Вселенная в твоих глазах

Автор LSHmademoiselle Первое, что я чувствую — головная боль. Весь затылок стянут, а лоб ноет. Вокруг тишина. Я медленно открываю глаза, пытаясь понять, где вообще нахожусь: бросается яркий свет ламп, запах каких-то медикаментов режет нос. Сама я лежу на кровати посреди белой комнаты, в которой ничего кроме этой койки и нет. «Кларк чувствовала себя также, когда оказалась тут?» — аккуратно пробую сесть, свешивая ноги вниз, но тело обессилено. «Дьявол! Чем они меня накачали?» — призываю весь свой контроль и стараюсь успокоить дыхание. Раздается писк, от которого голова готова просто взорваться, и дверь открывается. В палату (ну или чёрт его знает, что это) входит парень. Он подходит ко мне с подносом, на котором стоит тарелка с едой и стакан с водой. От одного вида еды становится тошно. Мой надзиратель не похож на тех, кого я видела вчера (или не вчера, мало ли сколько дней прошло): он высокий и стройный, совсем не как те мужчины, что гнались за мной тогда — они были тренированные, накаченные и, на удивление, не расторопны, — я почти успела, если бы не та ловушка. — Вот, поешь, — он ставит мне на колени поднос, а сам скрещивает руки на груди и продолжает смотреть на меня выжидающим взглядом. Кожа у него светлая, даже немного бледная, как будто холодная, зато глаза теплые. Я всматриваюсь в него. — Ты есть будешь? — его голос кажется обеспокоенным, но это бред, с чего ему беспокоиться. Я качаю головой. — Выпей хотя бы воды, — он продолжает попытки, но я снова машу головой. — Почему ты такая упрямая? Я не знаю, обращался ли он ко мне или это был просто риторический вопрос в воздух, но после него он забрал у меня поднос и молча направился к выходу. — Стой, — я не узнаю свой голос, он дрожит. — Беллами. Что с ним? — мне нужно узнать, а он единственный кого я могу спросить. Он оборачивается. — Я без понятия о ком ты, но даже если бы знал — не ответил. Мне не разрешено с тобой разговаривать. После этого парень уходит, оставляя меня одну. *** Свет не гаснет, от этого очень трудно понять, сколько дней я уже нахожусь здесь. Меня бесит мое бессилие. Беллами могли уже схватить и… Я даже боюсь думать об этом. Глупый план! Нельзя было его посылать одного сюда! Все это время паренек продолжает приносить мне еду, а я продолжаю отказываться. Казалось бы, следует набраться сил и поесть, но я не уверена, что в ней ничего не подмешено. Дверь опять открывается, он уже с привычным подносом подходит ко мне и садится у ног. — Снова откажешься? — голос тихий, немного хриплый, впрочем, как и у меня… Я киваю, а он опускает голову и качает ей, шумно выдыхая. — Зачем ты это делаешь? Зачем мучаешь себя? — за столько приходов с пищей он первый раз заговорил. Нонсенс. Он никогда не говорил. Впрочем, как и остальные, кто сюда являлся. Докторша брала кровь, пока я брыкалась в руках двух бугаев, которые меня удерживали, потом мне делали какие-то уколы и еще что-то. Я теряла сознание, а последим, что видела — был парень с теплыми, почему-то обеспокоенными глазами, в дальнем конце комнаты тихо наблюдающий за всем, с неким сожалением на лице. Сейчас его глаза снова смотрят на меня, и я вижу… расстройство? Проглатываю слюну, чтобы смочить горло перед тем, как ответить ему. — Я не буду вашим донором, лучше с голода сдохну, так что зря стараетесь. — Ты не сможешь этого сделать. Так что придумай что-то другое, — он встал и направился к двери неуверенной походкой. — Если я узнаю о Беллами, ты обещаешь поесть? — парень остановился и повернул голову так, что мне было видно только его профиль. Сердце