***
...ему не полегчало. Более того, стало казаться, словно кто-то, по меньшей мере пять раз, прокрутил Маховик времени, чтобы продлить и без того бесконечный завтрак. Сокурсники обсуждали все подряд и, как назло, то и дело задавали какие-то вопросы и ожидали реакции Марко. В какой-то момент Конни даже шикнул на них, чтобы все оставили его в покое. А в груди все копошилось беспокойство из-за того, что он услышал двадцать минут назад. Марко бросил осторожный взгляд на слизеринский стол. Наверное, в десятый раз за все время. Компания Жана почти в сборе, но сегодня их настрой какой-то не такой. Никто не отшучивается, не голосит и не ржет. Все молча едят, изредка переговариваясь. Это напрягает. Ни его, ни Райнера нет. Это, пожалуй, единственная причина, почему Марко сейчас смотрит туда, не боясь быть замеченным. Смотрит так часто, будто от этих прожигающих взглядов Жан вдруг появится за столом, как появляются привидения, умеющие проходить сквозь стены. Без какой-либо информации думать об этом бессмысленно, но если сложить все обстоятельства, то вывод глупо-очевиден: Жан во что-то ввязался. Это доказывает и его вчерашнее состояние, и то, о чем говорили слизеринки. Только вот, о чем именно? Не подходить же к ним с этим вопросом, в самом деле… Марко мгновенно представил себе эту картину. То еще зрелище было бы. Кто-то из пуффендуйцев, сидящих рядом вдруг саркастически хохотнул, шумно откусывая, а затем пережевывая тост: — ...будет знать, как обижать наших. Пусть получает по заслугам. — Но это не он тогда подставил мне подножку, — запротестовала Саша. — Это был другой…высокий! — Какая разница? Он у них там вроде лидера, — подхватила распалившаяся на эту тему Ханна Аббот. — Наверняка, сам и предложил. Марко в ужасе повернул голову в сторону сокурсников. — Это всего лишь сплетни, — закатив глаза, вмешался Конни. — Сами подумайте, когда слизеринцам перепадало за их дерьмовые поступки? — Вот увидишь, — сложила руки на груди Ханна, кривя губы. — Скоро этот козел отправится в Азкабан. Глаза Марко округлились. Все время просидевший, оперевшись на локти и ссутулившись над столом, он поднял голову и выпрямился. — Кто? — голос получился непривычно громким и резким. — Кто поедет в Азкабан? Все уставились на него не то с удивлением, не то с беспокойством. Конни, как видно по выражению лица, теперь точно решил, что он спятил. — Жан Кирштайн, — как ни в чем не бывало ответила Ханна. — Что, не знаешь его? — Знает-знает, — поморщился Конни и поспешил сменить тему. — Мы уже обсуждали это. Ребята как ни в чем не бывало переключились на разговор о костюмах для Хэллоуина, пока в груди Марко начало стремительно холодеть. Стеклянный шарик снова звонко запрыгал в голове с такой силой, что вот-вот пробьет черепную коробку. Жан Кирштайн. Жан. Его слишком много. Настолько, что становится нечем дышать. В каждой чертовой мысли, за каждым поворотом школьного коридора. Сегодня под утро Марко твердо пообещал себе не думать обо всем этом больше ни секунды, но… Мерлин, что могло случиться? И откуда эти страх и беспокойство? Может, он ошибается, и это лишь сочувствие? Из-за того, каким он случайно увидел его вчера? Ведь других объективных причин жалеть слизеринца просто нет. Да и кто они друг другу? Райнер и Жан появились в дверях Большого зала слишком неожиданно. В первое мгновение даже показалось, будто последний поймал беспокойный взгляд карих глаз, которые против воли вцепились в его ссутулившуюся фигуру. — Ну и видок, — негромко протянула Ханна. — Стоило только припомнить, и явился! — Дался он тебе, — буркнул Конни. — Нужно определиться, что с костюмами делать! Не успеем ведь до вечера. Непривычно серьезный Райнер что-то говорит Жану прямо в ухо, закинув руку на плечо и почти подминая под себя, а тот молчит. Идет, сложив руки на груди и чуть согнувшись под весом ручищи Райнера, никак не показывая, что слушает его. Обычная картина. Выглядят оба ничуть не лучше Марко, который тоже не слышит своих друзей. Только до боли в сухих глазах вглядывается в мрачное, бледное лицо. Плотно сжатые губы, синяки под глазами. Взгляд — насколько можно заметить отсюда, — воспаленный и чужой, невидяще застыл, устремленный куда-то в сторону. Чужой... Мерлин, а разве раньше было по-другому? Марко закусил