***
Я предполагал, что, вследствие нашей совместной прогулки, она опять замнётся и будет краснеть. Но девушке было не до этого. Она ошарашено смотрела вокруг и порой подбегала к домам, дабы зачерпнуть в руку горсть песка и высыпать её обратно. Действительно как ребёнок. Я никогда прежде не видел человека, так удивлённого последствиями бури. Её лицо было закрыто шарфом, а зелёные глаза, щурившиеся от ветра и солнца, теперь походили на кошачьи. И с таким же интересом она перебирала пальцами размётанный песок, пинала его и изучающе осматривала каждое здание. Когда мы подошли к госпиталю, то оба застыли от удивления. Здание выглядело так, будто на эти пару часов превратилось в клубок для огромного песчаного кота, извалявшего свою новую игрушку по всей пустыне. Песок забился под стыки черепицы, покрывающей крышу и, подгоняемый порывами ветра, волнами осыпался на землю. Белоснежные хлопья штукатурки местами осыпались, и пробоины зияли посеревшими кляксами, окаймлёнными золотыми песчинками. — Я рад, что ты застала его в лучшие времена, Сакура. — Такое произойдёт с любым зданием в вашей деревне? — Да, если оно уже не из песчаника или камня. В пустыне нет места вычурности. — Спасибо, что проводили, Гаара-сан. До завтра. Выискивающим и изучающим взглядом она скользила по стенам здания вплоть до того, как скрылась в его недрах. Смотря женщине в спину, я понимал, что ей не место здесь. Вряд ли она будет вслушиваться в новости, жить по расписанию и радоваться погоде. Слишком уж она была изнеженна для нашего климата. Я усмехнулся и поспешил на работу. Там всегда оставалось слишком много дел.Глава V
4 мая 2016 г. в 07:20
POV Гаара.
Я устало тру переносицу, чувствуя глубокую морщину, залёгшую под пальцами, и прикрываю глаза. Как бы ни хотелось это признавать, но я невероятно устал за последнее время. Каждый день я говорю себе: отработай сегодня ночью, разбери больше бумаг и сможешь отдохнуть на следующий день. Но все попытки выкроить свободное время тщетны: как только мне удаётся разобраться с одной проблемой, так новая информация вновь готова обрушиться сплошным потоком. До того, как из меня извлекли Биджу, я привык не спать вовсе, но сейчас это всё больше вызывало у меня затруднения. Видимо, возраст брал своё. Я не был дома уже три дня, чем, я уверен, склонял Сараду и Сакуру строить догадки и теории о моём времяпрепровождении. Сакура… она здорово изменилась после нашей последней встречи, но осталась таким же подростком. Я могу вести себя с ней как угодно и не волноваться об утечке информации, да и её реакция… Я чуть улыбнулся, вспоминая, как она краснеет. В свои тридцать я редко попадал в общество столь робких и трепетных дам, поэтому она казалась мне непомерно живой и искренней. И красивой, даже слишком красивой. Но вряд ли она рискнёт расстаться с репутацией и своим мужем ради меня. Ради меня? Ты знаком с ней пару дней и уже примеряешь к своей постели? И когда же ты успел так испортиться?
— Казекаге-сама, к Вам можно? — три размеренных, привычных за столько лет стука, и Мацури появляется в кабинете. — Вам Сарада-чан принесла.
Я непонимающе смотрю на коробку в её руках.
— Бэнто, — кивает женщина. — Она сказала, что Вы долго не приходили домой.
Она ставит небольшую картонную коробку передо мной и спешит удалиться. Я открываю крышку и вижу записку; на клочке бумаги по-детски раскосым и местами не совсем разборчивым почерком написано: «Мама готовит и на Вас тоже». От этих слов мурашки пробежали по спине. Меня ждут. Впервые за последние годы меня ждут дома.
Окончательно распаковав коробку, я вдохнул запах домашней еды и решил позволить себе отстраниться от работы хотя бы на пятнадцать минут. Первым делом я просмотрел почту с нескончаемым списком неотвеченных сообщений и нашёл двух самых важных адресатов. Темари и Наруто. От них были десятки и гневных, и доброжелательных сообщений, хаотично сменяющих друг друга. В последних преимущественно спрашивалось о новых соседях. Да уж, слухи распространились быстрее, чем они успели разобрать вещи.
Я не могу не отметить, что еда была невероятно вкусной. Вкуснее, чем в лучших ресторанах, а я бывал в них чаще, чем в собственной постели. И что же она могла туда добавить?
