***
Эта ноябрьская ночь в Нью-Йорке* выдалась холодной. Снег валил хлопьями, заметал тротуары и многочисленные фонари, которые от этого потускнели и почти не освещали улицы. Редкие автомобили пролетали быстро и незаметно, на мгновение разрезая снежную мглу светом фар. Сквозь вой ветра было слышно только вороньи крики, да и зимующих птиц в этом районе было совсем мало. По одной из улиц ехала небольшая машина с закрытым верхом, больше похожая на те, что можно было увидеть в старых черно-белых детективных фильмах. Она была светло-серой, чистой, с яркими фарами, благодаря чему выделялась в снежную бурю и была незаметна в хорошую погоду. В салоне были трое. Водитель — молодой мужчина в очках, явно японец по происхождению, одетый очень тепло и внимательно следивший за дорогой. Рядом на переднем сиденье находилась женщина лет двадцати с небольшим, видимо, англичанка, в слегка потертом клетчатом пальто и шарфе, обмотанном вокруг шеи и головы. Она то и дело оглядывалась на сидевшего сзади маленького мальчишку, пристегнутого сразу двумя ремнями и с интересом смотревшего в окно. В очередной раз повернувшись вперед, пассажирка нервно вздохнула и убрала под шарф завитую прядь волос, упавшую на нос. Красивое лицо женщины было задумчивым и грустным, а пальцы в перчатках с кружевными манжетами беспокойно теребили сумочку. — Томэо**, — негромко проговорила красавица, не поднимая глаз от своих рук. Голос дрожал — на улице было холодно, а одежда на пассажирке была отнюдь не подходящей для этого, — Ты уверен, что мы должны туда ехать? — Лилиан, дорогая, — отозвался мужчина с обреченностью и небольшим раздражением, — Ты же знаешь, как для меня важно это собеседование. Если я не получу работу в этой компании, мы просто умрем с голоду, и даже Кэссиди нам не поможет, она и без этого вся в долгах, еле кафе держит. — Неужели так обязательно было назначать собеседование именно на тот день, когда в городе такая метель? — не унималась жена, раздраженно оттягивая и снова сплющивая кончики пальцев на перчатке. — Он мог не знать… — предположил Томэо, пожав плечами, однако Лилиан отреагировала еще более сердито: — Нет, не мог! Такие люди всегда в курсе, что идет по телевизору, начиная от политических новостей и заканчивая гороскопом! Он просто совсем не думает о других людях и о чужих удобствах. Мистер Хамада помолчал немного. На самом деле, он и сам злился на своего будущего работодателя за такой неразумный выбор. Прогноз погоды, как верно подметила женщина, был объявлен еще вчера на всю неделю, и ведущая чуть ли не взахлеб расписывала, какая намечается пурга и какая небывалая низкая температура будет в понедельник. И новости шли по основному каналу. И не увидеть их было просто невозможно, если в доме вообще есть телевизор. — Ну, а чего ты от него ожидала? — равнодушно ухмыльнулся мужчина, который уже не сетовал вслух ни на что подобное, — Он богатый человек, у него своя жизнь устроена. Такому хоть кастрюлей по голове настучи, что тебе плохо — поправит прическу и даже не обернется. Да и не настучишь. С его-то охраной… А мне работа нужна. Пусть и у такого начальника, но всё равно нужна. На этом разговор оборвался. Лилиан снова стала дергать молнию на кармашке сумочки, не отвечая мужу. Женщина теперь уже перестала оборачиваться, тем более, что десятилетний сынишка сидел спокойно, как будто ему и дела не было до того, куда они в такую лютую погоду едут. — Тадаши, — впервые за время поездки обратилась Лилиан к мальчику, — Тебе не холодно? — Нет, мам, — помотал головой ребенок, но, когда он говорил, пассажирка всё же услышала, как стучат у мальчишки зубы. «Господи, » — вздохнув, подумала женщина, — «Если уж мы должны туда ехать, то сделай так, чтоб это было не напрасно!» После этого она едва заставила себя поднять голову и посмотреть вперед, стараясь отвлечься от холода наблюдением за более-менее видной проезжей частью. Машин было мало, хотя