Будни «Чёрной орхидеи»

      Желание вытащить Льюиса на прогулку во время каникул оказалось практически невыполнимым. Когда Рекс впервые озвучил это предложение, Льюис посмотрел на него с недоумением и невероятным изумлением, словно не поверил ушам и решил на всякий случай переспросить, удостовериться в реальности того, что услышал.       – Не думаю, что это хорошая идея, – произнёс он, убирая на полку несколько книг, сразу после того, как Рекс повторил свои слова и заверил, что всё по-настоящему – никаких шуток, даже по минимуму.       Тогда и Льюис, и Рекс находились в библиотеке. Неспешно прогуливались между стеллажей, подбирая необходимые учебные материалы и попутно, переговариваясь полушёпотом, обсуждали возможные планы проведения каникул. Точнее, это Рекс фонтанировал идеями, а Льюис оценивал поступающие предложения.       Его взгляд без слов выражал общую идею.       Никто не говорил, что будет легко и просто. Более того, Льюис сам честно признался, что будет невероятно, нереально, безумно сложно, и если Рекс готов рискнуть, то они вполне могут попробовать встречаться. Хотя, особых иллюзий лучше не питать. Предшественник пытался что-то изменить, но у него не получилось.       – Ему не хватило настойчивости, – заметил Рекс со своей неизменной иронией, протянув Льюису руку.       Они начало своих отношений, как пары, скрепляли не поцелуем, а крепким рукопожатием, будто договор заключали. Льюиса этот жест неожиданно повеселил, и серьёзное выражение лица сменилось улыбкой.       Рекс сжал ладонь соседа по комнате, перехватывая её и не отпуская дольше, чем того требовали приличия.       – А тебе хватит? – спросил Льюис.       Белая ленточка, в кои-то веки осталась лежать на подушке, а волосы оказались распущенными. Та самая картинная прядь, за которую Рекс так любил потянуть, привлекая внимание к своей персоне, потерялась на общем фоне. Впрочем, Рекс признавал, что Льюис и так выглядит очень привлекательно – зря только тараканы в голове бушуют, постоянно нагнетая обстановку и заставляя его искать в себе недостатки. Льюис просто не мог выглядеть идеальнее, чем выглядел теперь. Может, его действительно нельзя было назвать эталоном, но Рекс никогда не любил всё правильное, глянцевое и отфотошопленное по максимуму.       – Не хотелось бы показаться самоуверенным, но думаю, что да.       – Посмотрим. Я не загадываю на будущее, – произнёс Льюис, выбирая с полки очередную книгу, пролистывая её и возвращая на место. – Но ты знаешь, что...       Сомкнул губы, запрещая продолжать фразу, поскольку говорить о чувствах не умел вообще.       Он снова ободрал с губ корочки, позволив выступить ярко-алым каплям. Кое-где Рекс видел тёмную запёкшуюся кровь. Угольные пряди, подстриженные симметрично, красиво обрамляли бледное – неудивительно, учитывая страну и город обитания Льюиса – лицо с тонкими чертами. Кончики самых длинных прядей спускались немногим ниже ключиц.       Иногда Рексу Льюис казался довольно хрупким, виной тому были, вероятно, его тонкие запястья и некая общая худощавость. Тем не менее, совокупность всех этих деталей внешности не делала Льюиса женственным. Несмотря на визуальную, в некоторой степени, хрупкость, он был сильным. И удар его ощущался весьма и весьма.       Прогуливаясь по библиотеке, Рекс книгами не интересовался, его занимали вопросы иного толка. Он размышлял о ближайшем будущем.       Он понимал, что ему вскоре в обязательном порядке придётся столкнуться лицом к лицу с Адель Мэрт и, несомненно, поговорить с ней по душам. С Маргарет проблем не было, для них откровенные разговоры были явлением закономерным, само собой разумеющимся. Здесь появлялось множество нюансов, вследствие чего Рекс не представлял, как это будет происходить, но подсознательно слегка опасался, хотя бы потому, что Адель не знала об истинных отношениях, завязавшихся между ним и Льюисом. Она считала их друзьями, а они вроде как парой теперь были. В перспективе могли ещё и любовниками стать, правда, неизвестно, какое количество времени отделяло их от пересечения данной черты.       Рекс не собирался торопиться, понимая, сколько психологических барьеров встанет у него на пути, но у него на повестке дня и не стоял вопрос «Как поскорее уложить Льюиса в койку». Конечно, строить из себя образец целомудрия было нелепо. Рекс Льюиса хотел, и сомневаться в этом не приходилось. Количество его эротических фантазий, связанных с Льюисом, зашкаливало – их было так много, что на третьем десятке счёт прекратился и был заброшен. Несмотря на это, Рекс готов был ждать столько, сколько понадобится Льюису для совершения первого шага после принятия осознанного решения, и торопить его, постоянно напоминая о собственных потребностях, не планировал. Это и в представлении выглядело омерзительно, в реальности побило бы все рекорды по отвратительности. Льюис продолжал ходить к Сесиль.       После того, как он покидал кабинет психолога, на пороге возникал Рекс. Его всерьёз интересовали результаты и вердикт, вынесенные специалистом.       Сесиль бросалась какими-то заумными словечками, смысл коих Рекс понимал через одно-два, но, в целом, картина была ему ясна.       Льюис постепенно выбирается из кокона, ставшего его спасением от всего окружающего мира на долгие годы. Он делает семимильные шаги на пути, если не к окончательному исцелению, то к изменению качества своей жизни – однозначно.       Рекс и сам это замечал. Прогресс был на лицо.       В первое его появление на территории академии Льюис напоминал запуганного зверька, наученного горьким опытом, а потому постоянно шарахающегося в угол при виде посторонних. Сейчас он был немного увереннее в себе, большее количество времени проводил за пределами комнаты, в которой когда-то добровольно замуровался, чаще разговаривал, как с одноклассниками, так и с учениками параллели. Он улыбался, хотя, по-прежнему, делал это очень неуверенно, иногда смеялся. Рекс, да и все остальные с удивлением осознали, что смех у Льюиса очень красивый.       Застенчивость, не желавшая уходить окончательно, из недостатка превратилась в визитную карточку. Льюис не опускал глаза и не краснел, но не представляло труда определить момент появления смущения.       Одной из крупных побед над обстоятельствами можно было посчитать тот факт, что Альберт перестал смотреть на Льюиса с предубеждением, изменив отношение к нему не по просьбе Рекса, а на основании собственных наблюдений.       – Он тебе ведь давно нравится, да? – спросил Альберт как-то, когда они отдыхали после очередной репетиции, устроив себе лежанку прямо на сцене, валетом.       – Да, – честно признался Рекс.       – Я заметил это ещё на Хэллоуин, когда ты носился по залу в поисках своего сокровища, – вынес вердикт Альберт. – Знаешь, тогда я подумал, что ты слегка, ну, или сильно, чокнутый, если сумел увлечься таким экземпляром. Но сейчас, присмотревшись к нему, понимаю, что он очень симпатичный, да в общении милый.       – А раньше он таким не был?       – Он большую часть этого года смотрел на меня так, словно собирался отвести на кладбище и принести в жертву, устроив ритуал с сожжением, – хмыкнул Альберт, приподнимаясь на локтях.       Рекс сделал то же самое и ухмыльнулся в ответ, понимая, что слова Альберта не так далеки от истины.       Льюис, правда, готом не был, и к кладбищенской романтике тяги не питал. Да что там... Он бы вообще не решился выйти ночью в гордом одиночестве из дома, не говоря уже о том, чтобы добираться до погоста. Однако, не зная его и не общаясь близко, вполне можно было обмануться, приняв желание отгородиться от окружающих людей и не пускать их в свою жизнь за ненависть и отторжение к посторонним. Ну, или за показные капризы и не менее демонстративную стервозность, призванную добавить лоту, выставленному на аукцион, стоимости.       В конце концов, чем человеческое общество отличается от аукциона? Каждый так или иначе пытается себя продать. Вопрос лишь в том: найдётся ли некто, желающий заплатить полную стоимость, или вещь так и останется невостребованной?       Рекс был одним из тех, кто заплатить согласился и теперь не собирался отказываться от покупки. Для окружающих Льюис был странным, а в представлении Рекса он являлся прекрасным цветком, некогда живущим в тени, а ныне потянувшимся к солнцу.       На первых порах процесс проходил медленно, с немалым количеством проволочек, был наполнен сомнениями и бесконечными попытками сделать несколько шагов назад в противовес одному осторожному шажку вперёд. Однако, с течением времени Льюис и сам начал проявлять инициативу в общении с окружающими людьми, не прячась от них и не испытывая дикого стресса от необходимости заговорить первым. Быть может, отголоски прошлого продолжали проявляться периодически, но столь же активно, как прежде, они Льюиса не донимали.       