***
Меня удивила тишина в салоне, которая вовсе не угнетала. Возможно, Александр понимал то, что мне нужно было побыть наедине со своими мыслями, лишь единожды спросил, где ему остановиться. Я снова оказалась в нечто подобном вакууме своих мыслей, которые чёрным роем витали вокруг головы. И я понимала, что мне не отделаться от них, и придётся просто терпеть — жить с этим. Как всегда было прежде. Я не замечала, как погружаюсь в дремоту от усталости, приятной обволакивающей темноты и отсутствии шума, лишь проезжающие мимо нас машины немного тревожили мой сон. Веки были налиты свинцом, совершенно тяжёлые, которые очень трудно раскрыть. Но тихий толчок в плечо разбудил меня. Александр, не двигаясь, смотрел мне в глаза и ждал ответа. — Спасибо, что подвёз, — я лениво зевнула и, собираясь вылезти из машины, решила сказать последнюю навязчивую мысль, — заходи как-нибудь. Угощу коктейльчиком. Только Максу на глаза не попадайся, ему сложнее что-то простить, чем мне, в особенности когда трогают его друзей. И, не дождавшись ответа, вышла из машины, быстрее перебирая ногами по мёрзлой земле. Дома было необычно тихо, и я порадовалась про себя, что уже на протяжении месяца дома у меня ничего не происходит. Хотя ничего не поменялось: мама всё также забирала мои деньги, а отец пил, не просыхая. Но меня в это не ввязывали, да и вообще не трогали, совершенно забыв о моём существовании. Но как бы я ни радовалась, означало это одно — затишье перед бурей. Что-то наверняка должно случиться.***
Выпуская густой клубок пара изо рта, я галопом бежала в школу, снова проспав. Уже в который раз мой телефон отказывается сообщить мне о пробуждении, либо я настолько слепая, что перестала различать кнопки. Сегодня моим смелым решением был отказ от общественного транспорта, потому что, однажды, помню я, случайно столкнулась с учителем в этом автобусе. И не очень хочу это вспоминать, потому что в сердце селится едкая горечь, когда теплота переплетается с нынешними событиями. И я решительно настроена расставить все точки над «i». Наскоро поздоровавшись с хохочущим надо мной охранником, я быстрее переоделась и выскочила, несясь к кабинету. Оставалось около минуты до звонка, и в голове всё витала радость, что мне удалось вовремя придти. Но другая мысль огорчала: первым уроком была биология, а, значит, и встреча с химиком. Так, надо остановиться и привести себя (дыхание в счёт) в порядок. Поэтому, спокойно отдышавшись и пригладив распушившиеся волосы, я вошла. Двадцать пар глаз уставилось на меня, и только сейчас дошла мысль о том, что здесь слишком тихо. Так быть не должно. Я перевела взгляд на химика, который, о ужас, был в плохой форме. Категорично: кофта с высоким воротником, в которую он всё пытался спрятать лицо, а горло теребил рукой, глаза красные, опухшие, а нос, по звуку, совсем не дышал. В одну секунду во мне проснулась великая жалость и глубокое чувство заботы: мне ужасно хотелось увести его домой и вылечить, потому что вид мученика учителю совсем не шёл. — Здравствуй, Лерочка, — надо мной, совсем окаменевшей, прозвучал голос Натальи Вячеславовны, которая ужаснулась, увидев Дмитрия Юрьевича, и в голове проснулась великая идея. Мне удастся убить двух зайцев разом. — Здравствуйте, — я поздоровалась, пошмыгав носом и притворно закашлявшись, и отвела учительницу в сторонку, тихо говоря, — Дмитрий Юрьевич совсем плохой, да и я еле встала. Можно как-нибудь вытянуть его отсюда? Я позабочусь обо всём. Проведите уроки ещё два дня, я вас очень прошу. Она осмотрела меня, потом перевела взгляд на учителя, и краем глаза мне удалось заметить, как он с подозрением смотрел на нас. Я закусила губу, поймав его равнодушный взгляд, и внутри от этого сильно кольнуло. — Конечно, вы оба совсем больные, — спустя пару секунд она ответила также тихо, остерегаясь любопытных ушей класса. — С директором я договорюсь. Уж сделай всё, но про себя тоже не забывай. Димочка, собирайся, я на замену пришла! — Я в порядке, — прохрипел он, снова косо взглянув на меня и попытался встать, но запнулся, еле удержавшись на ногах. — Хорошо, не в порядке, — выдохнул он себе под нос. — Спасибо, Наталья Вячеславовна. Менделеева на место садись. — Я тоже ухожу, мне плохо, — этот ответ был больше похож на то, что я огрызнулась, но у химика не было сил чтобы ответить мне, и с усталым вздохом он пошёл в лаборантскую, а я вниз, где оставила вещи. Долго на улице учителя ждать не пришлось, что удивительно, и тот угрюмый остановился около меня. — Я обещала, что позабочусь о Вас. — Ты мне мамочка? — шмыгнул он, закутываясь в шарф, — можешь позаботиться об этом Александре или с кем ты там ещё… — Если бы не твоё состояние, то я ещё раз влепила бы тебе по морде, — грубо ответила я, кипя яростью, а тот лишь закатил глаза и двинулся вперед. Я не понимала, идти за ним или нет, как ответ нашёлся сразу: Дмитрий Юрьевич, сев в машину, не уехал и ждал. Меня это заставило немного улыбнуться, бегом дойти до машины и отправиться домой.***
