Жертвуя пешкой

— Гарри, — Гермиона деликатно опускает глаза, и я понимаю, что придется краснеть, — нужно поговорить. — Слушаю. Сидим в парке, прямо на траве, на трансфигурированном из свитера пледе. — Только не злись, но я же не слепая в отличие от Рона, он бы не поверил, если бы вы у него под носом раздеваться начали, а мне вполне хватает ваших перекуров. — Подсматривать неприлично, Гермиона! Лучшая защита — это нападение, даже такое нелепое. — Да я бы рада не видеть, но как назло захотелось попить. Спустилась, прошла мимо дверей в сад, думала, кто-то забыл закрыть, вот и увидела вас. А вы меня нет. По понятным причинам. Смеется, ведьма! И я смеюсь. — Кто бы мне раньше сказал — я бы ни за что не поверил. Снейп. Гермиона, это же Снейп! — А мы уже не в школе, это давно в прошлом. Он нынче очень привлекателен и приятен, так что я не осуждаю. Только не увлекайся уж слишком, Гарри. На лбу теперь серьезная складка. Напрягаюсь. — Ты думала о том, что можно сделать? — Конечно, думала. Но со мной и говорить никто всерьез не станет, все настоящие знатоки таких случаев — чистокровно-аристократичные чванливые задницы, так что мне туда вход заказан. А вот ты вполне можешь попытаться. — Какие-то конкретные имена? — О да. Я дам список, пойдешь с ним к Кингсли и допечешь до такой степени, что ему придется дать тебе их адреса. Отправишь сов, главное, напиши побольше о том, какой ты несчастный герой и как мы все живем в мире, свободным от террора Волдеморта, благодаря тебе. В общем, пользуйся славой и положением, — она издевается и наслаждается этим. — Короче, делать то, за что Снейп напрасно третировал меня все школьные годы. — Ага. К нам присоединяются Рон, Фэй Данбар и Лиам Скотт — все после занятий в школе авроров, уставшие, но шумные и смеющиеся, мы трансфигурируем еще один плед, Рон устраивается возле Гермионы, кладет руку на ее пока еще плоский живот, она улыбается и щурится: солнце жарко целует ее лицо. Я смотрю на них и впервые немного завидую. — Гарри, нам ждать подлянки под конец семестра? — Фей убрала длинные черные волосы в небрежный пучок, я любуюсь плавной линией ее шеи. — Подлянки? Требуется расшифровка с женского на человеческий, пожалуйста. — Особо каверзной контрольной. — Нет, итоговый экзамен будет сугубо практический. — Хвала Моргане, у меня ужасный почерк, ты бы устал пытаться понять мои закорючки и в конце концов влепил бы Тролля. Лиам тоже любуется ею, когда думает, что Фей не замечает. Но я вижу, и мне неловко — он смотрит на нее так же, как она смотрит на меня. Для того, чтобы замкнуть геометрическую фигуру, мне стоит увлечься Лиамом, и я бы мог, он красив и ладно сложен, но мои мысли заняты Снейпом. Мы какое-то время еще сидим, сотрясаем воздух бессмысленными разговорами, мне хочется домой, мне прямо сейчас хочется домой, и я прощаюсь, выхожу из парка, ищу безлюдное место и аппарирую прямо в холл на Гриммо. Снейп замирает на первой ступеньке, у него в руках конечно же книга, он стоит неподвижно пару секунд, я тоже стою, просто смотрю на него, мне теперь спокойно, потому что с ним все в порядке. А потом он делает шаг — но не от меня, а ко мне, один аккуратный шаг, он спускает ногу на толстый темно-зеленый ковер, и мне хватает этого мгновения, чтобы сократить расстояние между нами до нуля, прижать его к себе, прижаться к нему. — Я соскучился, — говорю то, что само ложится на язык. Он молчит, но я чувствую его улыбку. — Мне внезапно стало тревожно, вот и забежал тебя проведать. — Глупый, — он теперь улыбается вслух, я слышу его улыбку, знаю, что ему приятна моя суетливая забота. — Конечно, глупый, — соглашаюсь, — послушай, мне очень хочется спать. Ты как насчет подремать часик? — Поттер, я отлично выспался. Разочарованно выпускаю его из объятий, но оказываюсь притянут обратно. — Но ничего не имею против, если вы поспите рядом, пока я буду читать. Решено. Поднимаемся, впервые заходим в его комнату вдвоем, я отчего-то смущаюсь, но ложусь на покрывало, Снейп садится рядом, подкладывает под спину подушку, открывает книгу и погружается в нее. Он невообразимо далеко, в десяти сантиметрах от меня, я тянусь будто бы через бесконечность космоса, и успокаиваюсь, почувствовав