Нарисуй мою грусть

      Нельзя было сказать, что решение судей по вопросу конфликта с Аджин оказалось возмутительно неверным, но и торжеством справедливости его назвать язык как-то не поворачивался. Команду с соревнований сняли и попросили покинуть лагерь, но этого не было вообще никакого толку — она в любом случае выбыла из-за проигрыша, и ничто, в конце концов, не мешало Аджин и дальше нарушать правила на других турнирах. Накатани-сенсей предположил, что причина бездействия судей, возможно, крылась в том, что Шутоку задела их самолюбие, указав на что-то, чего они сами не заметили. А может, те им и вовсе не поверили, но решили избежать скандала с «Королями Востока», вот и вели имитацию бурной деятельности, вынося баскетболистам Аджин словесные предупреждения.       Как бы то ни было, Шутоку были слишком рады своей первой победе, чтобы особенно возмущаться, да и Такао на удивление спокойно отнесся к решению судей. Он вообще очень быстро пошел на поправку и ни разу больше не упомянул ни о травме, ни о том неприятном инциденте.       Может, просто смирился.

***

      С того дня встречи с Такеро буквально вошли у Изуми в привычку — после завтрака она намеренно шла на долгую прогулку в те места, которые он ей показал, и часто встречала там самого парня: тот, как и всегда, проводил свободное время в полном одиночестве и слушал музыку в своих неизменных наушниках. Иногда он здоровался, иногда — просто кивал, но на любое приветствие Изуми отвечала улыбкой, после чего присаживалась рядом и молчала до тех пор, пока песня не заканчивалась, и Такеро сам не заводил разговор.       Они болтали о совершенно разных вещах: о природе, искусстве, планах на будущее, так что Изуми узнала о своем приятеле много нового, например, что он родился в неполной семье, свое ранее детство провел в деревне и именно благодаря этому научился ценить красоту природы, повсюду находить по-настоящему впечатляющие места. Такеро начал заниматься баскетболом ещё очень давно, до того, как переехал в город, но до сих пор никак не мог найти свой стиль в этом виде спорта, считал себя неважным игроком, хотя в будущем намеревался играть на профессиональном уровне. Он любил красивые закаты, тяжелую музыку и баскетбол. Терпеть не мог, когда его поучали, а ещё почему-то собак и, кажется, абсолютное большинство своих товарищей по команде.       О себе Изуми много не говорила и ограничивалась, в основном, узким кругом интересов, включавшим в себя рисование, фотографию, изучение английского, чтение всякой фантастики и коллекционирование карточек. Хотя Такеро много раз просил её рассказать о семье, девушка всегда отмалчивалась: она считала, что это слишком личное, чтобы обсуждать такое с человеком, с которым ты знаком едва ли пару недель. Да и загружать приятеля своими проблемами Изуми не хотела, так что просто упомянула о том, что её родители развелись, и больше к этой теме не возвращалась.       В первый день третьей недели лагеря погода снова стояла страшная: повсюду царила жгучая духота, что нельзя было продохнуть, и солнце палило нещадно — не хотелось ни думать, ни куда-то идти. Но с другой стороны, оставаться в комнате — всё равно что устроить себе бесплатную баню, так что даже в такой день Изуми не стала изменять своей привычке и, стараясь держаться в тени, шла по каменной дорожке вдоль стремительно увядающих клумб. Она думала о вчерашней игре: Шутоку по-прежнему никому не проигрывали, но матч со старшей школой Сумару вышел гораздо более напряженным, чем все прочие до него, и «Королям Востока» даже пришлось попотеть во время последней десятиминутки. А ещё, это был первый матч, в котором играл Такао с момента своей травмы — его рука зажила на удивление быстро, хотя, похоже, не до конца, потому что Казунари не был особенно активен на площадке и старался лишний раз не принимать чужие пасы, что, конечно, сказалось на команде в целом. Изуми не могла сказать, чувствовал ли Такао себя виноватым перед товарищами, потому что по нему этого не было видно, но даже при внешнем спокойствии в душе Казунари могло твориться всё, что угодно — в этом девушка уже убедилась.       