Пф, тоже мне препод века!

*прошло две недели* Я всегда надеялась, что в моей жизни все сможет наладиться. Но эту надежду каждый раз ломали то ли близкие люди, то ли попутчики, которые единожды появлялись в моей жизни, оставляя чёрный след. И каждый раз я снова и снова возвращалась к той надежде, возвращалась к мыслям, что нужно выжить не смотря ни на что. Есть человек, который случайно оказался моим попутчиком. Или же это гнусная шутка, может даже совпадение. Я не знаю, во что мне верить, однако… Мы горели ненавистью друг к другу, но единственный случай провёл черту между нами и дал понять, что мой учитель - человек, который дарит мне надежду. После последнего моего посещения прошло две недели. Не знаю, почему, но я больше не смогла приходить к Дмитрию Юрьевичу. Был это стыд или желание побыть с собой… Раздался телефонный звонок. — Менделеева, ты опять за своё? — голос учителя был недовольным, но полон облегчения от того, что после двух недель моего внезапного игнорирования, я взяла трубку. — И Вам здравствуйте, — с усталым вздохом ответила я, не зная, как продолжить разговор. — Мне нужна твоя помощь, не откажешь? — …слушаю, — спину немного свело от ожидания. Зачем я ему так резко понадобилась? — Меня выписывают. Перелом на ноге был не сильным, и этого времени хватило, чтобы кость восстановилась. Врачи решили отпустить меня домой, но вот с рукой проблем оказалось больше. У меня осталось немного вещей. Не поможешь их перенести в квартиру? Моё дыхание перехватило. То ли от радости, что учителя наконец выписывают, то ли от страха, что я снова окажусь в его квартире. Не знаю, почему, но это меня смущало довольно сильно. Последний раз мне приходилось там быть при весьма… пикантных обстоятельствах. Хотя назвать пикантными обстоятельствами то, как я заносила сюда пьяного учителя, язык не поворачивается. — Ох, ладно. Когда подходить? — А ты сейчас где? Стоило ли ему говорить, что я каким-то Макаром оказалась на прогулке с Селезневым? — Я… немного занята. Говорите время. — В четыре часа сможешь подойти? Тебе точно удобно? — с сомнением переспросил он, на что в груди заныло ужасное чувство. Будто я кого-то предаю. — Конечно. До встречи. Я бросила трубку и выдохнула. Одноклассник с подозрением поглядывал на меня, на что ответом ему послужила скупая улыбка. Вова слышал разговор, я более чем уверена, и что он смог себе напридумавыть, одному… Вове и известно. — Это химик? — сощурив глаза, переспросил он, на что я кивнула и посмотрела на него умоляющим взглядом. Но, к великому несчастью, одноклассник неправильно понял меня и, поперхнувшись, громко спросил. — Между вами что-то есть?! — Нет! — воскликнула я, почувствовав, как щеки стремительно краснеют. — Я просто помогаю ему и все. Только не говори об этом, иначе слухи пойдут. — Эй, Лер, — с какой-то скрытой обидой хмыкнул он и взял в свои ладони мои руки. Этот жест не был похож на дружеский, да и взгляд парня меня более чем пугал. — Мы ведь друзья? Я кивнула, разглядывая наши руки. Вова нахмурился, о чем-то раздумывая, а потом понял, что своим поступком довольно сильно смутил меня. — О-ой, не подумай ничего, — он сжал ладони и улыбнулся, — просто хочу, чтобы ты поняла одну вещь — ты всегда под защитой, и, что бы ни случилось, я не отвернусь от тебя. Стоило ли говорить, насколько его слова стали для меня неожиданностью? Стоило ли говорить, насколько я оказалась счастливой, услышав эти слова? На таком моменте стоит молчать и только кивать, стараясь не расплакаться, как маленькая девочка. Все эти две недели Селезнёв был рядом, и мы неплохо сдружились. Конечно, в классе на нас поглядывали с большим подозрением, когда он выгнал мою соседку по парте и заставил пересесть на его место. Наталья Вячеславовна светилась от счастья глядя на нас, да и я должна была быть счастлива, обретя неплохого друга и получив возвращение Натальи Вячеславовны на блюдечке. Но… Внутри было пусто. Просто потому что меня тянуло в больницу, прямиком к химику, прямиком к человеку, к которому я успела привязаться. Его отсутствие отзывалось тоской в душе, и какой-то тихий голос молил, чтобы он вернулся сюда. Это осознание довольно сильно пугало меня, что послужило причиной побега от учителя. Но я отчётливо понимала, что долго бегать от него не смогу. И вот пришёл час встречи. — Вов, я пойду, — я на автомате облизала пересохшие губы и улыбнулась однокласснику. — Тебя проводить? — он подошёл ко мне ближе обычного, как внутри все перевернулось от внезапной близости. — Н-не стоит, — моя челюсть сжалась до предела, что заметил парень и шагнул назад в растерянности. — Тогда пока, — он с толикой грусти