нижнюю губу и на мгновение отвел взгляд, игнорируя нелепую мысль. Нет смысла думать об этом. Все равно они больше не заговорят друг с другом. Никогда. Тем более, он сам принял решение уйти вчера, потому что ему это не нужно. Жан садится на свое место, а Марко, словно через калейдоскоп из чьих-то силуэтов, рук, лиц, видит, как рядом тут же осторожно пристраивается Хитч, порывисто целуя его в щеку. Да. Не нужно. Жан слабо кивает и улыбается ей, зеленые глаза на долю секунды оживают. Не нужно. Райнер, который все еще не сел, останавливается у них за спиной и сталкивает их головы, прижимая друг к другу. Ненужноненужноненужно. Слизеринцы начинают шуметь и одобрительно галдеть, а Жан — видимо, смутившись, — отмахивается. Кажется, даже немного краснеет. Удивительно, когда они успели настолько сблизиться, если она целует его на людях? Приступ непрошенной, глупой злости и легкой тошноты тут же закручивается в желудке. С горем пополам съеденный кусок тоста начинает проситься наружу. Хочется в бессилии рвать на себе волосы, потому что эти попытки обмануть самого себя даже в голове звучат фальшиво и так по-идиотски. Настолько жалкими! Ведь, очевидно, что ему есть дело. Именно поэтому Марко, невесть в который раз, возвращается взглядом к слизеринскому столу. Смотрит, как Жан решительно отодвигает от себя тарелку с нетронутым завтраком и берет в руку бокал с какао. Делает глоток, еле заметно хмурит брови. Наверное, слишком горячо. А потом… сердце сжимается и подпрыгивает к горлу, потому что пронзительный взгляд зеленых глаз находит глаза Марко. Задерживается. Смотрит без злобы и неприязни, просто равнодушно. А он, будто безумный мазохист, не может найти в себе силы отвернуться, потому что только сейчас замечает, что Жан выглядит плохо. То есть, по-настоящему плохо. Хреново. Не так, как вчера — хуже. Будто всю ярость выкачали и оставили только безнадежность и пустоту, что страшнее любых криков и обещаний убить его. Кажется, это самый длинный взгляд глаза в глаза между ними. Время на мгновение спотыкается, замедляя свой ход. На помощь тут же приходят воспоминания, вспышками появляясь одно за другим. “Это ты таскаешься за мной”. ”Педик”. — Черт, — на выдохе срывается с губ Марко, и он быстро отворачивается. Его тут же догоняет еще одно воспоминание: “Надеешься, что хотя бы раз посмотрю в твою сторону?” Что-то пошло не так, правда, Жан? Ведь они оба понимают, что это не случайность. Оставшиеся двадцать минут завтрака проходит быстро. Преподаватели уходят первыми, затем постепенно редеют столы других факультетов. Только слизеринцы опять сидят до последнего. Марко, который остался один за столом Пуффендуя, ждет, когда профессор Флитвик закончит завтрак, чтобы узнать насчет оставшихся дел к празднику. Он не знал, насколько медленно декан Когтеврана принимает пищу, да и это, пожалуй, последнее, что могло его заинтересовать. Но сейчас перспектива сидеть в одиночку напротив слизеринцев совершенно не прельщает. Заметив, что профессор промокнул уголок рта салфеткой и уже оглядывает стол в поисках своей шляпы, Марко резко встает и как можно быстрее выходит из злосчастного зала. Лучше перехватить профессора в безлюдном коридоре, где можно спокойно поговорить. Он пристраивается у стены в вестибюле, неподалеку от входа, и пытается припомнить все, что предстоит сделать, чтобы не задавать Флитвику лишних вопросов. Для начала — успеть собрать палочки со всех студентов до обеда, чтобы избежать происшествий на пиру…убрать мебель в Большом зале до того, как прибудут музыканты...проследить, чтобы никто не мешал им во время репетиции… Что же еще? Кажется, что-то связанное с костюмами... Кстати, а здесь всегда было так холодно? Он зябко поежился, потирая рукой плечо. Пальцы ощутили мягкую шерсть свитера. Мерлин! Мантия! Нужно скорее забрать ее. Профессор Флитвик вышел из зала как раз в тот момент, когда Марко сделал рывок к двери в попытке вернуться, едва не спотыкаясь об него. — О, Мистер Ботт! — со смехом восклицает профессор, останавливаясь и придерживая шляпу. — Вы меня напугали. Начинает в шутку грозить указательным пальцем: — Признавайтесь, хотели напасть на меня? — Доброе утро, профессор, — выдыхает Марко, улыбаясь в ответ. — А я…как раз жду вас. Вряд ли кому-то казалось, что