Она волновалась за этого идиота слишком сильно и слишком часто, и не она одна — Судзуна, та самая девушка, что приходила к Такао в лазарет, тоже всё время вертелась где-то рядом с ним, да ещё и Хибари удивительно хорошо с ней спелась, так что Изуми, которую, можно сказать, банально кидали на время тренировок (Судзуна-то действительно хорошо разбиралась в баскетболе и, если не шла к своей команде, предлагала помощь Шутоку), просто не могла относиться нормально к этой девке, которая медленно начинала раздражать её одним своим присутствием и тем, что постоянно забирала себе всё внимание её друзей. Как Изуми после этого могла не завести приятельские отношения с кем-то ещё, путь даже он — соперник из другой школы? Судзуну, вон, это вообще не останавливало — предательница несчастная, и как такой вообще можно было доверять?       Испугавшись своей беспричинной, как ей казалось, ненависти, Изуми постаралась больше об этом не думать. Разглядывая засохшие цветы, жуков и бабочек — да что угодно, лишь бы не забивать больше голову неприятными мыслями. А пока девушка пыталась переключиться, Такеро, как всегда, незаметно подошел к ней со спины.       — Хэй, — пугать девушку всякий раз, как они встречались, уже вошло у него в привычку. — Привет.       Обернувшись, Изуми сильно удивилась, потому что впервые увидела Такеро мало что без наушников, так ещё и в матово-черной спортивной форме Академии Токаге, которая сильно контрастировала с его светлыми, скорее всего, крашеными волосами. Ни разу до этого он не надевал её при Изуми, но и это была не единственная странность. Дело в том, что Такеро впервые так близко подошел к общежитию её команды.       — Я подумал, что ты будешь искать меня позже, поэтому решил отправиться на поиски сам, — поспешил объясниться парень. Он пошел вперед по дорожке и поманил её за собой. — Понимаешь, сегодня наш тренер, этот старый хмырь, назначил ещё одну общую тренировку как раз после завтрака и сказал, что если я не появлюсь на ней, то он не возьмет меня на следующую игру… Хотел бы я молча проигнорировать его слова, да только он, похоже, не шутит, так что ничего не поделаешь… — Такеро устало вздохнул. — Но мне не хотелось пропускать встречу с тобой, и я подумал… Может, ты захочешь сходить к нам на тренировку? Посмотришь заодно, как я играю.       — Это, конечно, интересное предложение… — пробормотала Изуми. — Но я даже не знаю…       Девушка практически не бывала на тренировках команды своей собственной школы, так с чего это ей вдруг идти к чужой? Но если подумать, то на площадку, где занимались Шутоку, её никто не звал, даже Хибари и та особенно не настаивала, а Такеро всё-таки сам любезно предложил, так что ничего не случится, если она примет предложение всего один раз. Да и если вспомнить про вечные похождения Судзуны… Не так уж это, наверное, и зазорно.       — Я обещаю, скучно не будет, — убеждал её Такеро, постепенно ускоряя шаг. — Попрошу товарищей-придурков особенно к тебе не приставать, хотя они и сами вряд ли будут, а нашему тренеру вообще плевать, кто присутствует на тренировках, как будто ни разу не слышал о разведке других команд. Хотя нам и скрывать-то особенно нечего, так что его халатность вполне оправдана.       — Раз ты так говоришь, ладно, идем.       Такеро заметно повеселел, и они вдвоем направились туда, где обычно проходили тренировки Академии Токаге — это было где-то в глубине лагеря, за зданиями общежитий. Изуми даже в своих прогулках ни разу туда не заходила, потому что боялась потеряться в каменных лабиринтах, а кроме того, обстановка на дальних площадках всегда казалась ей какой-то мрачной и напряженной. Зато там хотя бы не было жарко, и девушка впервые за долгое время могла вздохнуть полной грудью, чувствуя легкое прикосновение прохлады в тени домов.       Когда они пришли на площадку, все прочие баскетболисты Токаге во главе с тренером уже собрались, но, как и предсказывал Такеро, на Изуми они не обратили особого внимания и, проводив её скучающими взглядами, продолжили переговариваться друг с другом. Тренер крикнул Такеро что-то обидное, затем свистнул в свисток, висящий у него на шее, и тренировка началась.       