Возвращение с Того Света.

***

      Неподалеку от театра «Рыжий Лис» есть музыкальная студия. Названия у нее нет, да и обучаться там почти нечему и не у кого. В ее здании всего два этажа небольшой площади, пристройка вахтера — шестидесятилетнего дедушки с метлой, свято верящего в неприкосновенность этой территории — да небольшой дворик, заросший ромашками и клевером. Пять или шесть крепеньких кленов, зелень которых благодаря раскидистым, переплетенным вместе веткам похожа на арку, выросли и стали выше дома, и изредка на них ютились птицы.       Сама студия с недавних пор превратилась в нечто вроде склада для инвентаря при музыкальной школе в этом же районе. Здесь можно было найти любые инструменты, от кастаньет до арф, кое-где завалялись оставленные учениками ноты. Единственное, что мешало попасть сюда — вахтер. Для своего возраста он был очень прыток, а также вреден, необщителен и предан своей работе, несмотря на частичную заброшенность охраняемого. Но с этим препятствием можно было как-нибудь справиться… …       Хиро любил эту студию. Когда-то, еще в годы ее популярности, он здесь занимался на нескольких инструментах — искал свой, близкий. Найти было сложно: каждый хранил что-то особенное, уникальное. Звук саксофона, конечно, и не для музыканта будет отличаться от звука скрипки, но ведь любой из них по-своему интересен, красив. И для обучения игре на каждом нужно время…       Вахтер помнил его еще восьмилетним. Младший Хамада вместе с братом часто ходили сюда в течение трех лет — потом студию расформировали. Когда парнишка прошел недлинную аллею из деревьев, пораженно глядя на раскидистые ветви над головой, старик едва не выбежал к нему навстречу.  — Здравствуй, — с акцентом поздоровался старик, когда гений поравнялся с пристройкой. Хиро усмехнулся в ответ и многозначительно кивнул на входную дверь, мол, как там сейчас?  — Входи, — доставая связку ключей, пожал плечами вахтер, — Можешь поиграть, если хочешь.       Хамада прекрасно знал, что сам сторож очень хочет услышать его игру. Будучи родом из далекого Токио и чистокровным японцем, выучивший здешний язык через известный этап «My English is the capital of Great Britain», сторож приходил в молчаливый восторг, когда из открытого окна кабинета, где занимался мальчик, слышались традиционные японские песни или мелодии. Изредка парнишка даже специально их играл, только для другого благодарного слушателя…       Погремев ключами, старик распахнул железные двери. Холл студии, выкрашенный в синеватых тонах, осветился несколькими лампами под потолком. Двери за вошедшим ребенком тут же закрылись, однако он знал, что может выйти — сторож никогда не запирал их, если внутри кто-то был.       Белоснежное освещение еще больше усиливало краски, и от стен веяло холодом. Что-то знакомое…       Наверное, дворец Снежной Королевы выглядел именно так, как комнаты этой студии. Хиро шел по мраморному полу, старательно вымытому, и в каждом помещении сразу включал свет. Выглядело здорово, как будто перед ним появлялась дорога в какую-то туманную страну, возникая из темноты по частям. Шаги гулко отдавались под потолком, эхом рассыпаясь там тихим стуком. Мальчик не смел крикнуть — тишина была настолько завораживающей, что даже дыханием было страшно ее нарушить.       Залы, разукрашенные в стиле романтизма, в светло-голубых тонах, были огромны. Кое-где мрамор сменялся паркетом — здесь занималась танцевальная группа.       Вот и актовый зал. Он превосходил в размерах все предыдущие и производил во много раз большее впечатление: толстые колонны в каждом углу, картины различных мастеров со всего мира, от портретов до натюрмортов, ряды синих стульев для зрителей, ровные и очень длинные. И сцена — необъятная, с занавесом, вышитым золотой ниткой, со ступеньками, чтобы ребята, участвовавшие в концертах и сидевшие в зале, могли подняться. А по центру сцены — роскошный, большой, лакированный белый рояль.       