декан Когтеврана испытывает неудобства из-за своего роста, но, отчего-то, Марко всегда было неловко общаться с ним один на один, так как приходилось открыто смотреть на профессора сверху вниз. — У нас полно дел, мистер Ботт, — Флитвик энергично направился в сторону парадной лестницы, зазывающе махнув рукой. — Надеюсь, вы хорошо подкрепились? Нужно многое успеть. — Конечно, профессор. Он на мгновение оборачивается на Большой зал, раздумывая, вернуться ли за мантией. Если не успеть получить распоряжения до того, как у профессора Флитвика начнется генеральная репетиция с хором, то позже его будет почти невозможно поймать. — Мистер Ботт? Быстро узнаю, что нужно и сразу вернусь. — Иду, профессор, — Марко быстрым шагом направился следом. — Скажите, что осталось сделать перед началом пира? Они начали подниматься по лестнице, учтиво кивая в ответ приветствующим их персонажам картин со стен. Некоторые из них еще спали, а некоторые — зевали, сладко потягиваясь и не обращая внимания ни на кого вокруг. — Хэллоуинский пир — это, прежде всего, что, мистер Ботт? Марко сдвинул брови, подбирая подходящий ответ и ощущая, что голова безнадежно пуста. Мерлин, соберись! — Это…наряды? — Верно, мистер Ботт, — поджал губы Флитвик, останавливаясь. — Для студентов это повод придумать костюм и проявить свои творческие таланты! Профессор добродушно хохотнул, придерживаясь руками за живот: — И поесть пряный пудинг, конечно же. — Да, профессор, — отстраненно ответил Марко, складывая руки на груди в попытке согреться. — Маскарад, костюмы. Это самое главное. — В связи с этим, нужно позаботиться о том, чтобы мистер Филч помог нам провести праздничную сегментацию! — Сегме…что? — Попросите мистера Филча проконтролировать, чтобы в зал могли попасть только те, кто переоделся в костюмы, мистер Ботт, — объяснил Флитвик, возобновляя шаг. — Другими словами: Хэллоуинский пир должен пройти идеально до деталей. Понимаете? — Да, понимаю, — кивнул он в ответ. — А что делать, если кто-то придет без костюма? Профессор снова остановился. — Боюсь, мистеру Филчу придется отправить студента в спальное крыло, переодеваться. Брови Марко против воли удивленно дернулись вверх. — Это…настолько важное требование? — Конечно, мистер Ботт! Иначе Хэллоуинский пир не был бы таким особенным! — Хорошо, профессор. Я попрошу мистера Филча об одолжении. Они двинулись дальше. — Прошу вас сначала заняться этим, а после — собрать палочки. Профессор Макгонагалл поможет вам, так как у меня совсем скоро начнется репетиция с хором… Подъем по лестнице сейчас подобен поцелую дементора, который выкачивает оставшиеся силы. Из-за разницы в росте Марко приходится куда медленнее делать шаги, чтобы идти наравне с профессором, не говоря о том, что тот постоянно останавливается, чтобы заглянуть ему в лицо и показать всю серьезность обсуждаемого вопроса. Пенелопа всемогущая, а ведь если придется идти до самого кабинета заклинаний, тот находится на восьмом этаже! — ...затем следует разобраться с беспорядком в Большом зале, — Флитвик поправил съехавшую на лоб шляпу, а затем вновь взялся за перила, сосредоточенно сопя. — Ах да! Очень важная задача, мистер Ботт. Когда он в очередной раз остановился, Марко подавил вздох и учтиво спросил, изо всех сил изображая сосредоточенность: — Да, профессор? — В прошлом году произошел один неприятный инцидент. Видите ли, несколько студентов старших курсов пронесли запрещенные напитки на праздник, — Флитвик беспокойно уставился на него, часто моргая большими глазами. — В этом году все члены деканата приняли меры, но… Слушать профессора получалось из рук вон плохо. Мысли то испарялись совсем, то возвращались в Башню старост, в спальню, где так отчаянно сейчас хотелось оказаться. Просто упасть лицом в одеяло, не думая ни о празднике, ни о забытой мантии. — ...эта часть замка сейчас и беспокоит больше всего, понимаете? Марко рассеянно кивнул. Да. Конечно, понимает. Кажется. — Мы ни в коем случае не хотим лишать вас отдыха, — Флитвик положил ладонь на предплечье пуффендуйца, похлопывая. — Нужно лишь время от времени проверять, все ли там в порядке. ...