«Он в порядке, с ним все хорошо. Лера, просто успокойся…» — звучало в её голове. Она вот уже час сидит и рыдает, безвольно опустив руки на колени. Слезы капали, плечи подрагивали, а давно накатившая истерика не желала прекращаться. Все резко свалилось на её плечи, но последней каплей стал этот омерзительный поступок. Никогда прежде девушка не могла предполагать, что совесть настолько может сильно задушить. Она виновата. Несомненно виновата в том, что учитель попал в больницу. Виновата в своей глупости, из-за которой обстоятельства приняли наихудшее положение.
— Менделеева? — прохрипел парень сонным и больным голосом, отчего девушка дернулась, словно её ударили током. Красными и опухшими глазами она посмотрела на своего учителя, не обращая внимание на то, как слёзы всё ещё стекают ручьями по щекам, а голова раскалывается от эмоций. Боже, что с его голосом…
— Простите, Дмитрий Юрьевич, — сдавленно простонала она, роняя лицо в ладони. Снова слезы, снова горечь и жгучее чувство вины, так глубоко засевшее в душе. Какое низкое чувство, что заставляет настолько сильно ненавидеть себя.
— Все в порядке, — шепотом ответил он ей, и уголки его губ дрогнули в улыбке. Конечно, учителю было жаль ученицу, что, он не сомневался, винила себя во всех грехах. Он смотрел с какой-то горечью на её слёзы и молчал. Но молчал, поддерживая взглядом, хоть она и не видела его. Дмитрий Юрьевич наблюдал за тем, как девушка мило стирает слёзы с щёк, но из глаз всё равно текли капельки. С каждой минутой она постепенно успокаивалась, а уже потом пустым взглядом молча смотрела в одну точку, не смея даже сказать ни слова в ответ своему преподавателю.
— Девушка, Вам следует покинуть палату и дать пациенту отдохнуть. — в палату заглянул тот самый врач, что любезно разрешил ей остаться со своим пациентом, пока тот не очнётся.
Девушка вяло кивнула и медленно поднялась со стула, даже не глянув на своего учителя, все еще чувствуя жгучее чувство вины. Как и предполагалось, она и правда не может смотреть ему в глаза, к тому же смущённая собственным поведением, собственными слезами. Он за спиной, весь в гипсе и с повязкой на голове, а голос такой хриплый и больной, что чувствуешь себя сволочью, а он при том пытается улыбаться, чтобы взбодрить. Как она не понимала, насколько он хороший человек.
— Лер, — парень тихо окликнул ученицу. Её глаза широко раскрылись от удивления, потому что она поняла, что Дмитрий Юрьевич первый раз за все их знакомство назвал её по имени. Девушка немного замялась от его хриплого тона, который заставлял сердце взбешённо колотиться от некого смущения. Учитель смотрел ей в спину, видя, как та не решалась повернуться, и после небольшой паузы продолжил, — ты придешь завтра?
Дыхание перехватило. Она сглотнула, всеми силами стараясь выдавить из себя хоть какой-то ответ. Но язык будто врос в небо. Зажмурив глаза и облизнув давно пересохшие губы, девушка тихо ответила:
— Приду.
И, быстро схватив свои вещи, рванула из палаты. Голова сильно закружилась от такой активности, и ей еле удалось удержаться на ногах. Спустя какое-то время на плечи ученицы легли чьи-то сильные руки, и та испуганно вскрикнула, отскочив от врача на добрые полтора метра с глазами по пять рублей.
— Валерия, верно? — тот мило улыбнулся и ожидал ответа. После неторопливого кивка девушки, он продолжил, — ваш молодой человек крепкий орешек. Ему чертовски повезло, что с его шеей всё в порядке.
— Э, чего? — та еле промямлила в ответ врачу, но резко осеклась, прочистив горло, — в смысле, он не мой молодой человек. Это мой классный руководитель.
— Положение и возраст любви не помеха, — тот продолжал улыбаться, вкладывая в голос как можно больше уверенности, но заметил как девчушка дёрнулась от его странного тона.
— Хватит шутить, доктор, — угрюмо ответила она, резко натягивая и застегивая куртку. Щеки её уже успели побагроветь, словно сочные помидоры, а из головы чудом не шел пар от такой смущающей темы.
