***
— Сбежал… — Мы продолжим поиски… — Независимо от того, как давно он сбежал и как давно он скрывается… Настя слушала всё это каждый день. Каждый. Грёбаный. День. Возвращалась из универа, ложилась спать и просыпалась, когда мамина рука касалась её дверной ручки. — Хорошо, мама. Я поняла, мама. Ладно, мама. Вся в работе. Вся в делах. В поисках насильника дочери. Да лучше бы они убили меня тогда. Всем было бы плевать. Даже матери. Даже ему. Настя не могла есть. Не могла плакать. Не могла двигаться. Не могла делать ровным счётом ничего. Но что-то заставляло её вставать по утрам, собираться и идти в университет. Но, возвращаясь домой, она видела пустую не заправленную кровать, падала на неё и засыпала. Пила снотворное. Потому что иначе не могла. — Люду выписали? — спросила мать за завтраком. Настя очнулась, откусила кусочек от бутерброда и чуть не сблевала. Еда не имела вкуса. — Угу. Маме кто-то позвонил, и она сразу же ответила, выбегая из-за стола. Настя отодвинула от себя остатки еды и спрятала лицо в ладонях. Люду выписали. Об этом она узнала от одногруппницы. А ещё узнала о том, что лучшая подруга забрала документы из университета. Мечта детства стать всемирно известными психологами, открыть свою клинику и помогать людям. Всё разрушено. Вся жизнь. Настя зажала рот ладонями и зажмурилась. Немой крик в пустоту. Отчаянный вопль. Девушка распахнула глаза, упёрлась руками в столешницу и выбралась из-за стола. И так уже прилично опаздывала на первую пару. Оставаться дома, значит причинить себе вред. Искалечить. Или пропустить день, в котором может быть он. Мамочка, спаси. Несколько раз встречалась глазами с Сеней. Он улыбался и махал рукой, подзывая к себе. Настя даже не могла изобразить жалкое подобие улыбки. Весь день бегала от него. Сторонилась. Пряталась в женском туалете. А он будто преследовал её. Когда день подходил к концу, Настя шла к раздевалке. Сеня аккуратно ступал позади. Он смотрел на её затылок и испытывал ненормальное желание коснуться её мягких волос. — Насть, — негромкий оклик. Девушка вся напряглась. Он заметил. Но так и не остановилась. И тогда Сеня ускорился, нагнал девушку и снова обворожительно улыбнулся, заглядывая ей прямо в лицо. — Эй, лисёнок… Всё-таки коснулся. Волосы. Как пух. И этот запах… Настя покосилась на него. Один угол губ выше другого. Друг. Лучший друг. Лжец. Предатель. — Чего ты хочешь, Сеня, — тихо. Безропотно. Даже на вопрос не похоже. — Поздоровался. У тебя что-то случилось? Она замерла. Держала в руках какие-то книжки, конспекты. Сеня тоже остановился. Настя неверующе усмехнулась и покачала головой. — Случилось? Ты серьёзно? — Насть. Насть, ну подожди ты! — он взял её за локоть и заставил повернуться. Девушка выдернула руку, и все её вещи упали на пол. — Ты врал! Врал нам обоим! Ты использовал Люду! Ты использовал меня! Зачем? Почему?! — она не обращала внимание на выпавшие из рук вещи. Не обращала внимание на толпу студентов. Она смотрела в глаза друга и ждала очередной лжи. — Потому что я люблю тебя, дура! Тебя, а не её! — Сеня снова хотел взять её за руку, но тут Настя со всей дури влепила ему пощёчину. Ничего не застыло. Время не загустело. Ничего такого. Только… Замахнулся на неё. Настя ахнула, закрылась руками и зажмурила глаза, ожидая удара. Поднял руку. И тут же опустил. Осознал, что только что могло случиться. Вот теперь наступила