***
Конни и Саша бодро шагают впереди, заполняя окружающее пространство непрекращающейся болтовней. Их слова, доносящиеся до слуха Марко, кое-как прокручиваются в голове, не задерживаясь там и на долю секунды. Он медленно плетется сзади, ощущая, как от усталости пощипывает под веками. Наверное, следовало уйти в свою комнату раньше, а не засиживаться в гостиной допоздна — если не выспаться перед занятиями, то соображаешь куда хуже. Завтра с утра первыми идут лекции по магловедению с новым профессором. Судя по тому, что рассказывали ребята из Когтеврана и Гриффиндора, профессор Ханджи Зоэ обожает задавать коварные вопросы по ходу изучения теории и терпеть не может, когда упускают важные детали. Да и Марко в будущем нужно будет сдавать экзамен по этому предмету... Впрочем, теперь бессмысленно сожалеть, остается лишь поскорее лечь спать. В такие моменты в голове неизменно всплывают несколько фраз: — Если хочешь чего-то добиться в жизни, то без жертв никак не обойтись, Марко. — Либо добиваешься успехов, либо идешь на поводу у людей, благодаря которым все потеряешь. Мать. Отец. Для них такое времяпрепровождение однозначно показалось бы пустым и бесполезным. Не выспаться перед лекцией из-за болтовни и веселья непростительно. Усталость повлечет за собой неусвоенный материал, а неусвоенный материал, в свою очередь, провал на экзаменах…а если вся его учеба и успехи пойдут нарглу под хвост, то и думать страшно. Родители никогда не показывали, что есть другой путь. Марко должен идеально учиться, должен стараться. Он и сам понимает, что это важно, и пожалуй, даже понимает причины их строгости...но если не уделять ни одной свободной минуты друзьям, то разве останется в его жизни хоть что-то хорошее? Наверное, их заветной мечтой всегда было лишь то, чтобы я прошел этот путь в одиночку. Уголки губ на мгновение дернулись вниз, Марко поежился от прохлады каменных стен и застегнул мантию. Устало потер глаза рукой. Что же... Пусть так. Ради будущего и спокойствия родителей он, без сожалений, готов отдать все. Но почему той самой, нужной им жертвой оказалось то, в чем он всегда нуждался больше всего? — Эй, я надеюсь, ты придешь завтра на игру? — Конни резко обернулся, угрожающе вскидывая брови. — Все будут ждать тебя. Марко запоздало остановился и замер, не сразу понимая суть вопроса. — Игра? — слабо переспросил он и тут же пожалел об этом неосторожном вопросе. Ах, черт. — Профессор Стебль поручила мне написать доклад в несколько свитков...но, думаю, у меня получится все закончить вовремя. Конни с подозрением сощурил глаза. — Сомневаюсь, друг. Они вернулись к гостиной Пуффендуя не спеша, словно блюстителя законов школьных стен, Филча, не существовало в природе. Марко зевнул, наверное, в двадцатый раз за весь путь, краем сознания умоляя Конни резче отстукивать пароль. Бочка со скрипом приоткрылась, впуская ребят в коридор, где на стенах подрагивают огоньки свечей. — Конни, — вдруг тихо позвал он друга, останавливаясь. Этот вопрос никак не дает покоя. Несвойственное Марко, вдруг загоревшееся в нем любопытство время от времени тормошило за плечо все утро. Нет. Весь день Марко ощущал этот назойливый интерес. Интерес, на грани с непонятным азартом, который почти пугал. Конни тоже остановился, оборачиваясь через плечо и вопросительно-сонно глядя на Марко. — Я так и не понял, что сегодня обсуждали ребята, — рука слегка сжала ремень сумки, висящей на плече. Его охватило странное волнение. Показалось, будто он уже знает ответ на вопрос, но захотелось списать все лишь на тревожную догадку. — Они решили ничего не объяснять, потому что мы стали реже общаться? Он поднял карие глаза, которые в свете пляшущего огонька свечи над головой показались почти желтыми. — Ты