забилось быстрее. Беллами! Если он узнает, что с ним, и если он еще жив, то надежда точно есть… — Да, — я кивнула, а он отвернулся и вышел за дверь. Теперь я жалела, что голодала: во мне нет сил, а если Беллами живой, то мне они мне нужны, чтобы сбежать от сюда; чтобы найти его и потом помочь всем остальным. После стольких дней во мне проснулась надежда. *** Шатен появляется спустя какое-то время, опять с разносом. Я снова хочу сесть, но сил никаких, — эти уроды выкачивают мою кровь, а я еще и голодаю. Тело само падает на белоснежные простыни и подушку. Я так давно не чувствовала себя слабой, что теперь мне это непривычно. Я хочу обратно свою одежду, свой нож и свои силы! — Ты узнал? — я не могу ждать, мне надо знать, что с братом. — Сначала поешь, — его тон спокоен. Он никогда не выходил из себя, хотя я иной раз швыряла эту еду на пол, и ему приходилось подбирать. Всегда молчалив и спокоен. Я пробую взять тарелку с пюре, но сил не хватает даже на это. Чертыхаюсь и стараюсь сесть выше. Парень видит, что мне с трудом дается каждое движение, встает, подходит и, аккуратно хватая под подмышки, подтягивает меня вверх. Я устраиваюсь на подушке, а он пристраивается рядом с моим бедром, ставит поднос себе на колени и хватает вилкой из тарелки пюре. — Давай, — я смотрю на еду перед моим ртом, потом перевожу взгляд на него: он кивает головой на вилку, и я тянусь к ней. Все это не укладывается в моей голове. Почему ему так важно накормить меня? Почему он делает все это? — Приказ, — кажется, он понимает по моему лицу, что я в смятении от того, что происходит. Я проглатываю и говорю: — А разрешение на поиск информации о Беллами ты тоже получил? — не могу не позлорадствовать; сомневаюсь, что он просто может пойти и узнать это. Его глаза темнеют, в них проскальзывает сомнение. — Он жив, — еле слышно произносит брюнет. Я сжимаю руками простыни. Живой. Это все, что мне нужно знать. — Спасибо, — шепотом говорю я, а он отводит свой взгляд и передает мне стакан с водой. Так он скармливает мне всю еду, а на его лице появляется нерешительная улыбка. — Вы входите ко мне без спецкостюмов, потому что получили лечение или тут просто безопасно для вас? — я давно хотела спросить его, наконец, есть момент. — И то, и то. В первую очередь, лечение получают приближенные лица к президенту, потом охрана, — он замолчал на минуту. — Я получил лечение. Мои глаза встречаются с его и они такие печальные, что кажется, словно ему стыдно за это… *** На следующий день, когда дверь в палату открывается, я хочу поприветствовать его, но, вместо привычного долговязого шатена, я вижу девушку. Она моя ровесница: волосы собраны в высокий хвост, глаза не выражают абсолютно ничего, в руках разнос. — Прием пищи, — произносит она своим писклявым голосом. Я хмурюсь: — А где тот паренек? — Сегодня омлет, тосты и кофе, — она игнорирует меня, подходит, ставит на постель еду и отходит в сторону, ожидая, что я это съем. Где, чёрт возьми, он? Может они поняли, что тот добыл запрещенную информацию и передал ее мне? Может, ему самому надоело со мной возиться? Он не должен был говорить со мной и его отстранили? Он рассказал что-то не то? Масса вопросов. Я отрицательно машу головой своей новой надзирательнице, та кидает на меня безразличный взгляд, забирает поднос и уходит. Спустя время снова появляется эта докторша, которая похоже здесь главная, и ставит мне капельницу. Когда я спрашиваю: «что это?», она не отвечает. Стерва! Я хватаю иглу пальцами и пробую вытащить из себя, но она зовет охрану, и они привязывают мои руки к койке. Через минуту я