Хиро помнил этот инструмент. Это было достоянием школы, вещь дорогая, на нем играли все самые знаменитые пианисты. Здесь же он использовался исключительно для концертов, экзаменов, сдаваемых директору, или для того, чтобы приезжие гости или комиссии подивились…       В зале поддерживали одинаковую температуру — не дай Бог расстроить! Инструмент ежедневно протирали, проверяли и перепроверяли, поэтому сейчас он сиял чистотой, как будто был совсем новым, только-только с фабрики.       А вокруг примостились футлярчики со скрипочками, которые мог бы взять только пятилетний ребенок, флейтами и различными духовыми инструментами, на стуле чинно стоял аккордеон, тщательно запакованный, несколько бубнов и ударная установка примостились в самом углу — среди учеников их мало кто предпочитал.       Мальчик медленно обошел рояль вокруг. С трепетом открыл крышку, провел рукой по чистым, гладким клавишам. Не холодные. Странное ощущение абсолютной гармонии между морозом и теплом, совсем не совместимое с интерьером вокруг.       Хамада осторожно нажал одну клавишу. Высокий, чистый, ровный звук разнесся по всему залу, наполнил собой воздух ровно до той секунды, пока парень не убрал руку. Окончательно осмелев, тот сел на белоснежную банкетку. Надо же, за три года так вырос… Раньше нужно было после всех старших учеников, выступавших первыми, по десять минут регулировать высоту, а сейчас сел — и сразу всё удобно…       Хиро пробежался пальцами по клавиатуре, не нажимая. Октава берется уже вполне неплохо, да и тянуться мизинцем к большим диез-бемольным клавишам не надо — само получается. Попробовал сыграть без звука несколько пьесок с педалью. Ноги тоже нормально достают.       Удостоверившись, что проблем с игрой возникнуть не должно, гений, глубоко вдохнув, по привычке выпрямив спину и разведя плечи, поставил ногу на правую педаль и заиграл одно произведение за другим. Бетховен, Моцарт, этюды Черни, Бах… Как только это всё не забылось? Раньше были проблемы с «Für Elise»*, теперь же пальцы двигались, будто сами собой. Хиро не успевал удивляться — на ум приходили всё новые мелодии, давно заученные. Музыка то лилась слабым ручейком, то билась бурной рекой. Над нотами мальчик не задумывался, играя и чувствуя только то, что слышал. Неожиданно для самого себя выдал в бешеном темпе фрагмент «Венгерской рапсодии», а потом, не переводя дыхание, «Турецкий марш».       От каждого произведения возникали новые эмоции, новые мысли. Хиро вспомнил, как в этом зале, на отчетном концерте, сидел на первом ряду Тадаши. Они с тетей всегда ездили на его выступления, брат даже пропускал школу, чего никогда бы не сделал без очень важного повода. Старший сидел и смотрел на мальчишку, не отрываясь, и на уроках, и на концертах. И малыш играл так хорошо, как только мог, и изредка бросал взгляды на юношу, а тот незаметно кивал, будто говоря:«Хорошо, братишка, продолжай».  — Я ведь тебе играю, — пробормотал подросток, выводя томное legato** в каком-то менуэте, — Хоть послушай…       Перешел на более современные произведения. Как-то вместо домашнего задания гений выучил «Marriage dʼAmour», и учитель не стал на него ругаться, только подсказал, как на более трудных местах расставить цифры***, чтобы было удобнее. Играя эту мелодию, мальчишка вспоминал дни после полета Абигейл. Дни бесконечных вопросов и отсутствия ответов на них… …       Тадаши пришел домой поздно. Даже очень. Хиро уже успел сыграть в несколько новых игр, переделать пару давно собранных роботов и несколько раз сменить пароль на компьютере. Внизу были слышны шаги тети Кэсс: она волновалась. Почти одиннадцать, ее старший племянник никогда так не задерживался. Даже в институте.       