(не)Любимый преподаватель

В школе было душно и людно. Маша сидела на подоконнике и дописывала сочинение, которое задавали на дом. Легкий тремор в руках мешал нормально закончить начатое. Соколова нервничала, причем очень сильно, из-за того, что Ваня больше не заходил в сеть. После того, как он ушел на прогулку, от него не было вестей, и девушка чувствовала себя очень плохо из-за этого. Мало ли, что с ним могло случится? Кто вообще идет гулять в одиночку так поздно? И почему, если с ним все нормально, он так ничего и не написал? Черт. Закрыв тетрадку, Соколова сложила свои вещи в сумку и поплелась в аудиторию. Она была настолько погружена в свои мысли, что даже не заметила информатика, который проходил мимо. Тот, кажется, слегка опешил от того, что в этот раз никто никуда не врезался и ничего не уронил, отчего остановился и недолго смотрел вслед ученице. Та, в свою очередь, скрылась за поворотом. Благо, сегодня информатики не будет, и ей не придется краснеть от своей глупости. Занятия для Маши проходили как в тумане. Она уже давно перестала уделять достаточное внимание учебе в школе. Все ее силы уходили на репетиторов и подготовку к экзаменам. Учителя это понимали, и уже не так много внимания обращали на одну из своих лучших учениц. Нужно было хорошо все сдать, не подвести родителей и поступить в хороший университет. Только вот весь запал к концу учебного года успел закончится. Соколова уже ничего не хотела. А вечные проблемы с друзьями/знакомыми/Ванями/Димами только делали хуже. Благо, Масленников пока что не лез к Маше — и на том спасибо. «Я думаю, мне стоит поговорить с Викой, и попробовать отвести ее к психологу» Соколова даже немного проснулась. Приподнявшись с парты, на которой лежала, девушка вновь пробежалась глазами по сообщению. Живой, все-таки. Не умер. И снова говорит о своей Вике. Маша огляделась по сторонам и, убедившись, что внимание учителя сконцентрировано на первых рядах, взяла в руки телефон. «Я думаю, тебе стоит меньше гулять по ночам или хотя бы говорить, что ты вернулся с прогулки живым.» Соколова прикусила губу. Не в ее духе было читать нотации и пытаться ограничивать других людей. И снова чувство вины за резкие слова накрыло девушку с головой. «Прости.» «Просто я очень переживала за тебя.» «Если она не согласится идти к врачу, не настаивай. Попробуй сам с ней поговорить и объяснить, что самоубийством она ничего не добьется.» Маша сжала в руке телефон в ожидании ответа и повернула голову к окну. Солнце пробивалось через листья деревьев в класс и небольшими бликами играло на лаковой поверхности первого ряда парт. Погода на улице стояла прекрасная, и все было бы хорошо, если бы не взявшийся из ниоткуда в школьном дворе Дима. Соколова почувствовала, как ее телефон завибрировал, и посмотрела на экран. К сожалению, писал не Ваня. Это был Масленников, который о чем-то хотел поговорить. Он прогуливался между деревьями в школьном саду, разговаривая с учителем истории и обществознания, с которым они всегда были дружны. Но Маша не хотела присоединяться к этой прогулке. Маша не хотела видеть Диму так скоро, когда в ее голове еще не все устаканилось. Ей нужно было всего лишь немного времени и пространства. А Масленников, видимо, решил, что ему лучше знать, когда им стоит поговорить о произошедшем. «Это ты меня прости» Маша вновь посмотрела на телефон. Губы едва заметно дрогнули в легкой улыбке. «Я хотел тебе написать, но просто не успел. Пол ночи готовился к урокам, а потом отрубился» «Я, наверное, так и поступлю. Просто она очень упертая, ей сложно что-либо доказать» На какой-то относительно небольшой промежуток времени Маша даже забыла о Диме, который ждал ее на улице. «Да, я все понимаю, все нормально :)» «Надеюсь, все будет хорошо, и она поймет тебя. Уж что-то, а убеждать ты умеешь» «Ты вообще как? У тебя все нормально? А то я все о себе да о своих проблемах…» «Да, у меня все хорошо. Ну, нормально, скажем так. Немного подкосили праздники. Да и тяжело после всех этих выходных ходить в школу: (» «Это точно. Ну, тебе ведь не долго осталось свою ношу тащить, скоро