тишина. Страшная. Густая. Теперь всё действительно застыло. Настя так и стояла, закрываясь руками. Сеня же часто моргал и открывал рот, не зная, куда деть свои руки. Не коснуться. Не сказать что-то. Ну двинуться с места. — Лисёнок, я… — Не надо, — сквозь слёзы проговорила Настя, мотая головой. — Не надо, Сеня, ради бога, умоляю тебя. Не подходи ко мне. Шаг в её сторону. Два шага назад от него. — Уходи. Всё. Это конец, Сеня. Это конец, — прошептала в ужасе Настя, быстро собрала свои вещи и ушла. Он не стал её догонять. Не стал кричать вслед и просить остаться. Ничего этого не было. Оно и к лучшему. Настя быстро оделась и пулей вылетела из университета. Слёзы жгли глаза. Колючий мороз кусал мокрые щёки. Она шла, не зная, куда идёт. Она плакала, не зная причины своих слёз. Она потерялась. Потерялась в этом чёртовом мире. Не знала, кому верить. Не знала, кому уткнуться носом в плечо и попросить совета. Не знала, куда пойти. Поэтому просто шла вперёд, не жалея ног, не жалея себя. Настя рыдала беззвучно, пряча дрожащие губы в кольцах шарфа. Ноги привели её к его подъезду. Она подняла глаза к небу. Снег сыпал весь день. Осторожно, плавно опускаясь на длинные реснички, похожие на лапки паучка. Настя смотрела на его окна и рыдала. Ей хотелось, чтобы он забрал её к себе. Чтобы защитил от Сени, который впервые за всю жизнь поднял руку и едва не ударил. Чёрт…да она знала, конечно, что заставляет её подниматься каждое утро и идти в университет. Мысль, что сегодня там появится он. Озираться по сторонам. Замирать, как лань замирает перед дулом охотника, чувствовать, как в жилах стынет кровь, когда она слышит это имя или в чужих голосах находит отголоски его родного, хриплого, красивого… Сходить с ума. Каждый день. Каждый час. Каждую минуту. Всё больше и больше. — Я так больше не могу, — шептала она, пока шла домой. Пока ехала в лифте. Пока била себя кулаками по лбу и беззвучно хныкала, чтобы мама не услышала за стенкой. — Не могу, не могу, не могу-ухуху… Скулёж. Жалобные завывания. Закуталась в одеяло и плед и открыла настежь окно. Морозный воздух задувал в комнату. Настя дрожала, но не от холода. От желания сброситься из окна. Умереть. Исчезнуть. А вдруг Кирилл уже умер? Вдруг его уже совсем нет? Ты такая идиотка. Ты такая слабачка…что с тобой стало, посмотри на себя в зеркало, посмотри, что ты вытворяешь. — Я не могу… — снотворные были мощные и вырубали очень быстро. Помогали спать. Помогали не видеть сны. Помогали отдыхать хоть иногда. Помогали этой маленькой девочке не сломиться и не изувечить себя. Пока её мать за стеной работала, пока юноша, которого она любила больше жизни, сидел на разгромленной кухне и курил, Настя крепко спала.***
Кирилл. Сложно жить дальше, когда знаешь, что все твои близкие люди мертвы. Что единственного лучшего друга ты прогнал. А девушка, которая периодически неосознанно вытаскивала тебя из дерьма, ушла. Но ушла не сама. Это ведь ты её прогнал. Психиатр как-то сказал ему, что, пока Кирилл не найдёт своё назначение в жизни, он будет нести гибель всем вокруг себя. И первый, с кого начнёт, это с себя. Иногда это будет случаться бессознательно. Само собой. Но позже ты заметишь закономерность. Заметишь, что все пропадают, как только ты становишься рядом с ними. Но на твоём личном кладбище уже просто не осталось места, Кирюша. Ты похоронил всех. Ты похоронил