действительно не понял, о чем идет речь? — в голосе Конни неподдельное удивление. Саша, которая до этого молчала, вдруг повисла на руке Конни, порывисто целуя того в щеку: — Спокойной ночи. Ужасно хочу спать, простите, мальчишки, — она приоткрыла дверь, ведущую в женское крыло. — Доброй ночи, Марко. Наверное, больше всего на свете Саше сейчас не хотелось вспоминать о том, что произошло сегодня утром, а еще больше — обсуждать это. Проводив Сашу взглядом, они молча вошли в гостиную, через которую проходит путь в спальни для мальчиков. Кожу приятно окатило теплом, отчего глаза начали слипаться с новой силой. Здесь тихо и слышатся лишь приятные потрескивания поленьев в камине. — Тот парень, о котором говорил сегодня Эрен... — голос Конни звучал приглушенно. — Мы действительно часто пересекаемся с ним. И пересекались с ним сегодня утром. Затем последовал рассказ о всевозможных стычках, которые произошли между этим Жаном Кирштайном и гриффиндорцами, о других его выходках, издевательствах над вспыльчивым Эреном, девчачьих слезах и вздохах по нему, и еще много чего другого. Конни выглядел слишком уж серьезным, пока рассказывал, и от этого Марко напрягся еще больше. Друг за другом они тихонько зашли в спальню, очевидно, размышляя об одной и той же истории, которая произошла утром. — Неужели это… — Марко чуть хмурится, снимая мантию и вешая на стул возле кровати. — Так это тот здоровый парень со светлыми волосами? — Да нет же, — Конни прыгает на кровать, поджимая ноги и тут же беспощадно раскурочивая пятками заправленное покрывало. — Это Райнер Браун. Он тоже та еще сволочь, но, как по мне, даже Райнер не выглядит таким выродком, как Жан. Кстати…ты ведь, кажется, даже говорил с ним. Марко замер. Взгляд зеленых глаз из темноты вновь обжег его. — Ну точно! — шепотом частит Конни. — Когда мы с Сашей отошли, ты что-то сказал ему. Ну? Теперь дошло наконец? Дошло... Внутренности обдало холодком. На мгновение показалось, что его сердце, да и вся грудная клетка, оказались под волшебными распылителями для растений в теплицах мисс Стебль. — Этот...зеленоглазый? Тихий, подводящий черту вопрос. Формулировка не самая удачная, но Марко не знает, как назвать слизеринца иначе. Больше ничего приметного не удалось заметить. — Не знаю, какие у него там глаза. Цвета дерьма, наверное, — Конни устало зарычал. — Короче, да. Он это. Само собой, Марко превосходно помнит его, стоящим рядом со слизеринцем, которого товарищи звали Берт. Но даже мысли не было, что именно он окажется тем самым Жаном, о котором говорит весь Хогвартс. Во всяком случае, выглядит он так же гаденько, как и остальные. Ни лучше ни хуже. Теперь в голове Марко не осталось ни одной мысли. Ответ на вопрос был получен, и в комнате, как и у него внутри, стало очень тихо. Марко юркнул под одеяло, с наслаждением растягиваясь на кровати. В конце концов, им ведь удалось проучиться шесть с небольшим лет, ни разу не пересекаясь с этим парнем, а значит, все благополучно останется на своих местах... Минутку... Шел седьмой год обучения в Хогвартсе, и только сейчас Марко случайно столкнулся с ним? Только сейчас его друзья рассказали, кто он вообще такой. Назвали имя, которое, как оказалось, вертелось на языках едва ли не каждой студентки и студента. Которое, кажется, Марко даже частенько слышал отголосками, но не придавал значения. Разве такое бывает? Впрочем, можно назвать удачей, что он спокойно учился столько лет, не зная о существовании этого человека. Поистине счастье. Но тогда откуда это странное предчувствие, будто сейчас все это может рассыпаться, рухнуть...неизвестно отчего? Это стало последней внятной мыслью, после которой Марко моментально провалился в сон, не слыша больше ничего вокруг. Включая вялую болтовню Конни.***
