Вибрация телефона.
Я выдохнула, все ещё находясь в мнимом сне. В голове бушевал какой-то ураган. Моральная усталость и куча ни с того ни с сего навалившихся эмоций, а внутри сидело чувство жуткой измотанности.
Я открыла глаза и, стоило сфокусироваться взгляду, встретилась с глазами учителя. Мы смотрели друг на друга с отдаленным непониманием, не успев отойти ото сна. Его руки крепко прижимали меня к себе даже во сне, а мои ладони находились на груди парня. Немного похлопав ресницами, я приподнялась и хотела вот-вот взять трубку, но поняла, что звонил не мой телефон. Дмитрий Юрьевич с болезненным стоном приподнялся на кровати и, взяв устройство в руки, устало выдохнул.
— Что, Макс? — его голос был ещё более хриплым чем тогда, когда я стояла у его двери. Прошло буквально пару секунд, как он ответил своему другу, — она со мной.
Я с непониманием уставилась на учителя. Тот равнодушно слушал Макса, а потом, попрощавшись, скинул вызов. С опухшей головой поднявшись с кровати, я огляделась. За окном давно сумерки, но фонари были достаточно яркими, чтобы рассмотреть лицо парня перед собой.
— Макс просил передать, чтобы ты в магазине взяла пачку сахара для него.
Серьёзно?!
Я хлопнула себя ладонью по лбу, готовая засмеяться в любую секунду. Скажем так, это было очень неожиданно, ведь начальник вполне мог приобрести эту пачку сахара сам. Неужели он?..
— Вот засранец, — в один голос сказали мы с учителем, глупо уставившись на друг друга. Нам было до чертиков смешно, но нас хватило лишь на одну очень искреннюю улыбку. Ведь, зная нашего друга, он позвонил, чтобы специально всё выяснить или подтвердить свои догадки. А пачка сахара - лишь предлог, чтобы отвязаться от вопроса и не вызывать подозрений.
Я не могла описать то чувство легкости в душе, что поселилась сейчас. Никого из нас совершенно не смущали события, связанные с совместным сном. Нас не смущало, что мы обнимали друг друга, что во время сна я ощущала, как парень терся щекой о моё лицо. Я понимала, что, если бы не это, нам было бы очень плохо. И физически, и душевно.
— Мне нужно на работу. Сколько сейчас времени? — спросила тихонько я, чтобы ненароком не спугнуть атмосферу сонливости и спокойствия.
— Десять минут десятого, — ответил он, заглянув в телефон. Я вздохнула и сползла с кровати.
— Тогда… Я пойду, хорошо? — мой голос немного дрогнул, а в глазах Дмитрия Юрьевича блеснула грусть. В моих наверняка тоже.
Он лишь кивнул, идя за мной в прихожую. Я потихоньку натянула кроссовки, а потом и куртку. Честно… Мне не хотелось уходить. Мне хотелось вернуться в комнату и продолжить то, что было несколько минут назад. Заснуть в объятиях душевно родного человека. Я закинула сумку на плечо, отперла дверь и попрощалась, в ответ встречая лишь тишину и шаги учителя.
— Лер, — он обратился ко мне также осторожно, как я обращалась и к нему. Я обернулась, кидая взглядом вопрос, на который получила греющий душу ответ.
— Тебя здесь ждут, — он улыбнулся. — Возвращайся домой, хорошо?
Мне удалось сдержать себя, чтобы не кинуться ему на шею с счастливыми слезами. Но я прошептала только одно слово, чтобы Дмитрий Юрьевич понял одну вещь: я вернусь.
— Спасибо.
Но ни через день, ни через два или неделю я не вернулась.
*Спустя два месяца*
На дворе стоял декабрь. Морозный воздух покалывал мои лёгкие. Большие хлопья падали с неба и застилали землю белым ковром. Холодный ветер склонял деревья к земле, заставляя людей держаться за что-нибудь, чтобы не упасть. Я стояла перед входом на кладбище, готовая встретиться со своими родными. Спускаясь по лестнице, ведущей к многочисленным могилам, я начала искать глазами заветное ограждение. Оно было белым, сливаясь со снегом, и лишь протоптанные дорожки, где виднелась грязь, позволяла спокойно пройти к памятникам своих родных.
Я остановилась у ограждения.
— Добрый день, — несмотря на тишину, мой голос прозвучал слишком тихо, чтобы кто-то мог его услышать. Рука на автомате нащупала замочек и отворила калитку. Я присела на лавочку, стоящую возле столика в самом углу.
И сознание накрыли воспоминания прошедших лет. Те же картинки и события, которые с ненавязчивой ностальгией начали мелькать перед глазами, вызывая грустную улыбку. А потом… Ночь в квартире своего учителя. Улыбка разом погасла, и я встала, подойдя к двум могилам, схватившись за куртку в области сердца. Губы искривились в какой-то больной гримасе, глаза застелила пелена горячих слез. Раньше во мне сидело чувство пустоты, чувство того, что я привыкла ко всему ужасу своей жизни, что все так должно быть. Я всегда знала, что и как нужно делать и могла разобраться во многих вещах. Однако сейчас я чувствую себя живой от этой боли, что сидит во мне, которая заставляет хвататься за сердце и умолять, чтобы все прекратилось. Всё из-за этого учителя, что засел в моей душе. Тот, кто заставил моё сердце болеть и дал понять, что я живу. Что моя душа не пустует. Знает ли он об этом? Знает ли о том, кем является для меня и какое имеет значение в жизни?