Меня крайне удивляли намёки, оплетающие каждое последнее письмо. И моя сестра, и Наруто спрашивали о… Сакуре? Я перечитывал тексты, чтобы уловить в них иной смысл, сделать чего так и не получалось. Они спрашивали про то, часто ли мы видимся, прихожу ли я домой ночевать, есть ли нам о чём говорить. А повествования друга о халатном отношении главы семьи к «этой невероятно прекрасной и ОДИНОКОЙ женщине» сбил меня с толку. Не маленький и довольно неплохо понимал, к чему оба клонят. Только вот действительно те ли отношения у Саске и Сакуры, чтобы вторгаться в них?
Я слышал тихое гудение монитора и треск от ударов песка об плотные стекла резиденции. Поднималась буря.
— Мацури, сделала рассылку? — я не привык дёргать её по пустякам, так что для разнообразия можно было и напрячь голосовые связки.
— Да!
Я откинулся в кресле и уставился в окно, думая о том, как же всё-таки необычно и завораживающе контрастируют розовые пряди среди золотых песчинок. Я прикрыл глаза, в уме проводя параллель между лепестками сакуры, занесёнными к нам из далёких земель. Свежее нежное дыхание для огрубевшей и отчуждённой пустыни.
Стоп!
Я подорвался с кресла: почему только что недалеко от моего окна взметнулись розовые локоны? Я рванул к окну и увидел хрупкий силуэт, настойчиво перескакивающий по крышам домов и стойко выдерживающих порывы ветра.
— Мацури, закрой окно!
Не медля ни секунды я покинул резиденцию и настиг новую знакомую уже через минуту. Создавая прямо перед нами песчаный щит, защищающий от песка, летевшего в лицо, схватил её за локоть, пряча светлое, искажённое непониманием лицо в складках своего плаща.
— Что ты тут делаешь? — я рявкнул это так громко и грубо, что, должно быть, она онемела от страха.
Времени разбираться здесь не было — я подхватил её на руки и, блокируя удары ветра и песка щитом, со всех ног помчался домой вместе с нетяжёлой ношей на руках. Пара минут, и я уже отмыкал дверь, надёжно защищённую от каприза погоды.
— Ну и какого чёрта ты творишь? — я стараюсь говорить спокойнее и, вроде, получается. — Где твоя верхняя одежда, и почему ты мечешься по деревне во время бури? — тон раздражённый.
Я отчитываю её как отцы отчитывают дочерей, вернувшихся домой слишком поздно.
— Где Сарада? — она напугана и, кажется, её бьет мелкая дрожь.
— Мама? Почему вы здесь?
— Я так испугалась за тебя! — она бросается к ней с низкого старта и прижимает к себе. — Ты ведь хотела отнести бэнто и пойти на тренировку.
— Ты что, не слышала штормовое предупреждение? По всем громкоговорителям передали поспешить домой в течение десяти минут или не выходить из здания, в котором сейчас находишься. Канкуро-сенсей сказал, что в таком случае тренировки отменяются.
— Сарада-чан, поднимись, пожалуйста, к себе в комнату: мне нужно разъяснить твоей маме правила безопасности, — я стараюсь выдавить из себя улыбку, но больше походит на оскал.
Девочка не двигается пару секунд, вытаращив на нас свои тёмные омуты, в глубине которых плещутся тревога и непонимание.
— Всё хорошо, Сарада.
Вероятно, понимает, что лучше послушаться. Довольно быстро взбегает по лестнице.
Я заталкиваю Сакуру, всё ещё находящуюся в лёгкой прострации, на кухню.
Только сдерживай себя, только не кричи. Я трясущимися негнущимися пальцами зажёг газ и поставил чайник. Давно я не был так зол. Успокойся: она же женщина. Слабая, хрупкая женщина.
— Ты что, больная?! Посмотри, какая там буря! Да тебя бы размазало первым настоящим порывом! О чём ты вообще думала, когда выходила из здания? Я не зря расписал все правила, запустил каналы, круглосуточно транслирующие предупреждения, велел развесить памятки на каждом рабочем месте. Ты не у себя дома, Сакура. У нас здесь с издержками природы намного жёстче, чем у вас. Ты должна научиться как минимум уважать песок и не пытаться бросить ему вызов. Ну куда ты поперлась-то, а? — я знал, что кричать нельзя: не хотел пугать ещё сильнее ни её, ни ребенка, поэтому больше даже шипел сквозь зубы, а не говорил. С новым сказанным словом гнев угасал, но каждый раз, когда я смотрел на неё: такую красивую, хрупкую и слабую, хоть и упёртую до ужаса — понимал, что с ней могло произойти за эти пару минут. — Ты вообще осознаёшь, что ещё бы несколько секунд, и на тебя бы обрушился такой шквал песка, что ни я, ни кто-либо из местных жителей уже бы тебе не помог.
Она сидела, опустив голову. Видимо, от стыда. Чувствуя, что я не вот-вот, а уже перегнул палку, налил в чашку первый попавшийся под руку чай и поставил перед ней.
