Кай

Она отстранилась от тебя, забирая ошметки скупого тепла, вернулась к окну, замерев густо-черным пятном. Потом вдруг резко и быстро распахнула старую раму с помутневшими от старости стеклами, пуская летнюю ночь в комнату. С улицы хлынул воздух, чуть уловимо пахнущий дымом. Под Москвой снова горели леса, и даже недавний ливень, скорый и веселый, не смог потушить всех очагов. Смог разбавился, стал жидким, но не исчез полностью. Герда вздохнула полной грудью, сладко выдохнула, потянулась вверх, вставая почти по-балетному на носки маленьких ступней. Ты глядишь на неё из тьмы, любуясь гармоничным силуэтом. Хочется нестерпимо сказать что-то важное, очень весомое, но слов не подобрать. *** Глеб был готов проклясть все и вся, когда Наташа наконец-то распрощалась со знакомыми, и, подхватив под локоть с одной стороны Фару, с другой долговязую девицу, представленную Голубину как Алиса, вышла за порог галереи. Ната трепалась с девушкой, изредка тормоша Глеба. И они успели удалиться довольно далеко от места проведения выставки, когда Алиса вдруг всполошилась, охнула, скороговоркой произнесла: — Я оставила в галерее пакет, — и опрометью кинулась назад, потащив за собой Наташу. Фара уже успел отцепиться от девушек и лениво крикнул им вслед: — Я здесь подожду. Девчонки скрылись из виду, Глеб же выудил из кармана сигареты и зажигалку. Закурил, никуда не торопясь. Майский ветерок приятно ерошил волосы на затылке, забирался за ворот широкой футболки. Раздраженность сходила помалу на нет, покидая Фараона в полном спокойствии. Но ненадолго. В поле зрения появилась Софья в цыганской юбке и та девчонка Герда. Глеб скривился, сплюнул горькую слюну себе под ноги и отвернулся в другую сторону. Софья же, как на зло, остановилась, не доходя до Голубина пары метров, порылась в объемной мешкообразной сумке, достала оттуда пачку никотиновых палочек и продолжила поиск. — Черт, Герда, милая, у тебя не найдется зажигалки? — донес ветер до Глеба голос фотохудожницы. — Не-а, — отозвалась та. — Черт, — повторно выругалась Соня. Фара уже знал, к кому она обратится за огоньком и на какой взгляд он напорется. Гребанный забытый пакет, какого хрена вообще нужно таскать с собой на выставку пакеты и забывать их там? — Молодой человек, — вежливо обратились к нему знакомым уже приятным голосом, — у вас не будет случайно зажигалки? Волей-неволей пришлось оборачиваться. Софья глядела на него ласково, доброжелательно. Девчонка вовсе не смотрела на него, ковыряясь в телефоне и делая вид, что её вообще ничего не кантует. — Случайно будет, — проговорил Глеб и протянул даме попрошенное. — Мерси, — кокетливо улыбнулась та, подожгла тонкую сигаретку и вернула ему пластиковый прямоугольник. Голубин кивнул, думая, что на этом его оставят в покое. — Как вы нашли выставку? — Соня, вероятно, болтать любила больше жизни. Ненавистный женский порок. — Вполне недурственной, — кривя душой и подстраиваясь под манеру Софьи вести беседу, ответил Фара, искренне надеясь, что после этого разговор сам собой затухнет. — Врет как дышит, — заявила Герда, отрываясь от созерцания телефонного экрана. — Герда! — воскликнула женщина, меняясь изумленно в лице. Глеб же, надо признаться, опешил, позволив себе удивленно вскинуть светлые брови. — Похоже, кого-то притащили на буксире. До твоих фотографий, Сонечка, ему дела почти не было. Девчонка самоуверенно заглянула в его лицо, на губах её играла косая победная усмешка. — Какая поразительная проницательность, — иронично прищурившись, проронил Фараон, думая над тем, как её побольнее можно ужалить, на что надавить. Он мастерски тянул время, выпуская из легких сизые клубы дыма, не отводя взгляда от наглой завравшейся сучки. Кем она себя возомнила? Девчонка своих серых обыкновенных глаз не прятала. — Уважаемые мои… — начала было Софья, позабывшая про тлеющую сигарету в пальцах, стараясь замять неловкость. Но Глеб договорить ей не дал, обратившись к Соне с глубоко-философским видом: — Как вы думаете, почему все самые ядовитые твари — пауки и змеи — такие серые и неприметные? Женщина выгнула тоненькие брови и приоткрыла ярко накрашеный рот, вероятно, понимая, на что намекает неожиданный собеседник. — Вероятно, компенсируют избыток яда, — не дождавшись ответа, заявил довольный такой реакцией Фара. Солнце, вышедшее из-за пелены пепельно-белых облаков, осветило утратившее даже самый слабый намек на румянец лицо Герды. Тонкие ноздри ее носа трепетали чуть заметно, в глазах, казавшихся тусклыми и невыразительно-серыми, вскипела яростная зелень, концентрируясь вокруг зрачка горящим кольцом. Красные лучи запутались во всклоченных волосах, подкрашивая те в слепящую медь. И Глеб бы удивился такой метаморфозе, если не был так увлечен своим гремящим фанфарами успехом. — Зато те, что избытка яда не имеют, разукрашены ярко и с большим вкусом. Вероятно, компенсируют избыток немощности, — наконец с большим достоинством и какой-то гневной радостью произнесла девушка, пряча зажатый в ладони мобильник в карман. Софья хлопала ресницами, наблюдая за изящными оскорблениями. И Фара не успел понять, кого именно Герда имеет в виду, его или Наташу, как та потянула художницу за руку, уводя ту вперед: — Всего доброго, великий ценитель искусства и тварей, — бросила она, не оборачиваясь напоследок. Голубин зло отшвырнул бычок от себя, мстительно растер его по асфальту, глядя вслед удаляющейся парочке. Вовремя вернулась Наташа с запыхавшейся Алисой, и инцидент с Гердой затерся, смазался, оставляя после себя лишь неприятное, саднящее послевкусие. Больше ничем примечательным этот день Глебу не запомнился. Он пытался писать, но выдавить из себя что-то мало-мальски годное не удалось, и, плюнув на это дело, Фара занялся прекрасным ничегонеделаньем. *** Герда вернулась ночью, достала его во сне. И сон этот был странный, душный, как сбившаяся вокруг лица вата. Сначала Глеб просто плавал в маслянистом мраке, часто ворочался во сне, задевая Нату, тихо вздыхал, но не просыпался. Потом из мрака вылепилась комната, чуть посветлело. В тусклом, залитом серым светом пространстве стоял одинокий стул, на нем кто-то восседал. Кто-то завернутый в широкую тряпку, но с голыми белыми ногами. И не сразу Фара опознал человека, осознание пришло волной, накатывающей с рокотом из-под горизонта. Проклятущая Герда тем временем поднялась с шаткой мебели, неспешно подошла к нему. Тряпка упала с ее плеч, мазнув напоследок размахрившимися краями по будто фосфоресцирующей коже, обнажая ничем не прикрытое тело. Глеб не успел изумиться. Непонятно откуда взявшийся в её ладони нож легко вошел меж его ребер. Сердце стукнуло и замерло. Голубин рывком проснулся в поту на смятой простыне и, промучившись до утра прерывающейся дремотой, нормально больше не уснул. Его мучила призрачная боль в сердце. Наверное, просто неудобно лежал, защемило какую-то мышцу.