а? Увидев напряженное лицо Марко, глаза профессора округлились. — Но если вы хотите потанцевать как следует, то я попрошу кого-то еще, мистер Ботт! — поспешил заверить он. — Не беспокойтесь об этом. — Простите, профессор, я не расслышал, — Марко нахмурился, понимая, что все прослушал. — Что конкретно необходимо делать? — Как вы знаете, одна из дверей вестибюля ведет в заброшенный коридор. Раньше через него можно было попасть на второй этаж. — Да, я помню это место, профессор. В вестибюле, недалеко от входа в Большой зал, действительно есть одна непримечательная дверь. Войдя туда, попадаешь сначала в тесный проход, а уже из него — в коридор, который расположен в лицевой части замка. Еще на втором курсе профессор Стебль показывала им это место. В канун Рождества Хагрид должен был принести в замок большую ель из леса, а из окон продолговатого эркера отлично видно всю территорию перед Хогвартсом. Гремучую иву, домик Хагрида и многое другое. Декан решила привести их туда перед уроком, чтобы не тратить время на переодевание в верхнюю одежду. — Сейчас дверь в конце того коридора замурована, — продолжил Флитвик. — Вернее сказать, замурована последние года три. Но как раз этим и пользуются не слишком порядочные студенты. — Я должен время от времени проверять, не пробрался ли туда кто-то? — Верно, мистер Ботт. Преподаватели, само собой, тоже будут следить за порядком, но так уж вышло, что из-за отсутствия профессора Ханджи у нас не хватает рук. Вернее сказать, глаз. Марко улыбнулся, на этот раз совсем не устало: — Конечно, профессор. Я буду только рад помочь. Что это, если не удача? Кому-то такое предложение может показаться возмутительным или даже странным, но Марко впервые за все утро воспрял духом. Лучше охранять тайный проход в тишине коридора, куда почти никто не заходит вот уже несколько лет, чем изнывать на празднике. После того, как в прошлому году поймали тех студентов, туда наверняка никто и не подумает пойти. — Я знал, что на вас можно положиться, мистер Ботт. Благодарю вас! — профессор пожал Марко руку. — Что ж, можете идти. Желаю удачи. Он едва сдержал облегченный выдох и, наконец, начал спускаться вниз. — Кстати, мистер Ботт! Флитвик сделал пару шагов за ним, приподняв указательный палец вверх. — Прошлогодний инцидент все никак не дает мне покоя, поэтому, я хотел бы вас попросить оставить палочку при себе. — Вы уверены, профессор? Сдать палочки необходимо по приказу директора. — Не волнуйтесь, я загляну к нему. Передайте профессору Макгонагалл, что я обо всем договорился. Вам допустимо оставить палочку, как старосте школы. Марко взволнованно почесал затылок. Неужели, может приключиться что-то настолько опасное? Верится как-то с трудом. — Вам предстоит следить за порядком, поэтому так будет спокойнее всем. Что ж, до вечера, мистер Ботт. — Хорошо, — растерянно бросил он в спину удаляющегося Флитвика. — До вечера, профессор. Кажется, он ничего не слышал о том, что произошло в прошлом году. Пару раз на его памяти сокурсники обсуждали, что кто-то протащил в школу выпивку, купленную в Хогсмиде, но обычно, ее тут же распивали в гостиных. Теперь Марко почти летел вниз, думая лишь о том, чтобы поскорее укутаться в мантию и скорее закончить дела. Уже через пять минут он оказался в вестибюле. Краем глаза заметил, как мимо мелькнула дверь из темного дерева, самая непримечательная из всех. Ее легко спутать с каморкой для швабр. Будет поистине странно, если кто-то сочтет более веселым распивать спиртное в пыльном, заброшенном коридоре вместо того, чтобы развлекаться на празднике вместе со всеми. У Марко нет предчувствия, что произойдет что-то плохое, а значит, он отлично проведет время в одиночестве. Если сегодня вдруг пойдет снег, то будет приятно посмотреть на него из окон, наслаждаясь тишиной... На подходе ко входу в Большой зал, до слуха донесся странный хлопок, заставляя отвлечься от размышлений и прислушаться. Снова хлопок и какой-то приглушенный грохот. Марко нахмурился, слегка озираясь по сторонам: коридор совсем пустой, студенты давно разошлись по своим делам. Похоже, звуки все же доносятся из зала. Все стихло. Он медленно подошел к двери. Показалось, что здесь, все же, никого нет, но вдруг — бам! Снова. Он делает еще шаг. Страха или чувства опасности нет. Перед ним совершенно пустой зал. Если бросить взгляд влево, то отсюда видно мантию, впопыхах оставленную прямо на столе. Искушение схватить