В этой школе всё было совсем не так, как в Шутоку, и Изуми, надо сказать, очень понравилось искать различия в методах, которые использовали тренеры двух команд, в поведении баскетболистов и выполняемых упражнениях. В Токаге, как оказалось, огромное внимание уделяли тренировке умений крыть соперника и самому преодолевать опеку, даже двойную, а ещё дриблингу и скорости. Баскетболисты очень мало играли в команде, больше друг против друга, на протяжении половины тренировки они вообще держались группами по два-три человека и как будто намеренно не замечали всех остальных. Короче говоря, в Токаге были явные проблемы с командным духом и то, что они ходили по утрам в столовую такой дружной компанией, на самом деле, ничего не значило. Особенно выделялся Такеро, который, в общем-то, сам по себе играл неплохо, а по сравнению с остальными даже очень хорошо, но он явно не наслаждался тем, что приходилось делить площадку с кем-то ещё, и у него на лице всё время читалась одна раздражённая фраза, что-то вроде «Когда же всё это закончится».       Через какое-то время тренер объявил перерыв и куда-то ушел, а баскетболисты оказались предоставлены сами себе. Некоторые продолжили тренировку, но большинство разбрелось по скамейкам, устроив себе отдых. Такеро, разумеется, сразу направился в сторону Изуми, но, не успел он пересечь и половину площадки, как девушку неожиданно окликнули сзади — когда она услышала этот голос, то просто ушам своим не поверила.       — Ясу? — Хибари стояла шагах в десяти от трибуны, и громадное изумление застыло на её лице. — Ты что здесь делаешь?       Хибари, Такао и Судзуна — просто вся великолепная троица в сборе, все сами непонятно зачем сюда притащились и таращатся на неё теперь так, словно она смертный грех совершила, всего раз ступив на территорию чужой школы. Особенно первые двое — Судзуне, в общем-то, было всё равно, и она даже отошла в сторонку, чтобы не мешать разговору, но уважения в глазах Изуми ей это всё равно не прибавило.       — Да меня тут друг пригласил, — девушка постаралась придать голосу небрежность, но вышло у неё как-то не очень уверенно.       — Друг? — Такао выразительно изогнул бровь, заглядывая Изуми за спину. Голос у него при этом был какой-то напряженный.       — Это что, твои товарищи? — к ней обратился Такеро, который внимательно рассматривал пришедших тоже отнюдь не дружелюбным взглядом. — Зачем они сюда пришли?       — Нам нужно кое-что передать вашему тренеру, — Хибари больше не смотрела на Изуми и мгновенно сосредоточила всё свое внимание на баскетболисте. Такао, в свою очередь, продолжал молча буравить девушку взглядом.       «Ну и зачем было идти втроем, а?» — про себя возмутилась Изуми и решительно отвернулась, в смущении разглядывая небо. И какого черта она вообще чувствовала себя виноватой?       Пока Хибари и Такао ждали тренера Токаге, девушка старалась не бросать взглядов в сторону своих друзей, хотя знала, что они сами в это время мозолят глаза об неё, и от этого создавалось такое мерзкое ощущение, как будто под кожей завелись муравьи, и хотелось уйти, но Изуми считала такой поступок позорным и трусливым, поэтому она гордо оставалась на месте до прихода тренера. Когда Хибари отошла, чтобы передать свое сообщение, Такао переключил внимание на Такеро, и теперь они разглядывали друг друга, по-прежнему молча, но так пристально, что вокруг затрещал и без того раскаленный воздух; девушке становилось всё более неловко в гнетущей тишине, которую она никак не решалась нарушить.       Когда эти двое наконец ушли (Судзуна неожиданно осталась в своей родной команде), Изуми смогла вздохнуть спокойно и почти сразу сбежала от Такеро под каким-то смехотворным предлогом, а на самом деле — чтобы привести в порядок сбившиеся мысли и успокоиться. Она гуляла в полном одиночестве достаточно долго и вернулась к обеду, но Хибари в столовой не застала, а к Такао, сидевшему за дальним столом, подойти просто не решилась. Закончив трапезу в полном одиночестве, девушка зашагала в свою комнату и, распахнув приоткрытую дверь, увидела, что Хибари лежит там, расстелив на полу футон, и задумчиво смотрит в потолок. На Изуми она бросила только один мимолетный взгляд и тут же отвела его, занятая своими собственными мыслями, судя по выражению лица, крайне важными и неотложными.       «Детский сад какой-то», — Изуми не стала говорить ничего вслух и подошла к окну. На самом деле, она тоже чувствовала себя неловко и хотела заняться каким-нибудь делом — так, чтобы Хибари не выдержала и первой с ней заговорила.       — А к нам на тренировки ты не ходишь, — всё так и произошло: Мияджи не отличалась особенным терпением и быстро сдалась, сходу обратившись к подруге с нотками обвинения в голосе.       — А вы меня не приглашали, — использовала девушка уже заготовленный ответ.       — Я сказала: приходи, если хочешь — мы всегда рады, — парировала та.       — Такеро был более настойчив, — заявила ей на это Изуми.       — Так это с ним ты всё время пропадаешь? — Хибари скорее утверждала, чем спрашивала, и Изуми растерялась, не сразу подобрав ответ.       Она обернулась и сразу же наткнулась на недовольно-нахмуренный взгляд подруги, как будто та снова её стыдила, хотя не имела на это никакого права: Мияджи ведь не мамочка ей и не папочка, так какое ей дело, с кем и где Изуми проводит свободное время? Особенно если сама она вечно занята и совершенно не находит времени для общения с лучшей подругой.       — Это здесь вообще при чем? — наконец, Изуми смогла выдавить из себя только такой сомнительный аргумент.       — Да не при чем, — достаточно легко согласилась Хибари. — Просто интересно.       И даже обиженной при этом больше не выглядела. Вот странно, неужели не врет?       — Слушай, ты уже много фотографий наделала? — Хибари неожиданно перескочила на совершенно иную тему и, поднявшись со своего места, подошла к Изуми вплотную, перехватывая у неё сумку с фотоаппаратом.       — Ах, да, уже достаточно, — девушка села на пол, но Мияджи указала ей на свой расстеленный футон. Там они извлекли камеру на свет. — Если хочешь, я могу прийти на вечернюю тренировку… или, скажем, завтра, чтобы специально наделать целую кучу снимков.       — Прекрасная идея! — загорелась та. — Можно создать целый разворот в альбоме, что-то вроде «наши трудовые будни».       Хибари ни с того ни с сего начала вести себя так, будто совсем ничего не произошло между ними минутой ранее, и она мгновенно забыла о той утренней сцене. Изуми решила поступить так же: на самом деле, какой смысл мозолить неприятную тему, если конфликт легко можно уладить? Она положила фотоаппарат на колени и нажала на кнопку просмотра фотографий. Разглядывая их одну за другой, Хибари то и дело восторгалась красотой пейзажей, а иногда даже просила Изуми сводить её в те места, где они были сделаны. Когда запечатленными оказывались те самые «будни» вроде общего похода в столовую или прогулки, девушка находила повод посмеяться с чьей-нибудь позы или лица, а, увидев себя, заявляла либо «боже мой, что со мной не так», либо «я так смешно здесь вышла, просто жуть!»       Но когда Изуми в очередной раз нажала на кнопку «вперед», то на экране всплыла совсем другая фотография: на ней была изображена семья: мать с отцом, дочь постарше и два мальчика возраста примерно младшей школы. Все они лучезарно улыбались и смотрели в камеру счастливыми глазами, а на каждом из них была надета белая футболка с одной и той же надписью на английском: «Вместе мы — сила».       — Ох, это же Цубаса-семпай! — Хибари ткнула пальцем в старшую девочку. — Она, должно быть, забыла почистить фотоаппарат перед тем, как отдать его, а мы и не заметили…       Изуми чисто машинально открыла следующий снимок и увидела на нём всю ту же безмерно счастливую семью под палящим солнцем, на золотистом пляже, все члены которой, от мала до велика, вместе строили огромный замок из песка. Следом фотограф запечатлел их совместное купание, возню Цубасы-семпай с братьями и их родителей, обнимающиеся на фоне заката — все фотографии были словно вырезаны из приукрашенной рекламы, но при этом выглядели… Очень живыми. Изуми никак не могла остановиться, просматривая их, и за считанные мгновения, на которые картинки замирали перед её глазами, казалось, была способна прочувствовать до глубины души все эти счастливые моменты, которые объединяло одно — улыбки, искренние и лучезарные, на сияющих лицах. Глядя на них, она сама не замечала, как ёкает сердце, губы и руки начинают дрожать, а к горлу подкатывает ком, и сразу возникает такое чувство, что она вот-вот заплачет, но плакать нельзя, потому что это глупо — она ведь уже не маленькая, чтобы лить слезы из-за несправедливости мира.       — Эй, остановись, это же всё-таки личное… — Хибари придержала её руку и только сейчас заметила, какой у Изуми был потерянный вид.       — Так грустно… и радостно одновременно… — выдохнула она. — Но главное — завидно. Безумно завидно, просто до дрожи.       От ядовитого привкуса во рту захотелось сморщиться. Эти фотографии заставили Изуми вспомнить о том, о чём она вот уже месяц отчаянно старалась не думать, и краски её жизни мгновенно померкли.       — Хватит, ну что за тон? – Хибари решительно отобрала у девушки камеру и выключила её. — Будешь так говорить, сердце почернеет и станет черствым прежде, чем ты опомниться успеешь, а начнешь лить слезы по чужому счастью, так свое упустишь и не заметишь!       — Опять эти твои нравоучения, — пробурчала Изуми, намеренно искажая интонацию до раздраженной, чтобы скрыть за недовольством свои истинные эмоции. — Да какое там счастье, в моем-то положении, ну скажи мне, а? Только тоска и горечь, куда не глянь… — она почувствовала, что многое готова высказать, и не стала себя останавливать. — Мир серый, совсем бесцветный, как скупой карандашный набросок, а на этих фотографиях он словной весь в красках: куда не глянь, повсюду пятна акварели, широкие мазки и яркие цвета… Дело не в освещении, а в эмоциях, которые видны невооруженным глазом даже сквозь объектив, хотя мне всегда казалось, что фотоаппарат способен передать лишь плоскую картинку и ничего больше… — девушка почувствовала, что слишком разговорилась, но не могла остановиться, готовая выплеснуть за раз весь поток негодования, в которое она превращала растущую в душе горечь. — Знаешь, что с матерью, что с отцом — у меня теперь с обоими проблемы, а всё по их вине. Чертовы взрослые, не успевают решить старые проблемы, как создают новые, прямо на пустом месте! О других не думают совершенно, ведут себя как эгоисты и выплескивают злость на невиновных, чтобы хоть как-то очистить свои мерзкие душонки! Бесит… Как же это ужасно бесит, ты просто не представляешь, Хибари, как я устала от всего этого. Мне ведь просто-напросто хочется так же, как Цубаса-семпай, радоваться и отдыхать, улыбаться и не думать о проблемах. Хочется перестать ощущать себя… несчастной…       Хотя Изуми старалась, чтобы её речь прозвучала грубо и осуждающе, в конце она всё равно перешла на шёпот и из последних сил старалась держаться, сглатывая нарастающий в горле ком — в конце концов, она не какая-нибудь тряпка, и скоро слезы, которые скопились в уголках глаз, обязательно высохнут, а пока главное сделать так, чтобы Хибари их не увидела и, чего доброго, сама не начала её жалеть. В конце концов, Изуми только ей и могла открыть свою душу — больше никто на всем свете не был способен понять, что она на самом деле чувствует.       Но в следующее мгновение, девушка, к большому изумлению для себя, поняла, что видимо очень сильно ошибалась на этот счёт, потому что подруга, выслушав её гневную речь, резко заявила:       — Удобная позиция, однако — сваливать всю вину на других, — фыркнула она, и тогда стало ясно, что Хибари не усмирила свое прежнее недовольство, а только спрятала его на время, ожидая подходящего предлога, чтобы продолжить. — Приятно, наверное, считать себя несчастной — не говори, пожалуйста, что это не так — плакаться о своей горькой судьбе, чуть что, и искренне верить в несправедливость мира, чтобы лишний раз самой ничего не решать и отсиживаться в своем крошечном сером мирке. Такое отношение… Просто презрительно.       — Что ты… Хочешь сказать? — Изуми действительно растерялась, шокированная услышанным или скорее даже внезапностью, с которой всё это прозвучало, — до глубины души.       — В львиной части своих бед ты виновата сама, Ясу.       Не существует никаких слов, которыми можно было бы достоверно описать эмоции, овладевшие Изуми в тот момент. Злость затуманила ей разум, вскипела в крови, заставив резко вскочить с футона и замереть, сдерживая внезапный яростный порыв, уже готовый вырваться наружу. Она держалась из последних сил, не зная, чего хочет больше: закричать или заплакать — но старалась не терять самообладания перед Хибари, которая стояла перед ней с ужасно наглым лицом и рассуждала так, словно знала всё о ней и о её проблемах.       Хибари изменилась. Должность менеджера сделала её жестокой и требовательной. Теперь для неё указывать на чужие ошибки и ждать, что все будут думать так, как она — в порядке вещей. Но отношение Хибари к её проблемам Изуми и раньше не нравилось. Она просто не могла его принять.       — Виновата… — девушка перешла на срывающийся шёпот. — И чём же я, интересно, виновата? В том, что мой отец — лицемерный негодяй, бросивший семью, или в том, что мать настолько потеряла голову от отчаяния, что путает мою жизнь со своей собственной?       — Твоя мама не стала бы такой, уделяй ты ей больше внимания, — спокойно, до возмущения спокойно, ответила Хибари. Невозмутимость Мияджи настолько бесила, что хотелось швырнуть ей в лицо подушкой. — Ты хоть раз с ней нормально разговаривала? Пыталась объяснить свои чувства?       — Разумеется, пыталась!       — А пыталась ли ты понять её собственные? — уже откровенно давила на неё девушка, понизив голос. — Разумеется, нет! Вместо того, чтобы попробовать хоть что-то исправить, приложить все усилия, чтобы наладить ваши отношения, ты просто сбежала, оставив её одну, глупо понадеялась, что от этого что-то изменится, что всё само утрясется чуть позже… Но посмотри правде в глаза и пойми, что это не так. Осознай, наконец, что глупо сидеть в углу, уткнувшись лицом в колени — надо делать хоть что-то для собственного счастья, а не лить по нему слёзы в подушку и уж тем более не завидовать другим!       Изуми трясло от гнева и пугающего осознания правдивости слов подруги. Где-то в глубине души она понимала: Хибари могла ошибаться в чём-то, но в общем она говорила вполне правильные вещи, и отрицать это было попросту глупо. Но дело же было не в этом.       «Она в самом деле верит, что всё так просто решается?»       Изуми была слишком растеряна, слишком зла, она так сильно поддалась своему потаённому страху, прежде дремлющему в дальнем уголке сознания, что уже не могла просто успокоиться и согласиться — это было бы признанием поражения, полной капитуляцией, отказом от собственных слов. Она не могла позволить себе опуститься так низко, втоптать в землю гордость, которая и без того была ущемлена до предела. Поэтому Изуми медленно попятилась к двери, готовая подобрать любые слова, чтобы стереть с лица Хибари это раздражающее, до трясучки спокойное выражение.       — А ты, значит, самая умная? — начала она, сквозь злость выдавливая из себя усмешку. — Указываешь всем, как поступать? А сама то… Разобралась бы сначала с собственными проблемами… А только потом…       — О чём ты говоришь? — Хибари вскочила резко, испугавшись и разозлившись одновременно. Замысел Изуми сработал превосходно.       Но девушка ещё не была готова заходить так далеко и не стала ничего отвечать. Вместо этого она покачала головой, резко развернулась и вылетела в за дверь, чтобы не слышать, что ещё Хибари скажет в её адрес. Она бежала по коридору, не глядя под ноги, а когда выскочила на улицу, то чуть не покатилась кубарем с лестницы. Изуми была откровенно подавлена, выведена из равновесия словами подруги и совершенно не знала, как ей вернуть себе душевное равновесие. Она стояла, зацепившись за перила, и разглядывала собственные кроссовки до тех пор, пока не почувствовала, как в липкий ком, подкативший до этого к горлу, рассосался.       И всё же ей нужно было что-то, чтобы окончательно прийти в себя и отвлечься от панических мыслей о будущем, с которым обязательно придется столкнуться по возвращению из лагеря. А может быть, даже кто-то. Человек, которому можно было высказать всё то, что накипело на душе, без риска быть осмеянным или услышать в ответ нотации. Сначала она не могла назвать ни одного имени, но потом подумала о Такао. Сразу вспомнила, как в тот вечер, на спортивной площадке, он поднял ей настроение, как спокойно она себя чувствовала, когда говорила с ним, а он просто находился рядом. Хотя Такао был взбалмошным и порой чрезмерно энергичным, само но его присутствие почему-то успокаивало, прогоняя прочь все тревожные мысли — а Изуми только это и было нужно.       — Он же… Не откажется со мной разговаривать? — пробормотала девушка себе под нос, мгновенно вспомнив о том, что произошло утром.       Впрочем, Изуми чувствовала, что это был её единственный шанс хоть ненадолго успокоиться и отвлечься, а поэтому, плюнув на всякую гордость, она решительно зашагала к мужскому общежитию. Ей отчаянно требовалась чужая поддержка, и неважно, если просьба о помощи заставит её казаться слабой — хватит уже держать всё в себе и молча страдать.       