вчера я была его частью. Но теперь я часть совсем другого пейзажа, и он такой же переменчивый, как и самайнские огни. Лес и правда кажется живым, настороженным, как дикий зверь. Неман и его люди видят его иначе, нежели отвыкшая от души леса Линайна, и невольно их чувства передаются мне. Страх постепенно уходит, сменяется любопытством. Мы углубляемся в лес, и полоса деревьев скрывает от нас ущелье, раскинувшееся от горизонта до горизонта, и земли за ним. Здесь темнее, чем в городе или на полях – плотные ветви не пропускают свет Луны, да и нет ее сейчас, только безмолвное небо над головами. Но вскоре мои глаза привыкают к мраку, и я начинаю различать детали, которые не видела раньше. Кроны деревьев льнут друг к другу, словно овцы в стаде, грея бока в наступивших холодах. В листве подле них шуршат мыши и ежи. При виде нас они вскидывают головы и провожают глазами, но, как ни странно, не боятся. В их движениях я вижу любопытство, а не страх. Линайна и Неман не замечают никого, кроме друг друга. Наступает ночь, и мы останавливаемся на привал. Небо наконец очистилось, и я вижу большой выпуклый взгляд Луны. Даже она здесь смотрится иначе, кажется большой белой птицей, притулившейся в ветвях. Костер, разожжённый на земле, оспаривает ее права на свет, царствуя внизу, и Луна кажется маленькой и скромной, как юная девица, впервые вышедшая в свет. Так странно… Я почти не спала ночью, а потом мы целый день шли пешком, но я не чувствую ни сонливости, ни усталости, только голова позванивает и пальцы стынут. Мне не холодно, но под кожей скребется озноб. Странно. Мысли ходят по кругу, словно я овца, привязанная к колышку слишком короткой веревкой. Или насекомое, запертое в бутылке и залитое спиртом. И я кручусь вокруг своей оси, пытаясь глотнуть кислорода, но он уходит, уходит, и я замираю. А потом меня разрезают на куски. Странно. Я не чувствую пальцев. Для проверки я касаюсь ладонью щеки и понимаю, что они просто замерзли. Или нет. Холода я тоже не чувствую. Все устали, и ложатся почти сразу, наскоро перекусив холодным мясом. Линайна и Неман прижимаются спинами, словно даже во сне защищая друг друга. Я не могу спать, поэтому просто сижу, привалившись спиной к дереву. На страже остается человек с незнакомым лицом, чьего имени я не запомнила, когда Неман представлял их. Он пытается завести со мной разговор, но я не реагирую, и вскоре он оставляет попытки. Мы сидим, трещит костер, возятся мыши в траве, серой кляксой ползет Луна по небу. Ничего не меняется. Сквозь бутылочное стекло мир кажется блеклым и размазанным. Странно. Руки холодные. Я проваливаюсь в забытье, не двигаясь с места. Утром ничего не меняется. Неман скачет вокруг Линайны. Нуаду, как сомнамбула, тащится где-то позади и ни с кем не разговаривает. В этом мы с ним очень похожи. Ноги еле шевелятся, тяжелые – как камень. Все силы уходят на то, чтобы не отставать от группы. Через несколько часов я оглядываю пейзаж и понимаю, как он изменился. Лес поредел, стал светлее. И дело не только в лунном свете. Почти каждое дерево светится своим собственным сиянием – это светлячки, устроившие в его ветвях приют. Оттого, наверное, мои глаза, привыкшие к непроглядному мраку, не сразу разглядели, что лес закончился. Просто деревья расступились, в лицо плеснуло свежим ветром, а у ног шепнула ласковая волна. Нас встретило озеро. Город, сиявший на другом берегу, обнимал озеро, как ладонь обнимает чашу. Мягкое сияние домов и деревьев вокруг отражалось на недвижимой глади, словно там, внизу – еще один город. Словно озеро само светится