Пф, тоже мне препод века!

Для любой женщины важно знать, что её любимый в порядке. Что он здоров, ментально весел, а все его дела идут в гору. Но ещё важнее, чтобы он любил. И как можно искреннее. Всю рабочую смену я пробыла в прострации из-за слов Саши. Мне не давала покоя его логика, слова. С одной стороны, если пораскинуть мозгами, он был чертовски прав. Но сердце отказывалось воспринимать реальность. Мне казалось, что на глазах розовые очки. Он казался идеалом: характер, внешность, умение жить. Единственное, что меня напрягало, часто казавшаяся непостоянность. Сегодня мы любили друг друга, завтра уже менялось всё. Единственное, в чём я была уверена, так это в своей возрастающей любви. Я пыталась всеми силами обеспечить ему счастье, подарить любовь, что жила в глубине души. Неизвестно, откуда она во мне… Скорее всего это наследие от моих погибших настоящих родителей. Нынешние забирали у меня всё, что можно было только забрать. Только воля моя оставалась лично при мне. Смена постепенно заканчивалась. Охранник выводил где-то пьяных, где-то обгашенных* или даже трезвых людей, которые с унынием, только вошедшие во вкус веселья и отдыха, чапали на выход. Музыка давно прекратила играть, рабочее место прибрано, а это значит, что пора домой. Я устало вздохнула, вспоминая, что есть школа, что есть уроки и домашнее задание. Учёба по сравнению с моими ныне жизненными обстоятельствами казалась детским лепетом, а подростки, то бишь мои ровесники, которые ежесекундно жаловались на жизнь в виде постоянных нравоучений родителей и огромного количества информации с домашним заданием, вызывали у меня смех. Было завидно смотреть на то, что у них есть достаток, родители, и вообще их юность протекает так, как должна. А у меня что? Разборки с учителем и его беременной недоневесты, бедлам моей семьи. И было бы совершенно невероятным вылезти из всего этого дерьма. Я представляла себе другую жизнь, когда я приходила бы домой, а дома ждал бы горячий обед вместе с дружными родителями, потом уроки, небольшие посиделки в интернете и хороший, как казалось душе, сон. Что не понос, то — золотуха. Так можно описать мою жизнь. Я решила зайти домой перед тем, как отправиться в школу, время вполне себе позволяло. Морозный воздух заставлял немного кашлять, из носа текла вода, которую я постоянно вытирала рукавом пуховика. В голове одна каша, которую никак не получалось хоть как-то съесть хоть по маленькой ложечке. Пришлось заранее продумывать план, что сказать родителям в том случае, если никто из них не спит. Даже удалось морально подготовиться к побоям. Но, оказалось, ничего из этого мне не пригодилось.

***

— На, подавись своей бумажкой, — рявкнул Александр, кинув в преподавателя документы, — скажи спасибо Лере. Если бы не она, я бы в жизни тебе не помог. — Я-то подавлюсь. Только запомни: Леру ты у меня не заберёшь, — сдавленный голос звучал с угрозой. Но светловолосого это только рассмешило. — Ну-ну. Посмотрим, кто кого. Если Алинка убежала ко мне, то и Лера тоже. Знаешь… бабы… они такие. Ну, ты же меня должен понимать. Если Лера здесь работает, значит, ей нужны деньги. Значит, ей нужен мужчина, который её обеспечит. У кого из нас двоих их больше? У тебя, жалкого учителишки или у меня? Я хоть себе в семье не отказываю. А ты с такими родственниками живёшь как нищеброд. Отказался от наследства своих родителей. Какой же ты идиот. Александр снова засмеялся, почувствовав вкус победы. А химик стоял с остекленевшим взглядом. Он норовился избить того до полусмерти, задавить, размазать. Потому что где-то его когда-то былой друг оказался прав. И это уничтожало морально. Но Дмитрий не мог, просто не мог сейчас что-то сделать, потому что светловолосый спасал в данный момент его задницу. И он понимал: чем быстрее разделается с Настей, тем быстрее он заберёт себе Леру.

***

— Что за…? — меня охватил настоящий ужас. Квартира оказалась разгромлена. Куски обоев, окровавленные стены, где виднелись смазанные следы рук, осколки. Чем дальше идёшь, тем страшнее смотреть, как перевернута вся мебель, опрокинуты комоды, перешвыряны все вещи. А самое главное — гробовая тишина… Я подошла к комнате родителей. Двери закрыты. Они не поддавались, когда я нажимала на них, чтобы открыть, как будто что-то очень сильно мешало там. Внутри зарождалась одна догадка, подтверждающая такую тишину: кто-то кого-то мог убить. И явно мать подверглась побоям отца снова. И я очень надеялась, что не с летальным исходом. Дверь получилось открыть только плечом, и вместе с этим дыхание перехватило. Мать в бессознательном состоянии была прикована к батарее: порезы по лицу, рукам, словно она держалась за остриё ножа. По коже прошёлся холодок не только из-за вида женщины, но и из-за чувства страха. Если она здесь, то где.? По голове пришёлся удар, который меня моментально ослепил и заставил тело бухнуться на пол мешком. И повезло, что сознание не отключилось. Шок притупил боль, поэтому, спустя время, мне удалось подняться на колени и поднять взгляд на отца. Бездумные и агрессивные глаза пытались меня изничтожить вместе с матерью. И внутри что-то оборвалось. Появилась паника и понимание того, что в ближайшее время мне никто не сможет помочь, что я один на один с чудовищем без памяти. — Папа… что ты делаешь… — голос охрип, а мысли не могли никак состыковаться с логикой. С ударом всё кардинально разрушилось, рана на лбу нещадно саднила, и так хотелось спать… Уснуть, вместе с другими мамой и папой. Как мне хотелось, чтобы они были рядом со мной. Спасите меня, пожалуйста. — Хм, — его губы расползлись в гадкой ухмылке. И последнее, что я увидела — замах битой и темнота.

