Элементы

Глаза жгло, будто в них насыпали по фунту треклятого песка. Раф с силой провел ладонями по векам, пытаясь выдавить эту пакость прочь. Дон снова потерял сознание, но на этот раз он хотя бы лежал тихо, не хрипя так стремно, как раньше. Рафаэль скрипнул зубами. И тупому футу было бы понятно, кого там Донни все выискивал глазами, так в итоге и не найдя. Чертов придурок Лео! Почему он, Раф, должен наблюдать, как слабеет и медленно угасает его брат, пока этот самоуверенный Мистер-я-пошел-медитировать-по-любому-поводу шляется неизвестно где? Когда он так нужен! Раф поднялся с места. — Учитель, вы не видели Лео? — Он был в гостиной, когда я направлялся сюда, сын мой. — Голос отца был по-прежнему мягок и спокоен, но усы на осунувшейся морде поникли, а глаза смотрели куда-то сквозь Рафаэля. Рафу пришлось приложить усилия, чтобы выходя не шарахнуть дверью, особенно это желание расцвело, когда он расслышал доносящиеся из гостиной звуки. Где Донателло откопал тот древний патефон, он тогда так и не сознался. Просто с хитрой улыбкой однажды поставил его на косоногую тумбочку возле дивана и показал, как ставить пластинку, как опускать иглу. Раф так и не понял, в чем прелесть этого реликта, не способного ни перематывать, ни ставиться на паузу, да еще и нуждающегося в целом ящике пластинок, об который, кстати, Рафаэль вечно спотыкался. Майки тоже не оценил агрегата, Раф готов был биться об заклад, что мелкий даже не запомнил, как им пользоваться. Но новое приобретение неожиданно пришлось по душе мастеру Сплинтеру, который частенько по вечерам включал все эти длинные, тягучие песни середины двадцатого века, заунывные, как зубная боль, если уж спросить Рафа. Леонардо сидел на ковре возле дивана, склонив голову, поглощенный, казалось, не то музыкой, не то медитацией. Из патефона сквозь негромкий треск раздавался мягкий голос Фрэнка Синатры. Это была первая пластинка, которую принес в убежище Дон. — Strangers In The Night — поднял голову Лео, — Это была его любимая песня. Рафаэль задохнулся. Что-то, что так давно вызревало в нем, наконец, лопнуло, окатив все внутри горячим. Раф сгреб брата за шкирку, одной рукой вздернув его на ноги, и зашипел, периодически теряя голос от ярости: — Ты что себе позволяешь, ты?! Занудный пафосный кусок дерьма! Где ты сейчас, по-твоему, должен быть, а?! — Раф пару раз тряхнул брата за горло, и, не почувствовав сопротивления, еще больше распалился. — Музычку слушать пришел? На патефончике?! Лео молчал. Слова кончились и у Рафаэля. Ладно, он никогда не отличался красноречием, особенно когда нервничал. Раф аккуратно поставил брата на пол, вздохнул и со всей силы ударил его в челюсть. Леонардо, все так же молча, упал на пол, в уголках его губ начали собираться капельки крови. Рафу на мгновение показалось, что в глазах брата мелькнуло облегчение. — Он умер, да? — ровным голосом слегка невнятно спросил Лео, не делая попытки подняться. Рафу стало противно. Гаже ему было только один раз, когда он случайно нащупал за диванными подушками забытый Майки за пару месяцев до этого огрызок яблока — рыхлый и склизкий. Он тогда думал, что убьет мелкого, реально убьет. Теперь Раф понимал, что — нет. Лучше он сдохнет сам, чем будет вот так метаться, не находя себе места от собственной беспомощности, теряя и будучи не в состоянии удержать. Как же Лео сейчас был мерзок! Валяется тут, как сломанный манекен для тренировок, вместо того, чтобы вести себя как полагается чертову старшему брату! Кто должен сейчас успокаивать Учителя — Майки, который и сам вот-вот разревется?! Вот когда его проклятая забота никому нахрен не нужна — наш Бесстрашный тут как тут! «Раф, куда ты?» «Рафаэль, остановись, это опасно!» «Ребята, без паники, у меня есть план!» План у него есть… Где он сейчас со своими планами? Что он предлагает делать? Синатру слушать?! Морды друг другу бить?! Раф развернулся и деревянной походкой пошел обратно к дверям лаборатории. Наступил на какие-то осколки, выматерился, отшвырнув их ногой к ближайшей стене, и потопал дальше, специально, назло, сильнее наступая на порезанную ступню. Ну и пожалуйста! Ну и хрен с тобой… Рафу не нужны никакие старшие братья, он сам справится. Привыкнет — и справится. Донни по-прежнему полулежал на коленях у Майки, который изо всех сил делал вид, что его вовсе не потрясывает, как в лихорадке. Отец сидел рядом, сложив руки, и, не отрываясь, смотрел на раненого сына. Черт, они выглядят такими потерянными… Раф скрипнул зубами. Ладно, если этот зеленый слизняк собирается и дальше жевать сопли и баюкать собственную боль, он, Рафаэль, разберется со всем этим сам. Раф тряхнул головой и отлепился от косяка. Он принял решение. — Учитель, Майки нужно отдохнуть, ему совсем плохо. Вы не отведете его в спальню? Потом, вам самому тоже не мешает поспать. Достаточно одного дежурного, я посижу с Доном. Если… что-нибудь изменится, я позову вас. — Кожеголовый, покажи мне, как ты это делаешь, откачиваешь там что-то вроде? Я буду делать это сам. А ты иди почитай какую-нибудь свою жутко умную книжку, где написано, как его вылечить. — Лео, поднимай свой унылый панцирь с пола и помоги мне уложить Донни на диван. Нечего ему на полу валяться, простудится.