После того дня всё вернулось в своё русло. Мы обособились также внезапно, как и успели в каком-то смысле сблизиться. Он не улыбался и был постоянно хмурым, даже ни разу не посмотрев мою сторону. Ни одной улыбки или взгляда, означавшего поддержку. Всё случилось на следующий день после ночи. Это заставило моё сердце неимоверно сильно изнывать болью. Горечь, что цепко схватилась за душу, не позволяла мне нормально вздохнуть. Мой дом исчез. И исчезло всё связанное с учителем, но проведённые часы всё ещё отголосками появлялись в моём сознании.
Я разлепила глаза, пытаясь отдышаться. Из лёгких вырывался свист, и на миг я почувствовала себя астматиком. Здесь что-то не так. Так быть не должно! Рука снова схватилась за одежду, пытаясь удержать колотившееся сердце, а из глаз непроизвольно покатились слёзы. Всё моё самодержание покатилось к чёрту на куличики. Мне нужен был
он. Мне нужен был Дмитрий Юрьевич, тепло его глаз и тела.
— Лера? — хриплый голос отозвался с соседней могилы, и я прерывисто вздохнула, резко оборачиваясь. Мольбы, обращённые в пустоту, умеют сбываться? Спасибо. — Ты в порядке? — учитель шмыгнул из-за холода, пряча лицо в огромный и на вид очень мягкий шарф. Я не удержалась, чтобы не заглянуть в его глаза, в которых не было ничего, кроме пустоты.
— Вполне, — тихо ответила я, отвернувшись. Снова колкое чувство боли, которое повалило меня прямиком на землю. И я упала коленями на тонкий слой снега, снова пытаясь отдышаться. Со стороны не было ни шороха, словно так должно быть.
Помоги мне.
И… в этот раз я услышала шаги, а потом почувствовала, как на плечи опустились руки. Я не посмела обернуться и показать свою боль, которую в таком месте не способна была скрывать. Но даже без этого он всё понимал. И сейчас в голову закрался лишь один вопрос: что он здесь делает?
— Менделеевы Анна и Владимир? — прочитал он на надгробиях, и моё тело замерло, напрягшись до предела. Всё понял, значит… — Это…
— Мои настоящие родители, — мой голос дрогнул на последнем слове.
Родители. Как забавно ощущать себя сиротой, имея при этом других родителей. Не родных. Приёмных. Тех, кого я любила, невзирая на причинённые муки.
— А как же… — я вскочила с места и повернулась к нему лицом, бросая взглядом внутреннюю злобу. Во мне кипела ярость, из-за которой всё то, что мне приходилось держать в себе, все события, которые подкашивали меня с каждым разом и заставляли закрыться в себе.
— Хочешь знать о моей жизни, а, Дмитрий Юрьевич? — я ухмыльнулась, вглядываясь то, как с каждым разом растерянность химика росла. Он смотрел на меня с сожалением, пониманием, а в глазах плескалось чувство вины. Прямо как я. Каждый раз в другой ситуации мы меняемся местами. Почему так должно быть? Почему так происходит?
— Лера… — произнёс он хрипло, протягивая ко мне руку, как я отшатнулась назад.
— Меня всё ещё ждут, да? — выкрикнула я, понимая, что начинаю срываться. — У меня всё ещё остался дом, Дмитрий Юрьевич? Да кто, чёрт возьми, так делает? Какое право ты имеешь давать мне ложную надежду, а потом смотреть на меня с таким равнодушием, будто я тебе никто?! Ты же знал, что я нуждаюсь в этом, я нуждаюсь в тепле, я, чёрт возьми, нуждаюсь в тебе! Ты же знал это! Как ты посмел обрекать меня на ложные надежды?! Ты хоть понимаешь, какого это, надеяться на ложь?!
Голос давно сорвался на крик, и учитель нахмурился отворачивая от меня своё лицо. А моё внутреннее «я» давно твердило, что нужно уходить отсюда, иначе последствия окажутся необратимыми. Я схватила сумку и выбежала из-за ограждения, кинув взгляд на то место, откуда вначале раздался голос преподавателя. Солдатовы Юрий и Мария. Эта фамилия заставила меня замереть на месте от шока, а глаза снова застилала пелена слёз. Телом развернувшись к химику, я снова осмотрела его, того, кто так и не сдвинулся с своего места. Почему… Почему мир так тесен?
И душа вновь упала в пятки от стыда и вины. Безусловно, мы оба были виноваты перед друг другом. Мы всё понимали, но не решались о чём-то сказать, боясь необъяснимых последствий. Каждый раз терпя душевную боль, которая перекрывала кислород.
Я услышала какой-то шорох и снова сфокусировала взгляд на нём. Дмитрий Юрьевич сидел на лавочке, опустив голову к земле. В душе что-то снова кольнуло и заставило вернуться меня к могилам моих родителей. Я села впритык к нему, чтобы получить немного тепла и положила голову на его плечо, прикрыв глаза, но не получив никакого ответа.
...спустя несколько секунд, химик повернул своё лицо.
И его мягкие губы тихонько легли на мои, а на щеку опустилась ледяная ладонь.
