И даже время за...

      В кабинете директора Хогвартса стояла напряженная тишина, словно все присутствующие здесь волшебники боялись произнести даже слово, нарушив некую границу, можно даже сказать – равновесие. Стоило только признать для себя, что всё случившееся – правда, и вся жизнь разлетится осколками, весь мир станет казаться лишь выдумкой неведомого сказочника.       Альбус Дамблдор не мог поверить, что только что, прямо на его глазах трое детей исчезли в неизвестность, а стоило задуматься более тщательно, как дыхание замирало от осознания того, что он, директор и один из сильнейших магов современности, не в силах ничего сделать, даже чтобы просто узнать – где ребята, а что ему нужно будет говорить их родителям в оправдание своей безучастности, своей заторможенности, своего бездействия во время происшествия, ведь он чувствовал страх, скорее даже ужас троицы, но не придал этому значения, пока не стало слишком поздно. Что же им вообще делать?! Впервые за многие годы Дамблдор не мог ответить на этот вопрос не только кому-то, но и самому себе, из-за чего ощутил весь груз прожитых лет на своих плечах, глядя на взволнованных магов рядом с собой. — Что вы несете, Поттер? Какой еще василиск? Да вы сбрендили в этом своем светлом будущем, если решили, что мы поверим в этот бред! – Снейп чуть ли не плевался от гнева, только вот на его слова никто не обратил внимания. – Вы оглохли, Поттер? — Северус, – попыталась успокоить зельевара Спраут, но неудачно. В общем, как всегда, когда на Северуса находила эта его идиотская привычка поязвить и пообскорблять того, кто заведомо слабее его, как самая последняя... Только вот в этот раз Снейп выбрал не того человека, не в той ситуации и не в то время, и даже несмотря на уважение, виднеющееся во взоре взрослого Гарри Поттера, это не помешало юноше с грустью посмотреть в ответ на профессора Зельеварения и отвернуться, словно перед ним был человек, не достойный его внимания, хотя на самом деле он пытался скрыть жалость. — Вы такой же наглый, такой же заносчивый, как ваш тупой папаша! Я уверен, что вы все это сделали специально, чтобы отомстить мне! – никакие слова не могли вывести троицу из себя, и Снейпу уже давно стоило бы обратить на это внимание, если бы он только посмел выплыть из этого своего марева, в котором плавал, все глубже погружаясь в детские обиды, в свою ненависть, пусть и заслуженную, но не к тем, трусливо пытаясь что-то доказать посторонним, но в первую очередь – самому себе. Он сейчас походил на глупого подростка, а это о многом говорило.       Дамблдор неожиданно посмотрел на своего коллегу со стороны, и ему, старику и уважаемому члену общества, стало стыдно за Северуса, за его глупые выходки. Альбус даже корил самого себя, что раньше не заметил всего этого яда, распространяющегося внутри молодого мужчины, и он, как более опытный и взрослый, должен был хоть что-то предпринять, сразу же, как только на зельевара впервые стали поступать жалобы из-за некомпетентности, пристрастности к детям, а в последний год – лютой ненависти к ребенку, к Гарри, сыну человека, которого Снейп так и не смог простить. Что-то во всем этом было не так, необычно и странно, как будто профессор никак не мог вырваться из детства, проматывая те годы в своей голове снова и снова. Что же такого должно было произойти с зельеваром, чтобы детские годы до сих пор так влияли на почти сорокалетнего мужика?       