изнутри. Любуясь этим пейзажем, я не заметила, как вся группа ушла вперед. Попытавшись их догнать, я внезапно съезжаю по насыпи к воде и чуть не падаю в нее, но в последний момент меня хватают за плечо и вытягивают обратно. - Поосторожнее там. – бросает Неман. Надо бы сказать спасибо или извиниться, но вместо этого я киваю и высвобождаю руку из хватки. До города мы идем в предвкушающей тишине. Всем не терпится вернуться домой. Некоторым – почти полжизни ждать пришлось. Но не мне. Мне вообще там делать нечего. Город – неожиданно шумный и живой. Мне странно здесь, в голове каждый звук звучит набатом, отражается от задней стенки черепа. Я ловлю чужие взгляды, но не могу понять их. Я – насекомое, запертое в бутылке, и я задыхаюсь. Почему так холодно? Дома здесь все сплошь деревянные, словно проросли из-под земли по весне, и это непонятно, кто же в наше время строит дома из дерева, когда можно строить из камня? Но все здесь живое, все здесь – дерево, даже мостовые. Кажется, загляни в лицо прохожему – найдешь гладкий обтесанный чурбан. Но люди живые. Живые же, да?.. Деревянная улица приводит нас к замку, и он укоряющей громадой нависает надо мной, вылупившись подслеповатыми провалами окон. Он размазывает меня по земле, выступая из тени, словно горбатый старик, вышедший к свету из ночной тьмы. Вокруг дерево, но я не думала, что и замок будет деревянным. Только теперь я убеждаюсь, что это не Самайн. Там не строят таких больших зданий только из дерева, это глупо. Дерево гниет, и никто не станет тратить столько сил на то, что истлеет через несколько десятков лет. Поэтому огромный деревянный замок смотрится… бессмысленным. Вот, наверное. Бессмысленным. Когда я навешиваю на него ярлык, громада замка неловко отступает, сжимается, и я снова могу дышать. Неман легким шагом подходит к страже. - Княжич, - удивленно вскидывает брови стражник. – Вы вернулись раньше, чем положено. Вас не ждали. - Я знаю. Мне нужно к матери. Я привез ей новости и гостей. - Княгиня сказала никого к ней не пускать. Вам лучше дождаться утра, молодой господин. - Это срочные новости, и я не буду ждать утра. – упорствует Неман. Рядом с высоким и плечистым стражником он похож на боевого воробья. - Госпожа будет недовольна, - отвечает стражник, хотя кажется, что он уже готов сдаться под натиском мальчишки. - Я сам разберусь с госпожой, - Он даже подпрыгивает на месте от нетерпения, так ему хочется пройти. Стражник вздыхает и отступает в сторону. Внутри, как и снаружи, всюду дерево. Никакого богатого убранства. Нет хрусталя и позолоты. Только дерево и ткани. Свет от маленьких шаров, подвешенных к потолку. Причудливые тени. Или люди? Нет, не люди. Людей здесь почти нет. По сравнению с городом замок кажется вымершим. Залы огромны, и не уступают по размерам залам Самайна, но вместо картин и лепнины резное дерево и гобелены. На полу – ковры с ручной вышивкой. Из-за них шаги по дощатым полам неслышны. Иногда мне кажется, что я оглохла. Или не кажется. Коридоры ведут нас все дальше и дальше, и мне кажется, что мы заблудимся в бесконечном лабиринте. Вот оно – сходство с Самайном. Ты же этого хотела? Любуйся. Получай удовольствие. Но вдруг наш путь заканчивается у дверей комнаты. Я понимаю, что Нуаду и рыцари остались где-то позади, а здесь – только Линайна, Неман и я. И, по хорошему, мне вообще нельзя здесь быть. Но меня никто не гонит, а заблудиться в темных коридорах замка страшнее, чем встретиться с королевой. Покои – маленькие, кажутся тесными по сравнению с прочими залами. В глубоком кресле у камина сидит женщина. Неман