Вселенная в твоих глазах

Автор LSHmademoiselle Кто-то боится смерти, но тому, кто уже мертв, все равно? Кто-то панически боится одиночества, но тому, кого запирали в собственном гробу, лишая жизни, даже монстром, все равно ведь? А что насчет того, кто был закрыт в тюрьме, созданной семьей? Того, кто провел это время в заточении, мечтая сдохнуть, мечтая вонзить себе в сердце осколок от очередной бутылки виски, от которого уже тошнит, и никогда не воскреснуть снова? Он сбился со счета сколько раз пытался покончить это жалкое существование самоубийством. Такому есть чего боятся? Ответ: нет. Такой ничего не боится — нечего терять. У нее мертвое сердце, но вот она боится, считает еретик. Ему кажется, что он чувствует ее страх точно так же, как аромат горько-сладких трюфелей в кондитерской на соседней улице, что была в его персональном аду все это чертово время. Он подбирается сначала совсем медленно, а потом накрывает так, что у нее хрустят кости под его пальцами. Или это только в его воспаленной фантазии? Это приходит нежданно. Вот ты древний вампир, способный разорвать на части одной рукой, не портя при этом маникюр. А в следующую секунду уязвимая… прямо как человек, а не древняя. Кай Паркер — это зараза. Это болезнь, похожая на сумасшествие и чуму. И Ребекка Майклсон была больна и тем, и тем какое-то время. Была, потому что в прошлом. Но эти глаза в толпе, вынимают воспоминания, что она похоронила где-то глубоко в себе, засыпав тяжелой землей. Она, как зараженная этой болезнью, пыталась понять того, кто не ждал ее понимания. Трудная семья — ей ли не знать, когда родной брат вгоняет кинжал тебе в сердце, когда ему это будет удобно. Ребекка знает, что такое, когда кажется, что не заслуживаешь такого отношения, но получаешь каждый раз удар в спину — будь то от родных или близких друзей. Ей казалось, ему хочется просто быть понятым, быть любимым, от счастья, семьей… хоть кем-то… ей? Но он провел слишком много ночей крича во все горло, чтобы хоть кто-то его услышал, пока не понял, что это бесполезно. И Паркер этого никогда не забудет. И не простит. Он просто слишком испорчен, чтобы понять, что такое любить. Так твердит каждый, кроме этой древней, которая полагает, что у них сделка, которая считает, что способна достучаться до этого выродка, что почему-то заставляет ее думать о нем. Она не знает лишь, что он собирается нарушить их договор, заполучив то, что ему нужно. Не знает, что на самом деле не нужна ему. Майклсон не беззащитная или, в крайнем случае, не показывает себя такой. Она кидает колкие взгляды на него, но иногда он успевает заметить в них какое-то отражение, и вот тогда ему кажется, что первородная больше человечна, чем ей хочется казаться. Они не понимают друг друга. Когда Ребекка жесткой хваткой останавливает его от очередной дури, что он собирается вытворить, Кай лишь обращает против нее ее же силу, высасывая ту, словно сок из пакетика. Ухмыляясь, своей мальчишеской улыбочкой. Она усмехается его мнительной власти, в то время как ее грудь тяжело вздымается, пока он сжимает ее в стальных руках, медленно давая почувствовать агонию во всем деле, взрывая мертвые капилляры внутри нее. — Давай, что ты сделаешь? Ты не убьешь меня, — ядовито, сквозь зубы, что сильнее сжимает, пробуя не закричать. — О, дорогая, нет, что ты, — театрально отпускает ее, отходя на пару шагов. Она помнит каждый этот жест. — Просто напоминаю, что, чем чаще ты показываешь клыки, тем чаще я буду менее ласков с тобой, — закусывает губу и улыбается, как ребенок, что получил сладкую вату на ярмарке. *** Здесь музыка орет и от вездесущей толпы людей пространство кажется таким узким, когда она случайно находит его взгляд. Парень перед ней обеспокоенно смотрит в ее знакомые глаза, такие глубокие как то озеро, на берегу которого им однажды пришлось ночевать. Пробует произнести что-то вроде: мне жаль. Только слова не идут, встали где-то комом в горле и губы словно онемели, а ведь ему столько надо ей сказать. «Интересно, она все еще пахнет теми сладкими духами», — проносится у него в голове. Ради того, кого любишь, можно пойти на все. Ребекка это знает, как никто другой — всякий раз готова рискнуть ради любви, и всякий раз платится за это. Ник говорит, что она никогда ничему не научится. Тогда она была готова терпеть безразличие днем, и отдаваться страсти ночью. Терпеть его припадки, зная, что он не сможет убить ее. Готова была пожертвовать всем, чтобы он добился того, что хочет — мести, власти, силы. Ей казалось, она просто не способна увидеть все, что видит он, всю его ненависть, что-то еще… но, может, со временем… а потом Паркер просто ушел, как и многие другие. И вот сейчас он перед ней, с этим щенячьим взглядом, с чего бы? Она снова чувствует его пальцы на своих губах, чувствует, как его руки ведут по ее бедрам, распаляя желание. Он умело вертел ей, потому что сукин манипулятор, а она за несколько столетий все еще, как наивная девочка верила этому психопату. Пока не стало больно. Все происходит моментально, если упустить момент. Больше она такого не повторит. Блондинка не дает ему вымолвить ни слова, исчезая в толпе, выбегая на улицу. И дело вовсе не в его кристальных глазах, не в знакомом запахе, и какой-то жажде тех прикосновений, нет. Дело лишь в том, что с нее хватит. Она не хочет повторять себе: если бы только я бежала быстрее. Теперь он ее не догонит.