***
Лонгвей спустился по большой лестнице вниз, потом снова поднялся на верх, и снова в низ. Заметив Офру, он немного напрягся, сделал глубокий вдох и выдох. «Она шла вся такая небесная, легкая, спокойная. Её ножки аккуратно касались ступеней, мне даже не миг показалось, что она летит. Её белоснежное платье парило над ступенями, и подол едва касался пола. Я поймал её взгляд, но отвел глаза, ибо всегда (даже и сейчас) не могу позволить себе даже подумать о тех, серо-голубых, с густыми ресницами, глазах. Я никогда не видел большей благородной печали, чем в её глазах. Мне всегда думалось, что в них скрыта вся скорбь мира, все скорби, которые переживают люди, казалось (хотя, мне зачастую и сейчас так кажется, хотя в то время, ещё мальчишкой, я видел поверхностно,…а сейчас понял, что, то была благородная радость), что её душа болит за каждого»,- «Белый ангел моей жизни». -Ваше Высочество,- набравшись смелости, сказал Лонгвей и сделал несколько шагов на встречу к Офре. Она посмотрела на него и улыбнулась,- позвольте запечатлеть Вас!- С большим мужеством выдавил из себя юноша. -Тут?- Смущенно спросила девушка.- Прямо на лестнице?- Удивленно спросила Офра. -Да, да! Сегодня свет падает так хорошо именно здесь!- Поспешил оправдаться юноша. Он украдкой посмотрел на девушку. -Ну, ладно!- Немного смущенно ответила Офра.- Я полностью доверяю Вам,- сказала Офра, прикоснувшись к руке Лонгвея,- Ваш отец прекрасный художник! Я уверила, что Вы так же талантливы! Офра смотрела парню прямо в глаза, отчего парень немного смутился. По его коже побежали мурашки. -Спасибо Вам, Ваше Высочество!- Лонгвей поклонился.- Я надеюсь, что не разочарую Вас!- Он еще раз поклонился. Спустя несколько минут можно было наблюдать такую картину, Офра стояла спиной к перилам, положив на них одну руку, другую руку она прижала к сердцу. Лонгвей попросил Офру опустить голову, при этом повернув её немного в сторону. Лонгвей с большим упоением начал работать. Конечно, он соврал. Свет в этой части замка падал просто ужасно, но юноше не терпелось запечатлеть юную принцессу. С каким же упоением он приступил к работе. Каждый взмах кистью давался ему в удовольствие. «Она казалась для всех такой не заметной, такой чужой и отстраненной от мира. К сожалению многие так считают и до сих пор. Я специально начал книгу об этой прекрасной даме! Люди не верили в неё, все, ну, почти все!»,- «Белый ангел моей жизни».***
-Ну, это совсем не дурно! Я бы даже сказал, что ты делаешь большие успехи, сынок!- Сказал Ксиаобо, подойдя ближе к сыну. Лонгвей сидел за большим холстом и перерисовывал портрет милой, его сердцу, принцессы. Офра так же стояла, склонив голову, но вместо лестницы на фоне, Офра стояла в прекрасном саду. Только к сердцу она уже прижимала не руку, а небольшую книгу в красной обложкой с золотистым крестом наверху. Другой, свободной, рукой она поддерживала платье, которое было кремового цвета. На шее весел маленький крестик. Волосы её были распушены, они вьющимися локонами спадали на её плечи. На картине она прекрасной. Художник негде не приврал, он передал образ юной принцессы таким, каким он являлся. Надо сказать, откровенно, что Лонгвей напишет еще множество работ, но, ни одна не сможет снискать такого, же успеха, как эта самая картина. -А кого рисуешь-то?- Немного смущенно спросил отец, который был явно горд успехами своего сына.- Боги, никак принцесса!- Встав ближе, и немного склонившись, вскрикнул Ксиаобо. Тут гордый отец поменялся в лице. Сын ничего отцу не ответил. Он только усмехнулся, но от работы не оторвался. Лонгвей имел достаточно жесткий и весьма своенравный характер. -Да!- Радостно воскликнул юноша.- Она самая! Наша принцесса!- С каким-то дивным душевным упоением ответил Лонгвей. -Угу!- Немного задумчиво, даже строго, протянул отец Лонгвея. -Отец,- немного строго сказал мальчик, повернувшись боком,- я решил.…Так…как бы это лучше сказать…я…решил…даже нет, не так…я думаю.…Нет, все-таки решил,- мальчик вздохнул, на несколько секунд закрыл глаза. Он еще раз подумал о том, какой прекрасной сегодня была принцесса, когда она предстала перед ним.- Я решил принять православие, подобно нашей принцессе… - Буквально на одном выдохе ответил юноша. Лицо отца покраснело от негодования. Он долго стоял, молча, и ничего не говорил. Он долго смотрел в одну точку, пытаясь выдавить из себя хотя бы слово. Он уже хотел высказать своё негодованию сыну, как его взгляд снова упал на картину. Его еще раз поразило то, с какой нежностью его сын водит кистью по холсту. Тогда на лице Ксиаобо заиграла улыбка. -Ты никак влюбился!- С небольшой хитринкой в голосе произнес Ксиаобо. Услышав это слова, мальчик напрягся. Он опустил кисть и повернулся к отцу. -Да!- Гордо ответил мальчик. Он встал со стула и подошел, большими шагами, к окну.- Она вдохновляет меня своей красотой и врожденной грацией!- Смотря в окно, сказал мальчик. -Сынок,- с улыбкой скала Ксиаобо,- ты должен понять, что она тебе не по зубам! Она принцесса, а ты…простой художник!- Сказал отец и положил руку на плечо сына.- Зачем ты хочешь сменить веру? -Я случайно услышал, как она сказала, что выйдет замуж только за того человека, который будет принадлежать её религии! -И с чего ты взял, что она вообще полюбит тебя? Ты думаешь, что принесешь ей портрет, и она тут же побежит за тобой?- Ксиаобо заметно волновался. -Но…- Лонгвей хотел было, что-то сказать, но так и не нашел слов. -Сынок, пойми, что она принцесса…и…ей нужен принц! Дам тебе совет, ты даже не думай ей, что-то говорить о своих чувствах. А то, так и головы лишиться не долго!***
Справедливости ради, надо сказать, что Лонгвей все-таки принял православие с именем Пётр. В его душе ещё пылала надежда на то, что он понравиться юной принцессе, и они будут счастливы всю жизнь. Ксиаобо так и не принял выбора сына, но и не запрещал ему. Хотя, надо сказать, что отец был весьма разочарован. Лонгвей, или теперь уже Пётр, оставил такие строки в своём дневнике: « Иногда я видел её в храме. Она стояла такая одинокая, безмолвно вглядываясь в лики святых. Но, в редкие минуты, когда я мог поймать её взгляд, я чувствовал счастье даже от того, что могу стоять с ней рядом! Однажды, свет падал так, что она невольно оказалась в его луче, просочившись через маленькое окошко храма, свет будто бы выдели именно её. И, тогда я понял, что она ангел»