подходит к ней, опускается на колено. - Матушка, - целует руку. Мы с Линайной замираем у входа, когда королева поднимается. Высокая женщина, отчаянно напоминающая отца Линайны, плечистая и статная, с горделивой осанкой. Я запоздало думаю, что другой королева быть и не может. Она скользит по мне равнодушным взглядом, потом смотрит на Линайну, и в ее глазах, черных, как глаза давно почившего брата, мелькают искры узнавания. Королева улыбается. - Я уж думала не дожить до дня, когда вновь увижу тебя. - Леди Остара, - Линайна в вежливом полупоклоне, но королева останавливает ее движением руки. - Оставь это. Мы же родня, ни к чему условности. Линайна и королева замирают напротив друг друга. Каждая ждет от другой первого шага, но никто не нарушает тишину. Первым открывает рот Неман. – Матушка, Линайна здесь… - Помолчи, Неман, - внезапно осаживает его мать. – Линайна уже взрослая девочка, сама может сказать, что захочет. Как же болит голова… Я почти ничего не понимаю, вычленяя только куски разговора. - Как ваш медновласый князь? – спрашивает княгиня, опускаясь в кресло. В кресло напротив садится Линайна. - Поседел, – сухо ответила Линайна. - Неужели? – деланно удивилась княгиня. - Даже жаль. Таким красавцем был в молодости… - Княгиня, - перебила ее Линайна. – Мой дядя хотел меня убить. Из лица и жестов уходит шутливость, княгиня чуть наклоняется вперед. – Ты уверена? - Более чем. Мне из-за этого и пришлось уйти… Я знаю, что своим появлением доставлю вам множество неприятностей, но выбора у меня не было. Княгиня подается вперед и сжимает своей рукой руку Линайны. - Не говори так. Мы семья. Здесь ты родилась, а значит, здесь твой дом. Мы не прогоним тебя лишь потому, что Мабон об этом попросит. - Он не привык просить, он привык приказывать. Королева лишь улыбнулась. – Приказывать мне? Пусть попробует. - Не стоит его злить. Самайн стал опаснее и сильнее, если начнется новая война, вас могут уничтожить. - Бельтайн тоже стал сильнее. Линайна лишь мотает головой. – Нет. Не настолько. Она лезет в сумку, что еще висит у нее на поясе. Достает слабо сияющую ампулу, протягивает королеве. - Мы нашли это в оружейной. Некое новое изобретение, полагаю, имя ему еще не дано. Княгиня берет ампулу, крутит в пальцах, смотрит на свет. - Во время побега мне удалось протестировать вещество, – продолжает Линайна. – Это взрывчатка. Очень мощная. Понимаете, что это означает? Королева только кивает. А вот я ничего не понимаю. Неман, кажется, тоже. По крайней мере, он выглядит смущенным. - А что это означает? – наконец, спрашивает он. - Самайн готовится к войне, - коротко и печально отвечает княгиня. В глазах княжича страх смешивается с восторгом. Взгляд мальчишки, который не помнит, что такое война. - Тебе стоит пойти отдохнуть, моя милая. А завтра, когда ты выспишься, мы решим, что делать дальше. Линайна устало кивает и поднимается, но в последний миг замирает. - Можно еще вопрос? - Разумеется, дорогая. - Какова вероятность, что здесь я буду в безопасности? Княгиня непонимающе улыбается. – Я ведь сказала, мы защитим тебя от любых посягательств. - Извне – да. А изнутри? - Ты думаешь, кто-то здесь может желать тебе зла? - Кто-то желал зла моему отцу достаточно, чтобы отравить его на глазах всего двора. - Это не было моим приказом или решением бельтайнской власти. Мы любили нашего короля, а я любила своего брата. Кем бы ни был убийца, в глазах своего народа он навсегда останется предателем. К тому же… прошло восемь лет, дорогая. И за все эти годы убийцы Имболка, кем бы они ни были, никак не проявили