The "Late Night" club.

— Я никуда не уеду отсюда! Клянусь Богом, если вы позволите увезти меня, я что-нибудь сделаю с собой! — Уже целый час я пытаюсь уговорить родителей оставить меня в покое, но они намерены сдать меня в госпиталь Пемброк в Майами. Либо это родительская забота, либо медицинский интерес. Вероятно, это какая-то ошибка. Мужчина не может забеременеть, но в моем случае данный факт заставляет меня усомниться в его верности. Моя мама взволнованно ходит по палате, читая лекции и разбрасывая научными терминами о беременности, а отец безнадежно смотрит в одну точку где-то на моем лбу и молча меняет позы, сидя на стуле. Если они примут решение о переводе в другую больницу, мне придется оборвать связи со всеми, кого я знал здесь, полностью отказаться от друзей, ведь никто не последует за мной в совершенно другой конец Соединенных Штатов, точнее ни один адекватный человек не сделает это ради меня. Моя важность сравнима с моей чертовой ложной беременностью, которая появилась ниоткуда и разрушает мою жизнь. Факт жизни внутри меня и факт жуткой боли, меня волнует лишь боль, из-за неё мне труднее воспринимать всё остальное и сконцентрироваться на более важных вещах. Порой мне кажется, что моя жизнь — жизнь самого неудачного человека на всей планете. Горький опыт и разочарования заставляют меня чувствовать вес ответственности на плечах, которые вот-вот сломаются от тяги к земле. — Ты нас слушаешь вообще? Гарри, так будет лучше, — мама проводит кончиками пальцев по моей руке, но я быстро вырываю её и избавляюсь от прикосновений. — Я понимаю твою агрессивность, но... — Нет, вы не понимаете! Ты — чертов дантист, но мои зубы не болят, чем ты поможешь?! — Мне приходится встать с постели и повысить голос. — Папа, ты хирург, — смягчаю тон и опускаюсь на колени. — Ещё не поздно, вытащи его из меня, если там действительно есть ребёнок, освободи меня, мне больно! Глаза накрывает пелена слез, я опускаю голову на колени отца и закрываю лицо руками, содрогаясь от подступившей истерики. Из-за частых вздохов спазмы усиливаются, а низ живота снова тянет, не давая возможности выпрямиться, хотя у меня нет необходимости вставать. Я готов стоять на коленях или лежать столько времени, сколько понадобится моим родителям, чтобы найти в себе силы и оставить меня здесь, в худшем случае я буду отрезан от реальности и прикован всем телом к тысячам препаратов. Не поднимая взгляда, я сжимаю в кулак собственные волосы, абсолютно не чувствуя боли и не слыша ничего вокруг, но чувствуя тепло чьих-то ладоней на плечах. Отец наклоняется вперед и расцепляет мои пальцы, затем мама присаживается рядом и приподнимает мою голову, вытирая влажные щеки. — Я бы никогда не стал тебя оперировать, — отвечает папа и рушит последнюю глупую надежду где-то внутри меня. — Здесь много хороших врачей, как ты, прошу тебя. — Мне трудно доверить им твою жизнь, я твой отец. — И ты позволишь мне умереть? Будешь смотреть на мои мучения? Гордиться моим унижением, что я стою перед тобой на коленях и умоляю помочь? Какой ты отец?! — Эмоции берут верх, а голос сильно повышается, я встаю на ноги и забиваюсь в самый угол, кусая губы от обиды. — Тебе всегда было плевать на меня, я уверен ты сейчас думаешь о славе и деньгах, если я действительно окажусь беременным, но я хочу, чтобы ты знал, — делаю вздох и слегка ухмыляюсь, глядя папе в глаза. — Я уничтожу этого ребёнка, а если понадобится, то и себя вместе с ним. — Ты бредишь, Гарри! Как ты можешь такое говорить?! — Мама резко подскакивает, но я не даю ей подойти ко мне ближе, чем на расстояние вытянутой руки, она сдается и выбегает