Вселенная в твоих глазах

Автор LSHmademoiselle Девушка не помнит, когда последний раз спала, или читала книгу. Ей кажется, что целые дни на протяжении всего месяца, она только и делает, что пишет ему на фронт. Она написала на старый сектор, где он был пару месяцев назад, написала по адресу, что он высылал ей в последний раз, написала даже на съемную квартиру в Париже, где они виделись в его последний отпуск. Написала немыслимое количество писем, но ответ не пришел ни на одно из них. На почте блондинку встречают с сочувствующим взглядом, а та лишь с вежливой улыбкой на лице и грустными глазами цвета лесного озера протягивает новый конверт, в котором снова умоляет его ответить ей, просто дать знать, что он жив, если она его обидела своими словами в последнем письме. Он написал ей, что просто не может уехать и продлевает контракт еще на пол года, что он нужен здесь и это его долг. А она рассердилась и, сгоряча, ответила, «неужели там ты нужнее, чем мне тут?» Неужели она — не причина вернуться? Неужели он забыл обещание? И чтобы не смел этого делать, если хоть капельку дорожит тем, что было между ними. Сидя вечером в кресле, с его злосчастным письмом в дрожащих руках, перечитывая снова и снова, хотя каждая строчка уже отпечаталась в памяти, Кэролайн проклинает себя, за то, что написала тот ответ. Правда, после она отправила уже кучу писем с извинениями и просьбой понять ее пыл, понять, как сильно она нуждается в нем и не может потерять и его… после отца, мамы… Стефан был единственным, кто у нее остался. Он — ее жизнь, ее причина, по которой она не опустила руки еще тогда. Утирая кулачком непрошеные слезы, проглатывая ком в горле и делая вдох для успокоения, она кладет уже немного затертую бумагу в коробочку к остальным его письмам, которые бережно хранит рядом со своей кроватью в комнате, и идет на стук в дверь. Перед ней мужчина в форме. Он снимает фуражку и представляется: — Деймон Сальваторе. Сердце в груди блондинки пропускает удар. Это его брат, он писал ей о нем, они вместе были добровольцами на фронт. — Стефан? — его имя слетает с губ девушки, как отчаянный крик птицы. Деймон молча протягивает ей письмо, говорит, что лучше войти в дом, и она приглашает его в гостиную. Они садятся в мягкие, старые кресла напротив камина, он указывает кивком на конверт в ее руках, про себя отмечая, что графин с бурбоном, или чем-либо еще, стоит на столике рядом. Кэролайн непослушными пальцами открывает его и вынимает сложенный вдвое листок. «Моя милая, Кэр! На самом деле, я хотел бы, чтобы ты никогда не получила это письмо. Пишу и мечтаю, чтобы твои ясные глаза ни за что в жизни не увидели его. Однако, если оно в твоих руках — значит, новых писем от меня ты уже не получишь. Сегодня был трудный день, мы с горем пополам отбились, я в госпитале, но когда ты будешь читать письмо (а надеюсь, что никогда), это ранение уже заживет. Знаю, ты сейчас причитаешь про себя: „я говорила, что так будет“. Возможно, даже немного ненавидишь меня, потому что умная девочка и догадываешься, что это за письмо. Но мы оба знаем, что ты никогда не сможешь действительно испытывать это чувство ко мне, надеюсь на это, в крайнем случае. Хотя после письма, я разрешаю тебе ненавидеть меня столько, сколько потребуется. Проклинай меня, если от этого тебе будет легче, делай все для успокоения своей души. Но только пойми меня, прошу, я не могу быть в стороне от всего этого. Не могу, Кэр. Мне нужно сказать кое-что, а я не знаю, когда теперь увижу тебя, к тому же, не хочу чтобы ты переживала и не находила себе места, если от меня не будет вестей. Поэтому пишу это. Вспоминаю нашу первую встречу, когда я сказал, что между нами ничего не может быть. Вспоминаю твои шутки, по поводу моей серьезности и свои, по поводу твоей эмоциональности. Помню, как мы становились друзьями. Извини, что, может быть, не сдержу свое обещание и не защищу тебя в какой-то момент твоей жизни. Просто знай, что я буду пробовать это делать, даже, если меня нет рядом. И я помню, как посмотрел на тебя тогда, в лучах солнечного света, такую сильную и в тоже время такую уязвимую, и увидел девушку, которую хотел бы вечность держать в своих объятиях (да, Кэролайн, вечность!), засыпать с твоим поцелуем на губах и будить тебя своими, готовить тебе завтрак, пока ты заучиваешь свою речь (или что-угодно еще), мне отчаянно захотелось, чтобы я мог в любой момент стереть твое любимое ванильное мороженное с шоколадной крошкой из уголка малиновых губ своим пальцем, исполнять любой каприз, например, корзина любимых пионов не в сезон. Слушать, как ты отчитываешь меня за мягкость характера, на самом деле, прямо сейчас хочу услышать твое недовольство мной, и увидеть азартный блеск в глазах, разгорающийся в такие моменты. Я могу долго писать, чтобы я хотел делать целую жизнь с тобой, но пожалею твои глаза, которые в нетерпении бегают по строчкам. Я люблю тебя, Кэролайн Форбс. Вот так… Не знаю, что и добавить. Ты стала для меня лучшим лекарством: твои глаза, смех, голос, руки. Я не чувствую себя разбитым или опустошенным, потому что мысль о том, что там, вдалеке от всего этого шума войны, меня ждешь ты, заполняет меня. Не знаю, как мне так повезло, что я такого сделал, но я получил тебя в своей жизни, о большем и мечтать глупо, да мне и не надо, достаточно этого. Я хочу поцеловать тебя и прошептать, что люблю. Но если этому не суждено быть, ты должна хотя бы знать об этом. Ты боишься, что у тебя никого не осталось, что я — последний близкий человек, который у тебя есть, поэтому чувствую, что не могу подвести тебя, как же я хочу, чтобы это письмо никогда до тебя не дошло… Не хочу быть предателем. Но пообещай мне не отчаиваться, пообещай, что будешь сильной, какой и была все это время. Можно исполнить мою последнюю просьбу, милая? Я знаю, что это грязный ход, но ничего другого у меня нет в запасе. Уже темнеет, меня просят выключить свет и дать остальным спать, поэтому я закругляюсь. Мы всегда будем друг у другу, помни это. Я люблю тебя. Всегда и намного дольше, твой Стефан.» К концу письма текст размывали слезы, струившиеся из глаз, а о том, что надо дышать она и вовсе забыла. Еще в середине ей захотелось выкинуть его, сжечь, не видеть больше. Нет, он не может оставить ее! Не может! Она не переживет еще одну потерю, он не смеет просить ее не сдаваться! Ради чего не сдаваться?! Ей незачем жить! Опять притворяться для всех, что она в порядке? Только не снова. Она не может. Деймон подходит и обнимает плечи девушки, вручая прежде стакан с выпивкой. — Поплачь, станет легче. — но легче не станет. Он знает это. Осознание, что он не уберег младшего брата, не вытащил его из тех окопов, позволил геройствовать, действует, как медленный яд, постепенно убивая его. Интересно, как скоро он достигнет своего? — Он обещал. Он обещал мне. — она повторяла это снова и снова, сжимая в руках стакан. — Иногда мы даем обещания, которые не в силах сдержать.