Пф, тоже мне препод века!

Глава 13. — В этом заключается теория Дарвина. Надеюсь, что этот урок повторения теории эволюции закрепится у вас в памяти, потому что она является одной из важнейших тем в такой науке, как биология, — проговорила Наталья Вячеславовна как всегда добрым тоном и улыбнулась классу. Она перевела взгляд на меня, как мои губы расплылись в ответной улыбке. — Какой раз проходим, и нифига не понимаю, — Вова почесал затылок и угрюмо шмыгнул. У меня его фраза вызвала лишь смешок. Чего говорить той, кто хорошо знает все связанное с биологией и химией? Я же большую часть урока пропустила мимо ушей. Думы очень сильно поглотили меня, и их источником являлся никто иной, как Дмитрий Юрьевич. Я вздохнула, помассировав виски пальцами, пытаясь прийти в себя после вчерашнего вечера. Вечера злосчастных откровений. Как оказалось, кто-то прислал химику фото с Настей, целующейся с каким-то молодым парнем в клубе, где я работала. Теперь было ясно, из-за чего она чуть не расцарапала мне лицо. Может, это сделал Макс и прислал фото учителю с неизвестного номера? Да и чёрт со всем этим, итог один: Настя и Дмитрий Юрьевич расстались, — и я была этому несказанно рада. Конечно, радоваться чужой беде довольно плохо, но я до конца считала, что Дмитрию Юрьевичу будет легче. Настя — непорядочная девушка, и рядом с химиком ей делать нечего. Может, это место я не займу, ибо совершенно не стремлюсь к нему, но около учителя должна быть хорошая девушка, потому что все мое нутро чувствовало — Дмитрий Юрьевич не тот, за кого себя выдаёт. Он не тот, каким показался мне вначале. Он добродушный и заботливый человек, и почему-то мне хотелось узнать о его прошлом, о том, кем он был раньше, из какой семьи вышел и как пришёл к тому, чтобы стать преподавателем. — Лерочка, ты чего задумалась? — Наталья Вячеславовна подошла ко мне, отчего я встрепенулась и поняла, что почти весь класс уже ушёл. Вова с сомнением поглядывал на меня, отчего все нутро скукожилось. — Все в порядке, — я скупо улыбнулась и начала укладывать свои вещи в сумку. — Вов, ты пока иди в столовую, я сейчас подойду. — Тебе как обычно? — спросил он, ожидая ответа. Я кивнула и потянулась за деньгами, чтобы он не покупал мне обед на свои, но тот поморщился и отрицательно замотал головой, — я сам заплачу, не парься. Одноклассник, ничего после этого не сказав, развернулся и вышел из класса, и на весь кабинет раздался мой усталый вздох. — Никак не привыкну. Что у мужчин за привычка постоянно платить за девушек? — сказала я, казалось бы, в пустоту, но на этот вопрос решила ответить моя учительница. — Вова очень хороший мальчик. Я рада, что вы подружились. — Наталья Вячеславовна как всегда по-доброму улыбнулась. — Как у Димочки дела? — У Дмитрия Юрьевича? — переспросила я, глупо хлопая глазами. — Его вчера выписали. — Это очень хорошо. Вы, вижу, неплохо общаетесь? — В каком смысле? — я испуганно глянула на неё, не догоняя смысла. — Как в каком? В самом обычном, Лерочка! Ууу!!! Что с моей головой не так? Совсем перестала думать по-обычному из-за последних событий с учителем. Забота, чувство вины и неопределенные отношения, совсем не похожие на отношения между учителем и ученицей. И это немного раздражало. — Ну, скажем так, да, мы неплохо общаемся, — я улыбнулась, скрывая внутреннюю тревогу, которую, к моему счастью, не раскусила Наталья Вячеславовна. — Очень славно! Беги в столовую, перекуси, а то голодная останешься, — учительница подтолкнула меня к выходу из класса. Понимать бы ещё то, что происходит у Селезнева в голове. Я пришла в столовую и заметила одноклассника за столом, расположенного у окна. Он задумчиво жевал булочку, иногда потирая глаза от усталости. Я выдохнула и присела за стол, будучи сразу же замеченной. — Кушай давай, — Вова улыбнулся пододвигая чай со сдобными сладостями. На моём лице отразилась некая грусть и моральная усталость, из-за чего одноклассник нахмурился. — Все в порядке, Лер? В ответ раздалось неопределённое угуканье, и я спокойно принялась за еду, не забыв поблагодарить парня, отчего тот хмыкнул и продолжил кушать. Честно сказать, внутри было очень неспокойно, будто меня ожидало что-то, что могло подкосить моральное состояние. Я изо всех сил пыталась и скрыть это от других, и попытаться думать о другом. Например, о том, что много задали и о том, что сегодня нужно было выходить на работу. Однако легче было от понимая, что дома все спокойно. Будто скоро начнётся буря событий. И почему мне нельзя жить также разменно, как мои сверстники? Почему жизнь решила проверить меня на прочность такими родителями и попробовать вкусить взрослую жизнь? Ведь с одной стороны, хорошо, что сейчас есть понимание того, как живут взрослые люди, мне потом будет в разы легче, однако было и понимание того, что я упускаю свою молодость и веселье, прилагающееся с этим возрастом. Интересно, а как проживал свою молодость Дмитрий Юрьевич? Понимает ли он меня? Или он был тем, кто в молодости веселился от души? И чёрт, я опять вернулась к раздумьям о нем, и