С утра небо снова затянуло тучами и настроение студентов значительно упало — все надеялись, пусть на мрачную, но хотя бы безоблачную погоду. Особенно команды, играющие в квиддич сегодня: гоняться за мячами под ледяными каплями, когда пальцы так и норовят соскочить с метлы совсем не кажется привлекательным. Правда, между слизеринцами об этом никто и слова не сказал. Излишняя самоуверенность не заставит волноваться по такой незначительной причине. — Райнер, а где же наш неотразимый красавчик? — спросила Хитч Дрейс, шедшая на завтрак позади всех. — Что-то его не видно... Компания слизеринцев лениво вплыла в Большой зал. Столы уже заставлены едой, аппетитный запах которой привычно встречал у дверей-гигантов. — Предпочел дивные сны вашим рожам, — с усмешкой отозвался Райнер, обернувшись на голос и едва не задев мускулистым плечом выходивших из зала первогодок. — Я бы сделал так же. — Да ну? — приторно-ядовитым голоском передразнивает Хитч, усаживаясь на скамью напротив Райнера. — Он ведь не такой грубый засранец как ты, в конце концов. Такое действительно иногда случалось: Жан отмахивался от любых попыток друзей поднять его с постели и продолжал сладко спать. Как пропуск завтрака не отражался на его состоянии — оставалось для всех загадкой. Особенно, для Райнера, которому из-за своих объемов и мышечной массы хотелось есть буквально все время. — Жан набирается сил перед игрой, — спокойно подхватывает Бертольд. — Сон на него действует куда лучше еды. Хитч недоверчиво дергает тонкой бровью и тут же отворачивается, теряя к сокурсникам интерес. — Все, не доставайте меня вопросами, — бросает Райнер, садясь за стол. — Я готов сожрать дракона. Вопреки спорам в Большом зале, сегодня Жан распахнул глаза в половину шестого, будто и не спал вовсе. И после этого не сомкнул их ни на минуту. Когда утренний свет робко коснулся балдахина кровати, пришлось встать. Спустить ноги на холодный пол и прикрыть ладонью лицо, проклиная ослепительный дневной свет. Глаза были сухими и стеклянными, словно колбы, а голова до невозможности пустой. В комнате он тоже был один. Скорее всего, завтрак, который волновал меньше всего, уже подходил к концу. Жан зарылся лицом в ладони, чувствуя какое-то извращенное облегчение — голова ощущалась легкой и воздушной, несмотря на тяжесть в глазах и всем теле. От этого стало так чертовски хорошо, что захотелось просто замереть. И ничего больше. И никого больше. Через двадцать минут Жан уже стоит напротив зеркала, нетерпеливо затягивая на шее изумрудный галстук. Он принял душ, побрился и надел свежую рубашку. Волосы лежат безупречно. Все на своих местах. Чистота. Безукоризненный внешний вид. Но небольшой повод для недовольства все же есть. Ежедневная норма для его собственного хронического раздражения. Всего-навсего, после квиддича он будет похож на грязного и вонючего штырехвоста — судя по погоде, надирать зад гриффиндорцам придется под громовые раскаты. Впрочем, есть и свои плюсы: возможно, эти неудачники быстрее наложат в штаны. Идя по темному коридору в сторону Большого зала, он слушает размеренный звук собственных шагов, наслаждаясь уединением и тишиной. Несмотря на недосып, с каждой минутой Жан чувствует все больший прилив сил и энергии. Возможно, все, что произошло в его голове за последние несколько часов — не более, чем плод его воображения. Очень похоже на то, ведь Жан не имеет навыков задействовать его. Воображением он пользуется только в особых ситуациях. Таких, как в душе пятнадцать минут назад, например, если вы понимаете. А, в задницу все это. Слизеринцы встречают его дружным гоготом, который бежит по опустевшему Большому залу — здесь только их компания, остались свои. Видимо, ждали его, растягивая