ее и броситься бежать — невероятно велико. Что бы там не происходило. Внезапно, голос, откуда-то справа: — Прости, — кто-то скулит, настолько тихо, что кажется, будто это скрип скамьи. Марко выглядывает из-за двери. Слегка щурится от яркого света, но почти сразу различает у окна, где стоит стол Слизерина, несколько силуэтов, которые окружили прижатого к стене студента. Естественно, в школе не так много компаний, которые любят засиживаться в зале до последнего. По росту и прическам не составило труда понять, кто есть кто. Особенно легко взгляд распознал силуэт Жана, даже со спины. — Громче, — рычит он. Бьет кулаком по стене над головой какого-то паренька, нависая над ним, и тут же становится понятна природа этого шума. — Друг, полегче, — Райнер кладет руку ему на плечо. — Давай не здесь. — Громче, мать твою! От этой ледяной интонации становится не по себе. — Прости, Жан! — из последних сил выжимает из себя парень, жмурясь. Марко так и замер на входе, у двери, глядя туда, где сконцентрировались вокруг перепуганного студента слизеринцы. Не успел он подумать, как поступить дальше, как воздух разрядился голосом, который донесся с противоположной части зала, где находился преподавательский стол. — Что, правда глаза колет, а, Кирштайн? — резкий голос Эрена прокатился громовым раскатом. — Ложь куда слаще, да? Марко вздрогнул. Как он мог не заметить его? Впрочем, поглощенные перепалкой, и слизеринцы не заметили Марко, стоящего у двери. Эрен, по всей видимости, стоял за одной из массивных колонн все это время и наблюдал. — Сгинь, отребье, — тем временем шикает на гриффиндорца Райнер, сжимая плечо Жана, словно боясь, что тот сейчас слетит с катушек. — Ты нихуя не знаешь. Марко впервые ощущает что-то наподобии единства с Райнером, потому что если эти двое столкнутся… Мерлин помоги. Жан медленно выпускает из рук чужой галстук и отступает, позволяя студенту выскользнуть и рвануть в сторону выхода. Последний вихрем проносится мимо Марко, которому удается разглядеть его вспотевшее лицо, искривленное озлобленной гримасой. — Подслушивать не хорошо, мамочка не учила? — ядовито выкрикивает Хитч, но Райнер раздраженно машет в ее сторону. Очевидно, что-то произошло, раз он всеми силами пытается избежать стычки. Но тишина длится лишь мгновение. — Твой рот больше подходит для того, чтобы отлизывать Микасе, Йегер, — не оборачиваясь говорит Жан, и от легкой усмешки что-то в груди Марко сжимается, предчувствуя ужас. — Беги, а то не успеешь вытащить ее из-под твоего блондинистого дружка. — Ах ты ублюдок! Следует грохот скамьи и стола, через которые перепрыгивает Эрен, легко преодолевая разделяющее расстояние, и в одно мгновение оказывается перед слизеринцами. — Повтори, что ты сказал, грязнокровный выродок! Райнер инстинктивно загораживает Жана, чуть подаваясь вперед, но тот одним движением, почти грубо отталкивает его, заставляя посторониться. Вызывающе становится перед Эреном, глядя немного сонно, но в обычной манере давя на противника одним своим существом. Теперь и Марко, стоящий поодаль, хорошо видит его чуть запрокинутое лицо. Потухший взгляд и самоуверенную, невероятно холодную улыбку, от которой мурашки несутся по позвоночнику. Этот контраст пугает и притягивает. Сладкое, необъяснимое чувство смешивается со страхом, и он не понимает, отчего Жан сейчас кажется таким…притягательным? Черт. Совсем рехнулся! Марко и сам уже готов громить все подряд и ругаться отвратительными словами, потому что чувствует, как в очередной раз что-то происходит внутри. Жан делает это с ним. — Повторить? — дерзкая усмешка обнажает ровные зубы слизеринца. — Да ты извращенец, Йегер. Но если очень хочешь, то… Рывок гриффиндорца. Короткий выкрик Райнера в попытке остановить. — Заткнись, — Эрен замер с вытянутой вперед палочкой, кончик которой почти коснулся шеи Жана. — Я не собираюсь спускать тебе с рук ни одного ебаного слова, понял? Даже если твой поганый папаша-преступник объявится тут! Взгляд зеленых глаз становится жестким, непривычно серьезным. Жан говорит: — Я не знал его, — негромко, почти спокойно. — Ну да, — выплевывает Эрен. — Конечно. — Ебешься в уши, Йегер? — спрашивает Жан почти миролюбиво, делая шаг к гриффиндорцу и заставляя палочку уткнуться в свою шею. — Я. Не знал. Его. — Какая