Будни «Чёрной орхидеи»

      С самого утра Курт Даглер пребывал в дурном настроении, и виной тому послужила новость, разлетевшаяся по академии со скоростью света.       У них будет новый учитель литературы.       Может, для других учеников это событие и осталось проходным, но для Курта оно оказалось действительно значимым. Слишком значимым, чтобы кивнуть головой, оставить сказанное без комментариев и снова вернуться к повседневным делам.       Нет ничего удивительного в том, чтобы привязываться к людям, ставшим важной частью жизни.       Нет ничего удивительного в том, чтобы кем-то восхищаться.       В жизни Курта примером для подражания был учитель английской литературы. Курт искренне восхищался его начитанностью, просвещённостью и умением подавать материал так, чтобы лекцией интересовались не только лучшие ученики, но и те, кто обычно особого рвения к получению новых знаний не проявляет. Те, кто изучает материал от случая к случаю.       Вроде самого Курта и его друга Алана Бэкстора.       Неизвестно, какие чувства по поводу случившегося испытывал Алан, но Курта охватил праведный гнев.       Мысли о том, что на место заслуженного мастера и профессионала своего дела придёт вчерашний выпускник университета, никак не желали отступать на приличную дистанцию. Эта рокировка во время последнего учебного года казалась Курту жестоким предательством по отношению к ученикам.       Становилось невообразимо обидно.       Нового учителя он заранее записал в категорию глуповатых дилетантов, понимая, что теперь единственный предмет, который прежде хотелось слушать, превратится в рутину. Как и все остальные науки, с коими приходилось иметь дело.       Почему всё именно так?!       Объективно глядя на ситуацию, Курт понимал, что всё закономерно, ничего столь удивительного и шокирующего не произошло. Их бывший учитель нуждался в отдыхе, а теперь его мечта исполнилась, и он со спокойной душой будет заниматься тем, чем грезил в былое время. Начнёт ухаживать за садом, посвятит время семье, будет играть со своими внуками и умиляться их успехам, а не тратить нервы на стадо пубертатных оболтусов, коими было подавляющее большинство учеников.       Следовало порадоваться и пожелать учителю счастливой жизни на пенсии.       Но Курта не оставляли эгоистичные мысли. Он хотел, чтобы в их академии был хотя бы один учитель, с которым можно посидеть за чашкой чая и поговорить о... Да о чём угодно! Не только о литературе, если уж на то пошло. Вот с бывшим учителем Курт действительно мог пообщаться на самые разные темы, что, собственно, и делал. Они говорили о книгах, о спорте, о людях, о мировых событиях и о будущем. Учитель был для Курта не только примером для подражания, но и кем-то, вроде доброго дедушки, с которым можно поделиться абсолютно всем, что на ум придёт, и не переживать, что будешь понят неправильно.       И теперь этот дедушка покинул школу.       – Счастливого пути, мистер Хьюстон, – процедил Курт сквозь зубы, сжимая в пальцах окурок, а потом сильно затягиваясь.       – Вот вы где, Даглер! Нарушаете школьные правила?       Курт резко обернулся, едва не подавившись дымом, и злобно прищурился, осознав, что за следованием вредной привычке его застал не учитель, а одноклассник.       Сумка, набитая школьными принадлежностями, полетела на землю, Алан приветливо помахал рукой и вскоре присел рядом.       – Снова будешь клянчить у меня сигареты? – поинтересовался Курт, продолжая сверлить приятеля взглядом.       Тот не видел в своей шутке ничего особенного, потому извиняться не собирался. Курт тяжело вздохнул и отвернулся, вновь сосредоточившись на получении порции никотина. Вообще-то курил он редко, под настроение, накатывающее раз в полгода. Одна пачка могла валяться у него в личных вещах месяцами. Сегодня он просто пытался успокоиться перед появлением нового учителя, вот и прибегнул к наиболее примитивному, пусть и не особо полезному способу.       – Ты же знаешь, у меня никогда их нет, – усмехнулся Алан, посмотрев умоляющим взором.       Курт покачал головой, но пачку протянул.       – Держи, попрошайка.       – Спасибо. Ты настоящий друг, хоть и не слишком сдержан в выражениях.       – Уж как получилось.       Алан выбил сигарету и чиркнул зажигалкой.       Он тоже не курил ежедневно, лишь время от времени развлекался, как сам говорил. Вот и сейчас он баловался. За компанию.       – Стоит признать, старик нас бросил, – резюмировал, нарушая тишину. – А в конце прошлого года говорил, что уйдёт на пенсию только после нашего выпуска.       – Не напоминай. Это меня больше всего и бесит.       – У тебя дурные предчувствия? Думаешь, новое будет сильно хуже старого?       – Я в этом уверен, – произнёс Курт, копаясь в сумке и делая вид, что крайне занят поисками расписания.       Он прекрасно помнил, куда им сейчас нужно будет пойти и с каким преподавателем встретиться. Просто не хотел признавать реальность случившегося, равно как и думать о появлении новой единицы в штате персонала.       Английская литература, второй этаж академии, аудитория 205. Учитель «Р. Кларк».       Отлично. Замечательно. Великолепно.       Провалиться этому Р. Кларку куда подальше. Хотя, не факт, что исчезновение новичка поспособствует возвращению мистера Хьюстона. Скорее всего, он окончательно распрощался с карьерой. Теперь наслаждается анемонами, цветущими в саду. Или что там должно цвести ранней осенью?       – Тебе уже доводилось с этим человеком пересекаться?       – Нет. С чего бы?       – Я не пытаюсь уличить. Думал, может, ты знаешь. Интересно ведь, что за личность, – пояснил Алан. – Только и известно, что новый. А кто – нет. Мужчина или женщина? Ты как думаешь?       – Мне всё равно, – заметил Курт. – Я могу лишь заявить: это точно будет человек, напрочь лишённый авторитета. Следовательно, скажем чудесной тишине «прощай» и приготовимся к тому, что ученики начнут ходить на головах, перебивать этого учителя. Он будет тратить время, чтобы их успокоить, а новый материал мы узнаем самостоятельно из учебников. Никаких интересных историй, никаких окололитературных дискуссий. Только очередное воспевание Шекспира, как великого гения, и прочая стандартная программа, которую вбивают в головы студентам в университетах.       – А они?       – А что они? Повторяют. Своего-то опыта ещё не наработали.       – Это факт.       – Именно потому я не испытываю ни малейшего желания появляться на занятиях, – произнёс Курт, поднимаясь со скамейки и потягиваясь. – Но это было бы нелепо – поворачиваться спиной сразу же, не дав шанса проявить себя. Посмотрим, что этот человек собой представляет, потом будем строить планы.       – Только не говори, что у тебя в мыслях промелькнул бойкот или что-то такое... – Алан неопределённо помахал рукой в воздухе, роняя пепел на брюки. – Это совершенное ребячество.       Сделав ещё пару быстрых затяжек, он приложил окурок к подошве ботинка, затушив. После сигарет на языке оставался неприятный привкус, хотелось его чем-то заесть или запить, но под рукой ничего не оказалось.       Алан сделал мысленно пометку о необходимости заглянуть по пути в столовую – перехватить там стакан с кофе или любым другим напитком.       – Ребячество, – согласился Курт. – Потому оставлю его детишкам. Я лишь составлю общее впечатление о новом учителе и постараюсь определить, какое место он занимает в шкале ценных кадров.       – С Хьюстоном всё равно не сравнится. Он был чудным старичком.       – Он был лучшим во всей академии.       Алан согласно кивнул. В вопросе отношения к учителям он по многим пунктам разделял точку зрения Курта, потому сейчас не стал оспаривать его мнение и доказывать обратное.       Посмотрев правде в глаза, стоило заметить, что по-настоящему сильных учителей в академии очень много.       Она не напрасно получила множество лестных отзывов и десятилетиями не выходила из списка лучших школ Великобритании.       Здесь и знания давали отличные, и досугом школьников занимались, и о воспитании тоже заботились. Директору, просматривая рейтинги школ, явно не приходилось краснеть, а вот поводов для гордости набиралось предостаточно. Заслуга в этом была не только директора, но и всего преподавательского состава, работающего под его чутким руководством.       Алан не отрицал достижений других учителей. Однако так получилось, что они с Куртом полюбили занятия у мистера Хьюстона, и для них он действительно стал лучшим. Потому и отпускать его не хотелось.       