под пальцами ткань его рубашки. Подтягиваю себя ближе, утыкаюсь ему в бок, Снейп обнимает меня рукой, свободной от книги, наклоняется поцеловать в макушку. — Спи. И я подчиняюсь. * * * Список Гермионы — перечень достопримечательностей магического мира. — Я бы обратилась к Фоули, — она роется в записях, отыскивает пергамент, на котором красными чернилами значится "Фоули" и протягивает мне, — они уехали на континент, когда Гектора Фоули сместили с поста министра магии. Попросту сбежали от заварушки с Грин-де-Вальдом, и правильно сделали. Живут уединенно, особо не высовываются, но свято соблюдают чистоту крови, так что породнились с магическим родом из Франции. До меня доходит вся хитрость ее маневра. — То есть отпуск — не просто отпуск? — Совместим приятное с полезным. Договоришься с Диэллой о встрече в письме, сначала наведаешься к ней один, расскажешь, выслушаешь ее, а потом, если выйдет, и Северуса ей предоставим на осмотр. — Так у тебя все просто. Может, она и говорить со мной не станет. — А ты попробуй. И я пробую. Кингсли с кислой миной выслушивает мои путаные доводы, закрывает лицо руками, шумно пару раз вдыхает и выдыхает, а потом сдается. — Я пришлю тебе сову, с которой нужно будет отправить письмо. Если мадам пожелает ответить и раскрыть свое местоположение, поддерживайте переписку без моего посредничества. — Спасибо. — Гарри, я надеюсь на твоё бла­гора­зумие. — Я тоже. Прощаюсь. Мы с Гермионой тратим два часа на составление письма. Вежливо, обходительно и учтиво до зевоты. Рассказываем историю Северуса Снейпа — героя войны, профессора Хогвартса, зельевара. Рассказываем мою историю. Вспоминаем все подробности, систематизируем воспоминания, цедим жалостливые намеки. Укладываемся в пять страниц плотного дорогого пергамента, который ощутимым весом улетает вместе с пегой совой Кингсли. Остается ждать. * * * Рон и Гермиона скрываются в зеленом каминном пламени. У них сегодня ужин в Норе, прибудут все, даже Джинни со своим парнем-программистом наведаются. Я отговариваюсь от возможности составить им компанию под красноречивым взглядом Гермионы. Огневиски выбивает дух. С первым глотком всегда так. Второй и третий идут чуть лучше. Четвертый как родной. Снейп, наверное, уснул. Его музыка молчит, молчат двери и свет. И я тоже молчу, потому что если заговорю, то не остановлюсь. Мне так много хочется сказать. Себе, ему, просто проговорить вслух, изгнать из себя яд слов, который пока что кажется нектаром, сладким небесным соком, а потом отравит меня, я знаю, что отравит смертельно и бесповоротно. Выйти на улицу, сесть на редкую траву, поднять лицо к звездам. Они горят, ничего не зная, сбиваются в стаи, наверное, перемигиваются между собой, обмениваются планами на ближайшую вечность. И я хочу иметь вечность, поделенная на двоих меня тоже устроит. Не знаю, когда я успел стать таким романтичным дебилом, наверное, примерно в ту же минуту, когда влюбился в Северуса Снейпа. Минута — это мало. Это мерный счет от нуля до шестидесяти. Это так много, что я успеваю заметить его тень в дверном проеме, перехватить руку, притянуть к себе, услышать сдавленное ругательство, устроить голову у него на коленях, ощутить тонкие пальцы в волосах, сказать ему: — Вот бы всегда так. И получить в ответ: — Это неразумно, Поттер. Спорить с ним точно неразумно, так что я молчу, наслаждаюсь моментом. Эти разрозненные куски моей памяти — осколки не такого уж и большого полотна жизни. Высветленные кадры, засвеченные пленки, поэтому мне остается помнить их наизусть, записывать, чтобы когда-нибудь окунуться в эту историю с головой. Я еще не знаю, выйдет ли у нее счастливый конец и будет ли конец вообще — но он должен быть, раз есть начало. Помнить иногда бывает очень больно, я узнал это после окончания войны, мертвые снились мне, и в этих снах были живее всех. Я хотел забыть, но кто-то словно записал мне на подкорку все их слова, улыбки, нелепые ситуации, страшные тайны. Люди живы, пока жива память о них. Снейп в любом случае будет жить. И лучше, если не просто воспоминанием в моей непутевой голове. — Гарри, — мое имя вырывается у него изо рта, горькое, сочное, как недозревшая ягода. От удивления