супруги уже въехали в Центр, а ведь здесь обычно было очень оживленно… … Резкий визг тормозов и скрежет уже остановленных, но почему-то еще движущихся по асфальту колес словно разбудил Лилиан. Томэо вцепился в руль, вдавливал педаль тормозов в пол, их машина остановилась, однако та, из-за появления которой пришлось затормозить, только ускорилась. Автомобиль Хамада через мгновение что-то неслабо ударило в левый бок, а супругов ослепил яркий свет фар. От удара легковая машина тут же подлетела в воздух, кувыркаясь и временами ударяясь то бамперами, то крышей о землю в кювете. Муж, жена и ребенок кричали, что было сил, все трое были пристегнуты, но от этого стало не менее страшно… Наконец, автомобиль упал в какую-то очередную небольшую яму, ухитрившись приземлиться в естественное положение. Казалось бы, всё, остановились, разбитые вдребезги, но живые… Супруги даже порадоваться не успели, да что там — даже опомниться. Переднее колесо стукнулось о что-то твердое, металлическое. Миг — и в воздух взвился столб дыма и пламени, а грохот взрыва потряс всю улицу. Автомобиль загорелся, как бумажка от спички. Большая часть огня пришлась на переднюю часть, хотя оттуда Томэо и Лилиан уже выбросило на снег. Их тела тоже тлели, и тающие снежинки не могли загасить искры. Одежда, лица, кожа — всё вспыхнуло при первом же порыве ветра, хотя и не настолько сильно, чтобы тела сгорели дотла… … На асфальте возле места происшествия столпились люди и машины. Полиция, пожарные, «скорая» — приехали все, разве что любопытных зевак еще не было. Да оно и к лучшему — в такую метель будет только труднее, если соберется толпа. Пожарные уже погасили пламя, несмотря на сильный ветер. Врачи перетащили на носилки мужчину и женщину, сильно обгоревших и с многочисленными другими травмами. Немного проверок, чисто для убеждения, дали опытным медикам понять: оба мертвы. Инспектор записал в протокол: «Несчастный случай». Казалось бы, всё ясно: в метель по какой-то причине эти люди поехали куда-то. Мужчина, который был за рулем, не справился с управлением, авто вылетело в кювет и подорвалось на мине. Хотя откуда взяться мине в центре их города, да еще и в придорожной яме?.. — Там еще кто-то! — возвестил один из пожарных, привлекая внимание коллег и сотрудников Службы Спасения и указывая на машину. Шесть человек бросились к указанной части автомобиля. Задние двери заклинило, пришлось вышибать тяжелыми огнетушителями. Мужчина оказался прав: на сиденье и правда оказался мальчишка, судя по судорожному, слабому кашлю, еще живой. Он был крепко пристегнут, откинулся назад, задыхаясь от сдавивших грудь ремней. Кто-то быстро разрезал их ножом (застежки были раскаленными и оплавились). Ребенок тут же свалился на руки пожарных. Он был в бессознательном состоянии, не видел бегавших вокруг людей и не слышал их вопросов. Только лепетал что-то в бреду, слов было не разобрать. Медики уложили его на носилки, однако, в отличие от родителей, перенесли не в труповозку, а в фургон «неотложки». Тонометр, капельница были подключены за несколько минут, и ребенка ввезли в салон, где потом присоединили и прибор для измерения давления. — Малец-то в рубашке родился, — усмехнулся пожарный, поправляя шлем, — Почти невредимый, а ведь взрыв-то был — о-го-го! — Ну, насчет «о-го-го» мы пока не знаем, — возразил инспектор, глядя, как полицейские осматривают место происшествия и собирают улики, — Черт знает, на чем они там подорвались… Эксперты-пиротехники уже начали выдавать свои версии: бомба стандартная, простая, но не самодельная — в устройстве всё конструировали профессионалы. На теракт не похоже: по этой улице почти никто не ездил, видать, со склада боеприпасов оружие везли, она и вылетела. Остановиться решили на этом варианте, по крайней мере, до того момента, как маленький свидетель придет в себя. Хотя на показания маленького мальчика возлагали не так много ожиданий: он сидел