Возвращение с Того Света.

***

      Канун ноября вышел точно таким же дождливым, как и весь месяц. Капли барабанили в стекло, туманили свет, падающий из окна в комнату. Жалюзи, достаточно редкие и неширокие, урезали не так много этого света.       Тадаши не любил дождь. Более меланхоличного явления он в природе и не встречал, а для вечно стремящегося к чему-то изобретателя хуже серости и обыденности ничего не бывает. Однако, несмотря на это, вот уже не одну неделю он проводил большую часть времени у окна, глядя на самый скучный из вариантов вида на улицу. Даже новые, каждый день приносимые Хиро, конспекты занимали его не более, чем на час: на лекции время растягивалось оттого, что преподаватели зачастую диктовали медленнее, давая переписать более детализированно. А старательно сделанные записи брата нии-сан читал быстро, понимая материал так же, как и вживую.       Губы старшего Хамада тронула виноватая улыбка. Хиро так стремился помочь, сделать как можно лучше и больше… Он не виноват, что этого оказалось недостаточно.       Правда, гораздо ценнее было то, что ребенок делился с братом не только знаниями, но и в гораздо большей мере своим сердцем. Чего только стоят эти блестящие, воодушевленные глаза, устремленные на, казалось бы, бесполезного инвалида. Однозначно, младший не обращал внимания на плохую сторону положения Тадаши, стараясь сделать его скучную жизнь хоть немного ярче.       На подоконнике лежала заколка в форме цветка, инкрустированная ярко-зелеными стразами. Юноша взял ее в руки, поднеся к глазам и рассматривая блестящий узор. Ее точно забыла Эби, когда ушла на кухню, оставив жениха в комнате.       Вспомнив о девушке, Хамада мягко и тихо рассмеялся. Он не мог понять до конца, что она ему сказала тогда:       «Я хочу быть рядом с тобой не только физически…»       Рядом… Она, безусловно, всегда рядом с ним. Даже в такие часы, когда еще только идет к дому, девушка все равно рядом. Но о чем тогда она говорила, если для Тадаши время, когда его невеста уходит по делам, превращается в несколько минут одной ментальной связи?..       Внезапно юношу осенило. Эби видела его улыбку, слышала его смех, чувствовала его поцелуи. Многие в его положении становились мрачными, замыкались в себе, но не показывали каких-либо хороших эмоций.       «Она думает… Если я не стал таким, значит, я могу справиться со своей болезнью. Она говорила, что хочет стать сильнее. Неужели Абигейл считает и меня сильным?»       Почему-то эта мысль вызвала желание истерично расхохотаться. Младший братик, тетя, невеста — они все считают его сильным! Он ног своих не чувствует, еле подавляя панику от этого. Какой тут героизм?       «Я… Я просто не стою всего того, что они делают ради меня,» — закрыв руками лицо, подумал юноша. Ледяные ладони вызвали на коже мурашки, и Хамада легко вздрогнул, — «Я не оправдал их надежд.»       Внизу вновь послышались голоса. Один из них принадлежал тете, а второй…  — Мисс Хамада, — глухо донеслось с первого этажа, — Я на минутку. Хотел дочку повидать, мы в последнее время редко пересекаемся.  — О, конечно, профессор, — ответила женщина, а затем заговорила так тихо, что студент уже ничего не расслышал.       Тадаши усмехнулся, скрестив руки на груди и прикрыв глаза. Очевидно, у Кэсс с Каллаганом уже появились какие-то особые секреты, которые они хранят от детей. Хотя, учитывая характеры младшего поколения живущих в этом доме, такие меры предосторожности попросту бессмысленны.       На лестнице медленно застучали чьи-то шаги. Странно, что не тетины: Хиро уже должен был уйти на практику, а Эби сказала, что собирается помочь вымыть посуду и прибрать в кафе, что за десять минут сделать просто невозможно.       Хамада искренне удивился, когда увидел в дверном проеме своего профессора. Пальцы слабо дрогнули при виде черной медицинской повязки, однако юноша заставил себя слабо улыбнуться.  — Здравствуй, Тадаши, — мягко поприветствовал его учитель, проходя мимо половины Хиро за отодвинутую ширму.  — И вам не хворать, — усмехнулся студент, почтительно пригнувшись в качестве поклона. За время, проведенное вместе, скрываясь, они уже достаточно сблизились, однако уважение к профессору Тадаши выражал в самой лучшей форме.       