Трое деканов и директор смотрели на все больше распаляющегося Северуса с ужасом и непониманием, тройка же пришельцев с жалостью и полным пониманием происходящего. Альбус уже собирался вмешаться, но неожиданно поднялась с места Гермиона, не слушая слов, просто подошла к Снейпу и…       Дамблдор никогда, наверное, не забудет выражения лица декана Слизерина, когда тот понял, что его обнимают и успокаивающе поглаживают по спине женские ручки, из-за чего гнев заставляет зельевара почти задыхаться, и слов произнести он уже не может, так же как и вырваться из необычайно сильной хватки. — Тшшшш, профессор, не стоит тратить силы. «ОНО» разъедает вас изнутри, я знаю, но позвольте… — Что вы себе позволяете, маленькая гряз…?! – почти визг, почти истерика, и сил не хватает, чтобы вырваться, или не хватает желания настолько сильного, чтобы преодолеть сопротивление женского обхвата, словно что-то в ней приносило ему так давно необходимое спокойствие. — Поспите, вы устали, – сказала девушка еле слышно, потом беззвучно что-то прошептала, и Дамблдор стал свидетелем того, как Северус медленно прикрыл глаза и чуть не свалил своим немалым весом Гермиону на пол, но вовремя был подхвачен подскочившим Поттером и усажен на его место. — Что происходит? – не выдержала МакГонагалл. – Мне кто-нибудь объяснит уже?! — Гарри, мальчик мой… — С ним все в порядке, профессор, он просто должен отвлечься, а лучшим способом будет сон. А потом Гермиона применит свой дар и вылечит Снейпа, если на то будет его воля. Хотя, лучше его не спрашивать, а то можно захлебнуться в его язвительности. — От чего вылечит? – удивился Флитвик, глядя на умиротворенное лицо зельевара. — Вы не знаете? Разве мадам Помфри ничего не сделала, чтобы хотя бы осмотреть профессора? Если бы были предприняты попытки сразу, то все не зашло бы так далеко. Это же очевидно, не так ли? — О чем вы говорите, мисс Грейнджер? – Минерва уже начала проявлять нетерпение и злость. — Дементоры! Азкабан! Что бы еще, по-вашему, могло так повлиять на рассудок человека?! Сириус тоже находился в подобном состоянии (Ну, в прошлом будущем) после побега, словно не прошло двенадцати лет заключения, хотя на него это повлияло не так сильно из-за его... анимагической формы. Снейп же в течение шести месяцев находился рядом с этими тварями без какой-либо защиты, в результате чего дементоры и их вытягивающие наружу кошмары способности повлияли на его восприятие действительности, из-за чего он так и не смог избавиться от воспоминаний о своей... юности, точнее, не смог пережить те годы, забыть, – Поттер все больше хмурился. – Вы даже не задумывались над этим, верно? Так же как не думали обо мне или любом другом ребенке, что бы с ним не происходило за пределами Хогвартса. — Гарри… — Но это правда, Лона! Правда! Если бы профессор Снейп волновал хоть кого-нибудь сам по себе, то любой бы обратил внимание на его неадекватное поведение, его почти одержимость, психические припадки и странность. Взрослый человек так себя не ведет! Стоило заставить его хотя бы пройти проверку у Помфри, и все стало бы четко и ясно. Он болен, а ни профессора, ни директор не обращали на это внимания, потому что всем вокруг плевать! Ты вылечишь его, Гермиона! – приказ, не просьба, но девушка понимала, что не станет обижаться, не станет ничего спрашивать, она все сделает и без этого, слишком уважая зельевара, даже под гнетом безумия сумевшего когда-то спасти им всем жизнь, чтобы помыслить отказаться. Зельевар был сильным человеком с очень закаленной волей, и именно эта его сила позволяла мужчине бороться с сумасшествием. Грейнджер кивнула головой, тем самым закрывая эту тему.       Далее они переместили зельевара в Больничное крыло, где он должен будет пройти лечение, обсудили со взрослыми волшебниками василиска, Блэка и парочку событий, которые уже, скорее всего, никогда не произойдут, после чего ребят проводили и временно разместили в соседних с директорским кабинетом довольно больших апартаментах, их можно было даже назвать двухкомнатной квартирой, но заморачиваться с определением не стали. Гермиона оказалась в одной из комнат в одиночестве, парни же, трансфигурировав себе кровати, разместились со всеми удобствами, полностью отключившись от реальности. В конце концов, это был бесконечно-длинный день, который когда-нибудь должен был закончиться. Так почему не сейчас?