разница, если ты явно в него такой гондон? Что-то в лице Жана меняется. Он перехватывает рукой палочку Эрена и, до побелевших костяшек, стискивает в кулаке ее кончик. — Не нарывайся, — цедит он. — Я легко прикончу тебя и без ебаной магии. До Марко не сразу доходит смысл услышанных слов. Папаша-преступник? Отец Жана? Необъяснимая волна паники охватывает мгновенно. — Эрен! Показалось, или его голос все же дрогнул? Какого он, вообще, не среагировал быстрее? Это ведь обязанности старосты. — Эрен, не нужно! То, с каким выражением на него бросились сразу несколько взглядов почти заставило развернуться и броситься к выходу, как это недавно сделал студент слизерина. Или трансгрессировать подальше отсюда, наплевав на школьные правила. Но Марко делает несколько решительных шагов в их сторону и останавливается перед Эреном, заглядывая ему в лицо. — Еще тебя не хватало, — доносится из-за спины безразличный голос Анни, стоящей у стены рядом с кем-то еще. — Я думала, что вечеринка уродов начнется только вечером. Шутку никто не поддержал — не тот момент, да и произнесена она была без особого энтузиазма. — Опусти палочку, — Марко пристально посмотрел на Эрена, игнорируя всех присутствующих. — Скоро сюда придет Макгонагалл, у нас могут быть неприятности. — Тебе самому не надоело? — взревел он в ответ, почти наверняка вызывая у Жана и других волну наслаждения этим грубым выкриком. — Не интересно, сколько вся школа терпит из-за этого куска дерьма?! — Эрен, пожалуйста… — Будь хорошим мальчиком, Йегер. Низкий голос прозвучал над правым ухом Марко, совсем рядом, буквально вкручиваясь в ушную раковину — Жан по-прежнему стоит довольно близко, продолжая сжимать палочку Эрена. В лицо ударил жар и щеки зачесались от желания немного повернуть голову, чтобы увидеть то, какой он сейчас. Притягательный, отвратительный, распалившийся от своей же злости. Марко ясно представил это и тут же устыдился своих мыслей. Сдержался. — Прошу тебя, — произнес с нажимом, пытаясь поймать взгляд Эрена, который теперь смотрит на Жана так, словно пытается испепелить. — Не как староста. Как друг. Помедлив, рука сорвалась вниз, опуская палочку. Атмосфера немного разрядилась. — Ты обязательно заплатишь за эти слова, — бирюзовые глаза яростно полоснули по лицу слизеринца. — В следующий раз зубов не досчитаешься, ясно? — Ты же сам полез на рожон, придурок! — гаркнул Райнер и напряженно покосился на Жана. Очевидно, гадая, отреагирует ли тот на выпад. Не став дожидаться подобного исхода, Марко осторожно потянул Эрена за собой: — Пойдем. На удивление, гриффиндорец легко поддался и стремительно направился к выходу. Марко попутно подхватил со стола мантию, торопясь выйти следом. Компания, оставшаяся за спиной, как ни в чем не бывало продолжила переговариваться между собой, словно их уже здесь не было. До слуха долетели несколько фраз. Сначала — голос Райнера, который, естественно, кинулся подбадривать Жана: — Не обращай внимания на этих ебланов, брат. Затем, когда Марко почти вышел из зала, еще чей-то. Незнакомый, с усмешкой: — Пусть валят. Пара педиков. Именно в эту секунду все переживания и мысли Марко сжались до одной крошечной точки. До двух слов, иглами влетевших в затылок. Мерлин, только не это. — Какого хера им можно, а мне — нет? — рычит над ухом Эрен, яростно вышагивающий рядом по коридору. — Вечно им все с рук сходит... Уебки. Ненавижу их... Марко не нашел сил ответить, только отчаянно кивнул, глядя пустым взглядом в конец коридора. Не понимая, почему от обиды дыхание больно застряло в горле и так сильно захотелось не то спрятаться, не то заплакать. Стало не по себе от одной лишь мысли, что Жан мог рассказать всей их шайке о том, что произошло вчера ночью. Ему показалось, что это была не просто ссора, а что-то немного личное, не предназначенное для чужих ушей. Даже больше, чем личное. Что-то, касающееся только их двоих. Разве нет? Марко никогда не задумывался, кто он есть...в этом смысле. Какие-то категории или конкретика никогда не приходила в голову, не казалась чем-то важным. Но то слово, которым Жан назвал его вчера, которое сейчас произнес один из слизеринцев… Оно явно определяло не в лучшую категорию людей. Больно. Почему-то, офигеть как больно. Хочется верить, что это просто случайность, но если Жан и правда сказал им, то... Кажется, все предельно ясно.***
