Кай

— Все, я пойду спать, не могу больше, — медленно проговорила Герда, перемежая слова зевками. Она тяжко моргала; подсохшие кудри окружали ее бледное лицо золотистым ореолом. Девушка поднялась, сгрузила пустые тарелки в раковину, вышла из кухни, и Глеб снова, как привязанный, потянулся следом. Выглянувшее солнце вывернулось из окон комнаты, на полу лежал усеченный прямоугольник света, остальное помещение было погруженно в приятную полупрохладу тени. Герда сдернула с тахты покрывало, кучей кинула его в кресло, туда же отправила байку, стремительно стянутую с плеч. Нырнула под одеяло в обычном белом пододеяльнике, скрутилась в калачик. — Делай, что хочешь, только спать не мешай. Если что, ты знаешь, где выход, — пробурчала она из-под вороха одеяла, поерзала и затихла. Глеб прошелся по всему периметру комнаты, постоял у комода, разглядывая фото и картинки, вставленные за стекло верхнего стеллажа. Маленькая Герда с симпатичной светловолосой женщиной. Герда с мелким пацаном. Картинки красивых пейзажей, садов, парков. Ничего странного или необычного. Фара вышел на балкон, подышал насыщенным озоном воздухом. Снизу, сверху, прямо перед глазами кипела зелень каштанов. Блестел мокрый асфальт, бликовали умытые автомобили, притиснутые к тротуарам. Созерцать было приятно, но скучно. Глеб провел ладонью по подсыхающей байке, вывешенной прямо здесь же, на балконе, и вернулся в комнату. Ее наполняло чуть слышное, очень тихое сопение Герды. Голубин поглядел на укутанную в белое девчонку, сам широко и неожиданно сладко зевнул. Давала знать о себе бессонная шумная ночь, проведенная среди прожигателей жизни, молодых и уже мертвых, среди тех, кого он сам породил. Фара решительно выдернул из кресла покрывало, аккуратно примостился сбоку на тахте, стараясь не задеть Герду. Все равно спать больше было негде, дремать в кресле было рискованно для шеи и спины, которым вряд ли придется по нраву такое времяпрепровождение. Глеб устроился удобнее, заматываясь в покрывало, пристраивая тяжелую голову. Сон опустился на него быстро и очень мягко, увлекая в приятную темень без картинок и беспокойства. *** Сон оборвался тревожно резко, Глеба будто вышвырнуло из теплого мрака. Он заморгал, спросонья не сразу смекая, где находится. Фара скинул покрывало, которое почти все сбилось к плечам во время сна. Герда еще спала, накинув на голову одеяло. На полу заурчал небрежно брошенный телефон, мигая экраном. Наташа. И как же он умудрился забыть предупредить её о своей отлучке? Фара даже не хотел думать о том, сколько же звонков он пропустил, вырубившись на тахте в чужой хате. — Да, — хрипло произнес он, выходя на балкон. — Где ты? — взволнованный голос любимой звенел обидой и беспокойством. — Я у знакомых, — расплывчато ответил Глеб, понимая, что такой ответ вряд ли успокоит Нату. Трубка помолчала возмущенно, потом в глубине вздохнули: — Каких знакомых, Глеб? Я знаю почти всех. — Этих не знаешь, — попытался съехать с темы Фараон. Он начинал злиться на себя, на Герду, на Наташу. Почему всегда так? Недоверие въелось в кровь всего человечества. — Ты с бабой, да? — Ната перестала сдерживать себя. Голубин слышал в ее голосе яростную обиду, подозрение в самом худшем. А ведь он ничего не сделал. — Скажи ей правду. Герда выросла за спиной неожиданно, напугав тихими словами до дрожи в коленях. Глеб чертыхнулся, Ната гневно молчала. — Помнишь девушку из цветочного магазина, которая упала в обморок, — начал он, — из-за меня? — Припоминаю, — смурно, но не совсем понимая, отозвалась Наташа, — подожди-ка, ты у нее? Удивление, граничащее с возмущением, прорезалось в речи девушки. — Да. — Объяснись. — Я пришел извиниться в цветочный, мы встретились на улице. Дождь пошел, до Герды было недалеко бежать. Она предложила мне переждать у нее, обсохнуть. Герда фыркнула, иронизируя по поводу сбивчивых оправданий, протискиваясь на балкончик. Она оперлась локтями на перила, с ее плеч свисала небрежно наброшенная байка. Девчонка будто не понимала, что ее присутствие нервирует, усугубляет и так паршивую ситуацию. — Окей, пусть так, хотя… — Наташа выдержала паузу, до этого говорила устало и как-то обреченно, — почему ты не позвонил мне? — Забыл, — честно признался Фара, виновато склоняя голову, словно Ната могла его видеть. Молчание девушки тяготило его, бесила стоящая рядом Герда, вслушивающаяся в беседу, в груди кипело. — Ладно, поговорим, когда вернешься домой, — Наташа сбросила вызов, как только договорила. Она затаила горькую обиду, но будучи девушкой мудрой и любящей, подарила Глебу еще один шанс на искупление. — Подслушивать подло, — заявил Голубин Герде, как только трубка омертвела тишиной. Та фыркнула: — Я слушала, стоя рядом с тобой, а не из-за двери, подглядывая в замочную скважину. Разграничивай понятия. Глеб вскинул бровь, выражая сарказм. Девчонка не отвела взгляда, глядя твердо и даже сурово. — Мне пора, — парень стал сдергивать с веревки свои вещи. — Как и говорила, ты знаешь, где дверь. Дорогу найдешь. — Найду, — ворчливо отозвался Глеб из комнаты, торопливо напяливая недосохшую одежду. Герда продолжала стоять на балконе, вглядываясь то ли в небо, то ли в листву. Фара справился быстро, подошел к двери, и, уже взявшись за ручку, вдруг замер. Что сказать? — Прощай, — громко прозвучал в немоте комнаты стальной голос Герды. Она успела раньше него, подвела черту, решительно и смело, как умела. Глеб тряхнул спутанными прядями, распахнул створку. — Прощай, — ответил он и стремительно вышел в коридор. Он был пуст. Навалилось ощущение, что мир обезлюдел, что все превратилось в картонные декорации и единственное живое осталось на балконе, глядеть то ли в облака, то ли в кроны деревьев. Фараон мысленно выругался и стало легче, исчезло чувство застылости. Бетонные ступеньки гулко провожали его эхом, пустой подъезд не удерживал, отпуская на все четыре стороны. Глеб вывалился на улицу, вздохнул до боли в легких. Внутри что-то засаднило, будто протестуя, не отпуская. Но он четко знал, что нужно уходить и не возвращаться никогда. Эта девчонка погубит и его, и все, что было дорого и священно. Она как отрава: разъедает привычное и ценное. Нужно валить, пока не пройдена точка невозврата. Глеб, не оборачиваясь, пересек двор, спеша в подземку и пробегая мимо серых подворотен. Он не знал почему, но был уверен, что Герда не смотрит ему в спину. Он не чувствовал гранитности ее пронзительного взгляда. Ничего не изменилось. Ничего не изменилось. Ничего. Не. Изменилось. Эта мантра спасет. Поставит пошатнувшееся на свое законное место. Ничего не изменилось. В нем все по-прежнему. Правда. Правда?