Младший упорно старался сконцентрировать внимание на любых занятиях, какие только были в доступности. Даже открыл почитать журнал по робототехнике, который пылился на полке уже несколько лет, поскольку всё, что только возможно, Хиро по нему уже собрал. Конечно, сейчас парень только фыркнул, увидев последние несколько чертежей — журнал с самым большим тиражом, а ничего интереснее микроволновки на ножках придумать не могут.       Юный гений снова уселся на пол, взяв в руки приставку. Еще три игры на дисках были нужны, только чтобы немного отвлечься. Промелькнула мысль быстренько смотаться на бот-бой, но тут же и пропала. Не хотелось тратить аккумулятор в новом роботе чисто ради того, чтоб не нервничать.  — Вот… Вот где его носит?! — зарубив мечом монстра в виртуальной Вселенной, сердито пробурчал мальчишка, — Второй час ночи, нормальные люди уже спят себе спокойно, а ему всё на месте не сидится! «Энерджайзер», чтоб его…       Ворчание подростка очень смахивало на то, как во время очередного тайного похода Хиро на нелегальные побоища говорил Тадаши, после чего неизменно садился на мотоцикл и ехал за младшим, надеясь успеть и не дать тому вляпаться в очередную заварушку. И гений уже собирался так же бросить все свои занятия и, выведав у тёти, куда отправился изобретатель, поехать туда же. Но в этот момент на первом этаже послышался звон колокольчика над входной дверью, а так как кафе уже было закрыто, посетителем мог быть только один человек.       Младший Хамада едва сдержался, чтобы не рвануться со всех ног вниз и не начать громко ругать брата за очень долгое отсутствие. Решив добавить солидности моменту и значимости своим переживаниям, подросток просто уселся на кровать, облокотившись о колени, спиной к выходу. Так сидел старший каждый раз, когда мальчик возвращался с боев.       На лестнице послышались тяжелые шаги, как будто раненый поднимался, зажимая рукой кровоточащий порез или пулевое ранение. Хиро даже стало страшно: а вдруг с Тадаши случилось что-то очень плохое? Вдруг на него напали, и он из-за серьезной травмы еле ноги волочит?       Подросток всеми силами заставил себя не оборачиваться. Если брату плохо, он хоть позовет, попросит помочь…       Но никто не окликнул Хиро. Тадаши просто прошаркал на свою половину комнаты, похоже, даже не взглянув на мальчишку, и плюхнулся на кровать. Подросток глянул на него: юноша лежал на животе, зарывшись лицом в сложенные на подушке руки, не издавая ни звука. Только плечи чуть заметно тряслись…       Ошарашенный гений остолбенел. Он не мог поверить своим глазам. Его сильный, смелый, всегда веселый или серьезный брат… плакал?       Младший встал с кровати и осторожно, медленно приблизился к постели старшего. Тот никак не отреагировал. Хиро прислушался. Дыхание тяжелое, прерывистое, изредка слышны тихие всхлипы. Что-то нехорошее, определенно, случилось, и почему-то подростку казалось, что это связано с ним.  — Тадаши, — негромко позвал мальчик. Нет ответа, — Тадаши, ты… Ты, что, плачешь?.. Ты из-за меня, да? Из-за того, что я тебя вчера не послушал и на бои ботов поехал? Так я же уже извинился… И выигрыш вернул… Или ты из-за того чертежа? Ну, прости, я не знал, что для тебя это так важно… Ну, не плачь, — он аккуратно, едва касаясь, провел пальцами по хорошо причесанным, но немного лохматым волосам изобретателя, стараясь делать это как можно ласковее, чтобы не разозлить собеседника еще сильнее, — Ну, хочешь, я новый начерчу? Точь-в-точь, как у тебя был! И не пролью на него чай, обещаю! Ну, пожалуйста, не плачь…       Хиро боялся. Он видел Тадаши любым: сердитым, разгневанным, уставшим, раздраженным… Но не таким. Не раздавленным поди-пойми-чем, не отстраненным от реального мира. Это был совсем другой Тадаши. И смотреть на него было невозможно…       Старший чуть приподнял голову и посмотрел на мальчика. Странно, лицо красное, но сухое…  — Я не плачу, — дрожащим голосом пояснил он, переворачиваясь на спину и устремляя взгляд в потолок, — Мне просто плохо.  — Воды принести? — задал самый логичный вопрос подросток, готовясь после утвердительного ответа рвануться на кухню и притащить хоть целый кулер.  — Не надо, — покачал головой Тадаши, сглотнув слюну и зажмурившись на секунду, — Хиро… Она погибла…       Больше он ничего не смог сказать. Юношу затрясло, будто в лихорадке, он сжал челюсти, скривив губы и обнажив ровные, здоровые зубы. Подросток не мог пошевелиться: ему стало настолько жутко, что всё тело будто онемело. Тадаши несколько раз так же точно скривился, словно переживая тяжелый приступ, дыша шумно и глубоко, а затем успокоился. По сомкнутым ресницам скатилось несколько слезинок, только что сжимавшие простыню с огромной силой пальцы теперь без легчайшего подергивания лежали на мятой ткани. Изобретатель расслабился, но выражение его лица осталось всё тем же душераздирающе-несчастным.       Хиро не посмел больше ничего спрашивать, хотя было очень интересно, что же это за «она», а точнее, кто. По тону парня было понятно, что пока лучше довольствоваться самим фактом. Мальчик осторожно укрыл старшего брата одеялом, как в первые годы учебы юноши в СФИТе, когда Тадаши засыпал прямо за компьютером или отчетом, и маленький гений сам «утеплял» его холодными осенними вечерами. Подросток даже поправил край одеяла на плечах парня, чтобы было не слишком жарко, и аккуратно, едва дотрагиваясь до кожи, потрогал его лоб. Горячий, совсем горячий…       Эту ночь Хиро провел у постели брата. Он и сам хотел спать, но старшему почти каждую минуту снились кошмары, он метался по кровати, сваливая на пол одеяло, подушку… Парнишка неизменно будил его, каждый раз заново обустраивая место сна и, на всякий случай, включив светильник.       Тадаши говорил во сне. Невнятно, слабо, как будто у него во рту был горячий рис или пюре. Но из всего более-менее членораздельного выделялась одна фраза, повторяемая много-много раз:  — Машина неисправна… …       Хиро убрал руки с клавиш. Звуки замерли, остался лишь легкий, переливчатый звон одной из самых тонких струн, похоже, «ля» четвертой октавы. Надо будет попросить поменять струну: звук не то чтобы неприятный, но назойливый.       Мальчик переводил дыхание, опершись лбом о пюпитр, опустив руки на колени. За час-два он без остановки сыграл большую часть программы за три класса обучения и дополнительные занятия. Плечи устали — гений так и не научился их не зажимать, а ведь все преподаватели говорили, что это очень нужно устранить…       Последнее произведение еще звучало в голове, каждая нота, как в сольфеджио, пропевалась словами, причем, голосом учителя по этому же предмету. Что-то среднее между оперным голосом и тоном экскурсовода.       Хамада снова выпрямился. Часть напряжения спала, даже мысли в голове на фоне так и не утихающего «Marriage» стали менее пессимистичными…       За последние два дня гений успел возненавидеть тот факт, что он узнал о спасении Тадаши. Каждую секунду появлялось желание рвануться в этот проклятущий подвал, чтобы удостовериться, что юноша жив и здоров. Ни одной весточки за всё это время тот так и не подал, единственное, что напоминало о нем (разве что в чересчур занудной форме) — Бэймакс. Но и он не мог дать достаточно информации, чтобы подросток перестал ежеминутно требовать включить сканер, второпях напяленный отдельно от костюма на голову робота, и дать точные данные о том, в порядке ли старший Хамада.       Эти два дня прошли, как на вулкане. В любой миг могла оборваться связь с Тадаши, и не только беймаксовская. Хиро внезапно вспомнил, что так и не отдал кепку брату, а ведь во время первой встречи она была у мальчишки с собой…       Гений был ученым до мозга костей. Единственное, что как-то разбавляло серую однообразность исключительно научных мыслей — знание японской мифологии и традиционная вера, но даже они уже присутствовали в нем в совершенно ограниченном количестве. Мистика же не увлекала младшего Хамада никогда.       