Элементы

— Он умер, да? Леонардо, в общем-то, знал, что он услышит в ответ. «Да, он умер!» Или: «Ты убил его!» Или, возможно: «Это ты во всем виноват!» Но Рафаэль просто развернулся и ушел… Что ж, видимо, он не достоин даже порицания. Лео наблюдал, как уходит от него брат (От него уходит еще один брат!), и не имел сил этому помешать. Так странно… Прежде, даже в самые опасные или страшные моменты, он был в состоянии сосредоточиться, взять себя в руки и начать действовать. Сейчас Лео не мог ничего. Хотелось закрыться где-нибудь подальше, не видеть, не слышать, ни о чем не знать. Да! Наверное, это было бы лучше всего — ничего не знать. В глубоком детстве маленький Леонардо зажмуривался, прячась от страхов: если ты их не видишь, значит, их нет. Лео закрыл глаза. — Лео, поднимай свой унылый панцирь! Леонардо распахнул веки и дернулся. Тысяча мыслей одновременно ударили его в виски. Донни нужна помощь. Донни нужен Лео. Донни еще жив. Облегчение (Жив! Жив…), ужас (Если он в сознании, он скажет Лео…), стыд (Я не могу, не могу быть там…) сплелись в клубок и застряли где-то в горле. Лео, как во сне, поднялся на ноги, помог Рафаэлю перетащить раненого на диван, привычным жестом поправил ему одеяло и сел неподалеку, тупо, без единой мысли глядя на брата. Сил, оказывается, не было даже на то, чтобы уйти. — Я пойду проверю, как там Майк, а ты сиди тут и следи за Доном, понял? Если что, зови меня. Лео рассеянно кивнул. Он только дождется возвращения Рафа и сразу уйдет. Наверное, посидит на той крыше возле заброшенной водонапорной башни. Леонардо часто приходил туда, когда ему требовалось побыть в одиночестве. Решено, он уйдет. Это будет… «Трусостью, — услужливо подсказал ему внутренний голос. — Это будет трусостью, ты сам все прекрасно понимаешь». Чувство опустошающего ужаса, преследовавшее его весь этот вечер, неожиданно для самого Леонардо сменилось возмущением. Он не трус! И никогда им не был. Да, Лео бывало страшно, и довольно часто, но учитель Сплинтер всегда говорил, что храбрость заключается не в том, чтобы не испытывать страха, а в умении брать его под контроль. И уж на это, поверьте, Лео был способен. Он не трус, он не боится Донни. Просто… не имеет права быть сейчас рядом с ним, не заслуживает этого. «А Донни? — насмешливо настаивал внутренний голос, — Он заслуживает того, чтобы посмотреть тебе в глаза, а?» Леонардо с силой прижал ладони к лицу. Волна возмущения, прокатившаяся через него только что, помогла очистить сознание. Лео начал, наконец, соображать. Все верно. До сих пор он думал только о себе. Эгоистично, трусливо заключал сделки с совестью, прятался от собственных страхов, забыв о чувствах и желаниях брата. Донни звал его, именно это пытался сказать ему Раф. Собирался ли Донателло проклясть Лео или наоборот простить, в действительности не имело значения. Дон хотел его видеть — только это было важно. Леонардо поднялся на ноги. Он принял решение.