Рекс знал, что кошмары, одолевающие Льюиса во снах, никуда не делись. Они продолжают наносить визиты вежливости, но теперь, при пробуждении, Льюис не пытался накинуться на Рекса с кулаками, зато позволял себя обнимать, закрывал глаза и старался успокоиться, попутно выравнивая участившееся от ужаса дыхание.       – Всё хорошо, – говорил Рекс.       – Почти, – иронично замечал Льюис, отстраняясь, но продолжая цепляться ладонями за ткань чужой футболки.       Иногда они так и засыпали в одной кровати.       Рекс оставался, а не возвращался к себе. Бывали моменты, когда они обсуждали очередной кошмар, иногда не говорили ничего или старались найти отвлечённую тему, не желая в очередной раз ворошить прошлое.       Всё, что было так или иначе связано с делами школьными, вошло в колею. Все дела, связанные с местами, расположенными за пределами академии, пока находились в подвешенном состоянии.       Льюис не упирался и не говорил, что на него обязательно нападёт паника, как только он выйдет за пределы родного дома, но предпочитал проводить время именно там, в привычных декорациях.       Баллада о леди, полюбившей Ланселота, по-прежнему, оставалась актуальной в некоторых моментах.       Рекс жаждал вывести Льюиса из привычной зоны комфорта, чтобы доказать на примере: город не так страшен, как может показаться после определённых событий жизни. Случившись однажды, не обязательно повторится в дальнейшем. Опасность миновала, дорога свободна, и можно спокойно двигаться вперёд.       – Я познакомлю тебя с Маргарет, – шептал Рекс соблазнительным тоном, обнимая со спины и наблюдая краем глаза, на чём именно пытается сосредоточиться Льюис.       В руках у того был поэтический сборник Роберта Бёрнса, раскрытый на странице со стихотворением, неплохо отражавшим направление мыслей данного читателя. Совпадало во многом, если говорить честно.       Рекс сначала хотел одарить страницы беглым взглядом и отвернуться, но заметил первую строчку и задержался на ней дольше положенного. Льюис понял это, потому что книгу поднёс ближе, так, чтобы Рекс мог прочитать всё без особых проблем, не вытягивая шею в попытке разобрать, какое слово отпечатано на бумаге.       «Весной ко мне сватался парень один.       Твердил он: - Безмерно люблю, мол. -       А я говорю: - Ненавижу мужчин! -       И впрямь ненавижу, он думал...       Вот дурень, что так он подумал!       Сказал он, что ранен огнем моих глаз,       Что смерть его силы подточит.       А я говорю: пусть умрет хоть сейчас,       Умрет, за кого только хочет...»       – Ты нарочно? – поинтересовался Рекс, усмехнувшись.       – Нет, само собой получилось. – Льюис запрокинул голову, прижимаясь затылком к плечу Рекса и даря ему очередную свою – немного застенчивую – улыбку.       Правда, сейчас было заметно одно отличие от иных ситуаций. В глазах были смешинки, Льюис забавлялся и сборник намеренно открыл именно на данной странице. Совпадение таковым не являлось, всё оказалось спланировано заранее. Вообще-то он чувствовал себя довольно странно в этой ситуации. Ему впервые в жизни довелось бродить между стеллажей не для того, чтобы выбрать книгу для занятий или для развлечения, а исключительно для того, чтобы обсудить планы, возможность реализовать которые выпадет на период каникул. Ну и попутно пообниматься.       – Докуда дочитал? – спросил Льюис.       – До слов «умрёт, за кого только хочет», – бодро отрапортовал Рекс.       Книга захлопнулась и вновь оказалась на полке.       – Думаю, этого достаточно.       – Я знаю это стихотворение. В продолжении парень предложил ей пожениться, она отказалась, а он не стал долго печалиться и отправился к её кузине. У тебя есть симпатичные кузены?       Льюис прищурил глаза, но отвечать не стал.       – А несимпатичные?       – К счастью, большинство моих родственниц женского пола. Но ты можешь попытать счастья с ними, – произнёс Льюис, выразительно двинув бровью, но потом засмеялся и отодвинулся на приличное расстояние. – На самом деле... Скажи, ты действительно считаешь это необходимостью?       – Нет. Не ею, – поправил Рекс.       – Чем тогда?       – Важным, но вместе с тем, необременительным, а довольно приятным делом. Если не захочешь гулять по городу, то мы можем сразу отправиться к Маргарет. Не захочешь знакомиться с ней, придумаем ещё что-нибудь. Я не настаиваю на определённой программе и не говорю, что мы обязательно будем делать это, это и вот это, зачёркивая пункты в составленном заранее списке. Импровизацию никто не отменял, а она иногда бывает гораздо приятнее, нежели идеальное, продуманное до мелочей свидание. В Лондоне есть миллион интересных мест. Сложно не найти себе занятие по душе. Не в Лондоне, так в пригороде. Можем поехать туда, если захочешь. При любом раскладе сменные вещи с собой лучше взять. Обещаю, всё будет славно.       – Отец когда-то тоже обещал мне чудесный день, – со вздохом произнёс Льюис, сложив руки на груди и глядя в сторону.       Его хорошее настроение как рукой сняло, а вот страхи проснулись и начали атаковать с новой силой.       Рекс провёл ладонью по шее, не представляя, какими словами лучше выразить своё отношение к ситуации, как попытаться переубедить Льюиса.       – Но я же не твой отец, – произнёс, поняв, что молчание затянулось. – Знаю, ты доверял ему, потому согласился уехать вместе с ним. Не хочешь ехать только со мной, давай воспользуемся общественным транспортом. Я торжественно пообещаю Адель вернуть тебя обратно к десяти часам вечера или в любое другое время, которое она назначит. В случае если немного задержишься, она знает, к кому обратиться, да и тебе позвонить она сможет в любой момент. Луи...       – Я попытаюсь, но ничего обещать не буду. Ладно?       – Ладно. – Рекс улыбнулся, смахивая с полки одну из книг, заметив, что на неё нацелился Льюис.       Стоило только присесть на корточки, чтобы поднять томик, как Рекс скопировал этот жест и, воспользовавшись случаем, прикоснулся к губам коротким, мимолётным практически поцелуем. Не упустил возможности убрать от лица прядь тёмных волос, проведя ладонью по щеке.       – Спасибо, что не отказался в первый же момент, – выдохнул, отстранившись и быстренько приводя себя в порядок, поскольку услышал шаги в направлении тех стеллажей, за которыми он и Льюис находились.       И вот теперь, спустя пару недель после памятного разговора, с наступлением каникул, Рекс впервые в жизни оказался на территории дома семьи Мэрт. Пока Льюис собирал вещи в небольшую дорожную сумку, всё-таки приняв приглашение Рекса и его тётушки, предлагавшей погостить у них несколько дней, появилась возможность немного осмотреться по сторонам, попутно постаравшись понять, какие условия царят здесь. Какие люди, помимо самого Льюиса, живут. Ответ на этот вопрос Рекс и без дополнительных подсказок знал.       Адель Мэрт – любящая мать, несгибаемая бизнес-леди, королева этого дома, готовая отстаивать свои интересы до последней капли крови, если в этом возникнет необходимость. Окажись на её пути человек, подобный Филиппу, такая самостоятельно пустила бы ему пулю в лоб, рискни он поднять руку на женщину. Реши он ударить её ребёнка, придумала бы куда более изощрённую и мучительную смерть. Не остановившись исключительно на планировании, в обязательном порядке привела бы задуманное в исполнение.       Им довелось разговаривать прежде по телефону, и она проявила достаточную степень благожелательности и доверия, позволив постороннему юноше, впервые обратившемуся к ней с просьбой, узнать о проблемах в жизни сына. Рассказала откровенно, ничего не утаивая и не пытаясь перевести разговор в иное русло.       Рассмотреть мать Льюиса Рексу довелось на страницах интернет-изданий. Следовало признать, что родственники весьма похожи между собой.       Только в Адель изящество внешнее тесно переплеталось с женственностью, а Льюис последнего качества личности, разумеется, оказался лишён.       Рекс замер на месте, ощутив, что за ним пристально наблюдают, а, повернувшись, встретился взглядом с такими же бледно-голубыми глазами, какие уже неоднократно видел напротив.       – Добрый день, – произнёс, стараясь создать о себе лучшее впечатление.       Этикет никто не отменял, несмотря на то, что Рекс аристократом не являлся, а потому не обязан был осваивать все-все правила, связанные с поведением в обществе. Невоспитанный юноша, не имеющий ограничения в средствах, вполне может проявить себя подобным образом. Какое о нём сложится впечатление при намеренной демонстрации скотского поведения – другой вопрос.       – Здравствуй.       Она позволила себе немного благожелательности; улыбка Адель, как и любого другого человека, в принципе, преображала.       Рекс её не боялся и не считал мерзкой ведьмой. Во многом, он её понимал, да и общение с Маргарет способствовало пониманию женщин подобного типа. Рекс не сомневался, что Адель характером похожа на его тётку, а потому уже на начальном этапе знакомства проникся к ней уважением с примесью личностного восхищения.       