на пассажирском сиденье, тогда как весь удар пришелся на водительское. Правда, то, что ребенка при взрыве почти не ранило (врачи констатировали несколько ожогов второй степени и сотрясение мозга), казалось просто мистикой. Автоэксперты уже предъявили новые улики: передний бампер был почти полностью разнесен, однако на кое-каких деталях остались следы ДТП. Машина не сама съехала в кювет: в нее кто-то врезался, причем, это нечто было лакированным черным автомобилем. Более конкретно сказать было нельзя. Следы от шин уже замело, найти вторую машину не представлялось возможным. Если, конечно, ее не видел мальчик… … Допрос свидетеля состоялся лишь на следующий день. Ребенок еще в «неотложке» окончательно лишился чувств, и медики целые сутки держали его в реанимации. Тест ДНК доказал: погибшие были его родителями, следовательно, с помощью парнишки можно было установить их личность. — Я бы не советовал вам этого делать, — говорил следователю психолог, когда они вдвоем смотрели через дверь палаты на пострадавшего, — Для ребенка это будет ударом, мы еще не знаем, как на его психику само происшествие повлияло. — Господин доктор, я всё понимаю, — возразил полицейский, — Но врать детям — это не по мне. Тем более, он уже парень немаленький. Чем скорее узнает, тем лучше, иначе вы еще сильнее ему навредите, если после долгого скрывания скажете правду. — Как вам угодно, — покорился медик с явной неохотой, — Я забочусь лишь о здоровье пациента. Молоденькая медсестра сообщила, что больной приходит в себя. Инспектор, несмотря на протест врачей, первым вошел в палату, взяв протокол, и уселся на табурет возле кровати ребенка. Тот испуганно смотрел на всё и всех вокруг, будто не понимая, где находится. Его взгляд задержался на инспекторе, и мужчина не смог заговорить первым, чувствуя, что малыш сам хочет о чем-то спросить. — Где мои мама с папой? — еле собрав силы, пробормотал свидетель, с тревогой рассматривая полицейскую форму собеседника. Инспектор замялся. Он никак не ожидал, что отвечать на этот вопрос будет так трудно, и уже пожалел, что не дал сделать это профессиональному врачу. Но мальчик, казалось, прочитал его мысли, потому что, так и не дождавшись ответа, он тихим, дрогнувшим голосом спросил: — Они… Умерли? Да? Полицейскому ничего не оставалось, как согласно кивнуть. Так отвратительно он себя еще никогда не чувствовал. Уже сейчас ему было просто невмоготу даже начать банальный разговор, а ведь предстоял еще целый допрос, наверняка не на одну минуту… Малыш отвернулся к стене. По его побледневшему лицу потекли слезы, губы, в которых, казалось, не было ни кровинки, задрожали, хотя до сильных рыданий дело не дошло. Впрочем, возможно, он просто сдерживался, чтобы не расплакаться на людях — в таком возрасте дети уже не показывают другим свои эмоции в полную силу… Несколько минут молчания были тяжелее горы Джомолунгмы. Инспектор не мог задать ни единого вопроса, будучи не уверен, что ребенок сможет это нормально воспринять. Сам себе мужчина казался чуть ли не палачом, и даже смотреть на несчастное дитя ему было невозможно. Но ни истерики, ни хотя бы тихого плача не было. Малыш просто глубоко задышал, периодически жмурясь, и вскоре, как показалось полицейскому, совсем успокоился. Более того, он с не по-детски серьезным лицом повернулся обратно, к собеседнику, и строго, как будто пытался казаться старше на несколько лет, продолжил: — Вы хотели расспросить меня про аварию? Удивительно, но вопросы теперь задавал вовсе не тот, кому по профессии это положено. Однако спорить инспектор не стал. Раз уж мальчик сам идет на контакт, нечего усугублять ситуацию. Приготовив бланк протокола, мужчина начал допрос, записывая абсолютно всё какой-то старенькой синей ручкой: — Как тебя зовут? — Тадаши Хамада. — Сколько тебе лет? — Десять. «Странно,» — промелькнуло в мыслях следователя, — «А выглядит на двенадцать…» — Как звали твоих