Я в который раз вжала затылок в сидение. Видимо состояние учителя ещё хуже, чем можно сказать по его внешнему виду. Машина немного петляла, перед светофорами резко тормозила, и я ещё удивилась, как нас не остановили ДПСники. Моё сердце в очередной раз отплясало чечётку, когда Дмитрий Юрьевич с визгом шин газанул по проезжей части, отчего нам сигналили другие водители. — Осторожнее же! — вскрикнула я, когда он коряво развернулся, а потом вдобавок чихнул, чуть не потеряв управление. — Наша задача выжить, а не покончить жизнь самоубийством! — Если не нравится, то можешь выходить, — он резко тормознул у пустого тротуара, выжидающе переведя на меня взгляд. И как бы ни хотелось мне, как бы ни нравилась его езда, я не намерена была оставлять химика одного в таком состоянии. Поэтому в ответ послышалось угрюмое молчание и скрежет зубов. С минуту постояв на месте и поняв, что я не намерена выходить из машины, он снова надавил на педаль газа и поехал дальше, но езда стала чуть более аккуратной. Как же хорошо, что до его дома оставалось совсем немного.***
Мы буквально ввалились в квартиру, где царил настоящий хаос. Все вещи были разбросаны, тухлый запах доносился из кухни, и где-то на полу я увидела осколки от стекла. Химик бесцеремонно, даже не раздевшись, пошёл в комнату, оставив меня наедине со своими мыслями и шоковым состоянием. Я же решила не медлить и, быстро раздевшись, побежала в гостиную, где учитель развалился на кровати животом вниз прямо в верхней одежде. — Нельзя же так, — прошептала я, осторожно его перевернув. Тот казался совершенно беззащитным из-за слабости, и мне стало его жаль. Очень даже жаль. Если бы не я, что было бы с ним сейчас? Моя ладонь аккуратно дотронулась до лба парня, который моментально дёрнулся, находясь уже в бреду. Рваное дыхание, сильный жар, совершенно заложенный нос. Ему было тяжело дышать, и глаза химика начали тихонько закрываться. — Дмитрий Юрьевич, — мне пришлось похлопать его по огненным щекам, — не спите, пожалуйста. Погодите минуту, я дам лекарства. У химика не было сил, чтобы что-то ответить, и он лишь, немного прикрыв веки, наблюдал за мной. Я достала бутылку воды из сумки вместе с противовирусными сильными препаратами, которые носила как раз на такие случаи внезапной болезни. Учитель принял всё из моих рук без малейшего сопротивления, и со вздохом обратно опустился на кровать. Я присела рядом и гладила его волосы, чтобы успокоить и, наверное, дать понять, что всегда нахожусь рядом. А он… уже тихонько посапывал, и мне удалось почувствовать, как медленно спадал его жар, что вызвало облегчённый вздох. Я огляделась и с сожалением отметила: химик наверняка сходил тут с ума. Переполох и перевёрнутая комната вверх дном говорили сами за себя. И было прекрасно понятно, что во всём этом сумасшествии была моя вина, и это заставляло со скрежетом зубов хвататься за голову. «Надо взять себя в руки». Единственный выход взять себя в руки и всё устаканить. Сначала надо привести в порядок учителя, ибо спать в одежде нельзя. Около минуты я красная, как рак, рылась в его вещах в поиске сменной одежды и нашла у него спортивные серые штаны и такую же серую борцовку. Теперь самое трудно и очень смущающее… раздеть учителя. Даже звучит развратно. Расстёгивая пуговицы его стильного пальто, я сначала стащила верхнюю одежду, затем ботинки, а потом принялась стягивать с того рубашку и штаны. С последним пришлось немного повозиться, и я с усилием воли, старалась не смотреть на его боксёры, смущённая до предела, что от кома стеснения в горле рывком стащила с него тёмные джинсы и носки. Теперь нужно немного отдышаться и просто одеть его снова. Поэтому через минуту я кое-как натянула на учителя борцовку, а потом и спортивные штаны. Если он потом будет задавать вопросы, скажу, что он сам переоделся, и к чёрту всё. Теперь предстояло