Однако наивная, почти детская уверенность в то, что именно через определенный предмет люди могут оказаться связаны прочнее всего, ни разу не вызывала сомнений. Кепка, носимая изобретателем уже шесть лет и подаренная от всей открытой родной души, непременно должна была стать тем самым, через что Хиро мог чувствовать малейшие изменения, происходящие с его братом…       Не теряя ни минуты, мальчик встал из-за рояля, словно на прощание, провел пальцами в последний раз по клавиатуре и закрыл крышку. Парочку японских песен удалось вставить в импровизированное выступление, вахтер наверняка должен был остаться доволен.       Впрочем, подросток не стал слушать излияний благодарности. Сделав страдальческое лицо а-ля «Не трогайте меня никто», он твердым шагом направился прочь из здания. Прорицательный сторож, несмотря на все удовольствие, полученное от услышанной родной музыки, додумался ограничиться коротким «До свидания!» и только проводил сочувственным взором ударяющуюся по тропинке худенькую фигуру в мешковатом повседневном костюме, с вечно лохматыми волосами… …       Хиро доехал до дома без приключений. По иронии судьбы, трамвайная дорога из студии к кафе пролегала через остановку «Институт робототехники». Несмотря на то, что до дома подруги было всего несколько минут ходьбы по неоживленным улицам, а транспорт ходил с промежутком в четверть часа, юный Хамада решил не заходить сегодня в гости к Абигейл. Он был в достаточно взволнованном состоянии, тем более, хотел поскорее проверить, в доме ли необходимая ему вещь. Хиро только бросил короткий взгляд в переулок, которым и начинался маршрут отсюда до профессорского дома.       В очередной раз трамвай с ярким граффити на дверях «Fast» не оправдал громкого эпитета: ехал он медленнее, чем можно было ожидать, даже поездив на всех остальных. И это очень злило маленького гения — ему-то нужно было приехать к кафе быстро.       Вопреки опасениям, поездка, во время которой подросток чувствовал себя маринованным огурцом в толпе пассажиров, заняла всего полчаса. Выпихнувшись из массы людей и демонстративно вдохнув воздух с шипением, парень помчался к парадному. На двери висела табличка «открыто».       Прошмыгнув через целый зал клиентов, мимоходом крикнув возившейся у кофемолки хозяйке: «Привет, тетя Кэсс!» миновав ресторанную кухню, Хиро выскочил на задний двор. Бэймакс был на верхнем этаже, так что опасаться того, что он увяжется за мальчиком, не понадобилось.       Уже на горизонте алел закат, окрашивая в оранжево-пурпурный цвет облака и добавляя теплых оттенков во всё, на что падал свет. Прохладный вечерний ветерок чуть колыхал траву и листья на деревьях. Хиро не стал наслаждаться прекрасным пейзажем, вбежав в гараж и закрыв дверь. Здесь он включил всё, что могло светить, в том числе пластмассовый грибочек с фонариком и глуповатой нарисованной мордашкой.       Костюм для управления роботом лежал, как обычно, в общей куче разного барахла. Покопавшись в ней, подросток нащупал знакомую мягкую ткань с ниточной вышивкой и вытащил на свет заветную кепку.       Хиро очень сердился на себя за собственную неаккуратность. Эта кепка раньше хранилась на кровати Тадаши или на его столе, гений берег ее, как драгоценность. Сейчас она была в пыли (естественно, два дня лежала нетронутой) и даже немного помята.       Парнишка держал головной убор в руках, всматриваясь в каждый изгиб двухцветного иероглифа, в то, какими цветами отливала кепка при разном освещении. Мальчик невольно улыбнулся, представив, как Тадаши, сняв черную шапку-шарф, привычным движением нацепит на голову дорогой подарок, поправив, чтобы сидело ровно.       