В отличие от Курта, воспринявшего новость о переменах в кадровом составе в штыки, Алан не был настроен скептически. Он понимал, что у нового учителя есть шанс добиться признания, авторитета и обожания со стороны учеников. Конечно, если он проявит себя должным образом, а не попытается зарекомендовать себя, как худший образчик карикатурного учителя, над коим принято смеяться, а не восхищаться.       Вряд ли бы в «Орхидею» взяли такой экземпляр.       Но мало ли, что в жизни случается?       Процесс ожидания обстановку, несомненно, накалял, но теперь, когда до встречи с новым учителем остались считанные минуты, Алан перестал внутренне дрожать и расслабился. Кем бы ни оказался таинственный «Р. Кларк», насколько бы плохо он не подавал материал, а доступ к учебникам никто не запрещал, впрочем, как и ко всем дополнительным материалам, собранным в библиотеке.       Тому, кто реально тянется к знаниям, даже рокировка эта нисколько не помешает. Приятно получать информацию из уст человека, по-настоящему увлечённого своим делом, но и без посторонней помощи можно набрать необходимую базу.       Тому, кто прежде плевал на учёбу, и массовая смена учителей не поможет. Они продолжат убивать на уроках время, игнорируя чужие старания.       Прикончив по сигарете, одноклассники направились в нужную аудиторию. Сегодняшний день во многом был определяющим не только для нового преподавателя, но и для учеников. Ни Курт, ни Алан не были паиньками. Их портреты не служили иллюстрацией к определению идеального слушателя, но и изначально выставлять себя в неприглядном свете было не лучшей из идей. Попытки намеренно обострить отношения с учителем, с точки зрения Алана, выглядели довольно нелепо, а он таких ситуаций старался избегать.       Опоздания были одним из камней преткновения, способных впечатление подпортить.       В аудиторию они с Куртом ворвались едва ли не последними, а всё потому, что после перекура отправились в столовую и неприлично долго там засиделись. Алан не желал уходить, не выпив традиционный кофе, а Курт просто составлял компанию, продолжая размышлять, по какой шкале оценивать нового педагога.       – Учитель пока не появлялся? – поинтересовался Алан, обратившись к Рексу.       – Нет, – усмехнулся тот. – Ещё есть время сделать ставку.       – Мужчина, – бросил Алан.       – Женщина, – отпарировал Рекс.       – Знаешь наверняка?       Рекс отрицательно покачал головой и, потеряв интерес к разговору о половой принадлежности учителя, пристально посмотрел в сторону своего соседа по комнате. Тот взгляд почувствовал, повернул голову. И разве что разъярённой гадюкой не стал. В целом, его вид именно на мысли об этом представителе животного мира и наталкивал. Нечто такое во взгляде и слегка оскаленный рот.       Льюис и раньше не отличался повышенным дружелюбием, а с тех пор, как в его комнату подселили чужака, окончательно помрачнел и оградился от окружающего мира. Алан был уверен, что от Рекса в первый же миг – стоит лишь открыть дверь – и мокрого места не останется, но тот успешно прожил на территории академии несколько дней, успев за это время познакомиться со всеми одноклассниками. Дружить ни с кем не пытался, но выглядел куда более общительным и радушным, нежели его сосед по комнате, умудрившийся за несколько лет обучения в одном и том же составе остаться махровым одиночкой.       Но если раньше в его одиночестве можно было усмотреть гимн независимости и крохи очарования, то теперь на них ни намёка не осталось. Льюис просто бесился от осознания, что его лишили былых привилегий, выраженных в одиночном проживании, и заставили мириться с фактом совместного существования.       Алан ещё немного понаблюдал за одноклассниками, но это занятие ему быстро наскучило, и он решил сделать то, что вообще-то следовало провернуть гораздо раньше, как только они с Куртом оказались в классе – приготовиться к уроку.       Алан вытащил из сумки тетради и письменные принадлежности, положил их аккуратной стопкой и обратил взор в сторону Курта. Тот сидел, лениво перелистывая страницы электронной книги.       – У нового преподавателя есть ещё ровно три минуты, чтобы прийти вовремя. Через четыре это уже будет считаться опозданием, – произнёс Курт, не отрывая взгляд от экрана. – И отметка по шкале уважения стремительно опустится.       – Ты слишком строг.       – Ничего подобного. Я не люблю...       – Необязательных людей.       – Именно.       Алан собирался ответить, но вместо этого замолчал и прислушался. По коридору кто-то двигался, и, судя по тому, как цокали каблуки туфель, это всё-таки была женщина.       – Репутация нашего учителя спасена, – ухмыльнулся Алан.       – Первое испытание пройдено, – согласился Курт, отключая звук и бросая смартфон в сумку, чтобы не отвлекаться. – Посмотрим, что будет дальше.       Отворившаяся дверь послужила своего рода сигналом. Практически все ученики синхронно обернулись. Им не терпелось узнать, как выглядит таинственная незнакомка.       Алану, несомненно, было любопытно. Курту, и подавно.       Вот только увиденное его не порадовало, а скорее повергло в шок. Он слышал, как Алан тихонько присвистнул, увидев девушку, сопроводив свист тихим – чтобы слышал только приятель – высказыванием относительно появления «мисс классные ножки». В любой другой ситуации Курт бы с ним согласился и на протяжении всего урока поддерживал беседу относительно внешних данных новой учительницы. Ведь даже в строгой униформе, разработанной для персонала академии, она выглядела не совсем так, как должны выглядеть учителя.       У мисс Кларк ножки действительно были классными.       И не только ножки.       Тут уж Курт не сомневался.       Он это знал.       Однако встретить новую учительницу предпочёл бы где угодно, хоть на улице, хоть в прокуренном баре, хоть на автогонках, но только не в кабинете, отведённом под чтение лекций по английской литературе.       Наверное, он слишком пристально на неё смотрел, потому что, спустя мгновение, она одарила его ответным взглядом.       В глазах промелькнул огонёк узнавания и дикого, просто невероятного изумления. Не меньшего, чем посетило самого Курта.       Он был уверен, что сейчас девушка не удержится и скажет что-то вроде:       – Ты?! Но как же так?       Она, однако, быстро совладала со своими эмоциями, прошествовала к столу. Положила учебные пособия, улыбнулась очаровательно и произнесла:       – Добрый день, класс. Мы с вами ещё не знакомы, но я надеюсь исправить это досадное обстоятельство в самое ближайшее время. Меня зовут Рейчел Кларк, и я ваш новый учитель английской литературы.       – Офигенная, – вынес вердикт Алан, с трудом удержавшись, чтобы не присвистнуть.       Рейчел Кларк своим внешним видом потрясла его настолько, что он даже не заметил перемен в настроении Курта.       А Курт сейчас пытался утихомирить шторм, разбушевавшийся в душе. С каждым новым словом, доносившимся до задних рядов, ощущение беспомощности перед обстоятельствами нарастало, и Курту казалось, что он задыхается.       Наверное, именно по этой причине он, недолго думая, смёл со стола все свои вещи и, не спрашивая разрешения, рванул к выходу из аудитории.       – Даглер! – донеслось ему вослед.       Крикнул Алан, видимо, только теперь понявший, что с другом что-то не так. Скорее всего, он списал всё на чужие принципы и неприятие нового педагога, а потому в своих догадках был невероятно далёк от истины.       Курт не собирался останавливаться и возвращаться. Ему нужно было привести нервы в порядок. Ему следовало побыть в тишине и спокойствии, постаравшись проанализировать случившееся и придумать достойный повод для побега. Пока у него было только одно объяснение, трясти коим на каждом углу он не собирался.       Он представлял разговор с Аланом и нервно смеялся.       «Почему ты сорвался с места?».       «На то были причины».       «Ты знаешь новую учительницу?».       «Ближе, чем ты думаешь, Алан».       Знал ли он Рейчел? Да. Во всех смыслах.       Когда она вошла в аудиторию, он вновь ясно ощутил волну аромата духов с доминирующими нотами свежести, вспомнил, как его окутывало этим облаком, и во что всё вылилось в итоге.       Рейчел, судя по всему, не собиралась устраивать прилюдно линчевание с особой жестокостью. И бросаться упрёками тоже не планировала.       Однако из биографии обоих тот эпизод вычеркнуть не представлялось возможным.       