Кай

У вас бывало ощущение, что ты делаешь абсолютно неправильные вещи, но именно через них поступаешь правильно? У Герды тоже раньше такого не было. И теперь, сидя над исправлением текста пояснительной записки к диплому, она, постукивая карандашом по столешнице, размышляла отнюдь не о проекте. Косясь в полглаза на удобно устроившегося в облюбованном кресле Глеба, девчонка не знала, чего в ней больше: всепрощения или тупости. Ей стоило бы не пускать его и на порог, пусть бы катился туда, откуда пришел, но она не могла переступить через себя и отказать. Будто присутствие Голубина делало ее жизнь, размеренную и скупую на события, чуть острее, с привкусом настоящей желанной свободы и юности. — На хрен все, — вдруг раздалось из угла. Развернувшаяся на голос Герда успела понаблюдать за полетом блокнота в угол тахты. — Муза кинула? — с деланным сочувствием осведомилась она, с удовольствием потягиваясь. Ей еще хватало ума не показывать свою болезненную привязанность к нему. Глеб глянул на девчонку хмуро, но без злобы, и расстроено откинулся на спинку кресла, потирая то глаза, то виски. Герда бесшумно подошла к тахте, взяла в руки книжонку с растрепанными, замявшимися страницами, покрутила её в ладонях и вопросительно уставилась на Фару, взглядом спрашивая: «Можно?». Тот истолковал все верно и попустительски махнул рукой. Девушка без труда нашла черканную-перечерканную последнюю запись, старательно вчиталась в текст, написанный малоразборчивым торопящимся и нервным почерком. Вчиталась, зависая иногда на некоторых словах, разобрать которые было совсем уж трудно. — Ну, не шедевр, конечно, — протянула она, поднимая глаза на Глеба, — но есть пару годных строчек. — Брехня, — отозвался он, — сплошной шлак. — Не-а, — лениво опровергла Герда, разглаживая заложившийся уголок листка. — Покажи мне эти якобы нормальные строчки. Фара смотрел с вызовом, мол, что ты, девчонка, можешь понимать в такого рода творчестве. Девушка, не разрывая зрительного контакта, подошла прямиком к гостю и не очень-то вежливо сунула ему прямо под нос книжонку, ткнула пальцем в нужную линейку: — Вот, читай. Голубин хмыкнул, обозначая свою твердую уверенность в неправоте Герды, но взгляд опустил в текст, забрал блокнот из маленьких ладоней и вчитался как следует. — Я ж права, признай, ты от этого не развалишься, — подначила рыжая, вновь усаживаясь за письменный стол. — Не на сто процентов, — Глеб не пожелал полностью капитулировать. — Как знаешь, — собственно, признание ее правоты Герду волновало мало. Она подтянула к себе ноутбук, принялась редактировать открытый в ворде документ. Не сказать, что она была собрана и крайне внимательна, в голове все же крутилось прочитанное в блокноте, но по клавишам стучала с видом крайне уверенным. — Ты там свой диплом еще до блеска не довела? — скучающе осведомился гость. — До блеска еще ну очень далеко. — Я б уже со скуки удавился, — высказался Фара, подходя к столу. — Я не ты, — не отвлекаясь от своего занятия, заявила девчонка. Глеб иронично промолчал, но не вернулся к креслу, а, оперевшись бедром об угол столешницы, искоса глядел в экран. — Тоска, — протянул он. Герда не сочла нужным отвечать. Она берегла остатки своих душевных сил на поддержание непринужденного, даже равнодушного вида. И стоило ей это немалого. Звонко тренькнул телефон Фары, он тут же выудил его из кармана. А через секунду захлопнул крышку ноута, едва не отдавив Герде пальцы, которые та еле успела выдернуть. — Ошалел совсем уже! — вскрикнула она от неожиданности и негодования. Глеб ухмылялся развязно и остро. — Собирайся, мы едем на интересную такую тусовку. — С чего это я должна с тобой куда-то тащиться? — огрызнулась девчонка. — Ты же хочешь малость развеяться, м? — сейчас Глеб походил отчего-то на Чешира, хоть и не улыбался так же опознавательно. — Такого не говорила. — Но хотела. Врать было бесполезно. Работа-учеба-дом. Этот замкнутый круг, изредка прерываемый встречами то с немногочисленными подругами, то с Голубиным, порядком успел поднадоесть. Выйти в свет, хоть какой, хотелось нещадно. И он это прекрасно видел. — Не выёживайся, мы теряем время, — подначил парень. — Ничего, не поезд уходит, — пробурчала Герда, поднимаясь из-за своего рабочего места. Треники и кардиган с растянутыми рукавами стоило сменить на что-то более презентабельное. *** Хата встретила не слишком-то и громкой музыкой, дымом, висящим под самым потолком и не вытягивающимся в приоткрытые форточки и балконные двери, и красным светом. На какие-то лампы были небрежно накинуты алые тряпки, из каких-то светильников просто лились красноватые лучи. Герда прищурилась, слабоватое зрение подводило в таком освещении нещадно. Вульгарщина и выпендреж. Ей уже не нравилось здесь. Зачем согласилась тащиться незнамо куда на ночь глядя? Фара здоровался направо и налево, на удивление щедро раздаривая улыбки. Он даже и не думал представлять её кому-то. На неё глядели любопытно, и эти взгляды казались липкими. Герда, оглядываясь вокруг, вдруг почувствовала себя выглядящей слишком простенько в этом беленьком свитерке и черных узких джинсах, с забранными в высокий