из палаты. — Хорошо, хорошо, я хочу, чтобы ты сейчас успокоился и пришел в себя, мне не нужны эти деньги, и, если ты хочешь остаться здесь, то я договорюсь с врачами. Тебя оперируют под моим присмотром, только не говори таких ужасных слов, — он встает и направляется к двери, останавливаясь у порога и сжимая ручку. — Ты всегда был мне важен, и всегда будешь, потому что ты мой сын. Я оставлю тебя и позову Лорен. — Да ты даже не знал, что я встречался с парнем! — Знал, — он переводит на меня свой взгляд, но я не вижу в его глазах осуждения или ненависти. — Иначе как бы ты оказался в таком положении. Отец выходит и оставляет меня одного, наедине с моими мыслями. Давно ли они знают обо мне и Луи? Вдруг они всё-таки видели нас тогда рядом с домом? Плевать. Плевать на всё, что было раньше, на всех, с кем я был. Сейчас важна только моя жизнь, мои эмоции и моя боль, затмевающая все вокруг. Надеюсь, папа не соврал мне, и операция действительно состоится. Я аккуратно поднимаюсь, придерживаясь за край кровати, и забираюсь в постель, накрываясь с головой одеялом. Лорен заходит еле слышно и садится рядом, поправляя мою подушку и шепча что-то невнятное. Мне приходится сбросить одеяло и повернуться к ней лицом, чтобы, наконец, расслышать слова, с трудом доносящиеся до моего слуха. Она выглядит более, чем расстроенной, но не менее привлекательной с минимум косметики на лице. Однако чёрные, как уголь, тонкие стрелки отвлекают внимание от бесцветных потрескавшихся губ, неаккуратно намазанных бальзамом, поломанные и наполовину накрашенные черным лаком ногти впиваются в одеяло, собранное на моих коленях. Лорен виновато смотрит на меня и молчит несколько минут, затем глубоко вздыхает, набираясь смелости снова сказать то, что я не смог расслышать. — Это я рассказала, — брюнетка делает паузу. — Прости, я не знала, что мне делать. Мне пришлось сказать твоим родителям, что ты встречался с Луи. Только не злись, если я все испортила. — Ну, теперь всё будет иначе, — я ободряюще поглаживаю её спину и неловко пожимаю плечами. — Это долгая история, расскажу, когда закончится моё лечение. Я не хочу говорить ей об этой нелепой ошибке врачей, пусть они для начала разберутся с тем, что меня беспокоит, а потом выпишут меня отсюда, и я буду свободен. Уверен, что буквально через год я буду смеяться над этим, над своей якобы беременностью и этим странным побегом из больницы. Не люблю думать о будущем, но именно мысли о нем заставляют меня хотеть жить по-другому, делать что-то безумное и не думать о последствиях. Но в конечном итоге я всё равно оказываюсь под контролем и неважно, с какой именно стороны: родители, друзья, незнакомцы. Во мне множество сомнений и страха. Я боюсь реальных или нереальных событий всю свою сознательную жизнь, а сейчас всё вышло из зоны моего комфорта. Частая тошнота, головокружение, сильная слабость, кажется, что это естественный отбор, и, судя по всему, я проигрываю. — Это серьёзно? Ты сильно болен? — Лорен обеспокоенно сжимает мою руку и нервно поправляет волосы, убирая их за ухо. — Я ещё не знаю, но всё будет хорошо, — стараюсь выдавить хотя бы подобие улыбки, и, вероятно, мне удается, потому что девушка расслабленно улыбается в ответ. — Если нет, то ищи меня в госпитале Пемброк в Майами. — Ты, наверное, шутишь? Майами — почти за три чёртовых тысячи мили отсюда, я родилась там и уехала оттуда при первой же возможности. Флорида — штат, где я прожила половину своей жизни. — Правда? Почему? Мне казалось, ты всегда жила здесь, в Калифорнии, — устраиваюсь поудобнее и ёрзаю на кровати, зажимая одеяло между ног, к моему удивлению