Полчаса общения в гостиной, и положительные впечатления усилились. Адель не грузила собеседника тысячей вопросов в минуту, не требовала подробных ответов на каждый из них и не торопилась задавать один из числа наиболее актуальных, напрямую касающихся отношений, возникших между её сыном и Рексом.       Расставшись на дружеской ноте, они разошлись в разные стороны. Адель отправилась по делам, а Рекс поднялся в комнату Льюиса. Врываться без предупреждения не стал, постучал, решив перестраховаться, и толкнул дверь только после получения разрешения войти в комнату.       – Я почти закончил со сборами, – сообщил Льюис, бросая в дорожную сумку футляр с зубной щёткой, пасту, расчёску и шампунь. – Осталось совсем немного.       Потянул молнию, закрывая.       – Адель не возражала, когда ты ей рассказал о моём предложении? – поинтересовался Рекс, падая на кровать и заводя руки за голову.       Льюис ничего не имел против подобных жестов. Точнее, не выказывал недовольства в случае, когда себе такие выходки позволял Рекс. Другого человека, скорее всего, ожидал бы холодный приём и предложение поскорее выметаться из личного пространства.       Льюис отвлёкся от сборов, посмотрел на Рекса и засмеялся. Сначала тихо, а потом всё громче, заразительнее.       – Рекс...       – Что?       – Ты разве не знаешь мою мать? Я слышал, что вы с ней разговаривали внизу, и она весьма активно поддерживала беседу до тех пор, пока дела не позвали. Судя по тому, насколько радушно она тебя приняла, никаких запретов вкупе с ограничением по времени в ответ на мою просьбу не последовало. Дай ей волю, она бы мне сама сумку собрала, попутно подкинув туда не слишком приличный подарок.       Рекс вопросительно изогнул бровь.       Льюис слегка склонил голову и выразительно посмотрел на Рекса, словно без слов просил не требовать уточнения прямо здесь и сейчас.       – Гондоны, само собой, – произнёс, спустя несколько секунд.       – Где только слов таких нахватался? – притворно вздохнул Рекс, перевернувшись на живот и устроив ладони, сцепленные в замок, под подбородком.       – Они же существуют, – хмыкнул Льюис. – Слова, в смысле. Ну, и гондоны тоже, хотя речь уже не о них. Естественно, что я не слишком сдержанные высказывания слышал неоднократно, а потому вполне могу употреблять их целиком или частично в своей речи. Если внимательно прислушаться к разговорам в нашей дорогой и любимой академии, ещё не то реально услышать. Это только с виду все такие аристократы невозможные, до мозга костей.       – А в реальности?       – Обычные подростки, – произнёс Льюис, переставляя сумку на пол. – Не мне тебе объяснять, что это такое и с чем это едят. Суть – комплексы, неуверенность, миллион проблем и бесконечные мысли о сексе. Точнее, у кого-то бесконечные, у кого-то время от времени, тем не менее. Кому-то пассии дают, и счастливчики этим хвастаются перед одноклассниками. Кому-то не дают, и на фоне этого люди парятся.       – Адель реально могла вложить тебе презервативы в сумку?       – Да. Почему я должен был об этом лгать?       – Мне сложно представить такой расклад. Маргарет, максимум, напомнила бы мне о них, сообщи я, что собираюсь на свидание.       – Ну а вдруг Адель предположила, что твоя тётушка попытается меня соблазнить, и это мероприятие завершится успехом? Как же мне быть? Хотя... Маргарет может принимать таблетки.       – Издеваешься сейчас?       – Есть немного. Маленькая месть за недавнее обещание переметнуться к моему несуществующему кузену. На самом деле, вся эта ситуация с презервативами – банальная такая забота о здоровье ребёнка. На случай, если ему страсть ударит в голову, и он возжелает отдаться своему парню. Пусть не забывает о защите, если вдруг действительно...       Судя по тому, как на него смотрел Рекс, признание весьма и весьма его шокировало. Он на протяжении всего разговора только тем и занимался, что продумывал варианты преподнесения новости о более близких отношениях с Льюисом, нежели те, о которых думает она. Как выяснилось, объяснять ничего не требуется. Адель сама давно обо всём знает.       – Ты вроде как в гости к нам с Маргарет едешь.       – Докажи это моей матери. Она думает об ином варианте развития событий.       – Всё ещё удивительнее, чем представлялось мне прежде.       – Знаешь, – понизив голос и подобравшись немного ближе, произнёс Льюис, – иногда я ловлю себя на мысли, что Адель готова дать мне слишком много свободы. Сам факт того, что я жив, нормально разговариваю и не пожираю горстями таблетки после неудачных попыток суицида, возносит меня в её глазах на недосягаемую высоту, потому я могу делать всё, что угодно. И то, что из всех зол я выбрал самое меньшее, а именно – отношения с парнем, воспринимается ею без особого всплеска эмоций. Она бы меня, наверное, даже за алкоголь и кокаин не осудила, списав это на психологические травмы прошлого, от коих я пытаюсь избавиться столь радикальными методами.       – Правда?       – Я не стал бы преувеличивать. Пытаясь поставить себя на её место, я всегда оказываюсь в пролёте, поскольку... Наверное, чтобы понять её чувства, нужно либо родиться женщиной, либо быть невероятно любящим отцом, не мыслящим жизни без своего ребёнка. Я понял бы, откуда появилось желание чрезмерно опекать и баловать по поводу и без. Понял бы стремление самостоятельно формировать мой круг общения и контролировать его, раз уж так получилось, что я когда-то сделал выбор без её ведома и оказался в глубокой заднице. А вот такого отношения, честно говоря, не понимаю. Не подумай, что мне было бы приятнее принимать участие в личной трагедии, когда нас нарочно разлучают и растаскивают по разным концам страны. Я говорю не о реакции на новость об отношениях. В целом, картинка, мною нарисованная, выглядела бы как дешёвая драма. Тот вариант, что есть сейчас, меня во всём устраивает, но всё равно... немного удивительно. Впрочем, может, Адель просто отчаялась в своё время, вот теперь и радуется любым положительным переменам в моей жизни?       – Ты сам озвучил причину. Только почему-то приписал её исключительно любящим отцам, – произнёс Рекс. – Матерям это тоже свойственно, знаешь ли. Она тебя любит. Жизни не мыслит без единственного ребёнка. Только и всего. Это здорово, когда родители проявляют интерес к твоей жизни, а не забывают о существовании на несколько месяцев, вспоминая о деточке исключительно в день его рождения, ну, и во время других праздников.       – Ты о Еве?       – О ней. И о других родителях, подобных ей. В любом случае, у меня есть Марго, и она шикарная. Кроме того, мы с ней удивительно похожи в плане отношения к жизни, людям и событиям, потому с ней мне гораздо лучше, чем с Евой.       – Как-то печально начинается наш запланированный идеальный день, – резюмировал Льюис.       – Зато откровенно, – парировал Рекс. – По-моему, нет ничего лучше доверия и вот таких разговоров, им порождённых.       – Ничего сложнее, в принципе, тоже не существует.       – А, знаешь...       – Да?       – Я с тобой согласен.       Пожалуй, только в присутствии Льюиса Рекс и мог откровенно рассказывать историю своей жизни, не избегая некрасивых, несветских подробностей, обычно остававшиеся за кадром.       Разговаривая с Льюисом, он понимал, что может не ограничивать себя, не прерываться постоянно и не прикусывать язык, придумывая размытые формулировки для определения отношений отца и матери, не лицемерит относительно сожалений по поводу смерти первого и невероятной любви со стороны второй.       В истории жизни обоих прослеживались схожие черты, оба столкнулись с предательством со стороны отцов. Рекс в переносном смысле, Льюис – в самом прямом. Они оба мало кому доверяли, оба шли к установлению взаимопонимания и максимальной откровенности в общении невероятно долго.       Они оба были сломанными детьми. И они нуждались друг в друге. * * *       Лицо девушки, раздававшей листовки с предложением внести пожертвование в фонд защиты дикой природы, выглядело по-настоящему комично, когда один из прохожих не прошёл мимо в молчании и не выхватил предложенное из рук резко и грубо, чтобы потом смять и выбросить, оказавшись за углом. Вместо стандартной реакции её ожидала улыбка, просьба дать две листовки вместо одной и благодарность. Девушка продолжала стоять на месте и удивлённо моргать, в то время как прохожие давно растворились в толпе и больше никак о себе не напоминали.       – Тебя действительно интересует данное предложение? – спросил Льюис, наблюдая за тем, как Рекс полученные листовки складывает вдвое и засовывает в рюкзак, остановившись как раз за углом, чтобы не попадать в поле зрения промоутера.       – Нет, – честно признался Рекс, вновь перебрасывая лямки рюкзака через плечо и давая знак, что можно идти дальше, не задерживаясь тут надолго. – Просто меня слегка накрыло воспоминаниями, вот я и решил проявить немного человечности. Мне несложно, а ей приятно. Чем быстрее раздаст листовки, тем быстрее отправится в ближайшее кафе и купит себе на заработанные деньги что-нибудь такое...       – Какое?       – Что больше по вкусу придётся.       – А что за воспоминания? Мне вот на ум ничего не приходит.       – Я об этом просто не рассказывал, – хмыкнул Рекс.       – Настало время поделиться своими грязными тайнами?       – Грязными?       – А вдруг?       – С тобой сегодня творится что-то неладное, – подозрительно посмотрев на Льюиса, выдал Рекс. – Мне стоит готовиться к ещё какому-нибудь потрясению? Или же нет?       – Зависит только от твоего восприятия, – отозвался Льюис, улыбнувшись довольно. – История будет? Или нет?       – Будет. Только она совсем не грязная, скорее... Не знаю, как выразиться. Тогда мне было немного стыдно, и я безумно боялся, что мои бывшие одноклассники увидят меня в подобном виде. Я тоже раздавал в тот день листовки. Просто так, по собственному желанию. Когда вызвался это делать, не знал, что придётся надевать костюм и разгуливать по улице в нём, а не в повседневной одежде.       – И что это был за костюм?       – Какого-то представителя семейства кошачьих, а вот какого именно – сложно вспомнить. Одно я точно не забуду никогда.       – М?       – Ободок с ушками, – признался Рекс неохотно. – Мало того, что пришлось расхаживать по городу в нелепом наряде, так ещё и с раздачей листовок не заладилось. То ли мне тогда так повезло, то ли у всех людей массово случились проблемы в жизни, но столько раздражения в свой адрес я не получал никогда. Потому и подумал, что девушке будет приятно, если хоть кто-то возьмёт листовку по собственному желанию.       – Теперь мысль об этом не даст мне покоя.       – О чём именно? О листовках? О людях, с которыми мне довелось столкнуться? Или же о девушке?       – Об ушках.       – Почему?       – Мне было бы интересно увидеть их на тебе.       – Тебе бы подошли больше, – произнёс Рекс без тени иронии в голосе. – На Хэллоуин нарядить тебя во всё чёрное, нарисовать чёрный носик, усы и нацепить ушки. Получилось бы очень мило.       – Думаешь?       – Уверен. Готов предложить провести следственный эксперимент, когда вернёмся обратно. Ободок лежит у меня в одном из ящиков письменного стола, как напоминание о давнем позоре.       – Не такая уж постыдная тайна, если задуматься. То есть, она совсем не постыдная, как оказалось. А насчёт эксперимента... Идея мне нравится, – подвёл итог Льюис, притормаживая на светофоре и удерживая Рекса за рукав лёгкой куртки. – Куда теперь отправимся? Есть предложения? Или это был последний пункт нашей программы, и теперь к Маргарет?       – Можем ещё в кино заглянуть. Найдём что-нибудь интересное в ворохе ерунды – останемся. Если нет, прогуляемся до ближайшей остановки и поедем к Марго.       – Попкорн и газировка?       – И билеты на последний ряд.       – При таком раскладе и фильм может быть чепухой, никто не заметит отсутствия сюжета и плохую актёрскую игру.       – С тобой явно что-то не то.       – Мне просто хорошо, – признался Льюис. – И удивительно спокойно. Несмотря на то, что зачастую скопления людей меня порядком нервируют и раздражают. Сейчас я их практически не замечаю, оттого, наверное, веду себя немного странно.       – Немного? – переспросил Рекс, не первый раз за этот день успевший удивиться некоторым высказываниям Льюиса.       – Или слишком?       – В самый раз, – произнёс Рекс, изобразив полуулыбку. – Пойдём выбирать фильм?       – Да, конечно, идём.       Помимо прочего кинозал был тем местом, где мечты об отдыхе становились реальностью, особенно после такой длительной прогулки, затянувшейся практически на целый день. Начавшись около десяти часов утра, она всё ещё продолжалась, а стрелки часов подбирались к восьми вечера. Зайти туда следовало хотя бы для того, чтобы дать себе небольшую передышку.       Первые полчаса Льюис чувствовал себя на улицах лишним, а потом освоился и перестал пытаться играть в человека-невидимку.       Его день откровений и разговоров на отвлечённые темы начался ещё в доме с диалога о родителях, в таком тоне продолжался и в дальнейшем.       Одно цеплялось за другое, позволяя продолжать разговор так долго, как этого захочется. Паузы, возникающие время от времени, не казались Льюису неловкими, а город представлялся совсем иным. Не то, чтобы в нём многое изменилось, или бледные краски внезапно стали столь яркими, что глазам больно, просто впервые со времён похищения Льюис позволял себе смотреть по сторонам. А не сосредоточенно размышлял о перспективах вновь оказаться в подобной ситуации и всеми возможными способами избежать повторения истории, после которой в его мире на несколько месяцев наступила гнетущая тишина.       Человек из футляра. Человек из коробки, проведший несколько лет в добровольном заточении и едва не сошедший с ума от безысходности.       Он стал исключением из правила. Переписал на новый лад историю волшебницы, скрывающейся в башне.       Леди Шалотт, покинувшая свою проклятую комнату.       Зеркало не разбилось, звон осколков не нарушил тишину, а персональный Ланселот мог видеть влюблённую в него волшебницу живой и невредимой.       У замечательной вылазки в город наблюдалось только одно отрицательное свойство. Льюис устал, и одним из самых сильных его желаний было – сесть, закрыть глаза и несколько минут провести в тишине. О тишине, несомненно, тоже приходилось только мечтать, однако, его бы и шум не смутил. Усталость, впрочем, была приятная, как и вся прогулка.       Обещание Рекса, гласившее, что день их ожидает славный, оказалось чистой правдой, без капли преувеличения.       Потратив несколько минут на выбор киноленты, они всё-таки определились, купили билеты и прошли в зал.       Увидев кресло и получив возможность сесть, Льюис едва не застонал от наслаждения, но всё-таки сумел обуздать порыв и вовремя закрыл рот. Со стороны это проявление эмоций могло показаться своеобразным и двусмысленным, привлекая к личности Льюиса постороннее внимание, а ему ничего такого совершенно не хотелось. Он, в принципе, не имел склонности к эпатажным выходкам. Не то чтобы привык всегда и во всём себя контролировать, скорее, снова прошлое давало о себе знать, напоминая о возможных опасностях, подстерегающих на каждом шагу.       Не расслабляйся, шептало ему подсознание.       И он следовал совету.       Только сегодня немного отошёл от привычного сценария, но шокировать публику всё равно не собирался.       Однако у Рекса были свои планы на этот вечер и на это место. Упоминание о билетах в последний ряд проскользнуло в его речи не просто так, а с умыслом, вполне осознанно. Оно несло в себе тот самый смысл, подразумеваемый обычно влюблёнными парами.       Льюис чувствовал себя неловко. Хотелось бы сказать, что немного, но, на самом деле, смущение его от происходящего било все рекорды. Он вроде бы поддержал инициативу во время разговора, но сейчас снова начал задаваться вопросами относительно того, насколько совершаемый поступок благоразумен и стоит ли вообще рисковать.       Несмотря на то, что зал был занят не более чем на половину, Льюису казалось, что в случае форс-мажорных обстоятельств они с Рексом окажутся перед огромной толпой, и все эти люди будут на них смотреть. Кто-то с осуждением, а кто-то, с трудом сдерживая нервные смешки, рвущиеся из груди.       – Рекс, – прошептал он.       – Да?       – Ты думаешь, это...       Льюис не договорил, потому что ладонь, до этого момента скользившая по его бедру, переместилась выше, и пальцы легко, практически невесомо провели по ширинке, вдоль молнии, а потом – обратно, гораздо увереннее, нежели в первый раз.       Льюис откинулся на спинку сидения и запрокинул голову, вцепившись пальцами в подлокотники.       – Что именно?       – Нормально? – произнёс, закрывая глаза и мысленно пытаясь абстрагироваться от происходящего. – То есть...       Рекс усмехнулся. Он ничего такого ненормального в ситуации не видел, находя её вполне подходящей и даже закономерной.       В слабом свете он умудрялся смотреть на Льюиса и любоваться тем, что видел, получая в полной мере эстетическое наслаждение. Этот профиль он наблюдал уже неоднократно, однако утончённая красота – именно, что аристократическая – постоянно приковывала к себе взгляд – отворачиваться не хотелось вовсе. Зато хотелось прикоснуться к волосам, отводя их назад, провести ладонью по шее, повторить линию слегка выступающих ключиц, прикрытых во время школьных будней шейным платком, входившим в комплект униформы. Ключицы у Льюиса и, правда, были той деталью внешности, что способна с лёгкостью стать чужим фетишем – почти порнография. Серьёзно.       Льюис по-прежнему не любил переодеваться в присутствии посторонних, но иногда всё-таки забывался, и Рекс, стоя перед зеркалом, поправляя манжеты своего форменного пиджака, наблюдал, как одна за другой застёгиваются или же, напротив, в зависимости от времени суток, расстёгиваются пуговицы на рубашке. Ключицы либо обнажаются, либо оказываются скрыты тканью.       Первый случай Рексу нравился гораздо сильнее второго.       – По-моему, уникального понятия нормальности не существует, в принципе, – прошептал, наклонившись ближе и прихватывая мочку уха зубами.       Льюис распахнул глаза, немного повернул голову, мысленно порадовавшись тому, что и попкорн, и кола остались исключительно в перспективе, потому что в противном случае, он вывернул бы и первое, и второе на себя в тот самый момент, когда Рекс только-только к нему прикоснулся.       – Я просто...       – Не привык к такому. Я знаю, детка, – выдохнул Рекс, проводя пальцем по подбородку Льюиса, прижимаясь к губам.       Льюис, несмотря на дикую неуверенность, сквозившую в голосе, на прикосновение ответил. И не без удовольствия.       – Снова корочку ободрал?       – Привычка. Никак от неё не избавлюсь.       – Я с тобой однажды реально вампиром стану, – усмехнулся Рекс, слизывая кровь, выступившую на пострадавшей губе.       – Знаковая роль в твоей жизни будет, – иронично заметил Льюис, вцепившись пальцами в ткань толстовки и не отпуская, стискивая с каждым мгновением всё сильнее.       – Да я и не возражаю, в общем-то.       Льюис вздрогнул, когда кожу на шее царапнули зубами. Вернулся мысленно в осенний вечер, когда стоял на балконе, а рядом с Рексом отирался Альберт, наряженный в платье. Хотел ли Льюис тогда оказаться на месте младшего Кейна? Хотел, несомненно. Может, не до конца отдавал себе в этом отчёт, может, просто отказывался это принимать, но теперь без лишних сомнений признавал, что, да, хотел.       Он вновь прихватил губу зубами, потревожив в очередной раз пострадавшее место, не позволяя ему зажить. Боль была слабой, но, что примечательно, не раздражала и не вызывала негативных эмоций – она ему пришлась по вкусу.       Рекс скользнул ладонью ему под кофту. Пальцы были тёплыми, гладили размеренно, нежно, переместились на застёжку джинсов и замерли.       – Сколько до конца фильма осталось?       Льюис вытащил из кармана телефон, посмотрел на дисплей и произнёс тихо:       – Десять минут.       – Значит, должны успеть.       – Успеть?       – Ну да.       Прозвучало настолько уверенно, что Льюис не начал спорить, поняв, насколько занятие обречённое выйдет. Ему и не хотелось, несмотря на то, что здравый смысл пытался периодически достучаться, попытаться напомнить о своём существовании.       – Только одна просьба.       – Да?       – Будь паинькой.       – И тихоней?       – Вообще замечательное решение.       – Буду, – пообещал Льюис, прикладывая ладонь к губам.       Практически полное отсутствие соседей играло обоим на руку и заставляло окончательно забывать о правилах приличия. Впрочем, Рекс очень сомневался, что они – первые люди, решившие провернуть подобное в зрительном зале. Были такие любители небольшого экстрима до них, найдутся и после.       С болтами на джинсах и молнией он справился настолько быстро и виртуозно, что у Льюиса спонтанно родился вопрос, откуда такие навыки в стремительном раздевании других людей, но не стал портить момент. Напротив, постарался расслабиться и получить удовольствие, наплевав на знание, что совсем скоро в зале вспыхнет свет, и если они не успеют, то это будет невероятный эпический провал.       Хотя... Десять минут внушали доверие, для него это было достаточно большое количество времени.       Много ли ему требовалось? Много ли вообще времени нужно девственнику, чтобы кончить?       Есть, конечно, сказки для взрослых, что именуются эротическими романами, где юные любовники и любовницы поистине неутомимы в постели и с восторгом руководят всем процессом самостоятельно, наплевав на кровь, боль и прочие, не слишком радующие факторы. Но искусство требует плевка в реализм и романтизации происходящего. В сказках этих всегда преобладала выдумка, а Льюис реально смотрел на вещи.       И на самого себя.       И на свой опыт. Точнее, на полное его отсутствие.       В их возрасте странно было заводить речь о феерических способностях, невероятных возможностях и прочем, что обычно воспевалось в медийных продуктах эротической направленности. В их возрасте основная доля удовольствия приходилась больше на эмоции, нежели на что-то иное. Уж в чём, а в них у Льюиса недостатка не предвиделось. Он бы ими ещё с десятком окружающих людей мог поделиться, не почувствовав эмоциональной опустошённости.       Льюис не пытался давать оценку чужим действиям, ему и сравнивать, в принципе, было не с чем. Он просто наслаждался, принимая непривычную ласку, периодически ловя себя на мысли, что ему хватит и пары минут. Какие уж тут десять...       Он не запрокидывал голову и не выгибал шею. Наоборот, сел так, словно увидел на полу нечто, крайне ему интересное, вот теперь и пытался в мельчайших деталях рассмотреть то, что сумело настолько привлечь его внимание.       Льюис вновь кусал губы. Такими темпами они действительно обещали кровоточить безостановочно, а Рексу рано или поздно в сложившихся условиях предстояло превращение в охотника ночи, желающего получить ещё немного тёплой крови. Решение просто зажать рот ладонью не подходило. Льюис понимал, что и это его не спасёт. Солёный привкус немного отрезвлял. Он ощущался на языке очень слабо, но большего не требовалось.       – Рекс, – тихо позвал Льюис. – Не на...       Он не договорил, предупреждения несколько припозднились и больше не являлись актуальными.       Льюис продолжал сидеть, склонившись вперёд и пытаясь отдышаться. Во рту пересыхало. Льюис облизнулся.       На этот раз крови на губах уже не было.       – Я бы сейчас многое отдал за возможность посмотреть на твоё лицо, – произнёс Рекс, продолжая стоять на коленях.       Льюис, ничего не говоря, щёлкнул подсветкой на телефоне.       Реализация желания ничего Рексу не стоила, он и так, без внесения дополнительной платы, мог осуществить его.       Приглушённый свет, подрагивающие ресницы, лёгкий румянец на щеках и обкусанные, чуть приоткрытые губы.       – Тебе не противно? – спросил Льюис.       – Нет. А должно?       – Я не знаю. Просто... Для меня немного странно. Я… Ты же знаешь, что я никогда...       – Не кончал другим людям в рот? – произнёс Рекс обыденным тоном.       – Да, и это тоже, – согласно отозвался Льюис, вновь опуская ресницы, чтобы избежать заинтересованного взгляда, направленного в его сторону.       Рекс и не думал отворачиваться, продолжая наблюдение и отмечая: всё-таки смущается Льюис очень мило. Пальцы вновь коснулись щеки, поглаживая.       – Всё нормально. Не беспокойся.       Рекс подался ближе, коротко чмокнул Льюиса в губы и собирался отстраниться, но не смог.       Ладонь крепко сжалась на плече, Льюис сам решил проявить инициативу, стараясь не думать о том, каким на вкус окажется этот поцелуй. Были какие-то минимальные сомнения, но любопытство в борьбе пересилило.       Целоваться, находясь в таком положении, было неудобно, но и прерываться не хотелось. Или просто Льюис никак не мог себя заставить, увлекшись процессом.       Рекс, впрочем, умудрялся не потерять контроль над ситуацией окончательно, потому, активно отвечая на поцелуй, занимался одеждой Льюиса, вновь застёгивал джинсы, расправлял рубашку.       Когда по экрану поползли финальные титры, оба парня сидели на своих местах и с интересом смотрели на экран, как будто всё время действительно внимательно наблюдали за сюжетом картины. * * *       – Уже можно?       – Нет, погоди ещё немного.       – Хорошо, – согласно произнёс Льюис, вновь замолкая и позволяя Рексу примерить на себя роль персонального стилиста или – как вариант – гримёра.       Они сидели на полу в гостиной и пытались воплотить задуманное ранее.       Правильнее сказать – Льюис сидел, раздвинув ноги, согнутые в коленях, и устроив ладони на щиколотках, а Рекс стоял на коленях между его разведённых бёдер и старательно трудился над созданием образа. Льюис закрыл глаза, водил пальцами по гладкой поверхности своих джинсов и прикидывал, каким окажется конечный результат.       Рекс, считавшийся заядлым театралом, старался привить любовь к прекрасному и Льюису. Пока, правда, ограничился исключительно гримом и созданием импровизированного костюма, не замахиваясь на нечто большее.       Кисточка скользила по лицу, оставляя на коже тёмную краску.       Стилист из Рекса был так себе, но он и не планировал создавать на представленном «холсте» невероятное полотно. Ничего сверхсложного – разве что попытка нарисовать нос и кошачьи усы. Тёмную водолазку Льюис уже надел, тапочки, выполненные в виде кошачьих лап – тоже. Для полного перевоплощения не хватало только подобных перчаток и ошейника с колокольчиком.       – Вообще-то я совсем не мастер аквагрима, – произнёс Рекс, проводя ворсом по влажной салфетке, убирая излишки краски. – Потому не удивляйся, если результат окажется...       – Каким?       – Сомнительной ценности. Я дилетант в этом.       Удачная формулировка появилась, спустя несколько секунд размышления.       