себя. Вдох. Выдох. Сдох Ни. Пожалуйста, умри уже. Затушил сигарету о свою руку. Только слегка поморщился. Больно. Очень больно. Но какая эта боль в сравнении с тем, что творится внутри? Жалкое подобие «боли». А внутри — ёбаный ад. Всё полыхает. Черти бесятся. Черти просят крови. Готовят новый гроб. Для тебя. Трясёт головой, ставит локти на колени и трёт лицо руками. Готов ли ты умереть? Поднимает глаза к потолку. Ты разгромил квартиру родителей. Все комнаты. Кроме комнаты сестры. Ты проебал кота. Ты проебал друга, девушку. Даже Дохлый свинтил из этого города. Скрывается, тварь. Да чтоб он сдох. Как и все мы. Чёртовы наркоманы. Кирилл смотрит на себя в зеркало. От того симпатичного юноши с длинными ресницами и глазами цвета корицы осталось лишь едва уловимое эхо. Щёки ввалились, белки покраснели, губы давно потеряли естественный оттенок и походили на губы мертвеца. Сдаёшься? Слабак. Найти телефон. Найти зарядку. Набрать Дизеля. Услышать знакомый голос. Попросить помощи. Всё так просто. И что выбрать? Накинуть петлю или спасательный круг? Чтоделать. Вспомнить, что удерживало его на плаву столько времени. «— Научи меня чему-нибудь. Хочу попробовать. Кирилл пригласительным жестом махнул рукой. Настя подскочила, села поближе и взяла гитару. — Мамочки. — Что? — усмехнулся Кирилл. — Впервые сижу рядом с профессионалом, можно автограф взять? — сдерживая смех, вежливо спросила Настя. Кирилл заржал. — Ладно, давай. Учи меня. Кирилл улыбнулся краешком рта, сел напротив, но потом решил, что так ничего не выйдет и сел сзади. — Это обязательно? — А что, страшно? Настя хмыкнула и начала зажимать пальцами струны. — Всё хуже, чем я думал! — Кирилл взял её тонкое запястье, встряхнул. — Расслабься, партнёр, с такой кистью ты ничего не добьёшься. Или ты так напряглась, потому что хочешь съездить мне по роже? Давай потом. — В следующий раз, — весело отозвалась Настя и с помощью парня поставила пальцы так, как следует. — Больно, чёрт. — С непривычки. Но ты в руках мастера! — хрипло засмеялся Кирилл. Настя прикрыла глаза. Ну вот, он соблазняет её и даже не подозревает об этом. — Мне твои волосы в рот лезут. — Ужас какой. — Вот и я так считаю. Девушка сдержанно улыбнулась, дёрнула бровью и кинула короткий взгляд через плечо. Кирилл зажал аккорд, а Настя провела рукой по струнам. — Чистый звук, да? Попробуй ты теперь. Меняя руки, юноша случайно задел её пальчики и тут же дёрнулся. Неосознанно. Случайно. Настя, кажется, ничего не заметила. Зажала аккорд, а Кирилл тем временем провёл по струнам. Звук получился фальшивым. — Вот ужас, — поморщилась Настя и отняла руки от гитары. —Угу, ужас. Ты уже второй раз сказала это слово, — Кирилл уткнулся подбородком в её плечо. — Да? — Настя чуть склонила голову вбок. — Ужас.» Почувствовать, как подрагивают углы губ. От непривычки чуть не сойти с ума. Как же давно ты не улыбался… Ты рехнулся, Леваков. Вот твой спасательный круг. Настя. — Насть, я не уверена, что удастся напасть на его след, — мамины слова гулким эхом разрушают всю надежду на положительный исход. — Слишком далеко. Слишком долго мы рыщем. Он, поганец, слишком хорош. Настя качает головой, утирает нос и пожимает плечами. — Ладно, — смиренно принимает она. — Но вы ведь продолжите поиски, да? Молчит. Ресницы Насти дрожат. Она опускает и снова поднимает взгляд. — Только не ври. Прошу тебя. Мама поджимает губы, наклоняет