Кай

Глеб проснулся далеко за полдень. Небо за стеклом было чистым, ровным и невероятно высоким, таким, каким может быть лишь летом. Где-то на западе с другой стороны дома ярко горело солнце, подкрашивая лазурь теплыми волнами. В комнате было даже прохладно, чуть слышный сквознячок гулял по помещению. Тело Фары ломило нещадно, а в глотке было так сухо, что даже Сахара меркла в сравнении с ней. Голубин медленно поднялся с тахты, скинув с себя тяжкое одеяло. Подождал, пока голова перестанет покруживаться, и на пробу поднялся на ноги. Они слегка болели, мышцы еще гудели после незапланированного марафона. На удивление, состояние не было безнадежно паршивым. Осторожно ставя голые ступни на приятно прохладный пол, Глеб вышел из комнаты в пустой коридор. В квартире было тихо, слышался только бубнеж телека откуда-то из глубины жилья. Фара двинулся на кухню. За столом, покрытым выцветшей клеенкой, сидели две девушки. Герда и Наташа. Глеб удивленно вытаращил глаза. Сейчас они были даже похожи. Обе смурные, чуть сонные, глядящие строго. Только потом, перекручивая эти события в своей памяти, Голубин поймет, насколько разными они оставались даже в тот момент. Аккуратная, одетая с той дорогой простотой, что на раз выдает элиту, Наташа, даже уставшая, перенервничавшая, была безукоризненна. Легкий макияж, идеально прямые волосы, розовая маечка, придающая ей свежести, модные брючки, имеющие претензию на дизайнерскую вещь, белые носочки. Герда же, лохматая и позевывающая, была ей полной противоположностью. Одетая в растянутые треники, мужскую безразмерную футболку, застиранную до невнятного серо-зеленого цвета, с дырочками по вороту, девчонка не походила на картинку в модном журнале. Но сейчас Глеб не размышлял о таких деталях, он ожидал смиренно экзекуции. — Доброе утречко, — ехидно протянула Герда, берясь за кружку с кофе, если судить по густому аромату. Ната продолжала смотреть холодно, с укором. Фара прошлепал к столу, вытащил из-под него шаткий табурет, уселся. — Хоть это и слегка нетактично, но я взяла твой мобильник и позвонила Наташе, чтобы она не беспокоилась, — продолжила рыжая. Глеб собирался было что-то колкое ответить, но тут в кухню, тихо шоркая тапочками, вошла старушка, покрутилась возле плиты, и вышла. Все молча, сидящие удостоились лишь взглядов: девочки — сочувственных, Глеб — настороженно-отрешенного. — Это баб Нюта, она не говорит. Давно уже, — зачем-то пояснила Герда, качая голой стопой. — Очень интересно, — желчно бросил Фара, смотря исподлобья. Наташа уставилась на него укоряюще. Герда лишь остро ухмыльнулась. — Нам, наверно, уже пора, — Ната поднялась из-за стола, отставив от себя чашку с почти нетронутым чаем. — Пора, так пора, — легко согласилась рыжая девчонка, хитровато косясь на Голубина. Она-то, конечно, знала, что того ожидает вне стен ее квартирки. Глеб неспеша обулся в коридоре, подождал, пока Ната зашнурует беленькие кроссовочки, накинет на плечи легкую ветровку. Герда, лениво прислонившаяся к дверному косяку, наблюдала за ними даже с интересом. Вся ее расслабленная фигура выражала невозмутимость. Лицо, обрамленное подсвеченным золотом, было чисто и спокойно, только глаза отблескивали металлическим-серым, выдавая заинтересованность ситуацией. Из комнаты выскочил щенок, повизгивая и оскальзываясь на вытертом линолеуме. Он попрыгал у ног Герды, та потрепала его по ушам. Идиллия, блин. Наташа открыла незапертую входную дверь, и, держась за ручку, произнесла: — Большое спасибо, Герда. Девушка выскользнула за дверь, не ожидая Глеба. Тот хмуро глянул на хозяйку его ночного приюта, молча кивнул ей и, выйдя вон, захлопнул за собой створку. Наташина светлая фигурка вышагивала по лестнице впереди, даже её прямая спина звучала упреком ему, эгоистичному мелкому паразиту. Осточертелый грязный бетон под подошвами его обуви не мог дать ответа или