Младшему Хамада стало так хорошо от прикосновения к этой кепке, так легко на душе, что он без колебаний понял: с ее хозяином всё в порядке. И в глубине своего сердца Хиро твердо это знал… …       Несколько часов спустя подросток все же решился встать, прервав светлые воспоминания, связанные с братом. Нужно было, в конце концов, выбрать, куда положить ценную вещь, чтобы, вернувшись, старший смог сразу ее надеть. Гараж изначально был домашней лабораторией Тадаши, Хиро же здесь работал только во время поисков Йокаи. Вообще, находясь в этом помещении, он чувствовал себя не в своей тарелке, даже если был чем-то занят. Как будто получил в наследство огромный дом, в котором раньше жил кто-то из близких…       Гений зажмурился и встряхнул головой. Нет, Тадаши вернется! Возможно, он даст братишке заниматься проектами здесь, даже выделит пространство для работы, но тоже будет конструировать роботов в этом гараже.       Хиро положил кепку на клавиатуру одного из компьютеров. Старший не отдавал предпочтения никакому, насколько помнил мальчик, и выбрать пришлось наугад.  — Ну, надеюсь, всё обойдется, — пробормотал Хамада, выходя из гаража и запирая дверь. На улице уже было темно, и вернуться в дом надо было поскорее.       Гений шел неспешно, теперь уже с удовольствием дыша чистым воздухом и засунув руки в карманы. На участке царила тишина и безмятежность.       Внезапно парень замер в двух шагах от двери черного входа. Ему почудился какой-то шорох со стороны рассады, возле забора. Там росли высокие кусты шиповника, уже отцветшие, но еще густо покрытые листьями. И вот эти самые листья как-то подозрительно шевелились.       Любой другой человек, увидев подобное, кинулся бы хоть в какое-нибудь укрытие. Особенно если рядом есть дверь его родного дома, которую данный человек может открыть за пару минут. То ли Хиро не хватило догадливости и инстинкта самосохранения, то ли он был излишне храбр, но, как бы то ни было, он направился совсем не к убежищу.       Крадучись, как охотник, подстерегающий редкую добычу, парень начал приближаться к странным кустам, вглядываясь в темноту. Собственно, толку от этого было маловато, зато интерес только усилился. Мысленно убеждая себя, что это либо собачка, либо ветер, Хиро, уже находясь в двух шагах от рассады, остановился. Что-то звякнуло.  — Т-Тадаши? — слабо выдавил изобретатель, всей душой молясь, чтоб это были микроботы и старший Хамада, который просто решил проследить за безопасностью гения. Никто не ответил.       За спиной послышались чьи-то тихие шаги. Хиро молниеносно обернулся. Сердце билось, как птица в клетке, дрожащие пальцы не удавалось сжать в кулаки.       Сзади высилась громадная, двухметровая фигура, полностью одетая в черное, с абсолютно однотонной маской на лице, в спортивном костюме, с крепким темным шестом в руках. С первого взгляда на неизвестного стало понятно: это был не Тадаши…       Мальчишку охватила паника. Он был в два раза ниже незнакомца, далеко не так развит физически. Шансов защититься в случае нападения не было.       Хиро хотел позвать на помощь, чтобы Бэймакс услышал и знал, что друг в опасности. Даже если помешать преступникам не получится, по крайней мере, ребята будут предупреждены, смогут разобраться со сканером. Но выкрикнуть получилось только короткое «Помо-ум!», после чего кто-то подошел к ребенку со спины и зажал огромной шершавой ладонью рот. Хамада не успел даже выдохнуть — по виску стукнуло что-то твердое, похоже, рукоятка пистолета. В глазах мгновенно зарябило, в ушах зазвенело, мальчик уже не смог ничего сообразить и кулем рухнул на чьи-то руки, и не пытаясь остаться в сознании. Последнее, что он заметил — надувная фигура в окне третьего этажа, которая была плохо видна из-за выключенного света в комнате. Дальше подросток уже ничего не помнил… …