Они провели вместе ночь, а потом Курт позорно сбежал. Вот и вся сказка.       Такая банальная, максимально приближенная к реальности и без счастливого финала. В большей степени для Курта, потому что сейчас Рейчел наверняка захочет отыграться. Захочет же? Да, несомненно!       И что теперь делать?       Разве что голову пеплом посыпать и начинать ждать подлостей со стороны молодого специалиста. * * *       – «В этот день звёзды обещают вам профессиональный успех и неожиданные встречи. Некоторые из них могут оказаться не слишком приятными. Держите эмоции под контролем, и тогда день пройдёт удачно». Вот видишь, тебе даже звёзды говорят, что всё будет в порядке.       – Прекрати тратить время на эту чушь, – усмехнулась Рейчел, выхватывая из рук кузена газету с ежедневным гороскопом и бросая её на журнальный столик. – Я никогда не верила астрологическим прогнозам.       – Тем не менее, сегодня...       – Нет. Каждый видит только то, что хочет видеть. Для кого-то знак судьбы, а для меня – банальное совпадение.       – Я тоже не верю, – согласился Энтони. – Но мне приятно думать, что тебя ждёт успех.       Рейчел прожевала последнюю часть бутерброда, наскоро вытерла ладони влажной салфеткой и завела руки назад, чтобы застегнуть юбку.       – Если ты действительно безумно радеешь за моё будущее, постарайся сделать так, чтобы я не опоздала на первое занятие со своими выпускниками. Сегодня я увижу их впервые в жизни и не хочу ударить в грязь лицом.       – Почему бы тебе самой не научиться водить? Тогда и опаздывать никуда не будешь.       Рейчел положила в сумку план учебной программы, надела пиджак и посмотрела в сторону кузена.       – Не уверена, что из меня получится хороший водитель, а плохих на дороге и без меня хватает. Ты же знаешь, я боюсь управлять машиной, что само по себе путь к провалу, а не к успеху. Всё, я готова. Можем ехать.       По дороге к академии они продолжали спор о необходимости водительских прав. Энтони полагал, что без собственного транспортного средства жизни нет. Рейчел лишь смотрела на него снисходительно и пыталась доходчиво объяснить, что ей прекрасно живётся и без дополнительной карточки, которую она, скорее всего, никогда в жизни по назначению не применит. Потому увольте, но учиться она не станет, лучше несколько раз проедется на общественном транспорте. От этого у неё ничего не отвалится, а душевное равновесие сохранить получится.       Подобная привычка тянулась за ними с самого раннего детства. Кузены отлично ладили между собой, но стоило только зацепиться за какую-то мелочь в разговоре, как точки зрения моментально расходились, и обычный разговор превращался в перепалку. Сегодня всё проходило более или менее цивилизованно, балансируя больше на нейтральной полосе. Наверное, совет гороскопа всё-таки сделал своё дело. Рейчел решила удерживать эмоции под контролем и не впадать в панику, ярость или ещё какое-нибудь неконтролируемое состояние.       Оставшись в гордом одиночестве перед воротами, предназначенными для персонала, Рейчел сделала несколько глубоких вдохов, достала магнитную карточку со своими данными и решительно протянула её к сканеру, позволяя считать информацию.       Энтузиазма особого она не испытывала, несмотря на то, что успехи у неё уже имелись. Она успела провести два занятия с учениками средней школы, но вот со старшеклассниками сегодня пересекалась впервые. Её ждал новый корпус, новые имена, лица и, вероятно, новое отношение. Дети были невероятно милы, весьма активны и дружелюбны. От выпускников такой открытости и желания идти на диалог Рейчел не ждала.       Ей хотелось ошибиться.       Прислушиваясь к разговорам других учителей, Рейчел неоднократно приходила к выводу, что страшиться ей нечего. Ученики демонстрировали, если не отменную дисциплину, то что-то, очень к ней близкое, напрасно людей, стоявших по ту сторону стола, не доводили и вообще старательно поддерживали имидж образцовых слушателей. Разговорившись с учителями, имевшими непосредственное отношение к выпускникам, Рейчел сама не заметила, как побежало время, а она сама в итоге едва не опоздала. Хорошо, что план школы успела изучить задолго до того, как пришла сюда преподавать, потому не терялась и знала, куда нужно идти.       Она отчаянно боялась, что в процессе удача от неё отвернётся, случится какой-нибудь форс-мажор, вроде досадного падения и появления дыры на колготках в области коленей, но и здесь сложилось идеально. Никаких проблем, никаких осечек. Ровно до тех пор, пока Рейчел не распахнула дверь аудитории и не оказалась внутри.       Ничто не предвещало такого поворота событий, но тогда...       Тогда в ушах вновь зазвучал голос Энтони, решившего выступить в роли диктора, оглашающего ежедневные гороскопы.       «Звёзды обещают вам неожиданные встречи».       Да.       Куда уж неожиданнее?       Рейчел едва не открыла рот от удивления, однако, в последний момент сумела сдержаться, призвав на помощь всю свою сдержанность и максимально повысив самоконтроль. Она постаралась сделать вид, будто никого и ничего не заметила, проигнорировала пристальный взгляд, которым её одарили, с невозмутимым видом прошествовала к столу, надеясь, что сумеет выдержать испытание до самого конца, не опустив руки на середине пути.       Проблема решила пойти своим путём и устранилась самолично, значительно облегчив Рейчел жизнь.       Смахнув все свои вещи в сумку, Курт сорвался с места и пулей вылетел за дверь, ничего не объясняя.       Рейчел этот поступок никак не прокомментировала, лишь уверенно подошла к двери и захлопнула её, вновь обратив свой взор в сторону учеников, оставшихся на своих местах.       – Мисс Кларк, позвольте... – поднял руку темноволосый юноша, сидевший всё это время рядом с Куртом.       Вероятно, его школьный приятель.       – Назовите ваше имя, – попросила Рейчел.       – Алан Бэкстор, – представился он, поднимаясь.       – Так вот, Алан, оставьте всё, как есть. Думаю, рано или поздно Даглер вернётся и объяснит причины своего поведения. Я поговорю с ним, как только появится такая возможность. А сейчас давайте проведём перекличку и начнём наше первое занятие.       Рейчел старалась выглядеть невозмутимой. Чего она однозначно не собиралась делать, так это бегать за учениками по всей школе, старательно допытываясь, какие причины подтолкнули их к принятию столь экспрессивных решений вроде побега из аудитории. Другие ученики, наверное, были такой реакцией одноклассника шокированы.       Рейчел, несомненно, знала, почему Курт не смог усидеть на месте, но не собиралась откровенничать с остальными.       Она и ему на вид ставить определённые поступки не желала. Да, ей было не особо приятно в тот период жизни, но само их знакомство не предполагало продолжительных отношений, потому и обижаться толком не на что.       Просто вечеринка у общих знакомых. Немного алкоголя, немного веселья, пара улыбок, адресованных довольно интересному молодому человеку, и дальнейшее развитие событий предсказывается с точностью в девяносто девять процентов, особенно, если оба участника событий настроены на одну волну.       Вообще-то изначально они только разговаривали на отвлечённые темы, удалившись с общего праздника, потерявшего изрядную долю своего очарования и показавшегося невообразимо скучным. Подумав немного, Рейчел пригласила едва знакомого парня к себе.       Курт поцеловал её первым.       И, кажется, единственное, что она успела сделать, так это поинтересоваться его возрастом.       – Сколько тебе?       – Уже всё можно.       – А точнее?       – Двадцать один, – ответил он.       Рейчел в этом, признаться, сомневалась, но требовать документы в тот же миг не стала, решив поверить в правдивость слов. Теперь окончательно убедилась, что интуиция не обманывала, и к воплям внутреннего голоса следовало прислушаться, а не забивать его понапрасну.       После того, как Курт удалился из аудитории, никаких форс-мажоров в ходе занятия не возникало, и Рейчел уверенно довела задуманное до конца. Общение с учениками складывалось вполне нормальное – в приоритете строгость, но не лишённая доброжелательности. Такой стиль общения вполне подходил будущим выпускникам, чтобы не расслаблялись и не думали, будто с учителем, не особо превосходящим их по возрасту, можно и вести себя, как со сверстниками. Рейчел понимала: дистанция – необходимое условие и надеялась, что в дальнейшем у неё получится придерживаться выбранной тактики, не сворачивая в сторону.       