за болтовней остывший какао в полупустых бокалах. Жан нехотя вытащил руки из карманов и опустился на скамью напротив Берта и Анни: — Какие новости? — вяло поинтересовался он, беря в руку бокал с какао. — Странно, что ты не продолжил смотреть свои чертовы сны, — Райнер подвинулся ближе, закидывая руку на его плечо. — Ты пропустил все веселье, Жанчик. На что он поморщился и даже не взглянул на Райнера, который после еды всегда светится как потолок во время праздников. — Верится с трудом, — коротко бросил Жан и дернул плечом, сбрасывая с себя чужую руку. — Берт, передай бекон. — Короче. Этот кретин Йегер как обычно перевозбудился от встречи с нами, — Райнер хохотнул над самым ухом. — И так орал, что подавился жратвой. — Аккерман долго его откачивала, — закивал Берт, передавая тарелку. — Рот в рот? — без особого энтузиазма поинтересовался Жан, предварительно накалывая на вилку кусок яичницы. — Нет, — подмигнул Бертольду Райнер, размашисто завиляв плечами. — Своими знатными буферами. После еще нескольких похабных комментариев и пары смешков все ненадолго замолкают. Жан медленно пережевывает свой завтрак, размышляя о том, что каждый год повторяется одна и та же картина: придурок-Эрен сыплет пустыми угрозами и орет громче всех, но все дерьмо после него как всегда разгребает Микаса. Даже удивительно. Что ей может нравиться в таком слабаке как Йегер? Если подумать, то она очень даже ничего. Бóльшая часть Слизерина была бы не прочь перепихнуться с ней. И, пожалуй, Жан в том числе. Когда он закончил завтракать, Райнер продолжил: — Если серьезно, то нам не о чем беспокоиться. Мы просто выйдем и раздавим их. Он кашлянул, после чего начал расправлять закатанные рукава рубашки и застегивать на них пуговицы. Идиотская привычка закатывать их чуть ли не до подмышек, которая не раздражала в Райнере только святого. — Я думаю, что если быстро закончим, то даже успеем отпраздновать, — продолжил он. — Давненько мы не собирались с выпивкой. — Для начала посмотрим, как ты забьешь в кольцо, — негромко заметила Анни, сидящая напротив. — Ты на метле держишься как горилла неповоротливая. — А ведь она права, Брауни, — хохотнул Жан, предвкушая намечающуюся перепалку. Райнер ничуть не оскорбился, переводя на нее игривый взгляд. — Я понимаю, что ты жаждешь моего внимания, красотка. Но учти, что придется встать в очередь и подождать. Анни поднялась, очевидно, собираясь уходить: — Подождать, пока у тебя встанет? Слизеринцы разразились таким громким хохотом, что взявшаяся из ниоткуда кошка Филча стрелой вылетела из Зала. Даже Жан согнулся пополам, истерично хлопая рукой по столу. Райнер молча сдержал удар и поднялся следом, наклоняясь настолько близко к лицу Анни, насколько позволял разделявший их стол. — Если речь о таких, как ты, то все верно, — почти с нежностью цедит он. Бросив очередной ядовитый взгляд, Анни направилась к выходу, схватив за руку Хитч, которая что-то пробормотала насчет того, что хотела задержаться. — Бабы... — усмехается Райнер, падая на свое место. — Эх, жаль, что не все такие нежные ангелы как Хистория. Не понимаю, как проклятую Шляпу угораздило развести наши судьбы и отправить ее в эту помойную гриффиндорскую яму. Разыграв эту короткую трагедию в одно действие, Райнер обращается к молчавшему до этого момента сокурснику: — Кстати, Милиус, что там в «Пророке» пишут? Насчет тех заключенных — ничего? Тряхнув измятыми газетными листами, Зельмски отрицательно качает головой, еле заметно морщась. Ему не понравилось, что раскатистый голос добрался и до него. Тем более, в тот момент, когда он читает газету. Это занятие было для Милиуса едва ли не религиозным, каждодневным ритуалом. — А я-то надеялся, что они подкинут еще новостей... Ты слышал об