в глазах потрепал мои волосы и, развернувшись, пошёл в противоположную сторону. А я же шла прямиком к своему учителю. Сердце отбивало чечетку. И вообще я находилась в смешанных чувствах, не понимая, к чему прислушиваться или слова какой личности воспринимать серьёзно. Одна моя сторона говорила об учителе, другая о Вове, третья о другом, четвёртая так вообще трепала все подряд. Голова нещадно болела и разрывалась на части. Я готова была орать от боли или отчаянья, разрывавшего мою душу, метание от одного к другому очень сильно выматывало. Я не заметила, как на автомате очутилась в больнице среди привычных белых стен, и уже стояла перед палатой учителя. После моего осторожного стука послышался голос парня, и я, приоткрывая дверь, осторожно вошла в палату. — О, привет, Менделеева. Рад тебя видеть, — он улыбнулся вставая с кровати и поворачиваясь ко мне лицом. — Здравствуйте, Дмитрий Юрьевич, — тихо ответила я и готова была засмеяться от того, как учитель противно поморщился. И мы оба знали, почему. До сих пор осознанно я не могла обращаться к нему по имени и на «ты», и того это, естественно, то ли обижало, то ли сильно раздражало. — Ладно, — он устало вздохнул и нелепо почесал затылок. — Поможешь надеть пальто? Я кивнула и, отложив свою сумку, подошла к шкафу, где висела верхняя одежда учителя. Он осторожно пытался просунуть гипс, но, к его несчастью, никак не выходило. Это дело было слишком нелепым и начинало довольно сильно нервировать. Раздался мой усталый вздох. — Я сама сейчас надену, просто стойте спокойно. Дмитрий Юрьевич замер, внимательно наблюдая за мной, отчего смущение поползло по коже. Я тихонько продела в рукав его гипс и, перемахнув пальто через спину, надела и на другую руку, после чего бинтом подвязала его гипс, чтобы всё спокойно держалось. Настала неловкая пауза, и чтобы компенсировать её, ничего не пришло в голову, кроме как начать застегивать пуговицы. Макушкой я чувствовала, как внимательно за мной наблюдает учитель. Но, к моему сожалению, пуговицы на пальто закончились, и я подняла взгляд на химика. — Воротник поправишь? — хрипло сказал он, и от этого голоса по коже пробежал табун мурашек. Руки потянулись к его шее и аккуратно загнули воротник, делая вид учителя опрятнее. Он задержал дыхание и отвёл взгляд в сторону, и я поняла, что у него была ещё просьба. — Шнурки… — Ох, точно, — воскликнула я, опомнившись. Ясное дело, что с одной здоровой рукой он ничего не повяжет. — Советую найти обувь без шнурков. — Имеется. Спасибо за заботу, — Дмитрий Юрьевич смотрел на меня сверху вниз, в его глазах различалась ласка и благодарность, отчего на душе приятно потеплело и одновременно заставляло смущаться. В ответ ему послужила лишь добродушная улыбка и небольшой кивок. Я встала с колена и, протянув руку в шкаф, достала его сумку и один массивный пакет. Химик забрал пакет, а на мне оставил лишь сумку. Предупредив медсестру на посту об уходе, мы вышли на улицу. Был конец сентября. Воздух становился всё холоднее и пробирал до костей, заставляя ежиться и прятать лица в воротник. Я косо глянула на парня, волосы которого забавно трепал ветер, и выглядело это довольно комично. Я хихикнула, совершенно не замечая, что Дмитрий Юрьевич уже минуту, как смотрит на меня, изогнув бровь. Резко сжав губы, я уставилась на него большими глазами, словно напуганная кошка, заставив его засмеяться. Наш путь сейчас лежал прямиком к остановке, ибо дом учителя находился далековато, чтобы идти пешком. Доехать удалось быстро, и сейчас мы уже стояли у его двери. Через пару секунд путь в квартиру был открыт, и Дмитрий Юрьевич первым делом, как джентльмен, запустил меня, а уже потом вошёл сам. По прошествии времени так ничего и не изменилось: всё та же квартира. И я даже поверить не могла, что была последний раз там почти что месяц назад. Дмитрий Юрьевич заметил моё «омертвление» и положил руку мне на плечо. Я вздрогнула и повернулась к нему лицом, немного приподняв голову в силу разницы нашего роста. — Ностальгия? — он ухмыльнулся, ставя пакет. Я что-то «угукнула» и сняла наши сумки с плеч. Поначалу я сняла верхнюю одежду с себя, а потом, повернувшись к учителю, стала дрожащими руками расстёгивать его пуговицы. Сейчас чувство смущения горело во мне куда больше, чем в больнице, и Дмитрий Юрьевич, естественно, это заметил. Это было ясно по его глазам, смотревшим на меня с благодарностью. Мне нравилось это тепло, несмотря на то, что он пострадал из-за меня. Было приятно ощущать и понимать, что забота, дарованная тобой, обязательно найдёт отклик в сердце человека. Видимо, сердце Дмитрия Юрьевича решило откликнуться, ибо, когда