Когда аудитория опустела, Рейчел подумала, что себя стоит вознаградить за усердия стаканчиком кофе. Впрочем, реализовать задуманное, у неё не получилось. На пороге аудитории нарисовался так, что не стереть, недавний беглец.       – Можно? – поинтересовался он.       – Почему нет? – хмыкнула Рейчел, сложив руки на груди и закинув ногу на ногу. – Единственное, что я могу – запретить тебе посещать мои занятия, но, думаю, это станет поводом для радости, а не для отчаяния. Потому, пожалуй, не буду пороть горячку. Посмотрю на твои старания, оценю уровень познаний в литературе.       – Убегать, конечно, было глупо, – произнёс Курт, проходя в аудиторию и прикрывая дверь.       Он не хотел, чтобы разговору кто-то помешал, но вместе с тем и не хотел, чтобы появились нежелательные свидетели. Когда дверь не была закрыта плотно, он мог заметить наблюдателя ещё на подходе к кабинету и вовремя захлопнуть рот.       Рейчел не выглядела настроенной на кровопролитное противостояние, хотя и улыбками одаривать Курта не торопилась. Она просто сидела на месте, сложив руки на груди и вскинув бровь. Вроде как подначивала, без слов интересовалась, чем Курт собирается её удивить теперь.       – Детям простительны подобные выходки, а с нашей прошлой встречи вы значительно помолодели, мистер Даглер, – усмехнулась Рейчел. – Целых три года потеряно. Или четыре?       – Три, – неохотно признался Курт.       – Не так страшно, но тоже весомо, – заметила Рейчел.       Курт поставил кофе на столешницу, оперся ладонями на стол. За время прогулки он много всего успел придумать. Более того, неоднократно отрепетировал заготовленную речь, мысленно представив разговор с новой учительницей и разыграв его по ролям. Но, оказавшись с ней тет-а-тет, он вновь почувствовал нечто, схожее со скованностью.       Рейчел ободряюще улыбнулась, почувствовав смятение своего собеседника.       Наблюдать её в подобных декорациях было довольно непривычно и странно. Во всяком случае, Курт никак не мог отделаться от ощущения, что оказался в параллельной реальности, где Рейчел сидит, облачённая в строгую преподавательскую форму, перелистывает страницы пособий по английской литературе, выглядит при этом чрезвычайно серьёзной и собранной. А он вместо того, чтобы принять к сведению новые познания, продолжает думать о том, как она смотрелась в его рубашке, утром того дня, когда они увиделись в последний раз. О том, как она готовила ему завтрак, а он после всего пообещал позвонить и удалился. Номера при этом не попросил и вообще постарался выбросить случившееся из головы.       Не потому, что ночью всё было плохо, и он надеялся поскорее от девушки отделаться. Просто... Просто... Он теперь и сам не знал, почему решил тогда сбежать, а не попросить визитку или, как вариант, оставить свои координаты.       Ах да, ему же только-только исполнилось восемнадцать, а в том рассказе, что он преподнёс Рейчел, возраст был иным, да и некоторые детали биографии тоже. Он, не сомневаясь в правильности совершаемых действий, представил планы на будущее реальностью, говорил о себе, как о студенте престижного университета. Да он много чего говорил, а теперь выяснилось, что он всего-навсего школьник, утонувший в своей лжи, некогда боявшийся, что его обман стремительно раскроют и предложат вместе сходить в зоопарк или поесть мороженого.       По возрасту больше подойдёт.       Нет, это, конечно, преувеличение и неудачный сарказм.       Но, с точки зрения Рейчел, он, наверное, маленьким мальчиком и был. Тем, которого надо кормить мороженым и водить по комнатам смеха и страха, крепко держа за руку, чтобы не потерялся в первой и не кричал от ужаса в стенах последней. Если бы Рейчел изначально узнала его возраст, она бы на него, как на мужчину, не посмотрела.       Рейчел захлопнула пособие и подняла глаза на потенциального собеседника.       – Раз ты вернулся, смею предположить, что у тебя есть ко мне разговор. Или я ошибаюсь?       – Нет, не ошибаешься.       – Тогда не хотелось бы показаться грубой, но не тяни время. В моём расписании сейчас нет окон, а я, перед тем как отправиться в корпус средней школы, планировала разжиться кофе, чтобы окончательно проснуться.       Курт выразительно посмотрел в сторону своего стаканчика.       – Можешь взять мой. Я к нему не притрагивался.       – Вы галантны, мистер Даглер. – Рейчел усмехнулась, но отказываться от предложенного напитка не стала. – Спасибо. Сколько я тебе должна за него?       – Не стоит благодарности. И денег тоже не нужно. В какой-то степени это попытка извиниться за побег с урока.       Рейчел кивнула. Комментировать прозвучавшие слова не стала, надеясь, что Курт продолжит говорить, а не оборвёт себя на полуслове.       Рейчел чувствовала, что он пока не сказал и половины всего, что крутилось на языке. К решительным действиям стоило либо подтолкнуть, либо продолжать хранить молчание, дожидаясь дальнейшего развития событий.       Курт следил за её действиями настолько пристально, что Рейчел опасалась притрагиваться к предложенному напитку, чтобы ненароком не вывернуть содержимое стакана на юбку. Она опустила одноразовую тару обратно на столешницу и решилась заговорить первой.       – Послушай, я понимаю, что ситуация, в которой мы оказались, немного нестандартная, если не сказать грубее. Не знаю, какие конкретно мысли преобладают в твоей голове, но я бы не хотела раздувать на пустом месте скандал и намеренно цепляться за прошлое. Всё-таки мы взрослые люди... – она запнулась, выразительно посмотрела на Курта и поспешила сама себя поправить. – Некоторые, конечно, относительно, но всё равно, об ответственности ты представление должен иметь. Я не из тех особ, что начинают преследовать по пятам каждого случайного любовника, намеренно превращая его жизнь в сталкерский ад. Потому торжественно обещаю, что эта история осталась в прошлом, и теперь мы будем поддерживать отношения исключительно того плана, который нам представила жизнь. Иными словами примерим на себя определённые социальные роли. Их и начнём со следующего занятия исполнять. Я буду преподавать английскую литературу, а ты постараешься не устраивать драматические представления на пустом месте и просто отходишь положенное количество часов, отведённых программой под мои занятия. Если опасаешься каких-то подлостей с моей стороны, то тоже поспешу успокоить. Ничего такого не предвидится. Для меня ты будешь таким же учеником, как и все остальные. Особого положения в моих планах не значилось.       Произнеся всё на одном дыхании, Рейчел почувствовала, как во рту пересохло от волнения, после чего вновь потянулась к кофе.       За время разговора он успел остыть, а потому можно было выпить почти всё одним махом, не рискуя обжечь язык и нёбо, что, собственно, Рейчел и сделала, практически не заметив ни вкуса, ни запаха.       – Как показало первое занятие, отторжения ко мне выпускники не испытывают, потому у меня есть все шансы наладить с ними диалог и провести этот год в приятной компании, а не в военных действиях.       – Ты им просто понравилась.       – Откуда бы тебе знать? – поинтересовалась Рейчел, собирая учебные пособия в единую стопку. – Тебя тут не было.       – Особенно Алану.       – М?       Она оторвалась от своего занятия и посмотрела на Курта немного непонимающе, словно просила пояснить смысл произнесённой фразы. Он воздел глаза к небу.       – Да, в том самом смысле.       – О, а я, оказывается, пользуюсь популярностью у школьников. То-то думаю, отчего мне в средней школе открытку в первый же день подарили. – Рейчел заметила, что Курта от брошенного вскользь замечания передёрнуло, но вида не подала и не начала торжествующе ухмыляться, тем более что поводов для сего действа особенных и не было. – В определённой степени, это лестное наблюдение, но я всё же предпочитаю мужчин постарше. А сюда пришла работать, чем и собираюсь заниматься в дальнейшем.       – Почему именно сюда? – спросил Курт.       – Я всегда мечтала оказаться в стенах «Чёрной орхидеи», но не как гость. Здесь учился Тони, и я... тоже хотела бы учиться. Но поскольку школа исключительно для мальчиков, ворота были для меня закрыты. Теперь, когда я стала единицей рабочего коллектива, у меня есть возможность постоянно находиться здесь, и это безмерно радует.       – Кто такой Тони?       – Мой кузен, – ответила Рейчел, бросила мимолётный взгляд на наручные часы и засуетилась, действуя быстрее, нежели прежде. – Извини. Приятно было встретить здесь знакомого и поболтать, но сейчас я должна бежать, потому что занятие у малышей начнётся с минуты на минуту.       Из состояния ступора Курт выпал лишь тогда, когда хлопнула дверь, оповещая, что он остался в гордом одиночестве. О недавнем присутствии в аудитории Рейчел напоминал лишь пустой стаканчик, на краешке которого с одной стороны остался отпечаток бледно-розовой помады.       Кажется, её вкус Курт до сих пор помнил с того самого вечера и никак не мог выбросить из головы.       Рейчел, однако, ясно дала понять, что ни о каком продолжении отношений речи быть не может. Она пришла сюда учить детей, а не устраивать личную жизнь.       Подобный подход к ситуации был единственным верным – сложно отрицать наличие рационального зерна.       Но Курта он почему-то не устраивал. * * *       Покинув кабинет штатного психолога, Льюис почувствовал себя окрылённым. Еженедельное мучение благополучно завершилось. Впереди было семь дней свободы от этого проницательного взгляда, проникновенного голоса и вопросов, которые уже успели основательно достать, отпечатавшись на подкорке мозга. Иногда Льюис ловил себя на мысли, что в следующий визит сумеет без запинки повторить всё то, что Сесиль говорила на прошлом занятии. И на том, что было две недели назад. И три. Да даже год назад, если того потребуют обстоятельства.       Новый учебный год внёс некое разнообразие в привычную программу, позволив Сесиль несколько расширить диапазон обсуждаемых тем, приплюсовав к стандарту личность нового ученика. Она, как и Адель, искренне считала, что подселение способно расшевелить Льюиса, пробудить в его душе стремление поскорее отказаться от былых принципов и приползти к соседу с предложением дружбы. Он, естественно, надежд не оправдывал.       – Расскажи мне о Рексе, – просила Сесиль.       В первый раз Льюис улыбнулся и рассказал всё, что думал. Правда, главным героем его рассказа выступала придуманная овчарка, а не реальный человек.       – Если речь о моём соседе по комнате, то мне нечего сказать, – подвёл он итог своему повествованию.       – Почему?       – Мы не общаемся.       – И на то есть причины?       – Да. Я не хочу идти на контакт. Вообще-то мы неплохо ладим в рамках соседства, – произнёс Льюис, благополучно умолчав о том, какими судьбами на губе юного мистера Мюррея появилась ссадина. – Нас обоих устраивает такой тип взаимодействия. Он не вмешивается в мою жизнь, сохраняя границы личного пространства, я, по мере возможности, стараюсь отвечать ему тем же. Мы довольны, всё хорошо.       – Вы с ним сумели достичь компромисса. Это уже большое достижение.       – Бесспорно, – кивнул Льюис.       Помимо этого сомнительного достижения, окрашенного алым цветом, он так ничем похвастать и не сумел.       С момента заселения в общежитие прошёл целый месяц, а они с Рексом продолжали стоять на исходной позиции.       Адель такое положение вещей печалило. Льюис делал вид, что реакцию матери на сообщения не замечает. Он-то чувствовал себя прекрасно. Ну... Как сказать. Относительно прекрасно.       Несмотря на договорённость, сосед всё равно умудрялся его цеплять. Иногда вполне осознанно, иногда случайным образом.       Рекс не заводил разговоров, не пытался играть в детский сад, протягивая руку и произнося два простых слова:       – Давай дружить.       Ему и без Льюиса отлично жилось. Круг общения он себе подобрал практически моментально, определил нескольких единомышленников и теперь проводил свободное время с ними. Нередко его можно было увидеть в компании блондинистого короля подгнивших театральных подмостков. Они что-то живо обсуждали, Альберт активно жестикулировал, пытаясь доказать свою правоту, а Рекс наблюдал за ним со снисходительной улыбкой, после чего перехватывал эстафету. Тогда говорил уже он, а Альберт и его постоянный сопровождающий слушали всё, что пытался донести до них новичок.       Впрочем, в интересе с их стороны не было ничего необычного или удивительного. Льюис прекрасно знал, что они готовы любого в свои ряды принять, только бы не чувствовать себя настолько одинокими, как прежде. Об их работоспособности, не получающей ответной реакции и восхищения, в стенах школы уже начали слагать легенды. Неудачники от искусства – таким стало второе имя для дуэта актёра и сценариста. Пусть в лицо их так никто не называл, но за спиной, перешёптываясь, употребляли данное определение с завидным постоянством.       Намеренно ограждая себя от окружающих, Льюис, тем не менее, умудрялся оставаться в курсе событий, зная обо всём, ну, или почти обо всём, что происходило в жизни его одноклассников. Да и в жизни учеников школы, не имеющих к его классу никакого отношения. Иногда, стоит признать, ему хотелось этими познаниями поделиться, обсудить нечто, переброситься парой фраз с другим человеком. Однако это желание умирало моментально, стоило только приблизиться к кому-нибудь. Хоть к одному человеку, хоть к компании. Каждое слово давалось Льюису с трудом, и всё, на что его хватало – это очередная попытка огрызнуться.       Большую часть времени он сосредоточенно молчал и наблюдал, позволяя себе открыть рот только после того, как к нему обращались.       У него не было проблем на уроках, но вот в реальной жизни общение шло из-под палки и чаще всего приводило куда-то не туда. Однако Льюису и нынешнее положение вещей казалось истинным благом. На фоне прошлого настоящее выглядело удивительно выигрышно.       Тогда он вообще не разговаривал, предпочитая целыми днями хранить молчание и сидеть в комнате, предварительно закрыв её на ключ. Таким способом он пытался пробудить чувство безопасности, но оно никак не желало появляться.       Льюис сжимал зубы, не позволяя себе лишнего слова. Льюис практически не двигался, чтобы не создавать дополнительного шума. Льюис закрывал глаза, стараясь слиться с окружающей средой и стать мебелью.       Психологи ходили к нему вереницами и кое-каких успехов добиться сумели. Он снова заговорил, хотя и делал это теперь не столь охотно, как в былое время. В тот вечер, когда он вновь открыл рот и позволил себе произнести несколько слов после полугода молчания, Адель рыдала навзрыд, прижимая сына к себе. Гладила по волосам, говорила, что всё у них теперь наладится.       Всё обязательно будет хорошо.       Льюис обнимал мать в ответ, но восторга не разделял. Он продолжал замыкаться в себе, посчитав, что это единственный путь к спасению.       Специалисты говорили что-то там о юном возрасте, ознаменованном гибкостью и пластичностью психики, говорили, что уже через пару лет он обо всём забудет, как о страшном сне.       Но он не забывал, продолжая постоянно возвращаться в мыслях к событиям своего детства, закусывая губы, чтобы не заорать во всю глотку. Для него слова о проглоченном языке не были пустым звуком, они были для него чем-то вроде ключа к спасению.       Вот и теперь, спустя десяток лет, он продолжал обнимать себя руками и забиваться в угол, надеясь, что Рекс не посмотрит в его сторону и не станет донимать вопросами. А лучше пусть вообще уберётся подальше и не подходит ближе, чем на пятнадцать шагов.       Когда рядом много людей, можно немного сократить дистанцию, но, оставаясь один на один, пусть меняет тактику поведения. Держит себя в руках, не лезет в личную зону и не оставляет там огромное количество отпечатков грязных подошв.       В одну из ночей Льюис очнулся от того, что кто-то тряс его за плечи, повторяя всего одно слово.       Проснись.       В комнате горел приглушённый свет, и, распахнув глаза, Льюис увидел Рекса, склонившегося над его кроватью. Первым порывом было, конечно же, ударить, чтобы попытаться отделаться от этого призрака прошлого, воплощённого в живом человеке.       Рекс, наученный горьким опытом, оказался проворнее. Перехватил соседа за руки, сосредоточенно посмотрел ему в лицо.       – Почему ты орёшь по ночам? – спросил не столько заинтересованно, сколько грубо.       Льюис не ответил, лишь облизал пересохшие губы и отвернулся к стене. Он не собирался демонстрировать перед соседом слабости, равно, как и посвящать его в свои тайны.       Рекс Мюррей был не из тех людей, что способны годами дожидаться ответа. Не из тех, кто обладает невероятным терпением, достойным воспевания. Задав вопрос, он ждал моментального ответа, а если оного не получал, практически сразу же терял интерес. Больше всего на свете он любил выражение «время – деньги», потому старался не тратить драгоценный ресурс впустую.       