этом, Жан? Жан с хрустом потянулся, приоткрыв один глаз: — Слышал о чем? После протяжного возмущенного мычания, Райнер все же соизволил рассказать, что в последнее время в волшебном мире прошла череда волнений, спровоцированных тем, что из Азкабана начали пропадать преступники. Не важно — насколько опасные, важен сам факт. Само собой, в министерстве сразу решили, что они просто сбежали, но кое-что в одно мгновение разрушило их теорию. — Когда беглецов набралось около четырех или пяти, — Райнер чуть наклоняется к столу, понижая тон. — Спустя полмесяца всех их нашли мертвыми. Жан молча слушает, отстраненно подумывая о том, что ему это совсем не интересно. И более того, эти новости не зацепили в нем абсолютно ничего. — И? — Ты можешь представить, чтобы из Азкабана сбежал хоть кто-то? Это ведь невозможно. Дементоры просто зацелуют их насмерть всей толпой, понимаешь? А после побега их нашли мертвыми! Скажешь, совпадение? Нетушки. Уверен, все это как-то связано. Хотя это и лишь мое предположение... — Тупое, само собой, — утвердительно кивает Жан самому себе, нетерпеливо вздыхая. — Ну, и че дальше? — Пошел ты, — с досадой взмахивает ладонью Райнер. — Короче... Самое главное, что все они были чистокровными. Услышав последнее слово, внутри у Жана что-то дернулось, словно кто-то ткнул палкой во вскрывшийся гнойник. С самого детства он слышит это слово. Еще тогда — намного чаще, чем должен был. А к восемнадцати прожитым годам от этого слова начало натурально воротить. — Бля, и что дальше? — Не тупи, брат. Ты что, не понимаешь, что это значит? — О да, весь мир в опасности! Убита пара волшебников! — окончательно потеряв терпение, Жан поднимается со скамьи, вяло стукнув кулаком Райнера. — Ты не мог бы в моем присутствии больше не пороть гребаную хуету? Райнер закатил глаза, поднимаясь вслед за другом, и через полминуты вся компания направлялась в сторону раздевалки для предварительной тренировки.***
За всю игру Жан дважды скинул Эрена Йегера с метлы и несколько раз чуть было не свалился сам. За всю игру он поймал на себе сотни взглядов, переполненных завистью и ненавистью, а еще больше — возбужденно-восторженных. И это лишь те, что случайно удалось заметить. Причем последние, в большинстве своем, летели с гриффиндорских трибун. Быстро и с осторожностью. Ведь, что подумают сокурсницы, если заметят, что твой взгляд так бесстыже блуждает по подтянутой и выразительной фигуре слизеринца? Слизеринца, от которого веет опасной сексуальностью. От чьего, пусть и случайного, взгляда мурашки бегут по спине. Который с легкостью и играюче скинул Эрена с метлы, а затем, взъерошив промокшие насквозь волосы, запрокинул голову, заливаясь громким смехом. Прошло не больше получаса игры, когда снитч, отражая стекающие по нему дождевые капли, уже поблескивал между длинными пальцами Жана. Не глядя бросив его Райнеру, Жан рванул вниз. Как только ноги коснулись промокшей, аккуратно подстриженной травы, он отбросил метлу в сторону и свалился на землю, с наслаждением откидываясь на спину и разводя руки в стороны. Холодные капли барабанили по трибунам, отбивая победную дробь в честь Слизерина. Часть студентов покидали трибуны радостно галдя, остальные же — понуро опустив головы. Ежегодный осенний матч по квиддичу окончен, поле опустело.***