я сажусь, мир догоняет меня размазанной картинкой перед глазами. — Да? — Я не знаю, вправе ли я требовать от тебя обещаний, но просто подумай о том, что я скажу. Тебе не стоит запирать себя здесь, жить жизнью друзей, какими бы хорошими людьми они ни были, не стоит раз за разом пересказывать свою историю и переживать ее, не стоит останавливаться. Живи, сделай мне одолжение. — Что значит "живи"? — Отправляйся путешествовать, узнавай новое, знакомься с людьми, представь себя миру, открывай себя. Ты уже сделал для других все, что мог, так сделай что-нибудь для себя. — Зачем, Северус? — Другого шанса может не быть. Я понимаю, что он говорит о себе. Об упущенных возможностях, о жизни, прожитой во имя чужих идеалов. — Составишь компанию? Огеневиски почти выветрился, ну, да я и сам смелый и безрассудный. — Увы, я не лучший вариант для соучастника в развлечениях молодого человека. И не самый долговечный. — А если я смогу это исправить? Зарекался не говорить с ним об этом до ответа мадам Фоули, но слова сами срываются с языка. — Не стоит даже думать об этом, Поттер. Есть вещи, которые неподвластны даже вам. — Я раньше думал, что никогда не смогу поцеловать тебя, никогда не смогу говорить с тобой вот так, никогда не смогу сказать, как сильно хочу тебя — и не получить за это Авадой в лицо. Но видишь, чудеса случаются, Снейп. Меня безумно радует наша перепалка. — Хочешь, — он усмехается совсем невесело. — Ага, — придвигаюсь к нему, — я уже взрослый, мне уже можно. Он встает сам, ставит на ноги меня. — Идем. И мы идем. Его комната увешана прямоугольниками из лунного света — оконная рама режет белое полотно на четыре поменьше. Пахнет апельсинами и горькостью моря, йодом водорослей, книжной пылью. Он какое-то время стоит, сжав пальцами подоконник, плечи поднимаются и опускаются в такт с дыханием. И я тоже дышу с ним в унисон. Он стаскивает с себя рубашку, а под ней — майка. Ее тоже снимает, и я не понимаю, в чем тут дело, пока он не роняет: — Зажгите палочку, Поттер. Люмос еще никогда мне не отказывал, не подводит и в этот раз. Осторожно подхожу к Снейпу, он весь напряжен, сжат в пружину, меня это немного пугает. Его спина — вздутая шрамами рана. Будто кто-то очень извращенно рисовал на нем хлыстом, лезвием, магией, вырисовывал узоры, вымерял линии. Я просто стою и смотрю, не зная, можно ли прикоснуться, не причинит ли это ему боль, хотя понимаю, что вся боль, которая могла быть ему причинена, уже в прошлом. — Кто? Все, что мне сейчас интересно. — Темный Лорд, в основном. Иногда Малфой. Парочка других. Три от Бэллы за отказ участвовать в их омерзительных оргиях. Тогда еще я не был любимым питомцем Волдеморта, так — мелкая сошка. Я решаюсь, протягиваю руку, касаюсь кончиками пальцев — шрам тянется через всю спину, прячет хвост за плечом, но Снейп шипит и делает шаг в сторону. — Перестань, мне не нужна твоя жалость. Иди. Мне неловко от этой глупости, он такой большой, а такой дурак, честное слово. — И не подумаю. Вытряхиваю себя из одежды, остаюсь в трусах, проскальзываю под покрывало, выжидающе смотрю на него. — Ну же. Просто поспим. Слово героя. Он не хочет смеяться, но смеется чуть слышно, стягивает с себя штаны, идет ко мне. Худой, ладный, жилистый. Красивый. Ложится рядом, укрываю его, прижимаюсь грудью к изувеченной спине. Он вздрагивает. — Ты странный человек, Поттер. — Не страннее тебя. — Ты все еще помнишь, кем я был? Ты только что видел все это, все эти рабские отметки, а теперь лежишь, обнимаешь меня. Ты чудно устроен. — Я все помню, не переживай, нимб тебе никто не придумал. Но это теперь неважно. Целую плечо, шею, щеку, нахожу губы, это ново и хорошо — кожа на коже. Теперь моя очередь. — Спи. * * * Через день сова Кингсли возвращается. А с ней — пергамент, на котором написано всего несколько слов. "Готова принять вас у себя. Сообщите за день." И адрес, который в тот момент кажется мне адресом небесной канцелярии. Снейп ходит чернее тучи, гоняет Кикимера то за тем, то за этим, и я не упускаю возможности пройти мимо и коснуться его, увидеть, как он мгновенно зажигается изнутри. Я планирую еще долго поддерживать в нем это пламя, осталось уговорить его не сопротивляться.