Льюис надеялся, что и теперь Рекс не удостоит его вниманием в течение длительного периода. Послушает тишину минут пять, после чего осознает, что с ним наболевшим никто делиться не торопится, поднимется и вернётся в свою кровать.       Рекс, между тем, продолжал ждать ответа. Его ладони по-прежнему удерживали руки Льюиса, не позволяя сдвинуться с места, повернуться на бок, уйти от изучающего взгляда.       – Я ещё в первый день нашего знакомства понял, что ты немного не в себе, – произнёс Рекс. – Но тогда подумал, что это всё же больше капризы. После того, как ознакомился со столь любезно представленным в моё пользование дневником, понял, что у подобного поведения есть какие-то корни. Ты же не просто так ненавидишь людей и отгораживаешься от них. У тебя есть на то определённые причины. У всех всегда есть причины. А то, что ты визжишь по ночам, как резаный – ещё одно доказательство в пользу правдивости моих догадок. Что-то такое есть в прошлом, да?       – Не твоё дело, – прошелестел Льюис, продолжая смотреть в стену.       – Но ты мог бы...       – Не твоё дело!       В этот раз получилось уже гораздо экспрессивнее, громче и увереннее.       Льюис не сомневался: в глазах его можно было прочитать много такого, что в приличном обществе озвучивать не принято, потому что в противном случае посчитают невоспитанным плебеем. Он опасался не этого. Он боялся ответной реакции.       Судя по выражению лица Рекса, он не был белым и пушистым существом, способным сносить оскорбления в свой адрес, списывая со счетов все обиды. Он бы их запомнил и при случае отомстил.       – Точно. К счастью, не моё, – согласился Рекс. – Я и не требую представить мне отчёт о случившемся. Просто... Будь добр, не ори так. Не мешай мне спать.       – Заткни уши, – любезно посоветовал Льюис, не торопясь выключать свет.       Рекс уже успел подняться и уйти на свою половину комнаты. Льюиса, однако, продолжало колотить от мысли, что другой человек находился в столь опасной от него близости и не просто стоял, а прикасался. Делал это не очень-то сдержанно. На запястьях, наверняка, утром нальются синяки, и придётся сильнее натягивать рукава форменного пиджака, чтобы... Нет, наплевать, что подумают другие. Главное, чтобы он сам ничего этого не видел и не впадал каждый раз в состояние прострации, увидев тёмные пятна на коже.       Когда он удалялся, Льюис продолжал гипнотизировать взглядом спину. Рекс на ночь надевал стандартную белую футболку и пижамные штаны. Его, при всём желании, невозможно было спутать с тем человеком, что приходил каждый вечер. Бросал на стол ключи, садился напротив и долго, томительно наблюдал за Льюисом. Усмехался, потягивал противное, до тошноты воняющее пиво из бутылки.       Рекс опустился на свою кровать, вскинул голову, посмотрев в противоположную сторону комнаты. Кажется, он собирался улыбнуться и сказать что-то ободряющее, но Льюис поторопился отвернуться, разрывая визуальный мостик, установившийся между ними. Он не хотел, чтобы Рекс на него смотрел. Не хотел разговаривать с ним. И просто доверять людям он тоже не хотел. Это было сложно, а результата не гарантировало. Каждый из них мог оказаться предателем.       Вместо того чтобы погасить свет и попытаться вновь уснуть в этот жалкий остаток ночи, Льюис потянулся к ручке, лежавшей на столе, вытащил из-под подушки слегка потрёпанный ежедневник и открыл его на нужной странице. Требовалось черкануть в личный дневник хотя бы пару строчек. Просто, чтобы не сойти с ума, не двинуться окончательно, перемалывая в себе это омерзительное состояние. Оно пожирало Льюиса изнутри, заставляло его гореть в адском пламени прямо сейчас, а он...       Он лишь слабо сопротивлялся, позволяя в большинстве случаев действительно сжигать очередную частицу личности, повышая уровень отчаяния в крови до критической отметки.       Запись получилась краткой. Льюис не писал там о своих ощущениях или о том, насколько был ошарашен присутствием поблизости Рекса. Несколько размытых предложений, суть которых постороннему человеку понять нереально. Будь у него возможность, он бы просто-напросто выплеснул на разлинованную страницу порцию чернил, позволяя им растекаться во все стороны уродливыми ручейками.       – И свет мне тоже мешает спать, – произнёс Рекс, напоминая о своём существовании.       Льюис ничего не ответил, просто погасил лампу, которую, в общем-то, и не включал. Рекс сам это сделал, когда подобрался непозволительно близко и присел на кровать, чтобы разбудить соседа по комнате.       Спасибо, хоть по щекам в порыве человеколюбия не отхлестал. Это было вполне в его стиле. А Льюис бы тогда не то, что язвить, он бы и говорить не смог, прикусив по привычке язык и забившись в угол испуганным зверьком с дико колотящимся сердцем.       – Благодарю.       – Подавись, – прошептал Льюис, услышав, как Рекс хмыкнул после этого замечания, но дальше диалог поддерживать не стал.       Он больше не повторял подобных фокусов и не подходил к кровати Льюиса, чтобы разбудить.       Льюис не сомневался, что Рекс последовал совету и начал затыкать уши, не желая слушать вопли, доносившиеся с соседней кровати. Льюис не верил, что просто перестал кричать, ведь кошмарные сны продолжали мучить его с завидным постоянством, не становясь с годами слабее. На протяжении десяти лет они оставались всё такими же яркими и детальными, как и прежде.       Льюис отчаянно лгал психологам, что в этом плане всё давным-давно наладилось, но наедине с собой имел мужество признать реальное положение вещей. Потому-то он и не считал себя победителем, а побеждённым – сколько угодно.       Переступая порог общей спальни, он каждый раз надеялся, что Рекса там не окажется. Иногда мечты сбывались, иногда приходилось мириться с посторонним присутствием. Благо, что Рекс более или менее входил в положение, а потому предпочитал проводить свободное время в актовом зале и не тянул своих друзей с замашками великих театралов в комнату, желая обсудить подробности сценария и новой постановки.       Из обрывков разговоров, свидетелем которых Льюису удалось стать, он кое-что узнал. Например, что Рекс решил не только в качестве группы поддержки для Альберта и Эштона выступить, но и реально подняться вместе с первым на сцену. Что они там готовили, он не успел подслушать.       Понял, что ещё немного, и попадёт в поле зрения актёров, потому поспешил скрыться и вновь запереться в комнате, сделав вид, что так с момента окончания занятий никуда не выходил.       Разве что в душевую заглядывал.       Рекс частенько смотрел на него с подозрением, словно знал нечто, другим недоступное. Льюис не любил его внимание. Оно вгоняло в состояние повышенного дискомфорта и заставляло порядком понервничать, а разговаривать друг с другом было ещё проблематичнее, нежели играть в обмен взглядами.       Быть может, Рекс действительно знал.       Не моменты, оказавшие влияние на чужое прошлого и сформировавшие будущее, разумеется. А то, что Льюис иногда за ним следит, желая получить доказательства своей теории о злых людях, которых можно только ненавидеть. Причислить соседа по комнате к категории наиболее ярких представителей, после чего с чувством выполненного долга вновь забиться в раковину и просидеть там до скончания веков.       Но Рекс лишь посмеивался и едкие комментарии не отпускал. Оказываясь с ним в темноте, Льюис всё время подсознательно ждал попыток заговорить, вопросов относительно того, как прошёл день. Но Рекс безмятежно засыпал и без этого необременительного трёпа. У него в жизни не было потрясений, способных лишить спокойного сна на долгие годы.       Он был гораздо счастливее Льюиса, тут даже спорить бессмысленно. Льюис знал это наверняка.       Сейчас, судя по времени, комнате предписывалось оказаться в его полном распоряжении. Обычно к моменту возвращения Льюиса из кабинета психолога Рекс уходил по делам и появлялся незадолго до отбоя. Но даже тогда он не заговаривал с Льюисом, предпочитая напевать что-то себе под нос, перебирая вещи, сложенные на полках шкафа аккуратными стопками. Брал необходимое и удалялся в душевую, а, возвращаясь, снова занимался своими делами. Вёл себя так, словно рядом никого не было, а он – единственный житель комнаты. Если там и есть кто-то ещё, то, вероятно, бестелесный и незаметный.       