— Да какие шутки? — тот засмеялся от реакции девушки, от того, как она мило краснела с прямых намеков. — Все же подумайте, один только его взгляд чего сегодня стоил.
— Не может быть никакого взгляда, я знаю его четвертый день, — буркнула она, поправляя сумку на плече и растрепанные волосы, которые ей наверняка придется расчесывать всю ночь.
— Не верите в любовь с первого взгляда? — мужчина повел бровью, выжидающе смотря на девушку. Та о чем-то задумалась, видимо, прикидывая ответ. Честно говоря, нет, не верила. Это так странно. Наверное ей довелось верить в ненависть с первого взгляда и всё. Остальное казалось ей всего лишь сказками, которые приключались только с единицами. Тихо вздохнув и в который раз облизнув свои губы, девушка нахмурилась и решила ответить:
— Не в нашем случае, — и ушла.
Мужчина хмыкнул: показались ли ему нотки разочарования в её голосе?
*POV Лера*
Ненавижу прямые намёки. Что этот похотливый врач имел в виду? Какой к чёрту взгляд?! Черт. Я просто молчу о Дмитрии Юрьевиче. Что за надежда в глазах и голосе? Или, может, с истерики показалось? Мы друг друга так яро ненавидели, пытались подставить, язвили, как только могли себе это позволить. Сегодня из-за меня он переломал себе пару конечностей и получил сотрясение мозга — вот к чему привело наше обоюдное недолюбливание, в котором, и ежу понятно, виновата я. Скорее всего этого бы ничего не было, если бы не мой характер. И сейчас, когда он лежит там загипсованный, спрашивает, приду ли я завтра, первый раз обращаясь ко мне по имени, все настолько кардинально меняется.
…я просто осознала, насколько была глупа, насколько оказалась неспособна подавить в себе бесполезные эмоции.
Дождь отрезвляет. Зачем зонт, чтобы укрыться от природы? Уничтожаем нашу мать, что заботится о нас. Хочется слиться с природой, где тебя не будет окружать ложь, лицемерие, эгоизм и алчность. Нет тех людей, что захотят обмануть, сделать больно или воспользоваться тобой в своих целях. Вся природа такая, какая она есть — без примеси ненужных масок и эмоций.
Я вошла в свою квартиру. Волосы неприятно прилипли к шее и лицу, остальная одежда стала тяжелой от сырости, причиняя дискомфорт. Но в душе была такая буря, что на всякие неудобства, проще говоря, было параллельно. Однако, я не заметила кое-чего странного. Передо мной стояла мать и мило улыбалась. Спина похолодела лишь от одного воспоминания её взгляда того дня. Но сейчас здесь что-то не так. Дома пахло не перегаром, а разными освежителями воздуха; полы помыты, нет ни одного намека на какой-то осколочек. Мой взгляд замер на родителе: женщина была облачена в розовый фартук, подкрашена, хорошо одета, но руки закатаны до вен, и легко догадаться, почему.
— Милая, — обратилась она ко мне, и со стороны могло показаться, что её тон весьма искренний, но наигранный сладко-приторный голосок резал мой натренированный слух, — что случилось? Ты насквозь промокла!
Подозрительно и испуганно на неё взглянув, я принялась с хлюпаньем стягивать кроссовки, не забывая оглянуться в прихожей. Что ж, совсем вылетело из головы, что раз в месяц, по понедельникам, они играют идеальных родителей; на вешалке висело женское и мужское пальто, в коридоре были разложены два зонтика, а рядом с моей мокрой и грязной обувью стояли галантные налакированные ботинки и красные туфли.
— Зонт забыла.
Я прошла в большую комнату — гостиную, которая намного уютнее, чем была в обычное время. Поражаюсь скорости и старательности родителей, когда им действительно что-то нужно. На диване сидело двое людей среднего возраста, которых я знала без исключения: женщина сорока лет и мужчина, немного старше её. Не скажу, что люди приятные; их глаза строгие по мере профессии. Увидев меня, они даже не улыбнулись и не поприветствовали, пораженные моим потрепанным видом.