В Хогвартсе с самого утра, помимо болтовни о празднике, все перешептывались лишь об одном: отец Жана оказался опасным преступником, которого с некоторых пор разыскивают мракоборцы. Все дело в том, что его фамилия появилась в сводке преступлений утренней газеты и значилась предпоследней в списке сбежавших из Азкабана преступников. Звучит как хуевый анекдот, но в волшебном мире, да и не только, Кирштайнов не так уж и много. Пожалуй, только двое. Кровно связанных между собой. Сам Жан подумал: похуй. Для него это ведь не новость совсем. Благодаря вчерашнему письму матери он успешно занял место в первом ряду и узнал все самое интересное до начала этого абсурдного спектакля. Не то чтобы раньше Жан был обделен вниманием окружающих, но теперь его было настолько много, что, кажется, скоро в школу заявится сам Министр магии, чтобы выяснить, почему какой-то студент перетягивает одеяло на себя. А ведь прошло всего несколько часов с того момента, как сплетни поползли по всей школе. Дальше — еще интереснее. Скоро и эта дешевая шлюха, Рита Скитер, наверняка накатает парочку статей с ярким заголовком. Жан видит это настолько ясно, что хочется сблевать. “Лучший игрок Хогвартса оказался сыном сбежавшего преступника!” “Исключат ли Жана Кирштайна, будущую звезду квиддича?” Ну и все в таком духе. Ебаный бред. И плевать, что он не помнил старого ублюдка. Дома даже фотографий с ним не водилось. Мать не говорила об отце ни минуты. Кажется, всего раз — когда Жан был маленьким. Магические способности начали проявляться, и конечно, он начал спрашивать, хотел узнать, откуда в нем могли взяться эти силы. «Он давно умер, Жанчик. Прости». Жан не понял тогда, зачем мать извинилась. Будто она была виновата в смерти отца. Или в том, что этот козел оставил их вдвоем, съебавшись из мира маглов куда-то в неизвестность. Или же, она извинялась за отца как за то, что не могла дать, в отличие от обедов с собой в, тогда еще магловскую, школу. Типа: вот тебе все, что угодно, кроме этого. Прости, Жанчик. Прости. Блядское “прости”. Блядский отец. Жан рухнул на диван в приятно-опустевшей гостиной Слизерина и закинул ноги на подлокотник. Давно мать не была такой. То, насколько она расстроена чувствуется даже через письмо. Через каждую неровно выведенную дрогнувшей рукой букву. Это волнение злит и сбивает с толку. Какого хера ее слова из письма звучат так, словно она писала его в слезах? Какого хуя ее вообще трогает произошедшее? Жан поднял над лицом руку, рассматривая зажатое в кулаке письмо, которое навсегда утратило нормальный вид. Теперь это был даже не смятый комок — просто сплющенное нечто. Значит, старый гондон не подох… Более того, теперь он свободно разгуливает где-то неподалеку, надеясь, что сын, о котором он вдруг соизволил вспомнить, протянет ему руку помощи. Жан готов протянуть только палочку, чтобы поприветствовать Авадой. Если этот хрен реально откинется, разве он будет чувствовать хоть что-то? И разве должен? Как жаль, что он и в самом деле не загнулся в Азкабане или его не сожрали заживо великаны. Тогда можно было бы легко объяснить, почему мать должна была проходить через весь этот ад и воспитывать Жана в одиночку. Жертвовать собой, своей красотой, временем, целой чертовой жизнью. Как при таких обстоятельствах она, вообще, сохранила мягкость характера и столько доброты в сердце — непонятно. Вот, где настоящее, блять, волшебство. Не говорите, что нет. Жан опустил сжатый кулак на лоб, прикрываясь от мерцающего с каждой стены света свечей. Здесь так прохладно и тихо, что хочется заснуть прямо в гостиной. Все разошлись по своим комнатам, готовиться к празднику. Переодеваться в идиотские костюмы. Даже не войдя в Большой зал, перед глазами уже встали эти крысиные взгляды украдкой и шепот за спиной. Толпа кретинов… Он не собирается переубеждать тех, кто теперь распускает о нем слухи по всей школе. Вонючий обрыган Йегер — единственное исключение, как может показаться, но ему Жан просто хотел от души начистить рожу, чтобы больше не рыскал по углам, как крыса. Вот и все. Дверь в их спальню шарахнулась о стену коридора, вызывая приступ жалящего раздражения. Затем послышался приближающийся топот нескольких