Мужчина мельком осмотрел комнату и кивнул, словно что-то одобряя. Наверняка, порядок наводил сам парень. Ну, или Абигейл.  — У тебя тут чисто, — как бы невзначай заметил Роберт, а затем коротко засмеялся, — Братец твой в твоей лаборатории так старается не развести бардак, даже гаечки не хуже Васаби раскладывает.       У Хамада сил едва хватило на улыбку. Хиро никогда не страдал манией чистоты, так что это стало по-настоящему приятной новостью.  — Возвращаться не собираешься? — спросил профессор как будто бы буднично и без особого акцента. Однако он был гением, обращавшимся к такому же гению, и только слепой человек не увидел бы, как между ними промелькнуло нечто скрытое, невероятно тонкое, но уловимое.       Хамада понял его. Это не было похоже на просьбу, приглашение, приказ. Только Каллаган мог просто спросить и вместе с тем точнее всего выразить свои мысли.       Более свободно в плане ответа спросить не удавалось еще никому. Роберт давал своему ученику полноценный, равносильный выбор.       Тадаши вздохнул.  — Профессор… Скажите честно, — в его голосе отразилась какая-то беспомощность, мольба, почти что детская, — Зачем я вам? Я бесполезен, вы могли бросить меня в здании, могли спокойно оставить инвалидом, могли не жертвовать своим глазом… Зачем? Я же обыкновенный. Я просто слабый, профнепригодный…       Он не стал распространяться дальше, прекрасно поняв, что уже это было лишним. Каллагану не нужно говорить длинно и детально, он поймет суть, даже если ее выразить одной фразой. Такая открытость, скорее, нужна была самому юноше.       Роберт стоял, и его взгляда собеседник даже со своего ракурса видеть не мог. В противном случае он бы сию же секунду отказался от своих слов, да еще и извинился.       Больше со стороны парня не донеслось ни звука, и учитель понял, что теперь настал его черед. — Выговорился? — произнес мужчина, и невозможно тяжелая сталь зазвенела в его тоне, неумолимо затягивая слова в самую душу слушателя. Не дождавшись ответа, профессор резко схватил своего студента за плечи и, когда тот от неожиданности поднял на него взгляд, заговорил гулко и строго, так, как говорят только самые близкие наставники, — А теперь выслушай меня внимательно. Твоя слабость, твоя инвалидность — все это временно. Нет в мире ничего, что не кончилось бы. Крей думал, что его компания просуществует долго, и что его преступные махинации никогда не будут раскрыты. Тут далеко ходить не надо, хотя на опыте с убеждениями о плоской Земле на трех слонах можно доказать то же самое. Тадаши, то, что ты сказал — не более, чем крик твоей усталости и твоего страха потерять ту заботу и ту поддержку, что у тебя есть. Ты думаешь зеркально наоборот: что твоя болезнь будет вечна, а любовь к тебе и твоя семья — нет. Ты обманываешь сам себя. Ты не в то веришь, и это мешает тебе стать сильнее. Все они, — перед глазами студента пронеслись образы ребят, как в быстрой раскадровке, — Надеются на то, что ты выздоровеешь. И только ты думаешь об обратном. Открой глаза, Тадаши. Вырвись уже из своих иллюзий, реальность прямо им противоположна!       Хамада замер с приоткрытым ртом. Он не мог ничего сказать, ведь слова профессора по-настоящему проняли его и заставили повернуть мысли в совсем другую сторону.       «Я должна стать сильнее!»       «Нии-сан, я успею до каникул, честное слово!»       «Родной, не волнуйся, в кафе все в порядке, я справлюсь.»       Они все… Они верят в другого Тадаши. Они верят в того, кем он был до пожара. Даже чуть позже — до взрыва. Они видят в нем не инвалида, а человека, пытающегося перебороть свою боль. И сейчас тот, прежний, едва не погибший окончательно, старший Хамада наконец-то смог проснуться в затуманенной ранами душе.  — Я…       Парень впервые за все это время посмотрел на все с другого угла. Хотя сам говорил об этом брату.  — Я не подведу их…       На грани слышимости, но Каллаган понял эту фразу. И улыбнулся так, что мелкие морщинки на его щеках внезапно исчезли. Он будто стал на десять лет моложе, и единственный глаз загорелся тем самым светом, какой появляется, когда исполняется самое заветное желание человека… …