— Пей.
Она не дрогнула. Чёрт, что же теперь с ней делать-то. Жалко её всё-таки… но вот же дура! Несчастная и… напуганная? Да, я снова кого-то напугал. И к тому же девушку, которая, по сути, ни в чём не виновата. Сглупила и оказалась не в нужном месте. Чувство вины мерзко скребёт душу, и я лихорадочно соображаю, как исправить ситуацию.
Песчинки, поселившиеся на одежде, начали сыпаться ещё в коридоре. Но длинные розовые волосы были всё ещё перемешаны с неприятной, до боли затёршей глаза желтизной. Я неприятно морщусь и полагаю, что она не должна обидеться, если я что-нибудь предприму.
Без задней мысли я вышел в коридор и взял расчёску, учтиво положенную туда кем-то из них. Я не знал, как она отреагирует, но меня жутко раздражал песок, запутавшийся у неё в волосах. Я подцепил пальцами пряди, упавшие вперёд, отводя их на законное место, и принялся тщательно, но аккуратно, боясь сделать больно, прочёсывать каждую. Мягкие, шелковистые волосы скользили между пальцами и зубцами расчёски. Я поймал себя на мысли, что первый раз в жизни расчёсываю женщину и совершенно не знаю, что к чему. Песок податливо осыпался на пол, скользя по спине и порой игриво проскальзывая под ремень брюк.
Она всхлипнула, а я вздрогнул. Молниеносно она подорвалась с места и уставилась на меня изумрудными глазами, переполненными прозрачной жидкостью. Ручейки слёз скатывались по подбородку и струились по шее глубже, под вызывающе расстёгнутый ворот рубашки. И я совершенно не знал, что сказать. Да и нечего уже было.
— А вы? Вы вообще понимаете, что у меня, кроме неё, никого нет? — её голос звучал так же разъярённо, как и мой, когда мне только удалось её догнать. А заплаканные, покрасневшие глаза источали решительность. — Вы понимаете, что я почувствовала, когда поняла, что моя дочь неизвестно где? Да, я знаю, знаю, что песчаная буря может сделать с людьми! И ты предлагаешь мне сидеть на месте, зная, что моей дочери может понадобиться помощь? — её зрачки расширились от ярости; она выглядела так, будто готова порвать мне глотку голыми руками. — Я не слышала этого чёртового предупреждения и понимала, что она тоже точно так же могла его не услышать! И в тот момент она могла оказаться где угодно. Ты защищал когда-нибудь то, что тебе дорого? И я не думаю, что в такие моменты ты размышлял, как бы спасти свою задницу! Я замоталась и не заметила, как начинается буря, — она начинала всхлипывать всё сильнее и чаще. Она хватала воздух как рыба, выброшенная на лёд, но не могла вобрать достаточно, чтобы продолжить говорить. — Это была бы моя вина. Моя вина, если с ней что-то случилось, потому что я её мать и я должна защищать её. Я так испугалась, когда поняла, что происходит и я… — она разрыдалась, закрывая лицо руками.
Мне казалось, у неё вот-вот подкосятся колени, поэтому я шагнул ближе, обхватывая её одной рукой за талию, а второй гладя по голове.
— Тшш, перестань, Сакура, всё же обошлось.
Она всхлипывала и тихонько поскуливала, лихорадочно цепляясь пальцами за мою одежду. И я ничуть не был против этого. Одно я знал точно: она не могла так убиваться из-за ситуации со счастливой развязкой, значит, что-то накопилось в течение длительного периода. Я чувствовал, как она вздрагивала от каждого всхлипа. Всё тише и тише с каждой минутой. И в этот момент время потеряло свою цену. Я был готов обнимать её до бесконечности: такой несчастной и маленькой она казалась мне сейчас.
Я уже и забыл какого это: успокаивать кого-то. Темари была не из тех, кто ронял слёзы по пустякам, так что плакаться приходила пару-тройку раз; Мацури стыдилась этого и никогда не плакала в моём присутствии.
— Я плохая мать, — это прозвучало едва ли различимо.
— Плохая мать бы бросилась искать своего ребёнка в бурю?
— Дура бы бросилась, — детский, обиженный тон и мой тихий смех.
— Забудь. Я не хотел тебя обидеть, просто был немного шокирован поведением, не свойственным для любого из моих жителей. А вы теперь должны соответствовать этому статусу. Выпей чай, — я мягко отстранил её и направил к столу.
— Может, Вам разогреть обед? Я приготовила мисо. Любите?
Сакура немного всхлипывала, но снова рыдать не собиралась.
— Я бы не отказался. Ты очень вкусно готовишь, судя по бэнто.
— Я рада, что вам понравилось, — она улыбнулась и впервые подняла на меня заплаканные, чуть припухшие глаза.
