Алхимия чувств

Так продолжалось до тех пор, пока в какой-то момент я снова не замолчал и не погрузился в свои мысли.  — Эй, ты чего такой грустный? — поинтересовалась Эдриенн. Мы сидели на лавочке где-то в парке и поедали мороженое, перед нами простиралась большая зелёная роща, а солнце стояло уже высоко в ярко-голубом небе без единого облачка. Светило довольно сильно припекало (хотя с Калифорнией всё равно не сравнить) — приближался полдень, поэтому было жарко.  — Да ничего такого, не переживай, — улыбнулся я. Девушка посмотрела на меня с недоверием.  — Но всё-таки. Ты какой-то напряжённый. Что-то случилось?  — Правда, это сущая ерунда, — пожал плечами я. — Просто я звонил своей девушке, а у неё никто не отвечает, вот и всё. Эдриенн покраснела и отвела взгляд.  — Сказал бы сразу, что меня это не касается. Меня это высказывание почему-то повеселило.  — Да брось, ну правда. С ней это часто бывает, так что ничего страшного. Может, просто опять решила пообижаться. Остынет. В крайнем случае, когда вернусь домой, поговорю с ней, мы помиримся, и всё будет в полном порядке. Эдриенн вздохнула, посмотрела куда-то в сторону, словно обдумывая, стоит ли говорить то, что вертится на языке, но когда снова повернулась ко мне, на её лице как ни в чём не бывало сияла улыбка.  — Ладно, идём. Покажу тебе одно очень красивое место. Что мне нравилось в Эдриенн — так это то, что она всегда оставалась самой собой. Не старалась показать себя какой-то очень «крутой» или кем-то ещё, кем не являлась, не изображала какие-то качества, которые у неё отсутствовали. Она была проста и естественна, говорила и делала то, что считала нужным. И то, что я тоже мог с ней просто оставаться самим собой, тоже очень радовало. Мне не нужно было напрягаться, изображая из себя кого—то — мачо, супергероя или крутого музыканта, нет. Я просто мог быть тем, кто я есть, и делать то, что мне действительно хотелось. За ту неделю нашего пребывания в Миннеаполисе мы провели немало приятного времени вместе. Я познакомил Эд со своими друзьями, и похоже, что они вполне себе нашли общий язык. Совершенно незаметно настал день нашего отъезда. Пожалуй, слишком быстро. Я уже почти позабыл об этом. Никогда не думал, что мне будет так трудно расстаться с чужим, в общем-то, для меня городом, в котором я только в первый раз. Хотя, если признаться честно, это скорее было связано не с самим городом, а с тем, кого я тут оставляю. Но и город я очень полюбил — он казался каким-то уютным и приветливым. Я сидел под деревом недалеко от нашего фургона, глядя на высокое ярко-голубое небо, которое уже не казалось таким привлекательным. В ушах — наушники, а в наушниках — джаз. Дофамин — гормон счастья, и гормон радости серотонин у меня явно упали, и сильно — по сравнению с уровнем нескольких предыдущих дней. На душе было тоскливо и почему-то тяжело. Вот в моём поле зрения появилась Эдриенн. Она улыбнулась, увидев меня, хотя было заметно, что на самом деле ей тоже не очень весело. Я встал и, направившись ей навстречу, вытащил наушники из ушей. Какое-то время мы просто стояли друг напротив друга и смотрели друг другу в глаза. Никто из нас не решался произнести ни слова, ведь это означало бы признание того, что надо прощаться, потому что мы расстаёмся — и, кто знает, может быть, навсегда. Что ж, по крайней мере, мы обменялись номерами телефонов — хотя бы сможем иногда созваниваться. А я вообще не люблю прощаться, честно-то говоря — никогда не знаешь, какие слова стоит говорить. Первой обрела дар речи Эд.  — Мы ведь ещё увидимся? — произнесла она слабым голосом. В кровь хлынул адреналин — гормон страха. Сердце пустилось бешеным галопом. Я не знал, что на это сказать.  — Обязательно! — я попытался улыбнуться, хотя сам был далеко не так уверен в своих словах, каким хотел казаться. — Я очень постараюсь, чтоб это случилось как можно скорее, обещаю! Мы одновременно протянули вперёд руки и переплели пальцы. Я сразу почувствовал, как от ладони по всему телу разливается приятное тепло. Ещё ни с одним человеком мне не было так легко, как с Эдриенн. Ещё ни к кому я не привязывался так быстро. Неожиданно я очень ясно осознал, что сказал сейчас чистую правду. Что бы ни стряслось, я сделаю всё, что только возможно, расшибусь в лепёшку, но приеду в Миннесоту снова. Я подался вперёд и крепко обнял девушку. Она ответила на объятия.  — Спасибо тебе огромное за эту неделю, Эд. Это, пожалуй, лучшее, что было в этом туре, — теперь я улыбался совершенно искренне. — Я очень-очень рад что мы познакомились, правда.  — Я тоже рада, Билли, — тихо ответила собеседница, приподняв голову. Мы разжали объятия.  — До встречи, — почти прошептала Нессер.  — Пока. И удачи тебе, — я помахал рукой и двинулся к фургону. Мне очень нравятся люди, после встречи с которыми есть, о чём подумать. И если честно признаться, Эдриенн меня заставила задуматься очень о многом. Она была, пожалуй, одним из тех людей, при одном взгляде на которых мне действительно хотелось улыбаться, а таких людей немного. И это при том, что мы познакомились всего неделю назад. И, чёрт, несмотря на это, у меня было такое ощущение, будто я знаю Нессер всю жизнь. Было настолько странно понимать, что ещё совсем недавно её не было в моей жизни, что я вообще не знал о её существовании! Я понял интереснейшую вещь: мне действительно нравится улыбаться. Мне нравится смеяться, искать радость в простых мелочах и наслаждаться поселившейся в сердце надеждой. Этим чувством я упивался ровно до прибытия домой, в Бёркли. Там передо мной неожиданно возникла новая проблема, и воспоминания об Эдриенн вместе со всеми сопутствующими мыслями нырнули куда-то глубоко в подкорку. Мама отдала мне письмо, оставленное Эшли, но прежде чем его открывать, я всё же попробовал ещё раз позвонить Колфилдам. У них по-прежнему никто не отвечал. Содержание письма явно дало мне понять, что между мной и Эшли всё кончено, причём в довольно грубой форме. Окончательно и бесповоротно. Вот теперь мне стало совсем не до позитивных мыслей. Мне было настолько паршиво, что вообще ничего не хотелось делать. Я перестал писать песни — совсем, даже мыслей никаких не было. Из своей комнаты я почти не выходил. Только периодически шлялся по улицам среди ночи — спать я совсем не мог, лишь к утру вырубался от усталости. Я почти уже не понимал, что происходит вокруг меня, да и не особенно хотел понимать. Майк, который очень за меня переживал, изо всех сил пытался расшевелить меня, куда-то вытащить, но я не проявлял по этому поводу вообще никаких эмоций. Честно сказать, у меня было такое чувство, как будто в моё сердце засунули трепан и выпотрошили его напрочь. В нём не осталось вообще ничего. Я ощущал на его месте лишь холодную пустоту. Так продолжалось недели две. До тех пор, пока в одно прекрасное утро я не проснулся и не взглянул на мир абсолютно новым взглядом. Шторы я на ночь не закрыл, потому что пришёл совсем без сил и вырубился моментально, как только голова оказалась на подушке. Из окна в комнату лился яркий солнечный свет, окрашивая всё в весёлые золотистые оттенки, пыль в солнечном свете кружилась блестящими звёздочками, а небо было ярко-ярко синим. На ковре в солнечном свете развалился мой любимый очаровательный рыжий кот. Он лениво вылизывал лапу и жмурился, что выглядело невероятно мило. Я подошёл к окну и посмотрел вокруг. Распахнул его, впустив в комнату лёгкий летний ветерок. Таким красивым, таким весёлым и жизнерадостным было всё вокруг! Мне вдруг вспомнилась Эдриенн Нессер. Перед глазами очень чётко вырисовалось её лицо с очаровательной улыбкой. «А правда, почему это я должен тосковать и хандрить? Жизнь так прекрасна и радостна, в ней есть столько замечательных и позитивных вещей! Почему просто не порадоваться тому, что у меня есть?» — подумалось мне. Я рассмеялся, подхватил на руки ничего не подозревающего Зеро и начал вместе с ним кружиться по комнате в танце. Теперь я точно знаю, что в этом мире есть, ради чего жить. И это было счастьем — иметь возможность дышать полной грудью, видеть все краски окружающего мира, слышать и напевать чудесные мотивы, возможность любить и быть с людьми, которых любишь. Всё это стоит того, чтобы стиснув зубы переживать трудные времена. Я точно знал, что как бы там ни было — останавливаться нельзя, надо идти к своей цели несмотря ни на что. Какая разница, кто там что скажет? И что с того, что кто-то тебя осудит? Всем без исключения нравятся только червонцы, поэтому это просто не имеет смысла. Это только твоя жизнь, и только ты имеешь право решать, что с ней делать. Не позволяй злым языкам обрывать тебе крылья. Люди не имеют никакого права ломать жизни другим. И уж, конечно, не имеют права решать, кто чего в этой жизнь достоин и кто чего сможет добиться. Жизнь нам дана для того, чтобы радоваться ей. А в нашем мире, к сожалению, слишком много пессимистов, которые опустили руки, почти ничего не попытавшись сделать, и теперь изо всех сил стараются испортить жизнь другим, злясь, что кто-то идёт вперёд и добивается успеха, когда им это не удалось. Майк был очень удивлён и обрадован, когда тем вечером я сам предложил пойти погулять, повеселиться, а заодно и порепетировать.