совета, и Фара надеялся только на то, что больше он не увидит ни его, ни этих обшарпанных стен, ни каштанов во дворе. Ни Герды, чей взгляд он, казалось, еще чувствовал на своем лице. Знание, светившееся на дне ее зрачков, раздражало и манило своей запретной глубиной. Почему ноги сами принесли его к ее дому? Что он должен был найти в четырех углах ее пустой комнатенки? Вопросы без ответов всегда бесили Глеба. И сейчас тоже. Только не кому было выказывать свою раздраженность. Обиженной Наташе плевать на его вопросы, а Герда, которая, конечно же, все знала, не была лучшим вариантом на роль жилетки. *** Герда вернулась в свою комнату, пес, вбежавший следом, улегся на свою подстилку, пристроив лобастую голову на перекрещенные лапы. Девушка специально не подошла к окну, незачем ей лезть в чужую жизнь. Она задумчиво опустилась в кресло, поджав под себя ноги. Вопросов, как всегда, было больше, чем ответов. Затрезвонил небрежно брошенный на комоде мобильник. Пришлось вставать за ним. Номер был незнакомый, и, как оказалось позже, звонили по поводу работы. И это было действительно интересное предложение. Она так давно хотела поработать с настоящим приусадебным участком, создать прекрасный сад для большой семьи, что летними вечерами будет собираться под крышей ажурной беседки, на зеленом раздолье газона. Девчонка, отложив телефон, поглядела сквозь мутноватое стекло на крыши высоток. Она, выросшая в провинции, никогда не любила Москву, слишком громоздкую и наполненную до краев человеческим морем. Но кому в захолустных городках нужны ландшафтные дизайнеры? Смешно, да и только. Герде вдруг вспомнилось, как она впервые приехала в столицу. Перепуганная девочка-тростинка с чемоданом скромных пожитков. Взволнованная мама рядом, что была последний раз в Москве в годы своей молодости. Сначала приютом стала старая общага, которая была настоящим чистилищем для домашнего тихого ребенка. Именно там Герда утратила большую часть своих многочисленных иллюзий, стала едкой, желчной, ершистой. Собственно, и кличку свою она получила от общажной бойкой соседки, девушки неплохой, разбитной, веселой. Позже нашлась подработка и комната в коммуналке. Всяко лучше, чем вечный балаган и непонятный сброд, шатающийся по коридорам, в поисках приключений на свои пустые головы. Герда очнулась от воспоминаний, стряхнула с себя липко-неприятное наваждение. Набрала маме, рассказать про то, что, похоже, жизнь пошла в гору, и цветочный магазин не станет пределом ее столичных мечтаний. Мысли о Глебе покинули её безболезненно и скоротечно. *** Фара бесцельно щелкал зажигалкой, развалившись на балконе. Разговор выдался тяжелым для обоих. Сейчас Наташа сидела в комнате за ноутом, все еще хмурая, хоть и более спокойная. И ее можно было понять, не первый уже косяк, хоть и не смертельный. У девушки были все причины дуться. Глеб же выполз на воздух. Суховатый кислород царапал крохотными коготками глотку и сушил глаза. Где-то во дворе зашлась сигнализация, вопя на всю округу. Голубин поморщился, отбросил зажигалку. Курить не хотелось, не было желания возвращаться в комнату, хоть гроза уже давно миновала. Разрядившийся озон выяснения отношений еще витал между стен, оседая на мебели, полу и потолке. Солнце садилось в пушистых облаках, отбрасывая тонкие лучики сквозь воздушную белую вату. Оранжево-красные пятна скользили по лицу Фары, стекали на белую майку, подкрашивая ту в лососевый оттенок. Пахло пылью. «Как сейчас дома у Герды?», — внезапно, как смерч в пересушенной степи, пронеслось в голове Глеба. Он встрепенулся, не ожидая этой мысли. Перед глазами быстро нарисовался портрет девчонки. Прищур, горящие огненным цветом кудри и кривящийся в ухмылке рот. Скрещенные на груди руки, ведь она ему не доверяет и не принимает до конца. Да и зачем? Глупо все вышло, не стоит повторения. Они из параллельных вселенных.