хвост волосами и неброским макияжем. И если пару секунд назад она боялась отойти от Глеба на шаг, чтоб уж совсем не потеряться в чужом и, кажется, враждебном, то теперь раздражение волной прокатилось по телу, оседая покалыванием в кончиках пальцев, и девушка нарочно двинулась к дальнему дивану, по дороге прихватив чей-то полный стакан. Герда плюхнулась на потертую обивку недовольно, не обращая внимания на парочку на другом конце диванчика, сделала мелкий пробный глоток. Бурда в стакане оказалась водкой, намешанной с морсом. Не сказать, что это устраивало девчонку, но выбора, как такового, не было. В поле зрения объявился Фара, одарил насмешливо-острым взглядом, наверняка, успел узреть неудовольствие на её строгом лице. Азарт просочился в кровь из ниоткуда. Не отводя пристального взгляда от единственного знакомого здесь человека, она, не отрываясь от посудины, быстро осушила стакан. Конечно, это стоило немалых усилий. Рвотный позыв скрутил пищевод, грозя знатным конфузом, но Герда сумела не только подавить его, но и удержать на бледном лице выражение полной скуки. — Новая нимфа? — на диван рядом обрушился кто-то пахнущий сладковатым дымом и резким одеколоном. — Ага, отдаленно напоминающая, — иронично вскинув бровь, откликнулась Герда, перекатывая стекло. Короткостриженый собеседник ухмыльнулся, впрочем, вполне беззлобно, даже добродушно, если можно так сказать. Он ловко вытащил из рук девчонки стакан, отставил его куда-то за спину и пожал ее ладонь, представляясь: — Бульвар Депо, в народе — Артем, — его сухие пальцы были крепки. — Герда. — Что ж так не тривиально? — Депо глядел пытливо и весело. Герда хотела уже ответить, как боковым зрением выхватила знакомую фигуру. Глеб стоял далеко, и его свесившиеся на лицо волосы в этом паскудном свете отливали винно-розовым. Девчонка чувствовала: он сейчас смотрит на нее. — А это спроси у той, кто меня так обозвал, — ответила она наконец-то своему новому приятелю. — Это у мамы, что ли? — лениво осведомился Депо, пытливо наклоняя голову. Герда непринужденно рассмеялась, думая о том, как вытянулось бы лицо матери, если бы она услышала заявление Артема. Девушка покачала головой: — Нет, соседка в общаге. В честь героини одного хорошего фильма. — А настоящее имя? — собеседник выглядел весьма заинтригованным. Девчонка на секунду призадумалась, решая, чтобы сказать в этот раз, как увильнуть от прямого ответа. — Секретничаете? — Фара прорезался как гром среди чистого неба. Он буквально свалился на диванчик, выцелив небольшое местечко между Гердой и Депо. Рыжая тихо прошипела, отдернув придавленную ладонь: — Поаккуратней никак нельзя, да? Глеб медленно покачал головой, с выражением лица малочитаемым. В его глазах, потемневших, с залегшими под ними плотными тенями резвились бесы, но поджатые губы наводили серьезности. — Я, пожалуй, пойду, — подрастягивая гласные, проговорил Тема, поднимаясь с диванчика. — Приятно было поболтать, Герда. Он лихо подмигнул ей, усмехаясь весело, бездумно, удалился куда-то только по одному ему известному маршруту. Парочка с противоположного конца дивана тоже уже успела свалить. Вообще, эта часть квартиры удивительным образом опустела. Девушка поежилась. — А ты легко заводишь знакомства, я смотрю, — Голубин откинулся на диванную подушку, наклоняясь к Герде ближе. — А ты, как погляжу, мастер сарказма, — девушка устало потерла глаза, дыма как будто прибавилось. Под закрытыми веками жарко плавилось алое марево, но все же оно было в разы тусклее, чем опостылевший свет в этой комнате. Поднимать веки не хотелось. Но пришлось. Когда что-то тяжелое улеглось ей на колени. Волосы Глеба, подсвеченные в розовый, разметались по черной джинсе тонкими нитями. Он смотрел в ее лицо как-то слишком серьезно. В пальцах правой руки дымилась раньше незамеченная тонкая самокрутка. — Тебе нужно расслабиться, — косяк оказался протянутым ей в ту же секунду. — Звучит банально, — ухмыльнулась Герда, но блант забрала, сделала глубокую затяжку, едва не закашлявшись. Докуривали попеременно и в полном молчании. На фоне давила басами музыка, где-то смеялись, звенело за стенкой стекло. Постепенно отпустила начинавшая болеть от освещения и усталости голова, расслабились задеревеневшие мышцы, лишь слабо слезились глаза. Герда и сама не поняла, в какой момент принялась поглаживать шелковистые белые пряди, мягкие, как тополиный пух. В уме не переставая крутился невесть как припомненный куплет Самолета Земфиры. — Жаль, но я никак не могу остановиться, разгоняюсь-загоняюсь, как отпущенная птица, — неловко начала она то ли напевать, то ли нашептывать. Фара смотрел на нее с какой-то только ему понятной грустью. И не было никакого сомнения, что он слышит её через весь этот шум со стороны. Герда, вглядываясь в его спокойное печальное лицо, продолжила: — Хорошо, я буду сдержанной и взрослой. Снег пошёл, и, значит, что-то поменялось. Я люблю твои запутанные волосы. Давай, я позвоню тебе ещё раз, помолчим. Люблю твои запутанные волосы. Давай, я позвоню тебе ещё раз, помолчим. Люблю, люблю. Последнее «люблю» сорвалось с губ почти беззвучно и растворилось в дымной красноте.