***

-…где Менделеева? — спросил химик у класса, смотря в журнал и каждый раз переводя взгляд на класс. В нём зарождалось нехорошее чувство по поводу отсутствия Леры. Она никогда не пропускала занятия без повода, предупреждая как минимум классного руководителя или кого-нибудь из одноклассников. Или может быть она отсыпалась после почти суточной работы? В любом случае ему было необходимо сначала провести урок, а уже потом искать ученицу. Время ползло медленно, а вместе с этим нервы натягивались, словно струны. Ему, как воздух, было необходимо знать, что случилось с Менделеевой. В течение урока, пока класс писал конспект, химик подумал о том, что совершенно не знает, какие у неё родители, что представляет вообще из себя её семья, почему она работает. Он вспомнил беспокойный разговор его ученицы и её бабушки, лекарства… Что происходило в её жизни? Он ни разу не поинтересовался, хотя понимал, что даже если бы спросил, то не получил бы ответа. Как закончился урок, так Дмитрий Юрьевич сорвался в машину и поехал искать квартиру Леры, пытаясь контролировать скорость на машине, чтобы случаем не попасть в аварию.

***

— Извините, — парень подошёл к женщине, которая открывала дверь в подъезд. — Вы не подскажете, здесь проживает Валерия Менделеева? — Да-да. Живут тут такие, это ужас! Бедная девочка… Появляется только иногда рано утром, под глазами мешки. Днём её редко застанешь. Родители у неё плохие: мать колется, отец пьёт. — Дмитрий не ожидал такого ответа и хотел перебить женщину, чтобы узнать номер квартиры, но соседка лишь усугубила положение, — поговаривают, она проститутка… — Закройте рот, — прорычал он, меняя свой тон, — квартиру мне, живо. — Тридцать седьмая, прости тебя Господи… — она перепугано отшатнулась, когда он сорвался внутрь, понимая, что плохое предчувствие не подвело, и Лера может быть в реальной опасности. С каждым лестничным пролётом он улавливал звуки голосов и приглушённые крики. На лестничной клетке перед квартирой с коричневой обшарпанной дверью стояло несколько человек, что обсуждали ситуацию и предполагали разные варианты исхода событий. Самые разные: от побоев до обычного скандала. Но химик понимал, что это не простые крики, что там нужна помощь девушке. — Почему вы все здесь стоите и смотрите? — запыхавшись, преподаватель возмущённо осматривал сплетников. — Там же кричат! Вы понимаете, что кто-то в опасности?! — Ой, да перестаньте! — какая-то бабка нахально махнула рукой, — у них там каждый день кто-то в опасности! Отец, чай, опять напился да двух потаскух своих бьёт. Поделом им! Одна колется, другая проститутка! Резко все замолчали и повернулись на дверь, слыша: — Папа, нет! Я тебя умоляю, убери нож! Хватит, ей больно! Папа, пожалуйста, не надо! — он узнал голос Леры и плюнув на старую сплетницу, начал барабанить в дверь. Крики усилились. Внезапный и очень громкий стон, похожий на визг, боли напугал всех. «Только бы успеть, только бы успеть, пожалуйста…» — Вызывайте ментов, чего вы стоите! — громкий голос всех взбаламутил и, как ни странно, заставил зашевелиться соседей. — Лера! -Папа, нет! — Прозвучал выстрел, и парень дёрнулся, на один лишь миг остановившись, но позже с новой силой начиная ломиться в квартиру. Но никто уже не отзывался. Гробовая тишина, предвещающая что-то ужасное и катастрофическое. Дмитрий начал прислушиваться, трясущимися руками держась за ручку. Ни шороха, ни шагов, ни разговоров… Что же делать? По ступеням раздались громкие шаги мужчины, расспрашивающего о том, что происходит, и той бабушки, которая описывала крики. Он не понимал, откуда так быстро взялась полиция. С нетерпением и страхом в душе химик подбежал к представителю власти и начал объяснить ситуацию. — Открывайте, это полиция, — постучавшись, сотрудник ожидал ответа. Но, не дождавшись, было принято решение выбивать дверь. Она поддалась с третьего раза. Обстановка поразила всех. Химик, всё дальше ступая ногой, думал, сон ли это, а за спиной сотрудник полиции по рации сообщал всё, что видел. Он смотрел не поражённо, без страха или удивления, как будто это было для него обычным делом. А преподаватель не мог осилить увиденное: труп истерзанной ножом женщины, что была прикована к батарее, противоположно лежал мужчина с раскромсанным черепом, куча крови и мозгов, в прямом смысле слова, на стене и Лера с ножом в предплечье, вся в крови, с неглубоким порезом на шее и сквозной раной в руке. Она, безумно уставившись в угол рядом с трупом мужчины не двигалась, словно восковая фигура. Глаза потускнели, в них больше не плескалась жизнь. — Мужчина, отойдите, здесь сейчас будут работать специалисты, — сотрудник положил руку Дмитрию на плечо, но тот не двигался, пытаясь переварить то, что предстало перед его глазами.