В общем-то, Льюису не к чему было придраться. Рекс отлично выполнял условия соглашения, прислушиваясь к мнению постороннего, не пытаясь вломиться в его жизнь, подобно носорогам, сметающим всё на своём пути, как это делали психологи. Он делал всё, что было оговорено в первый день знакомства и начала проживания на одной территории.       Он был идеальным соседом в большинстве моментов.       Но стоило признать, что иногда Льюис всё же хотел с ним поговорить. Сомневался, что затея выгорит и получит нормальное развитие, оттого вновь и вновь от возникшего желания отмахивался.       Ему не смог помочь никто. Ни Адель, окружившая заботой, теплом и вниманием. Ни Сесиль, занимавшаяся с ним уже несколько лет. Ни любой другой психолог, с которым доводилось встречаться на нейтральной территории. Ни тот, кто претендовал в своё время на роль первой любви, а ныне покинул стены академии, выходя за её ворота с мыслью о сумасшествии некоторых учеников.       Уж Рексу стать практикующим непрофессиональным психологом и вытащить соседа из липкого кокона воспоминаний – точно было не под силу.       Он и не особенно горел желанием – спасать кого-то и брать на себя роль помощника.       Чаще всего у них наблюдалось потрясающее несовпадение во взглядах.       Льюис не поддерживал темы, поднимаемые в разговорах Рексом, а сам что-то предложить не решался. Большую часть времени он так и проводил в кровати, читая книги и теребя кончики белой ленты, которой перехватывал волосы. Рекса эта привычка несказанно раздражала. Он не высказывал несущественные претензии вслух, но по его взгляду всё становилось понятно.       С тех пор, как они были вынуждены поселиться вместе, у Льюиса впервые в жизни появился не только сосед, но и тупое прозвище, от которого становилось не по себе. Рекс, наплевав на просьбы, продолжал называть Льюиса деткой, пару раз даже опустился до куколки. Последнее замечание, в отличие от первого, сумел аргументировать. Ленточка, длинные волосы, бледная кожа, как у коллекционной фарфоровой куклы. Потому такой вариант обращения.       – Тебе не нравится?       Льюис ненавидел, когда его называли куколкой.       Рекс это знал. И называл специально.       Каждый раз, когда до Льюиса доносилось данное обращение, он напрягался внутренне и готовился отражать нападение.       Он был уверен, что пройдёт немного времени, и Рекс перестанет следовать просьбам. Однажды подойдёт к кровати, вырвет из рук книжку, снова окажется близко-близко, как той ночью, когда его разбудили вопли. Неизвестно, что он скажет, но вряд ли слова Льюису придутся по душе.       Рекс тихо посмеивался над реакцией, но на открытое столкновение и очередную драку не выводил. Ему хватило и роскошного приветствия.       По ступенькам Льюис взлетел стремительно. Ему хотелось насладиться одиночеством. Однако, распахнув дверь комнаты, он понял, что ошибся. Сегодня Рекс никуда не торопился. Он стоял перед зеркалом, поправляя пиджак и стряхивая с рукавов невидимые пылинки.       Заметив, что в помещении появился посторонний, Рекс повернулся и встал вполоборота.       – Это всего лишь ты, – резюмировал разочарованно.       – А что, было много вариантов?       Льюис положил ежедневник на стол. Направляясь к Сесиль, он всегда брал его с собой. В последнее время для них стало обычной практикой – работать по дневнику, старательно разбирая записи, сделанные в течение недели, вспоминая, какие эмоции сопровождали тот или иной отрезок времени, ознаменованный появлением новой заметки. Льюис снова оттачивал мастерство лжи, а Сесиль смотрела на него со смесью снисхождения и жалости во взгляде. Без слов всегда задавала один и тот же вопрос.       «Что ты творишь со своей жизнью, мальчик?».       – Я надеялся, – произнёс Рекс, продолжая стоять рядом с зеркалом и не торопясь покидать наблюдательный пост.       Сначала Льюис всерьёз подумал о ярком проявлении нарциссизма, свойственного Рексу, но потом присмотрелся внимательнее и понял, почему тот не двигается с места, будто ему подошву ботинок на клей посадили и приладили к полу.       В зеркале открывался отличный обзор на вторую половину комнаты. Рекс мог смотреть на себя, поправлять волосы или воротник рубашки, перевязывать шейный платок, делая вид, будто озадачен своим внешним видом до умопомрачения. На деле же он, не оборачиваясь, просто наблюдал за действиями соседа, используя нечто, вроде шпионских штучек, описанных в детективах или продемонстрированных в кинофильмах. Только там девушки использовали пудреницы, чтобы подсмотреть за окружающими.       – На что?       Льюис подошёл к окну, распахнул его настежь и нырнул под занавеску, закрываясь от посторонних глаз. Теперь наблюдать за ним было проблематичнее, и Рекс отошёл от зеркала, осмотрелся по сторонам и опустился на кровать.       Небо над академией основательно почернело. Льюис не читал прогноз погоды, но не сомневался, что заглянув в метеорологическую сводку, в обязательном порядке наткнётся на упоминание дождя.       – На исполнение давнего желания. Например, что вместо моего соседа на пороге появится кто-нибудь другой. Красивый, милый, раскованный, но не вульгарный, а с великолепными манерами.       – Альберт? – равнодушно предположил Льюис.       Этот кандидат первым приходил на ум, когда разговор заходил о красивых и с великолепными манерами. Да и о милых, в общем-то, тоже.       Полная противоположность Льюису, вечно готовому продемонстрировать клыки и вцепиться ими в глотку неприятному собеседнику.       – Кейн? Милый? Он энергичный и весьма активный, а потому привлекающий внимание, да. Но это совсем другое. Если ты считаешь его милым, то, кажется, мы знаем разных Альбертов, – усмехнулся Рекс. – Речь не о нём, а о ком-нибудь пространном. Альберта я не хочу.       – Что?       Льюис, до сего момента залипающий на серое небо, встрепенулся и оторвался от своего занятия. Попытался понять, правильно ли расшифровал чужие слова. Говоря откровенно, там и загадки особой не было. Всё, как на ладони.       Но Рекс настолько просто озвучил свои желания, что Льюис подумал, будто ослышался. Он бы никогда и ни за что не сделал в присутствии постороннего человека подобного заявления.       В том-то и дело, что он, а не Рекс.       Тот и к жизни относился проще, и к таким высказываниям, не видя в них предосудительного или неправильного. Он просто делился соображениями со сверстником, у которого, по идее, были такие же гормоны и схожие мысли, следовательно, о стеснительности речи не заходило.       – Тебя что-то смущает? – удивился Рекс.       – Нет. Просто не думаю, что в наших разговорах уместны ремарки относительно личной жизни, – выкрутился Льюис, сделав пару шагов назад.       Открытое окно внезапно стало повергать его в ужас.       Виной тому был очередной полёт фантазии, направленный куда-то не туда.       Льюис вздрогнул и постарался отогнать от себя столь внезапные мысли, напрямую связанные с высказыванием Рекса.       Тот не проявлял интереса к Льюису и открыто признался, что предпочёл бы увидеть на его месте кого-нибудь другого, однако, за неимением другого мог вполне пренебречь уговором и попытаться...       Это предположение с лёгкостью соотносилось с понятием фантастики. Если только в качестве глупой шутки и очередной попытки поддразнить детку, столь скованную и во всех смыслах невинную.       Рекс имел все шансы подойти ближе, воспользоваться мимолётным замешательством, прижаться к Льюису, прошептать ему что-нибудь на ухо и попытаться поцеловать, а то и не попытаться, а реально поцеловать.       Льюис понимал, что реакция на эти действия может быть абсолютно любой.       Кто-то банально возмутился бы и оттолкнул, кто-то поддался и потянулся за продолжением ласки, упиваясь вниманием со стороны. Кто-то попытался бы перевести всё в шутку.       Но только не он.       Его это тоже страшило, пугало и едва ли не в истерике заставляло биться. Он понимал, что если мысли внезапно станут реальностью, реакция окажется неадекватной. Он совершит миллион лишних действий и может по неосторожности, стараясь вырваться из чужих рук, выпасть из окна.       Как в одиночестве, так и вместе с Рексом, решившим столь нелепо пошутить.       Он прислушался к шагам. Попытался дышать глубже, надеясь, что Рексу хватит ума не подходить ближе. Но стук каблуков ботинок становился всё громче, отдавался в висках барабанной дробью.       