пар ног, и Жан сильнее зарылся лицом в изгиб локтя. — Жанчик, подъем! — рев Райнера всколыхнул пламя свечей. Они с Бертом ворвались в гостиную как смерч, нарушая и без того хрупкое уединение. — Отвали, — глухо бросил Жан, не поднимая головы. — Я устал. — Кому сказал?! — ничуть не тише крикнул Райнер, судя по всему, останавливаясь прямо у дивана. — Поднимай свою задницу! Жан нехотя отнял руку от лица и приоткрыл один глаз, глядя на нависший над ним силуэт. — О, ч-черт! — удивленный крик вместе со смешком застрял в горле. — Это что за хренотень? Пришлось порывисто сесть, потому что приступ хохота тут же заставил согнуться пополам. В этом году Райнер решил перевоплотиться в белую гориллу, морда которой теперь угрожающе смотрела на всех с его головы, в точности повторяя движения глаз и бровей. В сочетании с галстуком-бабочкой смотрится еще уморительнее. — Ну ты даешь, твою мать... Жан смахивает навернувшиеся слезы с глаз и еще раз окидывает его взглядом с ног до головы. Светлая шерсть, которую Райнер нарастил с помощью заклинаний покрывает спину, руки и забавно торчит из-под белой рубашки с короткими рваными рукавами. На ноги, также покрытые шерстью, надеты шорты, края которых тоже выглядят так, будто их обгрыз Клык. — Сам придумал? Или кто помог? — Вообще-то, я сам, — гордо ткнул себя большим пальцем в грудь Райнер. — Что-то против имеешь, Жанчик? — Ни в коем случае, — кашлянул в кулак он, поднимаясь на ноги и потирая шею. — Но Берт меня пугает больше… — Да иди ты! — Райнер обернулся через плечо. — Берт, скажи ему, что гориллы страшнее. Кто, вообще, в наше время станет пугаться вампиров? До этого момента безмолвный, как статуя, Берт улыбнулся, обнажая длинные клыки. — Мои зубы и уши выглядят натуральнее твоей шерсти, — он легко ударил Райнера кулаком в плечо. — Надо было трансфигурацию меньше прогуливать. — Ой, заткнись. Зато с такими ушами Анни к тебе ни на фут не подойдет! Райнер тут же начал ржать, а Жан усмехнулся, глядя на расстроенного Бертольда. — Ладно, теперь серьезно, — вновь обратился к Жану Райнер. — Даем тебе пятнадцать минут на марафет. Быстрее надевай свое платьице, принцесса, и идем на праздник, ясно? — Я спать, — уже серьезно отвечает Жан, направляясь к коридору. — Веселитесь без меня. — Брось, брат, — взмолился Райнер, разводя руки. — Давай постебем этих уродов! — Не интересно. Прости, друг. — А если скажу, что у нас для тебя сюрприз? О, ну да, конечно. Может быть, Райнер скажет, что специально для него они избили Йегера до кровавых соплей? Так это не сюрприз. Жан хотел бы лично сделать это. И не только с ним. Марко ведь тоже был там, кажется? Хотя какого черта Марко. Барсучий выродок со своей заискивающей перед Йегером праведной гримасой. Его маленькая карманная совесть. Собирался таким образом остановить их? Смешно. Для Жана это ебаный катализатор, не иначе. Сейчас нет сил даже разозлиться как следует, но в тот момент он был уверен, что свернет красно-золотому уебку голову, пока барсук смотрел на него этим поганым, умоляющим взглядом. Насрать. Пусть таскается за этим куском говна сколько влезет. — Какой еще сюрприз? — Жан нехотя останавливается и слегка поворачивает голову. — Оставите меня в покое? Это был бы ахуенный сюрприз. — Берт, покажи ему, — подмигнул Райнер. Бертольд вытащил руки из широких рукавов вампирского плаща и начал расстегивать его. — Бля, только не это! — Жан притворно прикрыл глаза ладонью. — Пожалуйста, я не хочу видеть твой член, Берт! — Идиот, открой глаза. Когда он раздвинул пальцы, глядя через щель, Райнер стоял, приоткрывая полы вампирского одеяния Берта и показывая нечто, лежащее во внутреннем кармане. Жан тяжело вздохнул, скептически глядя на друзей. Пришлось подойти ближе — интересно же. Из внутреннего кармана выглядывало горлышко стеклянной бутылки. Жан сунул палец внутрь, слегка оттягивая ткань плаща. Янтарная жидкость, облизывающая стенки бутылки, блеснула в тусклом свете подземелий. — Да ну? — Огневиски, — пропел Райнер. — И заклинание незримого расширения. — Сколько их там? — Достаточно, чтобы поднять тебе настроение, — простодушно улыбнулся Бертольд, запахивая плащ. — Так что? Пятнадцати минут будет достаточно? Жан закатил глаза. — Хватит и пяти, — бросил он, направляясь в спальни. — Ждите здесь.