К счастью, она встретила Такао перед самыми дверями — у того был отсутствующий вид, и он даже дёрнулся от неожиданности, когда Изуми выдернула его из омута мыслей, решительно задержав рукой за плечо.       — Слушай… — однако на этом вся её решительность иссякла, ведь она плохо понимала, что должна сказать. Объяснять что-либо прямо сейчас было тяжело, да и к тому же неловко, так что Изуми стушевалась, и голос перестал подчиняться ей: — У тебя... есть время… поговорить?       Такао взглянул на неё удивленно, приподняв бровь. Но затем сразу же, будто не дав себе подумать больше секунды, отвёл глаза и выпалил:       — Вообще-то, я спешу по кое-каким делам.       Изуми почувствовала, как больно сжалось сердце, но сдаваться так сразу не собиралась. Она посмотрела на Такао прямо и понадеялась, что в её взгляде не было заметно следов тех слёз, что так и не вырвались наружу.       — Я просто… это для меня… очень важно, — но стоило ей продолжить говорить, как глаза сами собой ушли в пол, и она закончила себе под нос, даже не уверенная, что её слышно. — Я не знаю, кто ещё… Сможет мне помочь.       — Почему бы тебе не попросить своего дружка из Токаге? – отозвался Такао достаточно резко, и Изуми даже отстранилась, испуганная его тоном. Заметив это, он, правда, чуть смягчил голос, но легче от этого не стало. — Знаешь, у меня уже назначена встреча с Судзуной. Я не могу заставлять её ждать.       Даже не дождавшись ответа, Такао спустился с лестницы и зашагал прочь. Проводив его растерянным взглядом, Изуми вдруг поняла, что только что он откровенно поиздевался над ней, наверняка совершенно намеренно втоптал в землю её чувства, чего уж от него-то девушка никак не ожидала. Такао просто не мог не заметить, в каком она была состоянии, но он сделал вид, будто его это нисколько не заботит, жестоко плюнул ей в душу и ушел гулять с этой дурой Судзуной. Неужели только потому, что обиделся на неё из-за встреч с Такеро, членом чужой команды?       Нет, всё-таки она так и не смогла его понять.       — Значит, ты вот так со мной… — прошептала Изуми со всей злостью, на которую только была способна в своем подавленном состоянии. — Зря я… возлагала на тебя такие надежды… Зря… надеялась на тебя… Была полнейшей дурой, когда отчего-то решила, что ты захочешь меня понять!       Но даже теперь противные слёзы почему-то никак не хотели течь по щекам, как будто Изуми продолжала сдерживать их на подсознании. Ей сковало горло, разрывало на части грудь, но ни одна капля не упала с ресниц, и девушке оставалось только иди, куда глаза глядят, устремив остекленевший взгляд прямо в пустоту перед собой.       Но честно говоря, по большей части, не то что бы ей было грустно, обидно или что-то вроде того. Ей было страшно. До дрожи. Как только она думала о том, что ожидает её по приезде в Токио, у Изуми просто перехватывало дыхание. Она не могла и представить, что будет делать дальше. Будущее для неё было затянуто мерзким чёрным дымом, за которым только одно — такая же черная бездонная пропасть. Самой ей ничего не сделать. Уже никак не исправить всё это. Хибари просто дура, если не понимает, что уже слишком поздно, чтобы пытаться что-то менять.       «Хибари, Такао, Судзуна… Да будьте вы все прокляты!» — думала Изуми про себя, стараясь не дрожать. До тех пор, пока до неё не донесся чей-то обеспокоенный голос:       — С тобой всё хорошо?       Конечно же, это был Такеро. Изуми, на самом деле, нисколько не была уверена, что ему она могла доверять, но тогда ей, наверное, было уже все равно. Просто хотелось расслабиться и сбросить груз с души — неважно перед кем, лишь бы этот человек выслушал и хотя бы попытался её понять.       — Знаешь, мне сейчас… Очень плохо, — пробормотала девушка, всё ещё глядя в землю. — Мы можем… Поговорить?       — Конечно, для тебя я всегда свободен, — Такеро улыбнулся и подошел к ней ближе. Изуми вздрогнула, но не отстранилась. — Что бы тебя ни тревожило, Изуми-тян… Ты можешь просто рассказать мне об этом.       — Спасибо, — она искренне улыбнулась и вдруг, сама того не ожидая, прижалась к его груди, чувствуя, как исчезает дрожь и приятное тепло распространяется по всему телу.       Наверное, впервые… Простые объятия значили для неё так много.