Льюису хотелось заорать, привлекая внимание посторонних. Как угодно, что угодно, только бы к нему не прикасались снова, не дышали близко, не обдавали своим персональным запахом, пусть даже от Рекса пахнет приятным одеколоном, а не пивом и сигаретным дымом.       Пальцы вцепились в занавеску, сминая несчастную ткань. Льюис готов был содрать её вместе с карнизом и завернуться в полотно несколько раз, только бы отгородиться от этого человека.       Только бы избежать его прикосновений.       Нет. Нет! Нет!!!       – По-моему, обычное замечание.       – Для тебя. Я другой.       – А... – начал Рекс, замолчал и вскоре усмехнулся. – Кажется, я начинаю понимать, что именно привело тебя в замешательство.       – Да?       – Да. Ты спал с кем-нибудь?       В комнате вновь повисла звенящая тишина. Льюис отпустил занавеску, позволив ткани опуститься на место, перестав служить преградой между соседями.       Глаза у страха однозначно были, что те блюдца.       Рекс стоял в отдалении, прислонившись спиной к своему шкафу, сложив руки на груди и упираясь одной ногой, согнутой в колене, в дверь. Он не летел стремительно к окну, не собирался хватать Льюиса в охапку, а потом отталкивать к подоконнику и устраивать порно-шоу для всех желающих, проходящих по улице.       Взгляд его, направленный в сторону Льюиса, был заинтересованным, но не в плане сексуального желания, искрящего и переливающегося через край, а просто так... Рекс пытался понять, с каким человеком столкнулся на жизненном пути и скольких ещё тараканов ему предстоит обнаружить в этой относительно светлой голове до того, как они окончательно разойдутся по разным углам и больше никогда не встретятся.       Льюис не отвечал. Для него сам вопрос был нелепым. Очевидно же, что он никогда и никого к себе не подпускал, придерживаясь всё тех же принципов, с коими познакомил Рекса в первый день.       Никогда. Не. Лезь. Ко. Мне.       Тот, кто лез, весьма и весьма рисковал. Желающих нашлось не так много, и все они отвалились на начальном этапе, не заходя далеко.       Следовало бы ответить. Не важно, в какой манере. Позволить капельку откровенности и признаться во всём или же вновь повысить голос и заорать, что Рекса это нисколько не касается.       Чем дольше тянулось молчание, тем сложнее было подобрать нужные слова. Но Рекс не торопился уходить. Он не двигался с места и не улыбался подначивающе, предлагая нагородить тут сотни историй о своих подвигах, вдохновенно созданных в попытке похвастать перед сверстником.       Возможно, он уже успел самостоятельно ответить на свои вопросы и представить детку с кем-то определённым из числа общих знакомых.       Подтвердись догадка Льюиса, он бы почувствовал себя мерзко.       – А ты? – слова сорвались с губ прежде, чем Льюис понял, что именно спросил.       Рука привычно потянулась к белой ленточке, перехватывающей волосы. Льюис пытался успокоиться после того, что сказал, не подумав, как следует.       Рекс приподнял угол рта в подобии улыбки, словно давно и страстно ждал этого вопроса. На лице без труда прочитывалось торжество, и Льюис готов был поспорить, что через несколько секунд на голову ему вывалят ворох ненужных подробностей, не упустив ни единой детали.       Однако Рекс отличился. Он не пытался бравировать собственными подвигами, да и столь громким словом свои опыты не именовал.       – Да, – кивнул согласно Рекс и зачем-то повторил. – Да.       Для закрепления пройденного материала, наверное.       Льюису хотелось надеяться, что вышеозначенные действия происходили до появления Рекса на территории академии и не с кем-то из общих знакомых.       Ему было довольно неловко представлять, как Рекс тащит кого-то постороннего в их комнату, пока он, Льюис, обсуждает очередной ночной кошмар со своей неизменной наставницей.       Он сидит в кресле, пьёт горький чай и давит в себе реальные чувства, не позволяя окружающим увидеть слабости, а в это время Рекс превращает их комнату в бордель. Возможно, даже укладывает пассию на кровать соседа, не желая портить свою.       Стоило признать, что такие мысли вообще не должны были посещать его голову. Нисколько не заинтересованный в общении человек вряд ли станет думать о поступках другого индивида.       А он вот думал. И прогонял перед глазами созданный воображением видеоряд. Прямо сейчас. В подробностях.       – И давно?       – Год назад. Впервые. Потом ещё пару раз. В академии – нет. Если тебя это интересует. Не говори ничего, у тебя мысли буквально на лице написаны. Не волнуйся, я понимаю, что такое брезгливость, и не стал бы использовать твою кровать для своих целей. Меня вполне устраивает та постель, что отдана в моё распоряжение. Когда мне захочется привести сюда кого-нибудь, обязательно поставлю в известность, чтобы...       Он сделал выразительную паузу, заставив Льюиса насторожиться.       – Чтобы?       – Не травмировать твою психику ещё сильнее, – пояснил Рекс. – На прошлый вопрос можешь не отвечать.       – Почему?       – Я уже знаю ответ. Это очевидно.       – И насколько же?       – Максимально, – признался Рекс. – Леди из Шалотт не покидает свою башню, целыми днями лишь прядёт пряжу и наблюдает за внешним миром через зеркало. Если она выберется за пределы замка, то, несомненно, погибнет. Тем не менее, однажды она бросит всё, сядет в лодку и отправится в своё последнее путешествие. Она не пожалеет жизни ради определённого человека. Вот только подходящего Ланселота, способного завладеть её мыслями, пока нет, и она продолжает ждать своего часа. Ах, милая волшебница Шалотт...       – Какое отношение она имеет ко мне? – нахмурился Льюис.       Он прекрасно прослеживал аналогии, проводимые Рексом. Тут всё тоже было очевидно, как и в случае с ответом на вопрос, касающийся его сексуального опыта.       Из всего многообразия литературных произведений Рекс выбрал самое близкое к их ситуации повествование, и тут только человек, совершенно не имеющий представления о содержании данной баллады, мог споткнуться, не понять, о каких событиях речь.       Вот она его башня – комната. Вот он – живое воплощение леди Шалотт, проводящей все свои дни одинаково. Вот оно его волшебное зеркало – окно, через которое он смотрит на окружающий мир и на других людей, а его пряжа – очередная запись, отражённая на страницах дневника. Личное проклятье в наличии, только в его случае оно далеко не таинственное, а самое обыденное. Имя ему – прошлое.       А Ланселота действительно нет. Даже пародии на него, и той не обнаружено. Потому волшебница продолжает коротать время в ожидании.       Льюис хотел сказать, что Рекс несколько ошибся в распределении ролей. И Ланселот уже был, только не волшебница пустилась за ним по реке, а он сам решился подняться к ней, а потом стремительно слетел с лестницы – закончилось всё не по канонам, но не менее трагично.       Однако спорить не хотелось.       Льюис чувствовал, что сегодня и без того наговорил много лишнего. Совершил ошибку, поддержав сомнительный разговор, а, не пресекая его на начальной стадии.       Он слишком расслабился и позволил себе оттаять. С этим нужно было заканчивать.       Он закрыл окно и опустился на кровать.       – Ты знаешь литературу. И эту балладу ты тоже знаешь, – произнёс Рекс.       – Знаю, – согласился Льюис. – Только в моём исполнении она получила иную интерпретацию.       – Правда?       – Да. Я убил своего Ланселота и, думаю, поступлю так же со всеми его последователями, насколько бы прекрасными они не были. Потому, если сир желал спасти меня от призраков, то он порядком опоздал. В замке сезон наглухо закрытых дверей и монстров, сидящих перед главными воротами.       – С тобой сложно, – заметил Рекс.       В ситуации, располагающей к романтике, он должен был произнести что-то вроде «я люблю сложности» и торжественно пообещать добиться поставленной цели. Реальность отличалась от придуманного мира. Здесь Рекс лишь покачал головой, потёр переносицу и тихо засмеялся. В последний раз посмотрел на своё отражение в зеркале, пригладил волосы и оставил Льюиса в столь желанном одиночестве.       Настало время праздновать победу над обстоятельствами, но Льюис не ощущал триумфа. Прижав к груди ежедневник, он отвернулся к стене и закрыл глаза, выдыхая тихо-тихо.       На грани слышимости.       Он вспоминал строки баллады, примеряя их на себя.       Сопоставлял со сложившейся ситуацией, находя немало общих черт.       Порвалась ткань с игрой огня,       Разбилось зеркало, звеня,       «Беда! Проклятье ждёт меня!» –       Воскликнула Шалотт...