спазмы пропали, когда я начал отвлекаться от них, это хороший знак. — Когда родители развелись, мне пришлось переехать с мамой и братом в Сакраменто*, тогда мне было примерно десять, — внимательно слушаю, как Лорен увлекательно рассказывает историю своей жизни, и продолжаю рассматривать её сияющие глаза, она действительно рада, что уехала оттуда, ей нужно выговориться. — Мой отец работал в полиции Майами, поэтому его практически никогда не было дома, он мог сорваться и уехать ночью в участок только чтобы просидеть до утра в архиве, рассматривая улики и материалы дела, лишь бы дослужиться до капитана, но насколько я помню, выше сержанта его не повышали. — Ты скучала по нему? — Конечно, скучала, ему неплохо платили, мы жили в достатке, но маме было тревожно всё это время, пока его не было дома, — кажется, я задел что-то внутри неё, Лорен теперь отводит взгляд и старается не встречаться со мной глазами. — Спустя некоторое время в почтовый ящик нам подбросили конверт, там оказались фотографии отца и какой-то женщины, как я поняла позже — его любовницы. После всех скандалов и бракоразводного процесса мы и приехали сюда. Калифорния помогает мне жить, я нашла здесь всё: друзей, работу, учёбу и обрела в какой-то степени спокойствие и свободу. Ничего не отвечаю, лишь убираю волосы с её плеч и обвиваю их руками, притягивая Лорен к себе. Девушка прикрывает глаза и прижимается щекой к моей шее, обжигая кожу горячим дыханием. Если бы я мог — то непременно бы женился на ней, я никогда не встречал таких заботливых друзей. Она не слабая, и даже не представляет, сколько безграничной силы в ней находится. Я думаю, что некоторые её частички хрупки, но каждая другая наполнена больше, чем этот мир может выдержать. Жизнь — не прямая дорога, есть повороты, неожиданные удары и даже падения со скал, но мы продолжаем идти, жизнь не собирается останавливаться, и нужно идти дальше до тех пор, пока Земля не перестанет вращаться. Может быть, однажды я проснусь, и буду чувствовать себя в безопасности. Избавлюсь от тревоги, а страхи больше не прокрадутся ночью в мои сны, тело освободится от дрожи, в голове останутся лишь светлые мысли. — Я нечаянно подслушала, что твой отец кому-то поручил сделать тебе анестезию в ближайшее время, у тебя будет операция? — Да, но она ничего не значит, — вру и прикусываю нижнюю губу. — Точнее значит, но не будем сейчас об этом, хорошо? Лорен улыбается и кивает, затем раздается довольно-таки необычный звук, заставляющий меня подпрыгнуть на месте. Девушка смеется и достает из кармана свой телефон, показывая сообщение на светящемся экране. Она читает пару секунд, и улыбка тут же пропадает с её лица, оно становится серьёзным и сосредоточенным. Руки начинают трястись, и телефон выпадает из дрожащих пальцев. Испуганный взгляд бегает по комнате, останавливаясь на мне, губы беззвучно шевелятся, не произнося ни слова. Я медленно тянусь к телефону и читаю сообщение: «Я думаю, нам пора встретиться и поговорить, не хочу тебя так потерять. Зейн» — Что... Что мне делать? — Заикаясь, спрашивает Лорен и забирает свой телефон. — Вам нужно поговорить, нет ничего плохого в том, чтобы встретиться, просто расслабься, сходи домой, прими душ, — советник из меня не совсем удачный, я не мастер в делах любовных, но Зейн должен ей всё объяснить. — Напиши ему сейчас, что будешь свободна вечером. — Ты, правда, считаешь, что стоит попробовать? — Она открывает сообщение и стучит пальцами по клавиатуре. — Я считаю, а почему бы и нет. Любовь заключается не только в любви. Это тяжелая работа, доверие, слёзы с несколькими проблесками опустошения, но под