Жертвуя пешкой

Я смотрю внутрь себя, как в бездонный колодец. Я кричу в него — звук отскакивает от каменного тоннеля, несется вниз, но не возвращается ко мне. Я бросаю в него камни слов, я говорю: — Поттер. Снова ничего. Я говорю: — Гарри. Тишина. Я говорю: — Мой. Ухо улавливает отдаленный звук, эхо эха, значит, где-то на дне еще есть вода, вода — это жизнь. Значит, я все еще жив. * * * Просыпаться и с минуту приходить в себя. Привычка вырабатывается двадцать один день, но здесь явно что-то не так, потому что пристрастие к ночным объятиям с Поттером формируется моментально, едва нам случается уснуть вместе впервые. Он шумно дышит, его отросшие волосы лезут везде, костлявые колени то и дело впиваются мне в бока. Спать с ним — восхитительно. Я трачу много слов, я больше не коплю их. Во-первых, совершенно не понимаю, как они могут понадобиться мне после того, как я наконец угасну. Во-вторых, мальчишке они нужнее, чем мне, ему хочется слышать, хочется совершенно по-щенячьи радоваться, стоит мне погладить его ласковой интонацией. В-третьих, слова сами вырываются, встают комом в горле, не дают дышать, и приходится избавляться от них, выпускать из себя, как дурную кровь. Умирать от проклятия было совсем не страшно. Умирать неизвестно от чего оказалось более раздражающим процессом. Я прислушивался к своему телу, сетуя на то, что совершенно не занимался физическим здоровьем до этих пор. Бледный, синяки под глазами, худоба - и та скорее болезненная, чем пикантная. Думаю о чем угодно, кроме смерти. Смерть не любит меня, раз столько раз могла забрать, но не стала. Жизнь тоже не в восторге, иначе зачем бы ей столько раз пытаться от меня избавиться? Перебрасываются мной как мячом. Мисс Грейнджер подобралась ко мне утром, когда я читал под смоковницей. Села рядом, сложила ладошки на коленях, сарафан цветастый одернула и молчит. И я молчу. — Мистер Снейп, я задам совершенно жестокий и бесчеловечный вопрос. — Задавайте. — Вы думали о том, что будет с Гарри, если вы умрете? — Когда, — поправляю ее машинально, — когда умру. Не «если». — Как вам больше нравится. Так вы думали или нет? — Нет, — признаюсь, не раздумывая. — Подумайте об этом, он же, правда, любит вас, я вижу. Даже Рон заметил, а он ведь совсем слеп в этих делах. Она, конечно, была совершенно не права — Поттер, как бы цинично это не звучало, привык терять, ничего ему не будет с его-то чугунным лбом — побьется немного в закрытые двери ада, да и пойдет дальше. — Я услышал вас. Но знайте, что Поттер мне… несколько небезразличен, поэтому… — Слово «люблю» не кусается, — она улыбается и встает. — Свадьба через пару дней, как думаете, еще не поздно все бросить и сбежать? — Неужели только что осознали, что вот-вот породнитесь с толпой Уизли? * * * Его рука на моем плече кажется чем-то совершенно естественным. Я привык к нему, он приручил меня — или же я не мог жить без хозяина и приручился сам. Я молчу о том, что мне все тяжелее даются прогулки и — в особенности — ночные упражнения, слава Моргане, Поттер не против побыть сверху, а я не против смотреть, как луна ласкает его лицо своим призрачным светом. Каждый день думаю — вот еще раз, и я прогоню его, еще ночь, и смогу уйти сам. Каждый день думаю, как было бы здорово умереть внезапно, желательно в момент, когда наглые поттеровские руки шарят по моему телу в поисках доказательства моего к нему неравнодушия — у него чуть шершавые ладони, они везде и сразу, он горячо сжимает меня, и тогда я чувствую себя ужасно живым. Он делает меня живым. Было бы здорово умереть вдруг. Было бы здорово не умирать. * * * Самое прекрасное в столь массовом мероприятии, как свадьба — никому нет до меня дела. Я сижу на хвойном песке и думаю о том, что молодая миссис Уизли отлично вписалась в рыжую стаю, которая теперь отплясывает на полоске пляжа возле дома. На меня они почти не обратили внимания — вежливый кивок, пара дежурных фраз, сочувственные взгляды — но и я не особо-то горел желанием разделить с ними вечер. Сидеть здесь намного приятнее. Когда море поет на тысячи голосов, остается только слушать. Мне чудится зов погребенных под толщей воды, русалочий смех и ледяные уколы глубины. Когда все вокруг затихает, я практически не дышу. Кровь — алая, как закат, как гранаты в вазе возле раковины, как поттеровские губы, кровь оказывается на моих пальцах — я машинально дотронулся до носа, ощутив дискомфорт. Кровь стремится вон, и мне вдруг становится смешно: я совершенно не знаю, как решить этот вопрос без магии. Поттер, конечно, оказывается рядом — взгляд на меня, быстрый рывок к дому и возвращение со льдом, завернутым в льняную салфетку. Я запрокидываю голову и устраиваю холод на переносице, как он и говорит. — Поттер, — голос гнусавит из-за зажатого носа — наверное, это нелепо, но не имеет значения, — как вам свадьба? — Прекрасно. — Какой вы хотели бы видеть свою? Он долго смотрит на меня, и я могу ручаться, что если бы я уже не истекал кровью, то он попытался бы это исправить. — Идем в дом, я уложу тебя в постель, — мальчишка терпеливо улыбается. Бесполезное благо. * * * Если он оставит меня, это будет правильно. Он уйдет, едва оглянувшись, на ходу бросив «прощай», подумав свое «прости», а я останусь. Надеюсь, что ненадолго. Внизу смех и разлитая в воздухе теплота, наверху стылая тишина. Поттер улегся поверх одеяла и смотрит в потолок. Я смотрю на него. — Я не хочу никакой свадьбы. Я ничего не хочу, кроме твоей упрямой задницы и раздражающих фразочек. Кто так вообще разговаривает, Северус? — Полагаю, что люди, обремененные интеллектом… Он закрывает лицо руками и тяжело вздыхает. — Вот об этом я и говорю. Стал бы я терпеть этот ужас, если бы не любил тебя? Любовь — вывернутый наизнанку мир, в котором этот глупый мальчишка согревает дыханием мои пальцы, пока я медленно погружаюсь в сон.