хотя бы немного убрать весь страшный бедлам, начиная с этой комнаты. Я протёрла полупустые книжные полки от слоя пыли и, аккуратно расставляя книги, попутно листала их и читала всякого рода названия неизвестных мне авторов. Дмитрий Юрьевич — книжный червь? Никогда бы не поверила, но, учитывая такое количество литературы, вывод у меня напрашивался сам собой. Найдя какой-то большой магазинный пакет, я ходила по двум комнатам и собирала весь мусор, в числе которого были бутылки от спиртного. Сам собой напросился усталый вздох. Ну уж хватит этого беспорядка. Во мне после вины разгорались ярость и раздражительность от всего бедлама в виде разбросанных вещей. Перемещаясь словно призрак с тёмной аурой, я оттирала всё, что видела покрытым хотя бы малейшим слоем пыли. Откуда во мне проснулась хозяйка — одному… кому-то известно. Когда мне более менее удалось привести в порядок эти две комнаты, я переместилась на кухню, когда сработал рвотный рефлекс. Боже мой, когда последний раз он выкидывал мусор? Мама, встань из могилы и забери меня в сырую земельку, я этого не выдержу. Мне было настолько противно прикасаться к пакетам с мусором, что я не нашла способа лучше, чем… раскрыть ставни нараспашку и выкинуть мешки в окно. А со злыми прохожими и соседями Дмитрий Юрьевич пусть разбирается сам, не мои проблемы. Еле заставив себя прикоснуться к застывшему жиру на посуде, я оттирала все кастрюли и сковородки, а затем и тарелки. Не знаю, каким образом мне удалось привыкнуть ко всему этому ужасу, но потом в голове появилась одна ненавязчивая мысль: я начала получать удовольствие от уборки. Спустя полтора часа, как только вся грязная посуда моими усилиями сверкала чистотой, мне оставалось завершить эту уборку лишь мытьём полов, на которое ушло меньше сорока минут, если не учитывать большинство времени, которое я потратила, чтобы оттереть какое-то очень липкое желтоватое и засохшее пятно на кухне. После всего ажиотажа, оперевшись о стену спиной напротив спящего учителя, я пыталась отдышаться, но запыхалась так, будто пробежала марафон. И внезапно с улицы послышались громкие голоса ругающихся людей, а потом со стороны кровати раздалось шуршание и какое-то неоднозначное мыкание. Дмитрий Юрьевич очнулся. — Сучки старые, — прохрипел он и кое-как поднялся с кровати, но сильно покачнулся, отчего я сорвалась с места и нырнула под него, положив руку учителя на своё плечо. Тот сильно удивился, увидев меня, — Менделеева, ты что…? А потом стал разглядывать убранную комнату, и глаза химика становились всё шире. Он осторожно убрал руку, и, видимо придя в норму, засунул по привычке руки в карманы, прислушиваясь к крикам. — Это же какой скотиной нужно быть, чтобы сделать такое!.. — Свинья! — Все под богом ходим, получит ещё! — Ничего, рано или поздно узнаем в лицо! Тот шмыгнул разок, похлопал глазами, поморщился пару раз и снова оглядел мутным взглядом комнату, а потом, немного покачиваясь и попутно оглядываясь, двигался к кухне, бормоча под нос что-то вроде: «…ну нифига ж себе, сто лет так не убирался… о, даже паутину сняла… хо-хо, пятно от пива оттёрла, круто…». Я шла за ним и поражалась его фразам, и учитель с запоздалой реакцией, снова пробормотав себе под нос: «…чё разорались, кошёлки, я сто лет мусор в окно не выбрасывал», глянул в окно и восторженно произнёс уже громким голосом, обращаясь ко мне: — О, Менделеева, моя школа! Единственная моя реакция — поза в стиле «рукалицо». Нет, серьёзно, всё это время он выбрасывал мусор в окно?! Как его ещё не вычислили?! Чёртов хитрожопый и до ужаса удачливый засранец! — Ага, меня ещё не вычислили. А ты молодец, что не раскрылась, дар в тебе есть, — он хохотнул, не отводя взгляд от окна, пытаясь разрядить своей шуткой обстановку, но всё больше сникал. — Кстати, а как на мне эта одежда очутилась? — А, эм… ты переодеться успел… — я раскраснелась, выдавая себя. — Да? Вроде ты мне дала лекарства и я отклю… — он замер, не договорив, как сам немного покраснел и ухмыльнулся, — Менделеева, только не говори, что ты… — Да-да, хорошо, ты раскусил меня, — я замахала перед собой руками, которыми сразу же закрыла и без того пылающее лицо. Но через пару секунд, выдохнув, пришлось начать трудный для нас разговор, — пора расставить все точки над «i», не против? — Идём в комнату, — угрюмо произнёс он и направился в комнату, и мне ничего не оставалось, как следовать за ним с гулко бьющимся сердцем.