голову в сторону. Девушка теребит рукав папиного свитера и терпеливо ждёт. — Насть, мы уже давно ищем, — ноздри её раздуваются. — Конечно, я не оставлю это так. Ты меня знаешь. Я доведу дело до конца. Но вопрос лишь в том, когда это случится. Настя усмехнулась. Безнадёга. Безразличие?.. — Я просто хочу знать, что больше этот человек не причинит никому боли, — отчеканила Настя, чуть задирая подбородок. — Хочу знать, что я в безопасности. Хотя бы за это не трястись. Мама качает головой. — Я знаю. И я всё сделаю для того, чтобы максимально обезопасить тебя. Максимально обезопасить? Где же ты была, мама, когда мне ломали что-то важнее рёбер? Когда связывали руки своими словами, когда внутри всё рушилось и до сих пор продолжает? Где ты была? — У тебя всё равно не получится. Я знаю, как это работает, мама, — Настя взяла сумку, перекинула через плечо. — Вы будете его искать. И с каждым днём поисков будете уделять этому делу всё меньше и меньше внимания. Пока совсем не сдадитесь. — Я не… — Нет, — покачала головой девушка, касаясь дверной ручки за спиной. — Нет. Всё нормально. Всех злодеев невозможно поймать, правда? — она грустно улыбнулась, чуть наклонив голову. Мама ничего не ответила. И тогда Настя, больше ничего не говоря, вышла из квартиры. Рыдания рвались наружу, но она впервые за долгое время сумела сдержать себя. Страх. Или безразличие? Господи, неужели ей плевать? Её насильники где-то прячутся, где-то скрываются. Они могут вернуться в любой момент и закончить начатое. А ей не страшно. Что, не боишься умереть, да? Настя натянула шапку. Поправила шарф. — Не боюсь… — одними губами. Глупая девочка. Всё ты боишься. Бои-ишься. Все дальнейшие действия в её жизни походили на действия робота, нежели обычного человека. Как установка. Как заведённый будильник на каждый день. Она превратилась в призрак. Ей были безразличны другие люди. Их проблемы. Крики, визги, писки. Чужие разговоры. До сих пор не могла найти внятного ответа на вопрос, какого хера она посещает универ? Всё ещё ждёт. Ой ли? Но время от времени озирается по сторонам в поисках человека, который никогда не придёт. Больше никогда. Встречаться глазами с некогда лучшим другом, опускать взгляд в пол и проходить мимо. Не здороваться. Не улыбаться. Не задевать друг друга. Не видеть больше лучшую подругу. Не слышать. Пусто. И что ты здесь забыла?..***
Настя как раз выходила из главных дверей, когда увидела Дизеля. Сердце сразу пропустило удар. Вау. Давненько оно так не колотилось… Но это был только Дизель. Всё тот же Дизель. Лучший друг Кирилла. Точно такой же, как и он сам. Настя замедлила шаг. Дизель был очень красивым молодым человеком. Она не знала, сколько ему было лет. Не знала настоящего имени, но знала, что глаза у него тёмно-серые, а губы тонкие и бледные. Взгляд был строгим и злым, но, когда Дизель улыбался, всё это улетучивалось мгновенно. Улыбался он редко. При ней. Настя чуть ускорилась. Замерла в пяти шагах от него. Он не двинулся. Невозмутимо стоял, покуривая сигарету и глядя на девушку исподлобья. Вопросительный взор. Приподнятые брови. Не отвечает. Стоит, смотрит на него своими глазюками, почти не моргая. — Что-то хочешь? — негромко спросил Дизель, выбрасывая окурок. Настя моргнула. Отрицательно мотнула головой. Ждёт Кирилла. Наверняка ждёт Кирилла. Он в универе? Почему она его не видела? Почему не пересеклась? Хоть