Песок всё ещё бушевал за окном, заслоняя солнце плотным полотном, и от этого комната погрузилась в сумерки. Я облокотился лбом о прозрачную холодную поверхность окна и чуть прикрыл глаза, наблюдая в узкий просвет за плавно перемещающейся фигурой. Женщина неспешно лавировала между предметам кухонного интерьера. Она держала ровную привычную осанку и забавно поджимала одну ногу, когда этап готовки позволял остановиться. Уже через пару минут пелена дрёмы окутала меня своими длинными руками. Звуки, казалось, исходили за километр, свинцовые веки стали неподъёмными.
— Мама, у вас всё хорошо? — звонкой голос сбежал по лестнице и коснулся каждого уголка дома.
— Тише, не кричи, Сарада. Гаара-сан придремал, — я слышал отдалённые дремотой голоса из коридора. — Всё хорошо, мы просто немного повздорили. Впредь я буду осторожнее.
— Сделаешь данго на выходных?
— Если найду время, то обязательно.
Надо будет не забыть навестить свой дом на выходных. Я слушал, как буря постепенно стихала: завывания ветра становились всё тише, а песок лишь короткими редкими очередями бросался на стекло.
Розоволосая вернулась в комнату, и я нехотя открыл глаза.
— Мы Вас всё-таки разбудили, — сокрушилась она.
— Я не спал. Отдохнул, пока есть время.
Только сейчас я заметил полноценный обед, заждавшийся меня на столе. Сакура неловко села напротив и смерила меня ожидающим взглядом. Кажется, вся еда в её исполнении была идеальной. То ли от того, что я давно не пробовал домашний еды, то ли от её кулинарного мастерства, но сейчас мне казалось, что я душу продам, лишь бы каждый день пробовать это. Воспитание и статус вынуждали меня есть размеренно и сдержано, зная, например, Наруто, то он бы накинулся и расправился с двойной порцией за пару минут.
— Ты готовишь невероятно вкусно, Сакура!
— Спасибо, Казекаге-сама!
Я поморщился от обращения, уже попавшегося на работе. «Казекаге-сама» напрочь отбивало всяческое чувство уюта.
— В этом доме можешь обращаться менее официально.
— Гаара-сан? — она произнесла это осторожно, будто пробуя новое выражение на вкус и немного склонила голову в немом вопросе: «Правильно?»
— Да, так будет лучше. Тебе нужно вернуться в госпиталь, или ты уже закончила?
— Очень нужно. Я бросила там всю работу, и сегодня нужно написать для вас отчёт.
— Давай лучше завтра вечером принесёшь? У меня на сегодня и так очень много работы, — нет, работы было не так уж и много, но женщина сегодня слишком нервная, чтобы работать в спешке. А обстановка в госпитале вроде стабильная, и мне этого достаточно.
— Спасибо, но, если честно, там и писать-то немного. Ваши медики, к сожалению, ограничиваются не слишком обширными знаниями. Но я обязательно это исправлю как можно скорее.
— У тебя хорошие отношения с персоналом? — это, пожалуй, интересовало меня больше всего.
Она выглядела слишком молодо, чтобы воспринимать её всерьёз. А то, что женщина подозрительно долго тянула с ответом, лишь сеяло сомнения.
— Никак пока. Отношения между людьми не строятся так быстро.
— Сакура, если будут проблемы, то ты можешь со мной поделиться. Мой авторитет закреплён как-никак.
— Нет, — она не опускала взгляд ни на секунду, — я сама разберусь со своими подопечными, — впервые она выглядела так уверенно, будто бы стараясь убедить меня в своей профессиональности.
Я без устали изучал черты лица розоволосой. Она отличалась от других женщин тем, что по-прежнему хранила оттенок детства. Огромные яркие глаза, с которыми свои я и сравнить не мог, приковывали взгляд. Загар лёгким оттенком уже озолотил кожу.
Что в ней было особенного? Всё. От непривычно длинных светлых волос до детской неловкости в поведении и общении. Ещё ни одна женщина не позволяла себе так открыто изучать меня, затем краснеть и заикаться, ни одна ещё не пыталась кричать на меня и не переходила на «ты» в порыве гнева.
Я интересовался ей потому, что её прошлая жизнь была для меня загадкой. Почему она жила с Саске? Что объединяет их сейчас, кроме дочери? Почему согласилась приехать? Почему так краснеет и не скрывает этого? Наличие вопросов одновременно раздражало и притягивало.
— Вы не хотите отдохнуть после обеда?
— Нет, Сакура, я провожу тебя в госпиталь и вернусь в резиденцию. На ужин не приду.
— А, ладно. Я спущусь через пятнадцать минут. Вы подождёте?
— Конечно, Сакура.