это не есть хорошо. Я вздохнула, решив позвонить учителю, поэтому, вытащив телефон из сумки, набрала его номер. Гудки нервировали, и хотелось просто услышать: «Привет, Менделеева. Как жизнь?». Однако с каждым звонком и глупым ожиданием, я поняла, что мои звонки попросту либо игнорируют, либо он мог быть занят. Я со злобой кинула телефон на стол под немой вопросительный взгляд своего одноклассника, который не удержался задать тот же вопрос, что и задал пару минут назад. И я в привычной манере ответила тем же угуканьем, понимая, что это могло начать его раздражать. Закрыв тетрадь с выполненным домашним заданием, я выдохнула и глянула на наручные часы. Оставалось полно времени до того, чтобы можно было немного отдохнуть перед рабочей ночью. Домой идти не хотелось, а у бабушки я была пару дней назад, поэтому беспокоить её совершенно не хотелось. Я снова решила позвонить учителю. И все те же монотонные гудки, означавшие игнорирование. Ибо, даже если бы он заметил пропущенные, то мог перезвонить мне. Но прошло достаточно времени от того, когда я звонила ему в последний раз, и меня это расстраивало. Что происходит? Почему я натыкаюсь на один и тот же исход? Почему я не могу расставить все в своих мыслях по местам? Я с жгучей досадой смахнула все учебники с парты и, схватив вещи из лаборантской, выбежала из кабинета. Теперь объясните мне, какого черта я тут делаю? Стою, как вкопанная, у квартиры собственного учителя и названиваю ему в дверь? «Похоже на то, как влюбленная ученица бегает за своим преподавателем», — усмехнулась я своим мыслям и в очередной раз нажала на кнопку звонка. Моё дыхание давно сбилось от волнения, от чертовой досады и ноющего чувства в душе. На глаза чуть ли не наворачивались слёзы от жгучей смеси. Меня не волновало уже ничего: ни то, кто есть моя семья, ни то, чтобы хоть как-то прожить, приходится работать, ни то, что у меня есть больная бабушка, которая возложила свои надежды на единственную внучку. Меня волновал сейчас лишь один человек за этой стеной, находившийся будто за баррикадой. Когда-то я пыталась его избегать, но с каких пор мы поменялись местами?! — Да открой же ты эту чертову дверь! — крикнула я, вдавливая палец в звонок. Будто по зову души она распахнулась и передо мной стоял учитель, раздраженный и опьяненный. Даже, будучи в подьездном коридоре, я чувствовала, как накурено у него в квартире. — Тебе заняться нечем, Менделеева? — прохрипел он. Ты дождалась чего хотела, скажи ему хоть что-нибудь! Сделай что-нибудь! Но не стой, как дура! Но я стояла. Стояла, как вкопанная, чувствуя, как горит душа, чувствуя обиду и злость за игнорирование. Глаза давно были влажными, слёзы уже готовы течь по щекам, но из последних сил я держала себя. И задала тихим, но дрожащим голосом самый очевидный вопрос, который какой день подряд крутился у меня в голове. — Что происходит? Он не ответил. В его глазах не было ничего, кроме напущенного безразличия. Почему напущеного? Я чувствовала это. Какая-то часть меня подсказывала, что учитель что-то скрывает в своей душе по отношению ко мне, пытается закрыться, чтобы не дать волю тому, что требует его сердце. — Иди домой, Менделеева, — с грустью ответил он, отворачиваясь от меня. — Тебя там ждут. Он начал закрывать дверь, как в последний момент я схватила его за руку. От удивления мои глаза расширились, а учитель резко выдохнул, пораженно остановившись. И следующая фраза вырвалась сама собой. — У меня нет дома. Единственный, кто ждал бы меня всегда — это бабушка. Но не там мой дом. Сколько бы родных людей у меня ни было, я нигде не могла почувствовать место, который был бы по-настоящему моим домом. И сейчас, даже когда учитель был пьян, он понял смысл фразы. — У меня нет дома, — повторила я, сжимая челюсть, продолжая сдерживать слёзы. — Слышишь? У меня нет дома, меня никто не ждёт! Я могла бы упасть на колени, но почувствовала, как на голову опустилась рука, чуть погладив, а потом спустилась на спину, подталкивая в квартиру. Сделав пару маленьких шажков, я остановилась, подняв глаза на Дмитрия Юрьевича, смотрящего на меня с отдаленным пониманием. Он положил ладонь на мою щеку, большим пальцем стирая катящуюся слезу. Я дышала громко, пытаясь заглушить душевную боль, смущение и смутное чувство влюбленности. Учитель начал расстегивать мою куртку, снял и, повесив её на вешалку и дождавшись, когда я стяну с себя кроссовки, взял меня за руку и повёл в комнату. — Ложись, — кивнул он в сторону кровати без всяких намеков. Стянув с себя футболку и оставшись лишь в штанах, он улегся рядом со мной, прижавшись к шее колючей щекой, и, тяжело вздохнув, обнял за талию, сильнее прижимая к себе. Мы устали. Просто хотелось отдохнуть. Просто хотелось покоя. Не только мне. Ему тоже нужен был покой. Нам обоим хотелось покоя в жизни и в душе, я явно ощущала это. Было все равно, что происходит сейчас, между нами, мы всего лишь уснули вместе, согревая друг друга душевным теплом и понимали, что становились все ближе друг к другу. Во всех смыслах этого слова.