Paradise: A New Start

Время шло как-то слишком неуловимо. Роза чувствовала, что потерялась в нем, не в силах зацепиться за что-то. Она редко смотрела на часы, но все равно понимала, что время от нее ускользает: вот на улице необычно солнечно, а вот уже идет дождь, не успев это понять, Роза уже смотрела на туман, застилавший город пеленой. Ночь подкрадывалась слишком неожиданно, но Роза была этому рада. Почему-то именно ночью она чувствовала себя лучше. Она редко бывала дома, все время гуляя по городу. Точнее сказать, она не гуляла по нему, а приходила в одно и то же место. Точнее, в два места, находящихся в нескольких метрах друг от друга. Выходя днем, она забиралась в то старое небольшое здание и сидела там, около входа, чтобы не было так жарко, а когда на Лондон опускались сумерки она забиралась на крышу этой «Коробки»* и наблюдала за зажигающимися огоньками, за еле видными звездами, за медленно вращающимся огромным колесом. Иногда она подходила к «Глазу» и наблюдала за какой-то кабинкой, за ее медленным и плавным ходом по окружности. Она не покупала билет и не садилась в кабинку после того раза — не могла. Ей было страшно. Что-то внутри трепетало от одной только мысли, что она окажется так высоко над звездной землей совсем одна. Но она все же садилась на небольшую скамейку и наблюдала за тем, как колесо вращается, поднимая и опуская все новых и новых людей. Это успокаивало Розу, отвлекая ее от странный мыслей и ощущений, которые в последнее стали появляться все чаще. Например, вчера она вновь весь день просидела на крыше ее «Коробки» и, решив все же перекусить, зашла в кафе неподалеку. Она заказала картошку и тут же у нее скрутило что-то внутри, а в ушах вдруг раздалось две фразы: — Наше первое свидание. — Мы ели картошку! Первый голос, кажется, был ее, а второй… Она не знала, чей был второй голос. И она совсем не помнила, чтобы хоть когда-то такое говорила. От этого воспоминания было так гадко, что она не смогла съесть ни одного поджаристого ломтика и отдала контейнер какому-то бездомному по дороге. Тот, кажется, что-то сказал и улыбнулся, но Роза не уловила этого, быстро направляясь подальше от кафешек. Мир неумолимо ускользал от Розы, а она не могла отделаться от мысли, что это уже когда-то было. Что она так же чувствовала себя вне этого времени, словно находящаяся где-то в другом месте. У нее постоянно появлялось какое-то дежавю, разрывающее сознание, и эмоции, источник которых она не знала. Ей почему-то казалось, что сам Лондон был каким-то маяком, зовущим не бывавшие слова, мысли, чувства. Но хуже всего было дома. Она понимала, что мать и отец волнуются за нее, понимала, что ей следует постараться быть нормальной хотя бы ради них, но она не могла. Она не могла оставаться в этом невероятно чужом доме. Ей казалось, что ее кровать слишком мягкая и большая, что ее комната слишком серая и слишком роскошная, что сам дом слишком белый и в нем слишком много места. Ей казалось, что всего слишком. Ей казалось, что она ко всему этому не подходит. Но в то же время, она не могла понять почему. Ведь они уже давно здесь живут. Здесь растет Тони, здесь родители стали как-то дружнее, здесь, по сути, находится вся ее жизнь. Но почему-то она уже не чувствует себя причастной ко всему этому. Повседневная морока кажется ей такой утомительной, такой неправильной, что она не может этого выдерживать. Но она не понимает почему. Почему не может, если она прожила так всю жизнь? Что изменилось? Ну, да, ее похитили. Но это не казалось чем-то важным. Порой Роза и вовсе забывала об этом, и лишь синяки на запястьях напоминали о произошедшем. Но разве из-за того, что ее чуть не лишили дома, она не должна наоборот еще больше начать любить его, дорожить им? Почему на нее это действует совсем иначе? Почему она с каждым днем чувствует себя все больше и больше отдаленной от этого мира? Роза спустилась из комнаты. Время было, кажется, где-то за двенадцать. Может час, а может и четыре. Встала она не так давно — опять вернулась слишком поздно. Она зашла на кухню и стала делать себе сэндвичи с джемом. После того «приступа» в кафе, она не решалась зайти в него вновь и потому брала еду с собой. Иногда несколько сэндвичей, иногда салат, иногда пару фруктов. Также она покупала какой-нибудь перекус в палатках. В общем, здоровая пища — это не про нее. Хотя, на самом деле, правильное питание сейчас ее волновало далеко не в первую очередь. — Милая, ты уже уходишь? — Слабый голос раздался из-за спины. Роза пыталась не попадаться на глаза родителям, так