Тринадцатое лето

- Ох, Алька, что б я без тебя делал! – с облегчением выдохнул я, оказавшись у себя. – Ну все, беги спать, пока никто не увидел, как ты ночью по корпусу расхаживаешь… А я отмоюсь и буду отсыпаться тоже. Но тот неожиданно заупрямился. - Ну ты иди, а я здесь покараулю… Ты же на ногу наступить нормально не можешь, еще грохнешься там об кафель, башку расшибешь… Сил спорить с Алькой у меня сейчас совсем не было, а потому я махнул рукой и, велев этому чертяке сидеть тихо, поковылял в душевую, вечно затхлую, с залитым полом (дырка для стока засорилась еще при царе Горохе). Вода, конечно, была чуть теплая, но и на том спасибо – я ведь по дороге в лагерь ввалился в какую-то яму, полную жирной грязи. Мылся и оттирался полчаса, наверное, не меньше, потом растерся полотенцем, обмотал его вокруг бедер и перевалился через порог, мечтая забраться под одеяло и отдохнуть наконец-то от этого бестолкового и совершенно неудачного для меня дня. Какое там! Первым, что я увидел, вернувшись в комнату, был Алька, хлещущий из горла купленное мной утром в городе самопальное смородиновое винище (виноградники-то уже повырубили…). Заслышав шаги, он оглянулся да так и застыл с бутылкой в руке, широко распахнув свои серые глазищи. И что с ним теперь прикажете делать? - Александров, я думаю, тебе прекрасно известно, что за нарушение дисциплины… - начал было я и запнулся, сообразив, как, должно быть, нелепо звучат педагогические нотации от еще не протрезвевшего человека, одетого в одно лишь мокрое полотенце и еле держащегося на ногах. Так мы и стояли, уставившись друг на друга, и я волей-неволей подмечал, как влажно блестят у него глаза и как от выпитого вина (стакан, не меньше…) на щеках Альки играет румянец. И досмотрелся – у меня встало. Ну что за злосчастный день! Отдохнуть хотел, называется… Я шагнул к нему, схватил за плечи и толкнул к двери. - Шагом марш отсюда, понял? Не тут-то было – Алька вывернулся из-под моей руки куда-то в сторону, и я, качнувшись следом и наступив на больную ногу, чуть не упал. И меня прорвало. - Я, блядь, в догонялки, с тобой играть не буду! Хватит измываться! Пошел к себе, быстро! Другой бы на Алькином месте уже давно летел вниз по лестнице, но этот упрямец (или дурак?..) лишь переступил с ноги на ногу и тихо спросил: - Почему ты меня выгоняешь? Я опять чуть было не сорвался на крик, но сумел-таки сдержаться. - Потому что. Это. Может. Плохо. Закончиться, - с расстановкой произнес я, скользя взглядом по его худому торсу, прикрытому лишь майкой, и дальше, к тонким жилистым ногам. Его сатиновые трусы топорщились спереди не хуже, чем на мне полотенце, и одного взгляда на эту выпуклость оказалось достаточно, чтобы я моментально забыл, как нужно дышать, и шагнул ему навстречу… - Ты хоть понимаешь, чем это может закончиться?.. – прошептал я, все еще пытаясь бороться с нахлынувшими желаниями. Алька медленно кивнул. - Я хочу, чтобы ты…Чтобы с тобой… - пробормотал он чуть хрипло, с такой интонацией, что меня пробрала дрожь. Не удержавшись, я привлек его к себе и провел по спине ладонью, очерчивая острые выступы лопаток и касаясь выпуклых позвонков, чувствуя, как Алька изгибается, прижимаясь ко мне сильнее. Он часто дышал, и его скрытый трусами член торчал так, что было очевидно – Альке хочется того же, что и мне, очень сильно хочется, так сильно, что на ткани уже проступило мокрое пятнышко… Проверив, заперта ли дверь, я потянул Альку к кровати. Узковато на ней было вдвоем, ну да мы же не спать собирались. Черт, черт, черт, какой же он горячий… Я коснулся его маленьких темных сосков, сжал (и едва успел приглушить ладонью его вскрик), а потом двинулся вниз и стянул трусы. Алькины же нетерпеливые руки развязали обмотанное вокруг моих бедер полотенце, так что мы оказались совершенно голыми. Я накрыл рукой его небольшой, но, кажется, вполне сформировавшийся член, и, едва не сходя с ума от ощущения этого влажного жара и твердости, нерешительно провел пальцем вверх-вниз по головке. Алька прикусил губу, дернулся, толкаясь в руку, и буквально через минуту кончил, забрызгав спермой мой живот и казенное серое одеяло. Происходившее сейчас настолько отличалось от того привычно-обыденного, бывавшего с девушками, что моя бедная голова, (к тому же, еще не протрезвевшая полностью), отказывалась понимать хоть что-то. Зато тело понимало, и очень даже хорошо. Точнее сказать, оно требовало. Требовало продолжения банкета и активных действий. Но каких? Если женское тело для меня, опытного, как я считал, самца, за два года постоянных перепихонов с девчонками в общаге перестало представлять какую-то загадку, то вот мужское (ну, ладно, ладно, – мальчишеское) было самой настоящей террой инкогнита. Так что не оставалось ничего другого, как исполнить роль первооткрывателя. Так я и сделал, отпихнув подальше мелькнувшую мысль о том, что можно остановиться сейчас, пока не поздно, и тогда, даже если кто-то что-то узнает, до тюряги дело не дойдет. Бред!.. Накуролесили мы с Алькой уже так, что в случае разоблачения сяду далеко и надолго.