взглядом?.. — Про Кирилла спросить хочешь? Его имя подействовало на неё странно. Сначала она приоткрыла рот, затем чуть нахмурила тонкие брови, поглубже убрала руки в карманы и опустила голову, ковырнув носком сапога снег. — Он пришёл забрать документы, Насть. Он больше не будет здесь учиться, — ответил на все вопросы Дизель и сам убрал руки в карманы. Холодно. Девушка вскинулась. Огромные глаза непонимающе вперились в Дизеля. Два озера. Дыхание стало прерывистым. — К-как? Как забрать? А как же?.. — Ну всё, — он подошёл ближе, щёлкнул её по носу. — Всё кончается. Рано или поздно. Больше его здесь не будет. Ничего не бойся. Долбаные торчки не потревожат тебя боле. После этих слов он обогнул Настю и лёгкой походкой пошёл к зданию университета. Настя обернулась, провожая одними глазами широкую спину Дизеля. Слёзы одна за другой катились по пунцовым щекам. Внутри творилось нечто страшное, необъяснимое. Дышать вдруг стало невыносимо тяжело. Она подумала, что, если сейчас увидит выходящего из главных дверей Кирилла, просто умрёт. Настя начала задыхаться. Прижала руку в варежке к груди. Теперь точно конец. Конец всему. Нетнетнет, пожалуйста. Не уходи, не исчезай, не пропадай так скоро. Воздуха уже совсем не было. Голова шла кругом. Уши заложило. Её трясло. Рука всё ещё лежала на сердце. Повернулась лицом к оживлённой дороге. А потом побежала. Так резко подорвалась с места, что чуть не поскользнулась и не упала. Не разбила голову. Не сломала руки. Ноги. Просто бежала. Машины сигналили в спину, а Настя так ловко огибала их. Остановилась, когда уже не могла дышать. Когда почувствовала жжение в лёгких. — Чёртчёртчёрт, ЧЁРТ! — она пнула ногой кирпичную стену. Ударила кулаком. Лупила по ней, как сумасшедшая, что-то кричала и не могла остановиться. — Я не хочу, я не могу, пожалуйста, хватит… Осела. Так бурно и громко рыдала, словно не плакала всю жизнь и сейчас пыталась вытеснить из себя все эмоции. Вытолкнуть весь воздух, вытолкнуть всё. Вырвать, сжечь сердце, которое так болит. Так беспокоит. Так сильно бьётся, оставляя синяки с внутренней стороны грудной клетки. Настя долго не могла успокоиться. Сидела на корточках у какого-то здания, прерывисто дышала, хватая ртом морозный воздух. Д ы ш а л а. Вспомнилось. Как они танцевали. Как она снова и снова обращала взгляд на его шрамик над бровью. Крепко зажмурилась и вцепилась зубами в сжатый кулак. Оставила след на костяшках. Смеркалось. Пора было идти домой.***
Они встретились в конце февраля. Жизнь уготовила такой сценарий, в котором за все эти долгие, мучительные недели они не пересеклись ни разу. Но жизнь не предупредила, что в один из февральских, прохладных дней выглянет солнышко. Что снег уже начнёт сходить. Что местечко под мостом всегда будет принадлежать им. Пустовать. Терпеливо ждать. Кирилл сидел прямо на мокром песке. В шапке, капюшоне. Будто прятался, скрывался. Это, пожалуй, единственное место, где было так спокойно и тихо. Никто не жужжал над ухом. Никто не басил. Не маячил рядом. Кроме неё. Она оступилась. Споткнулась о невидимый барьер и замерла. Ещё с дороги увидела сидящую фигуру, но рассчитывала на то, что у неё глюки от недосыпа и таблеток. Побочные эффекты. — Не стесняйся. Присаживайся, — не оборачиваясь. Не здороваясь. Блять, он просто похлопал рукой по песку рядом с собой. Услышала его голос. Настя прикрыла глаза. Сколько