снова отключаюсь, только теперь я не вижу теплых, лесных глаз, — лишь пустую белую стену, перед тем, как погружаюсь в темноту. *** В следующий раз, когда эта чертова дверь открывается, я задерживаю дыхание. Руки все еще привязаны к кровати. Перед глазами мутно, но сейчас я боюсь увидеть снова ту девчонку со стеклянным взглядом. Парень заходит внутрь, и я выдыхаю, откидывая голову назад. — Что? — он непонимающе смотрит на меня. — Привет, — еле слышно произношу я. Шатен подходит ко мне и осматривает с ног до головы, отмечая тугие ремни на запястьях. — Привет, — выдыхает он и присаживается рядом, — голодная? — он задает вопрос, но, кажется, и сам знает мой ответ. — Можно снять с меня это? — я немного дергаю руками. Его взгляд становится еще более сожалеющим. — Хотел бы я. Прости, — он легонько касается своей рукой моих пальцев и сжимает их. Я перевожу взгляд на наши руки, и он быстро убирает свою. Желудок резко скручивает, в глазах темнеет и начинает тошнить, а я даже развернуться на бок не могу: эти ремни стягиваю мои запястья, отчего мне кажется, что кровь туда не поступает. — Эй! — кричит в коридор парень. — Кто-нибудь, ей плохо! Он возвращается и сам начинает быстро разматывать кожаные ремни, тяжело дыша. — Сейчас, потерпи, — его пальцы переходят на другую руку. Как только он освобождает меня, то рывком помогает перевернуться на бок, и меня тошнит на пол, а его руки собирают волосы с моих мокрых щек, придерживая их на затылке. Пот течет по всему телу, меня бросает в жар. — Убирайся, — голос доктора раздается за его спиной. Он покорно отпускает мои волосы и отходит в сторону. — Я сказала вон из комнаты! — она начинает отмерять мой пульс, трогать лоб. — Что с ней? Разве она… — Кадет, вы меня не поняли? Брюнет опускает голову и, бросая последний взгляд на меня, покидает палату. — Так, смотри на меня. Зрачки реагируют, — она продолжает разговаривать сама с собой, записывая что-то в своей карте. Тошнота проходит после укола, который мне делают; жар тоже спадает. — Удивительно! Их иммунитет намного сильнее нашего, — я лежу с закрытыми глазами, слабо улавливая голоса над собой. — Она умирает. — Она справлялась все это время. — Да, а теперь она умирает. Я не могу слушать этот треп про мою смерть. Я не умру, я должна вытащить брата. — Вы, — обращаюсь я каким-то не своим голосом, — это вы все умрете. *** — Эй, — я чувствую как мое плечо трясут, — просыпайся! Я моргаю и вижу перед собой беспокойные глаза, обрамленные длинными ресницами, которым бы позавидовала даже я. — Ты должна встать, — он тянется ко мне и приподнимает. — Пожалуйста, ты слышишь меня? — Да… Я… — я не понимаю, что происходит, но нахожу в себе силы подняться. — Что-то случилось? — Ты уходишь отсюда, — он кидает на кровать медицинскую форму, в которой у них ходит персонал, — поторопись. Я хватаю вещи, а он отворачивается, чтобы не смущать меня. Я замечаю, как он нетерпеливо притопывает ногой и ведет какой-то счет. Наверное, и сам не замечает, что делает это. Быстро стягиваю с себя такое же, как стены, белое белье и натягиваю медформу. — Все, — шепчу я. Он разворачивается, смотрит на меня беглым взглядом. Нервничает, но старается скрыть этот факт. Хватает меня за руку, и мы тихонько выходим в коридор. — Я проведу тебя по туннелям. — Но там же… — Сейчас их там нет. — Так ты знаешь, что они делают? — ответа я не получаю. — А Беллами? Я никуда не уйду без моего брата. — Это его план. Он будет ждать тебя уже в тоннелях, — его голос тверд; первый раз я замечаю, что он может быть таким. Мы начинаем бежать, поворачиваю голову и