конец каждого дня, если ты смотришь на человека, стоящего на твоей стороне, и не можешь представить кого-то другого на его месте, то боль, душевные страдания и все взлёты и падения стоят этого. Должно пройти время, оно не разобьёт сердце, но унесёт часть той боли, которую испытываешь. Жизнь даёт им второй шанс, это и есть причина, по которой нужно сделать что-то безумное, например, сойтись с бывшим парнем, ведь третьего шанса может и не быть. Если бы я смог повернуть время назад, то, вероятнее всего, наступил на эти же грабли и позвонил по тому номеру из своего почтового ящика, чтобы услышать наглый тон и предложение встретиться. — Тогда, мне пора идти, — я понимающе киваю, и девушка обнимает меня за плечи, прежде чем уйти. — Дай знать, как всё пройдёт, — подмигиваю и получаю в ответ искреннюю улыбку брюнетки. Теперь мне остается ждать, когда придет хоть кто-нибудь из врачей. Достаю свой телефон, и, как я и рассчитывал, ни одного сообщения. Луи проспался и понял, что вёл себя неправильно, и оставил всё прошлом. Он был просто пьян, жутко пьян. Может, он просто ничего не помнит, а теперь ему неловко, когда увидел все свои сообщения, которые так и остались без ответа. — Готов? — В палату заходит улыбчивая медсестра, притащив с собой всё необходимое, чтобы вколоть мне анестезию. — После укола у тебя ещё будет некоторое время, чтобы подготовиться к операции, не беспокойся. — Мне лечь? Или вы и так сможете всё сделать? — Лучше принять горизонтальное положение. Я послушно вытягиваю ноги и укладываю голову на подушку, разворачивая руку так, чтобы было удобнее установить катетер. Напевая себе под нос какую-то дурацкую мелодию, она быстро закрепляет пластырем иглу в моей вене и наполняет шприц жидкостью из капсулы. Выпустив воздух, медсестра медленно вводит содержимое через катетер в мою кровь, и я начинаю чувствовать, как изображение в глазах постепенно расплывается всё сильнее и сильнее, конечности немеют, а реакция замедляется, и я даже не могу пошевелиться. Она соврала мне, лекарство действует моментально, и у меня не будет времени и сил, чтобы подготовить себя, но, может, это и к лучшему. — Скоро увидимся, Гарри, — девушка наклоняется и вкладывает телефон в мою ладонь, сжимая руку в кулак. — Удачного полёта.

***

Гул в ушах заглушает биение собственного сердца, слишком тяжело открыть глаза, но сквозь закрытые веки я понимаю, что нахожусь в светлом помещении, меня окружает запах пластика и мужского дорогого парфюма. Как только я предпринимаю попытку поднять руку, что-то останавливает меня, будто грубый материал трёт кожу на запястьях, на ногах то же самое, щиколотки прикованы подобием ремней. Я резко открываю глаза и осматриваю незнакомое помещение, мой разум охватывает сигнал тревоги, паника нарастает и страх выходит из-под контроля. В следующий момент мое лицо накрывает медицинская маска с потоком газа, от которой я стараюсь увернуться. Пока я сопротивляюсь и пытаюсь вырвать руки и ноги из крепкой хватки кожаных ремней, замечаю своих родителей, стоящих надо мной и держащих моё тело. Мама старается изо всех сил удерживать мою голову в одном положении, чтобы я не смог сломать трубки, а отец сильно надавливает на мои ноги до тех пор, пока я не сдаюсь и не расслабляюсь под воздействием наркоза. Задерживаю дыхание настолько времени, насколько возможно, лишь бы не вдыхать эту дрянь, но в конечном итоге она всё равно попадает внутрь. Я успеваю что-то сказать перед тем, как потерять сознание. Не уверен, было ли это сказано вслух, или же я просто беззвучно пошевелил губами. — Я сдержу своё слово, обещаю, этот ребёнок не будет жить.