как чувствовала себя перед ними ужасно виноватой, но не могла ничего сделать. Не поднимая головы, она кивнула. — Может, хоть ненадолго останешься? Выпьем чаю… — Большая чашка чая от всех проблем, — с какой-то иронией произнесла Роза и даже эта простая фраза отозвалась непонятной болью. — Роза, что с тобой происходит? Ты сама не своя после того случая. О, если бы Роза знала. Если бы она хотя бы немного понимала, что с ней происходит, она не пыталась сбежать от этой реальности так быстро и так часто. Но она не понимает. Она не просто не знает, она действительно не понимает из-за чего вызваны все эти перемены в ней. И она постоянно сбегает, потому что боится оставаться в закрытом пространстве. Потому что боится, что это «неизвестное» поглотит ее. — Все в порядке, мам, — как всегда спокойно ответила Роза, укладывая сэндвичи в пакет, а пакет — в небольшой джинсовый рюкзак. — Я пойду прогуляюсь. Роза, все так же не поднимая головы, быстрым шагом прошла мимо Джекки и вот, когда спасительная дверь была уже на расстоянии пары метров, ее поймали за запястье. Она болезненно шикнула, но не обернулась. — Ох, прости! — Джекки тут же одернула руку, а Розе стало слишком не по себе от печали и отчаяния в словах матери. – Но, дорогая, я совсем тебя не вижу… Это же твой дом, здесь есть мы все, и мы тебя очень любим. Пожалуйста, Роза, не уходи. Посиди со мной, поговори, ты же знаешь, что можешь рассказать мне все, что угодно! Но только не уходи и не замыкайся в себе, пожалуйста! Роза закусила губу и едва проглотила подступивший ком. Она обернулась на мать и наконец подняла голову. Она выглядела такой запутавшейся и потерявшейся, что у Джекки тут же защемило сердце. — Я не понимаю, что со мной происходит, — Роза чувствовала, что едва ли может контролировать свои эмоции. Все накипевшее в ней с того «срыва» на колесе обозрения бурлило где-то внутри, иногда поднимаясь и создавая игловатый ком, который становилось все труднее и труднее проглатывать обратно. — Расскажи мне все, милая. Расскажи мне, — Джекки ласково погладила Розу по волосам и усадила на диван, приобнимая. И Роза рассказала. Она рассказала, с чего все началось. Рассказала обо всех ощущениях и мерцающих воспоминаниях, которые вовсе и не воспоминания, потому что этого никогда не было. Она рассказала о том, что чувствует себя здесь чужой и может найти себе место в каком-то глупом здании с трубами, сама не понимая, почему именно там. Она рассказала, как почувствовала себя свободной, когда оказалась в кабинке «Глаза» и поднялась высоко над землей, и как она почувствовала себя невероятно одинокой, глядя на все эти горящие огоньки внизу. Она рассказала о том, что ей не хватает кого-то, но она не может понять, кого. Что она время от времени отпускает какие-то совершенно глупые и обычные фразочки в пустоту, считая, что рядом с ней кто-то есть. Что иногда, даже в самые холодные дни, она неожиданно достает руку из кармана в какой-то слепой надежде, что ее сейчас возьмут за руку, а когда этого не происходит, какое-то противное чувство начинает гудеть внутри. Она рассказала о снах, в которых она бродит по белой бесконечной пустоте, в которой то и дело раздаются шаги или голоса, хотя она всегда оказывается там одна. Она рассказала все, и под конец своей исповеди Роза уже сидела, поджав к себе ноги и прижимаясь к матери, которая ее крепко обнимала, поглаживая по волосам и спине, а по щекам ее текли слезы, которые было невозможно остановить. И вот так, совершенно вымотавшись от своего долгого рассказа, Роза уснула. Джекки попросила Пита отнести Розу в кровать и тот с радостью выполнил поручение. Укрыв дочь пледом, она вышла из комнаты, прикрывая дверь, и быстро спустилась вниз, уже на ходу доставая сотовый телефон из кармана. Столько дней она видела, что с Розой что-то происходит, но считала это чем-то вроде отрицания произошедшего и попытки восстановиться, обходя город и наблюдая за людьми. Она не могла представить, что все настолько плохо. Что с ее милой Розой происходит столько всего и что воспоминания, которые у нее забрали, все равно находят способ навредить ей своими обрывками. Найдя нужный номер, она нажала на кнопку вызова и прислонила телефон к уху. Ответ раздался незамедлительно. — Доктор, с Розой что-то происходит. Ты должен приехать, — и стоило ей это сказать, как на другой стороне послышалось «уже еду» и потянулись гудки. Джекки сжала телефон в руке, закрывая глаза. С ее дочерью на самом деле происходило что-то страшное. И сейчас ей действительно нужен был Доктор.