я приложила ладонь к его груди, чтобы снять пальто, то почувствовала гулкое сердцебиение и замерла, но через секунду, чуть не сорвав с него пальто, отпрянула, вся красная, как помидор. Мне показалось?.. — Не хочешь чаю выпить? — чтобы разрядить обстановку, предложил учитель. — Не откажусь, — я улыбнулась. — Ничего, если ты побудешь немного хозяйкой сейчас? Мне нужно переодеться, — он устало выдохнул. Я кивнула ему и двинулась прямиком на кухню, чтобы не смотреть в его глаза. Я готова хвататься за голову от непонимания. Что между нами творится? Как это назвать? Моё глупое смущение и его сердцебиение? Я даже слова не хочу этого произносить — настолько меня всё пугало! Однако никому никуда не убежать и придётся принять всё это как должное. Ну или попробовать избавиться. В наше время этому совершенно нет места, в особенности учитывая наш Российский Закон. Нет вещи глупее его. Я гулко выдохнула, поставив на плиту чайник, и уронила голову на стол. Как же тяжело думать, но тяжелее всё принять. Может, это моя ошибка? Я подросток и принимаю всё во штыки. И сейчас: разве сдалась молодому и знатному учителю какая-то мелкая ученица да и фиг знает из какой семьи? — Всё в порядке? — внезапно раздался голос учителя, до чёртиков напугавший меня. Я подскочила на месте, точно пойманный вор, и схватилась за стол, чтобы облокотиться. Но вот незадача: ладонь соскользнула, и я прямо полетела бы вниз, ударившись головой, но меня вовремя успел подхватить учитель, обеспокоенно глядя мне в глаза. — Лер, что происходит? — Всё хорошо, — дрожащим голосом ответила я и выскользнула из-под него, пытаясь спрятать опять раскрасневшееся лицо. Господи, какая же я дура! Но всю обстановку разрушил звонок в дверь, и я со страхом глянула на учителя. Он небрежно дёрнул плечами и плавно двинулся к двери, ведущей на выход в коридор. Я осторожно последовала за ним, и стоило открыть дверь, как Дмитрий Юрьевич заметно помрачнел. Сердце упало в пятки от одного его вида, мне никогда не доводилось видеть его таким… злым. — Что тебе нужно? Если что-то оставила — забирай и проваливай, — раздался его ледяной голос, в котором сквозила ярость. — Димочка, послушай, пожалуйста! — по голосу я легко узнала Настю. Было слышно, как она плакала, но учитывая то, какой я видела её всегда, не уверена, что эти слёзы настоящие. Неужели решила сыграть спектакль? — Мне плевать, что ты там будешь говорить, просто вали к чёртовой матери! — голос учителя становился громче и всё больше нарастал яростью. — Но кто это сделал? Это не я на тех фото, ты же знаешь, что… — она так и не закончила свою мысль, заметив меня, как вмиг глаза девушки загорелись ненавистью, — так это ты, сучка, сделала! Как же я сразу не догадалась! — воспользовавшись тем, что от неожиданного поворота событий Дмитрий Юрьевич развернулся ко мне, Настя хотела ворваться и сделать то, от чего я могла пострадать. Но перехватив манёвренность Насти, химик вытолкнул её обратно на лестничную площадку. — Только тронь её, и тебе не поздоровится, — рыкнул он, а моё нутро противно сжалось. Я до сих пор не могла понять, что вообще происходит, и просто стояла в каком-то нелепом ожидании. — Ах, так, значит, — девушка оскалилась, — я просто кому нужно сообщу, что совершеннолетний мужчина трахает школьницу, которая работает в баре, и дело с концом. Звук удара ошеломил стены подъезда. …что? Воззрилась тишина. Та самая тишина перед бурей. Неужели Дмитрий Юрьевич ударил её?.. В моих мыслях никогда не было того, что он способен на такое. Но… здесь его легко можно понять, Настя затронула такую вещь, о которой не имела говорить никакого права. — Только попробуй явиться мне на глаза, и ты будешь стоять на трассе, чтобы заработать себе на жизнь. Поверь, я могу тебе это устроить, — низким голосом проговорил преподаватель и захлопнул дверь, спиной оперевшись о неё и переводя дух. Я знаю, как тяжело дались ему эти слова, я знаю, что он переступил через себя, чтобы встать на мою защиту, ведь я могла пострадать больше него в разы. Его глаза были наполнены болью и яростью, плескаясь так ярко, что могли ослепить кого угодно. А мне оставалось стоять и жалеть его, ведь кроме меня этого больше некому сейчас сделать. Я медленно подошла к учителю и взяла его руку в свои ладони. Он поднял на меня свой удивлённый взор, не понимая и не зная того, что я хочу сделать. — После чёрной полосы всегда начинается белая. Не так ли, Дмитрий Юрьевич? Я улыбнулась ему, пытаясь передать ту надежду, что сидела во мне, дарёная им. И стоило пройти одной секунде, как он заключил меня в крепкое объятие.

Единственное, что нужно было нам обоим.