Он старался рисовать исключительно аккуратно, а поскольку навыков не хватало, приходилось тратить больше времени. Маргарет справилась бы с поставленной задачей минут за десять, а Рекс копался уже почти полчаса.       Впрочем, времени у них было предостаточно, могли хоть до самого утра копаться, а потом, посчитав полученный результат удовлетворительным, уснуть, чтобы показаться в гостиной уже под вечер. За пределами школы строгого регламента не существовало, никто не устанавливал определённое время для отбоя, а, значит, и контролировать их никто не стал бы. Тем более что в данный момент они находились на территории дома в гордом одиночестве – Маргарет уехала. Вот так просто взяла и изменила планы. Если Рекс что-то и заподозрил, то не стал выспрашивать. Несмотря на дружеское общение, они всё-таки старались не лезть в личную жизнь друг друга.       – Тогда рискну предположить, что Маргарет увлекается?       – Да. Она чудесно его наносит, гораздо профессиональнее. Она нарисовала столько, что впору выпускать альбом её работ, но, естественно, Марго не воспринимает это увлечение всерьёз. Всего лишь забава, не более того. Не удивительно, на самом деле. У тёти не так много времени на развлечения. После смерти Филиппа Ева интереса к семейному бизнесу не проявляет, личная жизнь для неё на первом месте. А больше заниматься сохранением наших капиталов некому. Наследник всё ещё на стадии превращения в делового человека, самостоятельно решать организационные вопросы, не имея обширных познаний и хотя бы минимального опыта, я вряд ли смогу. Доверить управление компанией мне было бы самоубийством.       – Мне кажется, ты сумел бы организовать всё на должном уровне. У тебя есть задатки.       – С чего такие мысли?       – Пока тебя не было, театралы пребывали в запустении, а теперь процветают.       – Простое совпадение и немного везения, – произнёс Рекс, проводя кисточкой вдоль линии роста ресниц.       Льюис покорно сносил эти эксперименты над внешностью и не протестовал.       – Не скажи.       – Считаешь иначе?       – Спроси кого угодно, они подтвердят.       – Дело не в том, что я действительно многое там изменил. Моё появление позволило определённым людям выкарабкаться из плена меланхолии, подарило немного энтузиазма, а дальше всё само собой сложилось. Так что за организационные вопросы там я не отвечаю.       – Ты упрямый.       – Я просто плохая собака, – иронично заметил Рекс и коротко засмеялся. – Непослушная, люблю лаять в ответ на хозяйские замечания.       Льюис от этого комментария почувствовал себя неловко, вспомнив собственные замечания относительно мальчика с собачьей кличкой вместо нормального имени.       – Извини.       – Я не обижаюсь. Нет, правда. Это было неожиданно, но не сказать, что запредельно оскорбительно.       – Никто прежде до такого не додумывался?       – К счастью, нет. Кроме того, я знаю куда более благозвучную трактовку своего имени, и именно она мне по нраву.       – Что за трактовка?       – Прямое значение. Рекс, что означает, король. Просто, со вкусом, а главное...       – Скромно, – фыркнул Льюис.       – Скромнее не бывает. Впрочем, тебе тоже есть, чем гордиться.       – И чем?       – Тем, что ты благородный воин.       – Откуда такой интерес к трактовкам имён?       – Нет у меня к ним особого интереса, а вот память хорошая. Читал когда-то, оно и отложилось.       – Именно эти имена?       – Не только. Не посчитай за хвастовство, но я тебе могу про значение имени каждого из наших одноклассников рассказать.       – Благородный воин, – задумчиво повторил Льюис, пытаясь соотнести это имя со своей личностью. – На службе у его величества.       – Некоторые короли не нуждаются в подчинении, выступая исключительно за равноправие.       Рекс отложил кисточку в сторону и потянулся к ободку с мягкими на ощупь чёрными ушками, вспоминая собственное дефиле в этом костюме. Море листовок, что никак не желали заканчиваться, дождливый день и свой мрачный настрой.       Не удержавшись, зацепил прядь, пропуская её сквозь пальцы. Льюис открыл глаза. Будучи слегка подведенными, они смотрелись невероятно выразительно, но – вновь, и вновь, и вновь – абсолютно без капли женственности. Льюис больше походил на музыканта какой-нибудь рок-группы, а не на крашеного трансвестита. Впечатление портили только разве что ушки, сводя всю брутальность до нулевой отметки.       – Красиво? – спросил Льюис с сомнением.       – Потрясающе вообще.       – Потому что ты разрисовывал?       – Нет, потому что модель попалась великолепная.       – Ха, спасибо. Преувеличиваешь, конечно.       – Ни секунды.       Рекс поднялся на ноги, подхватил коробку с аквагримом и поставил её на стол.       Льюис потянулся и тоже поспешил встать с пола. Несмотря на то, что процесс превращения его в любительскую модель не так уж долго длился, сидеть в одном положении, стараясь не шевелиться, оказалось довольно проблематично. В одной стопе уже сейчас противно покалывало. Затянись сеанс перевоплощения, нога и вовсе бы затекла, а так неприятных последствий благополучно удалось избежать.       Льюис бесшумно выскользнул из гостиной и направился в гостевую спальню, заранее приготовленную для него, желая посмотреть на результат чужих кропотливых трудов. Признаться, он по-прежнему считал свою внешность невыразительной, потому на чудо не надеялся.       Увиденная картина, отразившаяся в зеркале, однако, пришлась Льюису по душе. Может, Рекс и не был профессионалом в области нанесения аквагрима, но и его навыков вполне хватило, чтобы добиться поставленной цели.       – Любуешься?       Рекс появился на пороге комнаты неожиданно. Впрочем, он почти всегда именно так и делал. Раньше Льюиса данное обстоятельство напрягало, а теперь стало одной из отличительных особенностей отношений. Он не боялся, когда Рекс появлялся у него за спиной, не вздрагивал и не ожидал – подсознательно – опасности.       – Любуюсь, да. И наслаждаюсь. Даже жалко, что придётся смывать.       – Сделай хотя бы один снимок на память, и тогда жалеть ни о чём не придётся.       – А это идея.       – Обращайся.       Льюис обернулся, разорвав зрительный контакт со своим отражением. Посмотрел на Рекса, державшего в руке телефон, улыбнулся, стараясь выглядеть как можно более милым, хотя, признаться, не сомневался, что фотография всё очарование уничтожит. Льюис на фотографиях никогда не получался, так уж сложилось исторически.       – Всё. Останется на память.       – Перешлёшь потом?       – Конечно.       – Спасибо. Она хотя бы удачная? Или я там получился ужасно?       – Удачная. Более чем.       Льюис, скрывшийся в ванной комнате, не ответил. Может, за шумом воды не расслышал, может, просто не знал, какая фраза будет звучать уместно. Рекс несколько раз приближал фотографию и возвращал ей исходный размер. Палец осторожно скользил по изображению, поглаживая. Рекс поймал себя на мысли, что снимок этот просто обязан стать обоями в его телефоне. Реализовал задуманное он уже в следующую секунду. Блокировать телефон и убирать его в карман не торопился, продолжая прикасаться к изображению, представляя под пальцами не гладкое, немного прохладное стекло, а тёплую кожу, обветренные губы, алый след, оставшийся на подушечке при определённом стечении обстоятельств. Угольные пряди в захвате и эти чертовски длинные – девчоночьи, как принято говорить – ресницы, взмывающие вверх, когда Льюис широко распахивал глаза.       Рекс хотел его. Естественно, что хотел. Кто бы в этом усомнился? Но он по-прежнему не собирался нагнетать обстановку и подталкивать Льюиса к стремительному принятию решения, потому единственное, что ему оставалось – сублимация, мечты, представление того, как всё сложится в дальнейшем. Ожидание, заполненное многочисленными размышлениями.       Вздохнув, Рекс обратил внимание на время. Оно давно перевалило за полночь. По хорошему следовало пожелать Льюису спокойной ночи и отправляться к себе, но Рекс продолжал стоять на пороге комнаты, глядя на фотографию.       – Уже поздно, да? – спросил Льюис, выходя из ванной комнаты.       Грима на его лице уже не было.       – Прилично, – подтвердил Рекс. – Третий час ночи пошёл. Скоро рассвет.       Ободок с ушками опустился на стол, звук от соприкосновения с поверхностью его показался Рексу достаточно громким, позволил вернуться к реальности, всё-таки поставив телефон на блок и засунув в карман. Нелепо было смотреть на фотографию, когда имелась возможность наблюдать Льюиса в реальности и наслаждаться не меньше, а вообще-то гораздо сильнее, нежели во время просмотра пиксельного изображения.       – А Маргарет...       – Что именно?       – Когда она вернётся?       – Не думаю, что сорвётся с места посреди ночи. Вероятно, встретиться с ней получится только утром. Удивительно, кстати, слышать от тебя вопросы, связанные с моей тётушкой.       – Почему?       – Если мне не изменяет память, то встречи с Марго ты опасался сильнее, нежели перспективы, связанной с прогулкой по городу, а теперь внезапно озадачился её судьбой. Маргарет, конечно, моложе моего отца, но она – взрослая девочка, способная самостоятельно о себе позаботиться. В контроле со стороны племянника она вряд ли нуждается. Да и сама придерживается мнения, что мне не требуется беспрерывное наблюдение.       – Я не об этом, – покачал головой Льюис.       – Тогда о чём?       Рекс растерялся. Примерное направление чужих мыслей он определил, но продолжал сомневаться в правильности своих заключений.       Льюис выдерживал театральную паузу, не подтверждая, но и не опровергая догадки.       Стоя друг напротив друга, оба хранили молчание.       – Я подумал, что...       – Что?       – После того, что было в кинотеатре...       Договаривать фразу до конца Льюис не стал, сделав ставку не на слова, а на действия. Решительно преодолев расстояние, отделявшее его от Рекса, сжал в ладони ворот рубашки и потянулся за поцелуем. Рекс запрокинул голову, устремив взгляд в потолок и уходя от прикосновения. Он не был готов к такому повороту. Мысленно желал, но сомневался в правильности происходящего. Попутно осознавал, что дороги назад у них не будет. Пара секунд, и он сам не сумеет обуздать эмоции, не отпустит Льюиса, даже если тот внезапно заявит, что передумал. Легче было перестраховаться на первом этапе, не доводя до катастрофы.       – Льюис?       – Да?       – Я сделал это не потому, что рассчитывал на ответную услугу, а просто потому, что мне хотелось доставить тебе удовольствие.       – Мне тоже хочется, чтобы тебе было хорошо.       – Уверен?       Льюис не ответил, вместо этого сжал ладонь Рекса в своей ладони, позволил переплести пальцы, сильно сжимая, не желая отпускать и разрывать это рукопожатие. Получилось, пожалуй, красноречивее, нежели возможное высказывание.       И Рекс уступил. Уступил, впрочем, было слишком громким словом. Он не особенно активно сопротивлялся, то есть, не делал этого вообще, лишь покривлялся пару секунд для приличия, чтобы в следующее мгновение накрыть обветренные губы с микроскопическими островками запекшейся крови поцелуем. Поддержать проявленную инициативу, не собираясь отказываться от того, чем, а правильнее – кем, хотелось обладать на протяжении длительного периода времени. Во всяком случае, Рексу срок показался более или менее внушительным.       Он старался не замечать соседа по комнате первые несколько дней, что им довелось коротать в одном помещении. Тогда он старательно напоминал себе о записях в дневнике, потрясающе ледяном приёме, согретом лишь каплями тёплой крови, выступившей на разбитых губах, и враждебном настрое. На первых порах у него получалось почти. А потом и это «почти» исчезло окончательно. Не было смысла отрицать, убегать, придумывать слова оправдания, чтобы уверить себя в честности обратного утверждения.       Прошла осень, пролетела зима.       В начале осени ничто не предвещало, в середине постепенно начало сдвигаться с мёртвой точки, одно тянуло за собой другое, позволяя увидеть в ситуации всё большее количество нюансов, то ли мешающих наладить отношения, то ли, напротив, помогающих. Рекс не был из числа тех, кто лезет с помощью к каждому встречному, но тут он просто не смог пройти мимо, и суть заключалась не в человеколюбии. Не так уж Рекс любил людей, говоря откровенно.       Всё упиралось в личность соседа.       Он нужен был Рексу. Со всеми его тараканами, странностями, страхами, комплексами, несмелыми улыбками, ядовитыми замечаниями, прорывающимися периодически. Не эту ли потребность и эмоциональную зависимость от другого человека, люди имели обыкновение именовать любовью? Кажется, именно её.       Как заявил однажды Альберт: «Парочка «М&M» нашла друг друга».       Осталась позади дождливая зима, ушли тёмные вечера, неизменная сырость и ранние сумерки...       Наступила весна, и Рекс, поддавшись романтическому порыву, провёл параллель между временами года и своими отношениями. Они развивались постепенно и на данном этапе представлялись, пожалуй, именно трогательными и нежными. Рексу хотелось верить, что такими они останутся и в дальнейшем – никаких засушливых летних сезонов, никаких осенних гроз, никакой темноты и холода зимы.       Вечная весна.       – Детка, – выдохнул хрипло.       Льюис усмехнулся и прикусил его губу. Почти как тогда, в момент первого поцелуя, только теперь не вкладывая предельное количество силы и не желая причинить боль, способную отрезвить. Отомстил за «детку» в своём роде. Рекс в долгу оставаться не планировал, потому тоже сжал зубы на нежной коже, стараясь действовать при этом максимально осторожно.       Отпрянул, глядя слегка затуманенным взглядом. Ладонь скользнула по джинсовой ткани, от бедра к паху, пальцы прошлись вдоль застёжки. Вверх и вниз.       – Правда, хочешь?       – Знаешь, сколько раз я об этом думал? Не сосчитать просто. А сколько раз кончал, зажимая себе рот ладонью, чтобы не простонать твоё имя ненароком?       – Сколько?       – Не помню, но точно – неоднократно.       – И сейчас совсем не боишься? – выдохнул Рекс, подцепив подбородок Льюиса пальцами, перехватывая взгляд и не позволяя разорвать зрительный контакт.       – Это странное ощущение. С одной стороны мне немного не себе, есть отголоски страха, есть опасения, но есть и нечто иное. В сравнении с данным обстоятельством первые значительно уступают и отходят на дальний план.       Произнося это, Льюис успел вытащить рубашку из брюк, расстегнуть ремень и потянуть молнию. В теории он знал всё. Её в жизни Льюиса было очень-очень много, а практики – никакой, и это порядком напрягало. Ему отчаянно хотелось, чтобы в реальности всё происходило, как минимум, неплохо. На феерично и неповторимо не замахивался. Он боялся не столько действий, сколько ошибок, осечек и нелепых ситуаций. В воображении всё выглядело классно, но реальность по этим картинкам высокого рейтинга могла проехаться довольно жестоко, не оставив ни намёка на эстетику. Лишь саднящее чувство разочарования.       Он боялся опозориться в глазах Рекса, сделать что-то не то, не так – оказаться недостаточно хорошим, недостаточно раскрепощённым, недостаточно страстным. Пожалуй, он впервые настолько сильно озадачился вопросом собственной невинности и не знал, в какую категорию её определить. То ли достоинств, то ли недостатков.       Скользнув лёгким поцелуем по уголку губ Рекса, не позволив вновь прижаться ко рту, Льюис запустил ладони под рубашку, с силой провёл по бокам, наслаждаясь тактильным контактом, понимая, что одна возможность прикоснуться вот так, без сомнения, решительно, заводит его сильнее, подстёгивает. Его просто-напросто ведёт от собственных ощущений, от внимательного взгляда Рекса, от показательного бездействия. Рекс не стремился руководить, наставлять, раздавая каждую секунду ценные указания. Он ждал, дарил Льюису свободу действий. От осознания этого хотелось действовать гораздо увереннее, чтобы Рекс больше не выглядел настолько сосредоточенным, серьёзным и напряжённым.       Когда-то Льюису довелось слышать высказывание, гласившее, что аппетит приходит во время еды. Сейчас он ощущал нечто подобное. Чем больше он прикасался к Рексу, чем чаще под пальцами оказывалась тёплая, практическая горячая кожа, чем чаще доводилось слышать немного сбитое дыхание, тем активнее он становился в своих действиях. Он гладил, целовал, прикусывал, облизывал, приходя к выводу, что это не менее, а то и более приятно, чем получать ласку.       Ладони коснулись кромки джинсов, уверенно потянули их вниз. Льюис медленно опустился на колени, спустив джинсы до щиколоток. До сегодняшнего дня видеть Рекса полностью обнажённым Льюису не доводилось. Он сглотнул. С одной стороны, ему хотелось прикоснуться, провести языком по всей длине, почувствовать на губах этот вкус. С другой...       Он поднял глаза. Рекс смотрел на него.       – Оближи, если хочешь, – прошептал практически беззвучно, но с хрипотцой.       И Льюис прислушался к совету, облизал послушно, сначала легко, прикасаясь только кончиком языка, во второй раз – увереннее, если не с наслаждением, то с интересом точно. Рекс прижался спиной к стене, чувствуя лопатками её поверхность, ладонь провела по плечу, зарылась в волосы.       – Я вообще-то о твоих губах говорил, – выдохнул, едва ли не цедя это сквозь зубы. – Но так, пожалуй, намного лучше.       Льюис не отстранялся, не отвечал. Он привыкал к тому, что прежде находилось для него за гранью понимания и казалось практически нереальным. Он пробовал на вкус выступившую смазку, прихватил губами головку, стараясь действовать как можно осторожнее, чтобы ненароком не зацепить кожу зубами. Изображать из себя гуру орального секса было довольно нелепо, бороться с рвотным рефлексом – непросто. Стоило только попытаться взять немного глубже, и он тут же чувствовал подкатывающую к горлу тошноту.       