— Добрый день, — хрипло сказала я, почувствовав, как на мои плечи «заботливо» ложатся папины руки, а потом сжимают их так, что я готова была задохнуться от боли. Этот жест был незаметен для гостей, поэтому они ничего не смогли бы заподозрить.
— Добрый, Валерия, — ответила Анна Андреевна. — Почему ты вся мокрая?
— Попала под дождь.
— Забыла зонтик?
— Да.
Прошла минута молчания после моего ответа. Однако Илья Николаевич решил начать другой разговор, на что приходилось отвечать с маниакальной осторожностью.
— Лерочка, как твои успехи в учебе?
— Все хорошо.
— Мы ждали тебя довольно долго. Где же ты была?
— Я задержалась в школе на дополнительных по химии, — как всегда приходилось максимально умело врать, отчего на душе было ужасно гадко от собственной ничтожности. На следующем ответе мой голос сильно дрогнул, — мой классный руководитель… попал в больницу. Упал при мне с лестницы, и меня попросили привезти личные его вещи. Потом я сидела и ждала, пока он очнется, чтобы договориться о времени моего посещения.
— Ах! — женщина схватилась за сердце! — бедный учитель! А как поживает Наталья Ивановна?
— Наталья Ивановна уже как почти неделю не работает в школе, — я в отрицательном жесте помотала головой, со скрежетом зубов сжимая челюсть. Не знаю, почему, но сейчас мне захотелось в эту женщину запустить каким-нибудь тяжёлым предметом, чтобы она заткнулась и перестала играть цирк, — у нас новый учитель, молодой. Дмитрий Юрьевич.
— Ах вот как, — женщина моментально просветлела, услышав слово «молодой», отчего моё лицо нахмурилось, а внутри засело щемящее чувство и ещё одно, в котором я распознала нотки собственничества. Я буквально была поражена своей реакцией. Давно за этой дамой мне удалось заметить влечение к молодым мужчинам, и та, как могла, пыталась привлечь их внимание всем, чем можно. Ох, надо быть ещё осторожнее. — Мне бы очень хотелось с ним встретиться и обговорить твою ситуацию. Классный руководитель обязан знать такую деликатность.
— Как раз-таки не обязан, это личное дело нашей семьи, — в ответ ей последовал резкий тон, отчего лицо женщины приобрело нотки раздраженности.
— А я считаю это своей обязанностью, как представителя из органов опеки, — Анна чуть не побагровела от мнимой злости, отчего я с новой силой сдавила челюсть и проговорила сквозь зубы, не имея желания спорить.
— Ваше дело. Однако сейчас это невозможно, он в больнице. Это и есть тот учитель, что упал с лестницы.
— Больница не тюрьма, — та пренебрежительно махнула рукой, а потом резко стала серьёзной. — Однако, Лера, хотелось бы заметить один факт. Что с твоим лицом? — женщина прищурилась, и в глазах её таилось подозрение. Ах, да, задача моих родителей поддерживать мое благополучие. Фу, смешно даже.
— Я… подралась.
— С кем?
— С теми, кто больше не будет меня оскорблять, — рыкнула я для убедительности, и глаза Анны расширились от удивления и моего напора. Нарастающее чувство желания крови возрастало в геометрической прогрессии. Держите меня трое, иначе я убью эту женщину. Чтобы не совершить опрометчивый поступок, я продолжила, — прошу прощения, мне нужно в душ.
Мне нужно было уйти. Мне нужно было найти спокойствие. Мне нужно было сбежать от всего этого ужаса и давки. Не знаю, почему и как, но… хочется в больницу к Дмитрию Юрьевичу. Пускай меня и давит вина, однако там, с ним и его одобрительным взглядом, мне спокойно и не так одиноко. До конца не хочется признавать такую правду, потому что стыдно, но это правда, которую рано или поздно придется принять.
Достав сменные вещи, я побежала в ванную, которая буквально сверкала чистотой. Внутри проснулось чувство того, что меня предали, и глаза покрыла пелена слез. Это все так тяготило, но страшнее от того, что я не могу избавиться от всего этого. Не могу сбежать к кому-нибудь или снять с себя ответственность за кого-то.
Я встала под горячие струйки воды прямо в одежде. Тело обдало сильным жаром, и дышать с каждым разом тяжелее. Нужно отвлечься.