себя. Линайна кивает, но по ней видно, что она ни на грамм не поверила словам тети. - Постойте, - вдруг делаю я шаг вперед и перебиваю их. – Это сделали не бельтайнцы. Все оборачиваются на меня, и я уже жалею, что открыла рот, потому что, кажется, до этого меня никто не замечал. -Ты что тут вообще делаешь? – вспыхивает Неман, но княгиня одним движением заставляет его замолчать. - Что ты знаешь? – спокойно спрашивает она. Под ее пронзительным взглядом я тут же начинаю рассказ. Буквы сами складываются в слова, а те – в предложения. Я нить за нитью вытягиваю из глубин памяти то, что произошло восемь лет назад в залах самайнской столицы. *** Я помню, как стояла в стороне от толпы. Помню залитый светом зал. Люди. В центре – пустота. Слова клятвы звучат гулко, отражаются от стен. В белом пятне – два короля, словно отлитые из стали и бронзы. Имболк, статный, величественный, с потемневшим от горя лицом. Он пришел сюда, чтобы быть с женой, но она, едва дождавшись его, оставила этот мир. Теперь у него есть только дочь. Линайна стояла в стороне от толпы, бледная и недвижимая. Мне, дочери рабыни, нельзя было стоять рядом. Мабон, с рыжими, как пламя, волосами, за спиной – жена и сын, точная копия матери. Луг смотрит серьезно, хмурит брови. Клятва догорает гулким эхом. Имболк принимает из чужих рук чашу с вином – ритуал, древний как их род. Делает несколько глотков и передает чашу, символ мира, Мабону. Но едва тот подносит ее к губам, Имболк хрипит и падает на колени. Все замирает на несколько долгих секунд – мое дыхание, чаша у губ короля, люди вокруг. Потом Имболк опрокидывается на спину и замирает. Тишину разрывает крик. Кричит Линайна. Бежит к отцу, падает перед телом на колени, трясет его. Чаша из рук Мабона падает, рассыпается ворохом багряных искр. Вино пачкает сапоги Имболка, и уже непонятно, отчего он умер – от яда или клинка. - Это яд! - Кричат в толпе с опозданием. – Короля отравили! Нуаду рывком хватает мальчишку, что подал чашу, встряхивает, как щенка. - Кто дал тебе это?! – кричит он, но мальчик уже не слышит, губы расплываются в улыбке, глаза закатываются, и он обмякает. Из его руки выпадает искорка, со звоном падает на мраморный пол, катится ко мне и замирает, стукнувшись о край платья. На меня никто не смотрит, и я медленно опускаюсь на колени, сжимаю ее в ладони. Кольцо. Тяжелый мужской перстень с зимним опалом – символом Самайнского рода. Королевское кольцо. Я поднимаю глаза. Все смотрят на Имболка, а я смотрю на Мабона. И вижу на его губах улыбку. *** Княгиня молчит, опустив голову. - Впервые я слышу историю смерти моего брата из уст того, кто видел это своими глазами. Линайну мелко трясет. - Почему ты не сказала раньше? Почему ты молчала все это время? Почему, черт возьми, ты не сказала мне, кто убил моего отца?! – ее голос, сначала горький и ломкий, набирает силу и бьет набатом. - Я не знала, как… - Не знала, как?! Это что, шутка? Я полжизни провела в уверенности, что дядя – единственный мой родственник, которому я могу доверять, и это чуть не сгубило меня! А теперь оказывается, что все это время ты знала правду? Почему ты молчала, Йоль?! - А почему ты убила тех людей? – вдруг спрашиваю я. Вопрос срывается сам собой, но в глубине души я понимаю, что рано или поздно задала бы его. - Что значит… Я спасала наши жизни! - И другого выхода не было? Правда? Посмотри мне в глаза и скажи, что другого выхода не было. Маска злости ломается и осыпается, за ней – лицо, полное вины и раскаяния. Я делаю шаг вперед, но тут стекло лопается, и меня смывает волной куда-то в темноту.