Рекс был понимающим. Странно, но именно это определение напрашивалось самым первым. Несмотря на то, что его ладонь зацепила несколько прядей, несмотря на то, что он старался своими действиями показать Льюису, что именно и как именно нужно делать, направляя, он всё равно не переходил тонкую грань. Ту самую, проходящую между ненавязчивым стремлением помочь и спонтанным насилием, когда контроль над эмоциями отходит на второй план, а собственные желания играют решающую роль.       Губы, его ласкающие, были мягкими и нежными. Он тоже пытался отвечать нежностью, хотя, мысленно, в разговорах с самим собой признавал, что с каждой секундой реализовывать задуманное становится всё сложнее. Ему отчаянно хотелось отбросить сдержанность в сторону, уложить Льюиса на любую горизонтальную поверхность, ощутить, как тот обнимет, обхватит своими невозможно длинными ногами, подастся к нему, и после этого он, Рекс, окончательно пропадёт. Потеряет голову и растворится в водовороте эмоций.       Услышав звук расстёгиваемой молнии, Рекс посмотрел вниз, чтобы удостовериться в правильности своих догадок. И то, что он увидел, доломало все барьеры, что ещё стояли у него на пути.       – Что-то не так? – спросил Льюис.       – Оближи, – повторил Рекс всё тем же хрипловатым тоном, не сомневаясь, что на этот раз его просьбу поймут правильно.       Льюис одарил Рекса взглядом снизу вверх и действительно облизнулся. Губы у него были припухшие, порозовевшие, и Рекс – как в случае с ключицами, там, в кинотеатре – поймал себя на мысли, что кончик языка, промелькнувший на мгновение – это такая же порнография. Пусть остальные бы не увидели в подобном жесте ничего особенного, для него это почти как кино для взрослых. А вообще-то лучше.       Рекс практически отзеркалил действия Льюиса, становясь на колени, вцепляясь ладонью в плечо, а второй прихватывая край водолазки, задирая его, поглаживая поясницу. Впился, сминая губы жёстким поцелуем, проталкивая язык внутрь приоткрытого рта, вылизывая его с сумасшедшей страстью, на грани одержимости.       Стянуть с Льюиса водолазку было делом пяти секунд – ничего сложного. Единственное, что порядком раздражало, так это необходимость прерваться ради выполнения задуманного. Подсознание настойчиво подсказывало, что решение лишить человека невинности прямо на полу, не доходя до постели, невозможно назвать одним из самых удачных. Однако, на то, чтобы действительно переместиться на кровать, уже не было никаких сил. Желание обладать перекрывало все остальные мысли, уничтожая их на стадии возникновения.       Никаких сторонних размышлений – сплошное эротическое кино.       Он уложил Льюиса на пол, замер на мгновение, одаривая восхищённым взглядом. Какой бы чушью Льюис не забивал себе голову на протяжении долгих лет, а тело у него, на самом деле, было красивое. Даже бледные шрамы, оставленные на память добрым родителем, не портили общего впечатления.       От своих джинсов Рекс благополучно избавился, теперь потянулся к тем, что всё ещё оставались на Льюисе. Ткань, разделявшая их, не позволяющая прикоснуться напрямую, его раздражала, нервировала, практически бесила. Терпения хватило только на то, чтобы стянуть штанину с одной ноги, на второй брюки продолжали болтаться. Льюис попытался стряхнуть их, но потерпел фиаско и прекратил нелепые попытки, согнув ту ногу в колене, позволяя Рексу опуститься меж разведённых бёдер, провести ладонью одним слитным движением от коленки к подвздошной кости, закинуть ногу себе на пояс.       Рекс упёрся ладонью в пол, совсем рядом с головой Льюиса.       – Всё ещё не изменил решение? – выдохнул.       – И не собираюсь вообще-то, – произнёс Льюис, обнимая Рекса, соединяя руки в запястьях у него за спиной, и вновь нападая с поцелуями.       Он не просто целовал, а именно атаковал, и невозможно было этому натиску сопротивляться.       В том, что Льюис заранее именно на такое продолжение вечера и делал ставку, Рекс уже не сомневался. Последние крохи подозрений исчезли в тот момент, когда Льюис всё-таки сумел избавиться от джинсов и вытряхнул из кармана несколько серебристых упаковок – и презервативы, и одноразовый гель.       И в тот момент, когда сам же решительно эту упаковку разорвал и раздвинул ноги сильнее, чем прежде. Он сам себя трахал пальцами. Сначала размеренно, медленно, а потом активнее. Это было одновременно удивительно и возбуждающе.       – Девственник значит, – протянул Рекс, прикоснувшись губами к скуле, проводя по губам Льюиса пальцами, проталкивая их в рот, чтобы вновь ощутить этот жар, пусть только так.       – Технически – да, – Льюис запрокинул голову, подставляя под поцелуи шею.       Каждый раз, когда Льюис сглатывал, кожа слегка натягивалась, подрагивал кадык. Рекс чуть прихватил зубами адамово яблоко, лизнул прикушенное место.       – А в остальном? – шепнул соблазнительно.       – Я же говорил, что неоднократно зажимал себе рот, чтобы не простонать твоё имя. В академии. И дома тоже. Это могло бы натолкнуть на мысли...       – Хватит, – чуть грубее, чем прежде, произнёс Рекс. – Вытащи.       И Льюис не стал спорить, не стал противиться, покорно исполнив эту не совсем просьбу, а скорее, судя по тональности, приказ.       – Я бы и сам мог это сделать, – прошептал Рекс Льюису на ухо. – Так, на будущее.       – Приму к сведению, – заверил Льюис и улыбнулся.       Насмешливо так, грязно, с вызовом. С провокацией.       Ладони скользнули по бокам, поглаживая, ногти провели по коже, не царапая. Рекс перехватил ноги Льюиса под коленями, подтянул его ближе, толкнулся внутрь разгорячённого тела, опустил голову и выдохнул сквозь стиснутые зубы. Несмотря на подготовку и вполне приличное количество смазки, Льюис всё равно был умопомрачительно узким и невозможно горячим. В него нереально было войти одним движением, а потом начать трахать быстро, активно, в рваном, практически неконтролируемом ритме.       Рекс, в общем-то, этого и не планировал, а если и мелькали мыслишки, то явно не о первом разе, но сейчас он думал только о том, как не кончить за считанные минуты и не стать в чужом представлении безмозглым козлом, сделавшим пару фрикций, не причинивших ничего, кроме боли, а потом – слившимся. Во всех смыслах.       Льюис в этот момент ощущал только три вещи. Боль. Сильную боль. И что-то такое, что наводило на мысли о боли с характеристикой «адская». Тем не менее, он действительно не собирался отказываться от своего решения.       Он хотел Рекса. Хотел давно. И именно так, как сейчас. Он старался игнорировать не слишком желанные ощущения, просто отгородиться от них и не замечать, сосредоточившись на приятных моментах. Например, на том, как Рекс целовал его шею, или на том, как второй ладонью поглаживал полуопавший член. Льюис не хотел смотреть на яркий свет, что так и бил в глаза. Зажмурившись, потянулся за поцелуем, ткнулся слепо, наугад, желая получить ответное прикосновение.       Рекс ответил. Медленно, как-то тягуче, без агрессии и попытки подчинить, подмять окончательно.       – Прости, – прошептал, лизнув приоткрывшиеся губы. – Прости, детка.       Впервые это обращение не показалось Льюису насмешливым и ироничным, а весьма органично вписавшимся в ситуацию.       Двигался Рекс тоже медленно, осторожно, и Льюис, в общем-то, понимал, почему. Вероятнее всего, боялся увидеть кровь на латексе, вот и сдерживал порывы.       Боль не утихла окончательно, не исчезла стремительно и не обернулась феерическим удовольствием, но притупилась и уже не настолько привлекала к себе внимание. Льюис ухватился за воротник рубашки, которую Рекс так и не снял. Сжал ткань в пальцах так, чтобы создать преграду между кожей и ногтями, не процарапав ладони, подался вперёд, подстраиваясь под движения. Он не знал, помогает своими действиями или только мешает, но хотелось надеяться, что не портит всё окончательно.       Не портил, совсем нет.       Рекс целовал его, вылизывал шею, шептал что-то на ухо. Льюис слышал только обрывки речей, поскольку, стоило только подобрать определённый ритм и следовать ему, как всё изменилось. Не кардинально, конечно. Боль так никуда и не делась, но к ней примешалось удовольствие. Оно проявлялось сначала слабыми всплесками, а потом – по нарастающей, с каждым разом – всё ярче.       Как акварель набранная на кисть и максимально размытая, а следующий мазок – яркая клякса, в которой практически нет воды.       – Давай, мой сладкий, – выдохнул Рекс.       Горячее дыхание щекотало шею, а ладонь действовала уверенно, лаская в такт движениям внутри тела. Так, что сопротивляться не было ни возможности, ни желания. Льюис застонал, стащил рубашку с одного плеча, умудрившись проехаться ногтями по коже, потянулся за очередным поцелуем. Отпустил второй конец воротника, зато обнял Рекса за шею, притягивая к себе, не позволяя отдалиться, прижался к губам детским сухим поцелуем, не пытаясь его углубить. Ему нужно было именно такое прикосновение, слабое, мимолётное, но заботливое и успокаивающее, словно доказательство, что всё хорошо.       Рексу, в общем-то, тоже.       Только это. И больше ничего.       Только это, чтобы почувствовать себя счастливым на сто процентов.