все закончится, не переживай ;)» «А я побежал, дел много, спишемся вечером» Прозвенел звонок. Соколова потерла глаза, как всегда забыв, что она уже третий год как красится и делать так нельзя. Потянувшись, девушка неспешно начала собираться. Выходить из класса ей хотелось меньше всего. Она была не готова к предстоящему разговору. Когда в классе уже никого, кроме Маши, не осталось, а та все еще продолжала рыться в своих вещах, по классу разнесся красивый мужской голос, а после послышался звук захлопнувшейся двери. — Что ты, Машенька, пытаешься меня избегать, что ли? Девушка опускает портфель на парту, поднимая взгляд на Диму. Тот как всегда выглядел хорошо. Можно даже сказать безупречно, но Масленников вряд ли заслуживал таких эпитетов в свой адрес. Губы юноши растянулись в гаденькой улыбке, а сам он стремительно подбирался к своей жертве. Ой, то есть Маше! И не своей. Вроде бы. — Я не избегаю тебя, — Маша гордо поднялась со стула, на котором сидела, а после демонстративно начала собираться. У нее, все-таки, еще целый урок впереди. И не абы какой, а обществознание, которое ей сдавать уже очень и очень скоро, — Но если мы сейчас с тобой начнем трындеть, я опоздаю на урок, и Михаил Васильевич нажалуется моей маме, что я на его занятия не хожу, а мне этого не надо! — Соколова повысила немного голос для красоты, застегнула портфель и взяла его в руки. Далеко уйти, правда, не смогла, потому что Дима со всей дури хлопнул по столу ладонью. От неожиданности Маша обратно уселась на стул. — Во-первых, я тебе десять минут назад написал, что нам надо поговорить, так что не пытайся убежать, — юноша взял стул и сел перед Машей, — во-вторых, с общества я тебя отпросил, эссе в качестве домашки за тебя напишу, уроков в этом кабинете больше нет, так что, Мария Сергеевна, вам придется со мной объясниться. Дима выглядел угрожающе. Он больше не улыбался. Его руки были сложены в замок. Правда, лица Масленникова Маша не видела, потому что смотрела в пол, чувствуя себя очень неловко. Во всей этой ситуации она была загнанным в угол зверьком, с которого пытались снять шкуру. Нет, не так. Этого зверька пытались уговорить самостоятельно снять с себя шкуру. И, кажется, деваться было некуда. — Что ты хочешь от меня услышать? Что я пьяная дура? Что я шкура? Что я сумасшедшая тварь? Я скажу все, что ты хочешь, только отстань от меня, — Маша чувствовала, как у уголков глаз скапливаются слезы. Она не любила, когда на нее давят. И Соколова знала, какой Дима дотошный. Как он может доставать людей, чтобы вытащить из них то, что ему нужно. Как может давить, словами и действиями, выжидая нужного момента. Маша знала, что во всей ситуации виновата была только она. Потому что, во-первых, она напилась первого мая на празднике у Масленникова, во-вторых, она сама пришла к Диме и без каких-либо прелюдий поцеловала его, и, в-третьих, потом она ушла дальше пить вино, оставив юношу наедине с самим собой. Никаких объяснений Маша не давала даже самой себе, что уж говорить о том, чтобы что-либо объяснять парню. Она чувствовала себя грязной, хотя сама не понимала почему. Хотелось убежать домой, спрятаться под одеяло и больше никогда из-под него не вылезать. Только вот перед Машей сидел крайне недовольный юноша и его такой расклад не устраивал. — Маша, але, очнись! — Дима поднял голову девушки за подбородок, заставляя посмотреть на себя. — Если ты не забыла, я все еще твой друг, и мне просто интересно, что тогда произошло, — Масленников улыбнулся, убирая руку, — Ты не отвечаешь ни на мои сообщения, ни на мои звонки. Я думал, ты чего-то от меня ждешь, вот и приехал, — юноша встал со стула, тут же направился к выходу, — Как разберешься в себе, звони. Я всегда на связи. Дима ушел. Соколова, впрочем, вообще не поняла, что произошло. Какое-то время она сидела неподвижно, глядя вперед. Маша ждала криков, ругани, давления и прочей жести, а вместо этого получила понимающее как разберешься в себе, звони. Девушка вытерла остатки слез со щек, а после вышла из кабинета, оглядываясь по сторонам. Димы не было. И как это все понимать?