родителей? — он внимательно следил за каждым действием, как паренька, так и своим. Даже в голосе не должно было быть и тени строгости. — Томэо и Лилиан Хамада, — ребенок отвел взгляд, на миг съежившись, — Мы из пригорода. Еще у меня есть младший брат, его зовут Хиро. Он остался дома с маминой подругой, ему три года. — Расскажи, что случилось? — инспектору всё сильнее казалось, что сейчас ему тоже понадобится госпитализация: нарастающее напряжение действовало на нервы. — Мы… — Тадаши снова глубоко вдохнул, как будто ему не хватало воздуха. Врачи за стеклом укоризненно покачали головами, но прервать допрос не смели, хотя полицейский уже и сам собирался это сделать, решив, что малыш не выдержит. Но он недооценил силу характера старшего Хамада. Кое-как справившись с собой, тот всё же смог говорить дальше, — Мы ехали из школы, домой не успевали — папе надо было на работу устроиться, и он опаздывал на совещание. Мы отправились туда вместе, и мама с папой говорили о каком-то человеке, который не должен был в такую метель назначать собеседование. Я смотрел в окно. Там сначала ничего не было, а потом…-он сморгнул слезы, что-то сглатывая, -Потом я увидел, что на нас несется какая-то машина. Она была вся белая, большая, как грузовик, и на ней еще был рисунок. Она врезалась в нашу, и мы вылетели куда-то. А потом взорвались… Инспектор всё записал. Мальчик говорил понятно и связно, но что-то не давало покоя мужчине. Какая-то нестыковка… Он перечитал протокол и вдруг обратил внимание на одну деталь в показаниях Тадаши. — Постой, — немного удивленно произнес полицейский, вспомнив слова автоэкспертов, — Ты сказал, та машина была белой? — Да, — кивнул свидетель, нахмурившись, заметив волнение инспектора, — С черным рисунком. Какой-то цветок… Я не знаю его названия, но могу нарисовать. Мужчина выдохнул. Нестыковка сгладилась: наверное, второй автомобиль просто ударился той стороной, на которой был узор, и с него частички краски попали на бампер. Тогда всё сходилось… Инспектор протянул ребенку чистый лист и гелевую ручку. Всего через каких-то три минуты сосредоточенного рисования Тадаши отдал ему готовую работу. Увидев, что за цветок в стиле татуировок нарисовал свидетель, полицейский вздрогнул и едва пересилил желание расстегнуть воротник. Этот символ был ему знаком, как алфавит. Растерянно поблагодарив мальчишку, следователь поспешно вышел из палаты. Нужно было срочно связаться с начальником полиции. Дело принимало слишком серьезный оборот… … Тадаши не стал ждать, когда прибегут дотошные психологи и разные терапевты, такая возня только мешала. Отцепив капельницу, которая, по сути, уже была не нужна, парень перевернулся набок, зарывшись лицом в больничное одеяло, пропахшее лекарствами и нашатырным спиртом, и тихо зарыдал, прикусывая губу, чтобы не сорваться на громкий рев. Подосланная к маленькому Хамада медсестра была одарена настолько жутким взглядом за несвоевременное появление, что тут же метнулась обратно, предупредив остальных врачей, что сейчас к ребенку лучше не входить. Тадаши вспомнил о младшем брате. Малыш еще ничего не знал, да и как бы он смог понять, что родители больше никогда не вернутся, если толком-то не знал, что такое смерть? И придумать, что именно нужно говорить, пока Хиро не подрастет, старший так и не смог. И от этого заплакал еще горше… Метель не утихала, и под ее вой сильно уставший ребенок постепенно потратил все свои силы на бесполезные слезы. Рыдания перешли в частые и тихие всхлипы, и вскоре малыш забылся беспокойным сном…Глава 20. Что было одиннадцать лет назад...
21 июля 2016 г. в 17:36
Примечания:
*Город, в котором жили братья с родителями до переезда в Сан-Франсокио (по выдумке автора).
**По-моему, в Disney Wiki я читала, что отца Тадаши и Хиро зовут именно так. Да и частое употребление этого имени для него в фандоме только укрепляет подозрения.
Бережно стараюсь сохранить интригу.
Жду отзывов)