вижу, что охранник на посту вырублен. — Это ты его? Он кивает, сильнее сжимает мою ладонь и продолжает вести. Запах медикаментов сменяется какой-то кислотной вонью, когда мы покидаем отсек и оказываемся перед тяжелой, железной дверью, которая похоже ведет в тоннели. Брюнет отпускает мою руку и начинает крутить железную ручку. Тишина нарушается воем сирены. Мы кидаем быстрый взгляд друг на друга. — Я прикрою если что, продолжай, — он вытаскивает у себя из кобуры пистолет и передает мне. — Умеешь? Я отрицательно мотаю головой. Кажется, он ругается себя под нос, засовывает обратно пушку и, наклоняясь к ботинку, вынимает маленький нож. — А этим? Я выхватываю из его рук оружие с острым лезвием и замечаю, как к нам бегут пятеро охранников с автоматами наготове. В этот момент, мой бывший уже надзиратель открывает дверь и пропускает меня вперед, забегая следом. — Беги! — его голос рядом со мной. — Почему? — я оборачиваюсь к нему, а он сужает глаза, не понимая вопроса. — Почему ты делаешь это? — переспрашиваю я. — Потому что ты была права, ты — не донор, ты — человек, нельзя использовать людей, тем более насильно, — в его голосе слышится отчаяние. — Так, теперь, когда я скажу бежать, — ты бежишь вперёд. Когда скажу прыгать, — ты прыгаешь. Впереди будет дамба, это опасно, но это единственный ваш выход: прыгнете и все, они за вами точно не последуют. Я застыла на месте и перестала двигаться вперед. — А ты? На его лице не дрогнула ни чёрточка. — Я за тобой, — он срывается с места, я даже не успеваю понять, как его губы обрушиваются на мои; он целует меня, а потом хватает за руку, и мы бежим. Чувство беспокойства не покидает меня, оно медленно сжимает мое горло. Мы поворачиваем за угол, и я замечаю, как Беллами отрывается от стены, увидев меня. Я прыгаю в его раскрытые руки. — Белл! Он быстро сжимает меня и отстраняется. — Нет времени. Теперь брат хватает мою руку, а шатен бежит рядом с нами. Раздается выстрел. Потом еще один, и еще один. Пока до нас не достает, но совсем скоро… — Октавия, — останавливает меня парень. Он никогда не обращался ко мне по имени, я думала он его не знает. Беллами смотрит на нас, как на идиотов, которые тратят время. — Давайте потом, сначала выберемся отсюда. На лице парня мелькает улыбка: быстрая, едва заметная. — Барри, — он называет имя, а потом говорит мне шевелиться. Впереди мелькает свет, я еще не вижу точно, но там должен быть выход! Не знаю откуда, но у меня находятся силы на каждый шаг, толчок, весь этот бег… Рядом со мной пролетает пуля, которая попадает в землю впереди меня. Я инстинктивно отпрыгиваю в бок, Беллами прижимает меня к себе. — Я прикрою, — Барри вынимает пистолет и немного отстает от нас. Я слышу выстрелы. А потом его: — Беги! Беги, Октавия! Мы почти рядом с обрывом. — Не останавливайтесь! — его голос прерывается стрельбой. Беллами тянет меня за собой, я стараюсь не отставать. Метр, и мы будем у края. — Прыгай! — кричит сзади Барри, а я оборачиваюсь, чтобы увидеть, как он собирается последовать за мной. Но он не рядом. Барри, с загнутыми за голову руками, стоит на коленях перед отрядом, его валят на землю, а он продолжает кричать, чтобы я прыгала. Воздух выходит из моих легких. Нет… Нет. Нет. Нет. Я делаю шаг в его сторону, но Беллами удерживает меня. — Оу, ему не помочь, — шепчет на ухо брат. — Сделай, что он просит, пусть это будет не напрасно. Октавия, прошу. Прыгаем. Я последний раз смотрю на него, пытаясь увидеть теплые, лесные глаза, но его лицо вдавливают в пыльную землю, а на руках застегивают наручники, и прыгаю, ударяясь о ледяную воду.