Дождь льет как из ведра, оставляя после себя пелену густого тумана, сквозь который слабо пробиваются желтые огоньки окон школы и свет фонарей, висящих на громадных башнях игрового поля. Гладкая подошва черных кожаных туфель скользит по мокрой траве, словно по льду, отчего Марко едва не падает уже в который раз. Он бежит, тяжело и больно вдыхая влажный воздух и крепко прижимая к груди книгу, обернутую в наспех наколдованный коричневый мешок. Конечно же, он не успел вовремя переписать все заклинания в свитки, которые должен был подготовить для миссис Стебль, и теперь, с досадой хмуря брови, бежит к игровому полю, слабо надеясь на то, что застанет окончание матча. Или, хотя бы, тот момент, когда ребята будут покидать поле. В глубине души он, конечно, догадывается, что игра закончилась, потому судорожно придумывает, что скажет ребятам из Гриффиндора и своим друзьям. Впрочем, если они одержали победу, то вряд ли кто-либо вообще заметит его отсутствие или будет обижаться. А Марко уверен — ребята выиграли. Он остановился где-то посередине совершенно пустого поля и, приложив ладонь к бровям, посмотрел вверх. Ни метел, ни игроков. Ушли... Вокруг лишь стоит шорох дождя и приглушенные громовые раскаты где-то вдали, где темнеет Запретный лес. Пожалуй, единственное, что Марко не нравится в осени — эти сосны. Пики их макушек и мрачные разлапистые ветви. С наступлением осени они становятся похожи на безмолвных, мрачных стражей. Да и другие деревья тоже. Это навевает какую-то скулящую тоску. Одежда Марко промокла до нитки. Он зачем-то механически застегнул мантию, оборачиваясь в сторону школы, которая расплывчатой темной громадиной возвышается за белоснежной пеленой, слабо поблескивая золотыми светлячками окон. На землю уверенно опускаются сумерки, но это почти незаметно, благодаря туману, который окутал все вокруг. Отведя взгляд от Хогвартса, Марко скользит им ниже и замечает поодаль большое темное пятно, растекшееся по траве, которая кажется сейчас грязно-серой. Сдвинув брови, он делает несколько шагов вперед. Пятно шевелится и спустя пару мгновений увеличивается в размерах — кто-то поднялся с травы и теперь, кажется, направлялся в сторону Марко. Он тронул большим пальцем волшебную палочку лежащую в кармане, но тут же одернул себя. Все-таки, они на территории школы, да и спустя еще пару шагов он понимает, что пятно окончательно приобрело человеческие очертания. Это явно не Конни, так как человек значительно выше. Но все же не настолько, как он сам. Из всех знакомых Марко под размытый образ подходит лишь Эрен, да и тот — с натяжкой. Но даже если так… Неужели, ребята проиграли и Эрен остался здесь, чтобы перевести дух? Глухой раскат грома еще касается серого неба. Ливень тут же усиливается — во всяком случае, так кажется Марко. Они останавливаются друг напротив друга, слабо щурясь. Марко втягивает влажный воздух через нос, чувствуя, как ребра с силой сдавливают легкие. Делает еще один, едва заметный шаг, вглядываясь в слегка вытянутое лицо напротив. Выразительную линию подбородка, прямой тонкий нос. Пасмурный взгляд зелено-ореховых глаз, от которого в позвоночник словно вкручивается стальной прут, заставляя напрячься всем телом. Перед ним стоит человек, которого так сильно ненавидят его друзья. Тот человек, которого, кажется, ненавидит половина школы. А остальная — боится до дрожи в коленках. Жан одет в слизеринскую форму для игры в квиддич, очевидно, после которой был порван край его свитера. Слегка потертая черная кожаная перчатка надета на левую руку, вторую он сжимает в кулаке. Когда взгляд совсем привыкает к стене дождя, удается разглядеть и его метлу, которая валяется на траве в нескольких шагах от них. Взгляд Марко кольнула нашивка в виде слизеринской змеи. И то ли от этого, то ли от дождевой трели и судорожно сжавшегося сердца, он чувствует, как пространство вокруг него наполняется оглушающей тишиной. Как и сегодня ночью, в спальне. На мгновение даже хочется прокашляться, чтобы убедиться, что он не оглох — настолько стало тихо. Марко охватывает странная паника, потому что до затихшего сознания вдруг доходит одна простая истина: он совершенно не понимает, что делать дальше.