Душ у меня занял всего полчаса. Я оделась в сменную одежду, замотав голову полотенцем, а потом стала выжимать мокрые джинсы и куртку с футболкой. Я повернулась к запотевшему зеркалу, и рука на автомате потянулась к нему, чтобы протереть, но резко остановилась, замерев прямо в миллиметре. Я не хочу смотреть на себя. Не понимаю, откуда во мне появилось такое чувство собственного уродства и ненависти к себе. Может, после сегодняшнего случая? Думаю, это неважно. Теперь я не только не могу посмотреть на своего учителя, но и на себя, взглянуть в свои глаза. Потому что мне противно. Потому что мне страшно увидеть в своих глазах правду.
Чертова трусиха.
Рука болела. Я посмотрела на неё, и по идее должна была испугаться вида того, как гниет рана, но мне было все равно. Наверное, всё равно даже на себя. Рану я просто немного обработала все той же перекисью и забинтовала. Как говорится, замуж готова.
Я вышла из ванной. Было тихо. В конце коридора стоял отец. Я перевела взгляд в прихожую, где одиноко стояли мои грязные кроссовки. С губ сорвался вздох, который скорее был похож на предсмертный хмык. Мне конец.
Я осторожно сделала шаг вперед, потом второй, и так тихонько дошла до середины, пока отец видом не озлобился и не подбежал ко мне, схватив за горло и прижав к стенке. Дышать стало тяжелее в разы. В другой бы ситуации я попыталась вырваться из его хватки, но сейчас висела безвольной куклой, уставившись на него пустыми глазами.
— Что, испугался? — хохотнула я и с решительностью посмотрела на своего отца, вмиг осмелев. Я увидела, как от злости у того зашевелились скулы, как глаза горели огнём, и рука его всё сильнее сдавливала моё горло. Дышать действительно было нечем, от чего я машинально зажмурилась, пытаясь схватить ртом хотя бы крошечный глоток воздуха. Отец кинул меня на пол, словно ненужную вещь. В глазах потемнело, но сознание оставалось таким же ясным. В висках нещадно давила боль, но душевная боль оставляла желать лучшего. Последовал резкий удар в спину, и я снова приложилась об пол головой, но на этот раз из лёгких выбило воздух. Руки машинально опёрлись об пол, чтобы удержать тело, но снова на спину посыпались удары. Отец не жалел силы и бил кулаком по спине, что-то торопливо крича, но я не слышала и не пыталась разобрать хотя бы одно слово. Мне было больно. Мне было настолько больно в душе, что в эту секунду посетила мысль о суициде. Мне просто хотелось умереть, чтобы избавиться от всего бремени, лежащего на горбе.
Просто дайте мне умереть
Я впилась взглядом в номер палаты. В руке находился пакет со всякими угощениями для учителя. Надеюсь, что это поднимет ему настроение. Ладно, вдох-выдох. Я тихонько приоткрыла дверь, заглядывая внутрь. Учитель полулежал-полусидел, направив взгляд в окно. Там, в его глазах, не было ничего. Пусто… Почему?
— Можно войти? — осторожно спросила я. Парень дёрнулся, посмотрев на меня сначала с непониманием, будто я была незнакома ему, а потом, узнав во мне свою ученицу, кивнул.
— Не спрашивай, ты же не в школе, — его уголки губ немного растянулись в улыбке, отчего на душе… стало тоскливо и ещё больнее. Я сжала челюсть, пытаясь приглушить в себе эмоции, но глаза оказались куда красноречивее. Учитель нахмурился, — что-то не так?
— А? — я замерла, поначалу не понимая, о чём он, но меня резко осенило. Дура. — Нет, всё в порядке, — я помотала головой и, обойдя кровать, подошла к его тумбочке, поставив на неё пакет, а потом поднесла стул поближе к койке.
— Не нужно было… — Дмитрий Юрьевич удрученно помотал головой, тяжело вздохнув.
— Как вы? — прозвучал мой вопрос спустя некоторую паузу.
— Ты.
— Я?
— На ты, Менделеева.