она не слышала его? Сколько грезила, сколько он звучал в её больной голове, вспарывая сознание? Сколько уже времени прошло?.. Она нетвёрдой походкой прошла вперёд, аккуратно опустилась рядом с ним и застыла. Почти не дышала. Боялась. Впервые за долгое время они оказались так близко. Сидели так довольно долго. — Блять… — Кирилл стянул капюшон, повернул голову в её сторону. — Блять, Настя… Он сел так, чтобы суметь рассмотреть её профиль. Её носик с горбинкой. Её полные, слегка приоткрытые губы. И подрагивающие реснички. — Я чувствую себя чёртовым сопляком, но, господи, я никогда не был так рад видеть кого-то… — слова вырывались неосознанно. Сами. Всё то, что он так трепетно хранил в себе. Слезинка скатилась по Настиной щеке. Не удержался. Стёр соль с её кожи большим пальцем и придвинулся ближе. Не имел никакого права распускать руки. Не имел права даже дышать рядом с ней. И было бы справедливо, если б Настя сейчас дала ему по роже и ушла. Но она…боже, она расплакалась и уткнулась лбом в его плечо. Плакала, плакала и плакала. Ругалась. Что-то пыталась сказать. Но всё, на что её хватало, это прятать зарёванное лицо в нём. Кирилл обнимал Настю. Тоже говорил что-то. Нёс какой-то бессвязный бред. Гладил по спине. Плакал. Оставалось только сдохнуть прямо на месте. Наконец-то ты пришла… Что им делать? Как быть дальше? — Наконец-то ты пришла… — лепет ребёнка. Голоса так дрожат. Пальцы так путаются, желая коснуться, ощупать, удостовериться, что это не галлюцинации, что это не побочный эффект от таблеток, которые вызывают рвоту. Это они. Настоящие. Живые. Лёд дал трещину. Касание. Раз, два, три. Настя стянула с него толстовку. Четыре, пять, шесть. Конец февраля. Вы сошли с ума?.. Дадада. Кирилл сорвал куртку, сорвал свитер. Увидел мурашки на маленькой округлой груди и припал к ней ртом. Настя пискнула, как котёнок. Семь, восемь, девять. Почувствовать его в себе. Родиться заново. Стонать так громко, будто умирать от серьёзного ранения. Снова и снова ронять слёзы на мокрый песок. Оцарапать спину. Не бояться сделать больно. Уже давно…уже давно не больно. — Господи… — глухой рык в её волосы. Зарыться онемевшими пальцами в песок цвета корицы. Не закрывать глаза, страшась потерять зрительный контакт. Её размытое из-за слёз личико, её красные щёки. Она вся. Настоящая. Ничего не существует. Только этот старый мост. Этот давно треснувший лёд. Конец февраля. Мокрый песок. И они. Юные. Обнажённые. Занимаются любовью. Совсем дети. Ничего не смыслят в этой жизни, вечно ошибаются и наступают на те же грабли. Умереть не страшно. Страшно жить жизнью, в которой нет этих маленьких тоненьких ручек, которые обвивают его тело с нечеловеческой силой и страстью. Не слышать, не чувствовать, не видеть… Вот что по-настоящему пугает. И сейчас, пока он грел её руки в своих, пока дышал на них теплом, пока Настя мимолётно улыбалась, по-турецки усевшись напротив, Кирилл думал лишь о том, что должен, что обязан ей сказать. И что она поймёт его правильно. Он поднял голову. Настя тут же повторила его действие. Кирилл не сумел сдержать улыбку. Как же тепло... — Мне нужно тебе кое-что сказать, — вкрадчиво. Голос даже не дрогнул. Пока. Настя чуть нахмурила брови, но руки не выпустила. Только коротко махнула головой и тихо произнесла: — Время у нас есть. Выкладывай, партнёр. Кирилл сглотнул слюну, выдохнул и начал говорить.