Я непонимающе уставилась на него, но через секунду густо покраснела, осознавая свою тупость и факт того, что до меня часто что-то медленно доходит.
— Как…ты?
— Хорошо, — он снова немного улыбнулся, а я… в моих глазах снова застыли слёзы, а чувства просто перемешались. Зависть от того, что ему живётся куда легче, чем мне, злость на себя, вина за происходящее, раздражительность, обида на жизнь и… тепло, которое всеми силами пыталось согреть меня.
— Я… Дмитрий Юрьевич, я хотела бы извиниться. — мой голос начал дрожать, а в носу предательски защипало. — Я сожалею о содеянном. Понимаете, я сама по себе совестливая и вообще никогда бы так не смогла поступить, не знаю, что на меня нашло. Ни в коем случае я никогда не хотела унизить вас или подставить подножку. Если бы… — хлынули слёзы, отчего я сильно зажмурила глаза и продолжила говорить, — если бы не я и моя гордыня, мы бы были сейчас в школе! Это полностью моя вина!
— Лер, прекрати, — он протянул здоровую руку, потрепав меня по макушке, отчего слёзы готовы вот-вот вылиться, но учитель, казалось, пытался препятствовать моему плачу. Но сейчас его голос вмиг стал твёрдым. — Давай поговорим начистоту.
После нескольких секунд раздумий, последовал кивок.
— Хорошо, всё началось с тебя, как ты и сказала, — осторожно начал, и сердце чуть не разорвалось от этой правды. Дмитрий Юрьевич это моментально почувствовал и решил продолжить, — но ведь это было не специально?
— Угу, — смущённо промямлила я, поражаясь тому, как он спокойно держится.
— Но ведь я мог изначально поговорить с тобой и расставить тем самым точки над «i»?
— Угу.
— Но не сделал этого, и вместо того, чтобы, как взрослый мужчина, прекратить все эти начинания, как ребёнок, просто отвечал взаимностью.
— Угу.
— И даже не думал о последствиях. Как и ты.
— Угу.
— И в том, что я упал с лестницы, по большей части есть моя вина, потому что наболтал много лишнего. Согласись?
— Угу.
— Тогда смысл перекладывать всю вину на себя, если виноваты мы оба?
— Угу.
— Тогда мир, Менделеева? — он задорно подмигнул мне и протянул ладонь для рукопожатия.
— У…гу, — в который раз промямлила я и, смущаясь, пожала его ладонь. Та оказалась очень крепкой, несмотря на то, что выглядит учитель довольно слабо.
Стоило ли говорить, насколько на душе стало легче? Трудно об этом молчать, когда понимаешь, что вроде и виновата, но человек, который отчасти пострадал из-за тебя, утверждает, что во всем этом есть и его вина, поэтому попросту, как истинный Человек, решил разделить это пополам, само собой понимая, что на себя все эти души терзания всё равно из-за моей упрямости забрать не сможет. Поэтому всё просто и добросовестно разделил пополам. Позволил мне почувствовать себя не такой одинокой. Пускай он об этом даже не подозревает, но этим поступком он позволил мне переживать беду с кем-то едино, ведь все проблемы мне приходилось переживать совершенно одной.
— Знаешь, — с какой-то тёплой улыбкой произнёс Дмитрий Юрьевич, — я рад, что всё так случилось.
— Да вы с ума сошли, учитель, — я с широко раскрытыми глазами уставилась на него, как на умалишённого. — Наверняка это всё из-за сотрясения. Вам просто кажет…
— Не-а, Менделеева, — хохотнул он и снова обратил свой взор на меня, — может, я и сошёл с ума, но теперь я доволен и счастлив, что все наши беды разрешились. Ты так не считаешь?
— Ну… — замялась я, отвернула от него покрасневшее лицо, прикидывая варианты ответов, хотя единственный из всех был просто очевиден. Это в моих глазах прочитал и преподаватель, не произнося ничего вслух. Теперь на душе было тихо и спокойно, но самое главное — чувство защиты, что обитало рядом с учителем. Сильный человек, что неосознанно в первые секунды начатой дружбы делал меня счастливой.
Этот день стал переломным в наших взаимоотношениях.
Этот день показал наши скрытые стороны души.
Этот день стал развитием нашей новой истории.