***

      Рональд, лежа на спине, устремлял взор то в потолок, то рассматривал лепнину на стенах и хмуро поглядывал по сторонам, в темноте не особенно что-то разбирая, он даже пытался расслабиться и заснуть также, как Гарри, мирно посапывающий в соседней кровати, но не мог. Не мог поверить в происходящее, не верил тому, что очень скоро увидит свою семью вновь. Тех, кого потерял, кого убили, кого мучили при нем, тех, кому он и его друзья не смогли помочь. Но это прошло, и сейчас всё еще можно было вернуть, надежда уже что-то осветила в его давно черствой душе, только вот мысли не давали даже просто прикрыть глаза. Уизли всегда поражался своему другу, тому, что тот в любой ситуации мог быть беззаботным, не боясь ничего и никого, хотя, Рон был уверен, даже Гермиона в соседней комнате сейчас не может заснуть, нервно ворочаясь со стороны в сторону, возможно, даже закурив сигарету или тихо плача, чтобы никто из друзей не услышал. Они оба не спали, но не Гарри. Раньше Рон думал, что это от безразличия, от того, что Поттеру просто некого терять и ему все равно, что завтра может настать последний день его жизни, но время всё расставило по своим местам, и Гермиона с Роном поняли, что все гораздо хуже. Гарри… привык. Привык к ужасам жизни, с самого детства не зная любви и тепла, понимая, что его жизнь не стоит и ломаного гроша, поэтому не стоит расстраиваться и бояться ее потерять. А после гибели Сириуса он вспомнил это свое показное безразличие и превратился, в некотором роде, в механическую, как говорит Гермиона, машину, выполняющую определенные функции, почти ничего не чувствуя. Но и это не правда, Поттер чувствовал: и ненависть, и любовь, и привязанность – просто старался не показывать этого всего, и сегодня, слушая его речь в отношении профессорского состава к Снейпу, Рон впервые за многие годы ощутил от него тот комок чувств, что уже давно в нем погас. Что именно так вдохновляло Гарри в Снейпе, Рону не понять, но уже только за треснувший панцирь Гарри рыжий был благодарен мерзавцу. Пусть никогда и не скажет об этом вслух.       Уизли прикрыл глаза, ощутив, как они слегка увлажнились, когда до него дошло, что он и сам стал походить на друга, Гермиона одна их сдерживала, не давала стать похожими на проклятых Пожирателей Смерти, помогала не стать такими же уродами, способными на жестокость. А они с Гарри были способны, это проверено опытным путем (да пусть сгниет труп проклятой Лейстрейндж, перерезавшей горло его сестре у них на глазах, а душа её вечно пусть мучается в пучине). Проклятие! Почти все они умерли у них на глазах! И ведь это дает Рону право мстить с той жестокостью, на которую он только может быть способен? И они мстили, точно также резали, пользовались непростительными, пока в один момент Грейнджер их не остановила, когда он, Рон, некогда добрый и веселый мальчишка, беспокоящийся только о том, не устроят ли Фред с Джорджем ему очередной «сюрприз» завтра утром, чуть не убил трехлетнюю девочку, дочь одного из этих грязных скотов.       Голубые глаза, полные ужаса и слез до сих пор стоят перед его глазами, и он ничего не может поделать со своими кошмарами, в которых он ее убивает и смеется, смеется... как некогда безумная Беллатрисса. В реальности Гарри его проклял, остановил Круциатусом, а Герми месяц не заговаривала ни с кем из них двоих. Месяц, когда он переживал все заново. Да Рон до сих пор это переживает! Казалось, все закончилось, и теперь в этом времени все должно наладиться, только вот Уизли, осмыслив все происходящее, по-настоящему испугался. До дрожи в коленках испугался того, что последующая война превратит его... их в чудовищ. — Ты не спишь, – в тишине раздался абсолютно не сонный голос Гарри, такой холодный, словно отражение чувств Рона. — Не могу. Не волнуйся, сейчас я… — Рон, я… ощущаю пустоту внутри. — Не говори ерунды, все будет хорошо, Гарри. Здесь все живы. Да и Лона сильная, она нас вытянет из нашей ненависти. — Ты ведь знаешь, что я имею в виду! Если мы потеряем всех снова, если я потеряю вас в этой войне, которую мы принесли с собой – мне будет наплевать на этот мир. Равнодушие – вот что одолевает меня в последнее время. Но я стараюсь найти во всем что-то хорошее. Стараюсь! Я знаю, ты понимаешь меня.       Наступила тишина, прерываемая только дыханием двух парней и звуком горящего огня в камине. — Ты сегодня шутил, Поттер, – едко заметил Рон, и хоть Гарри этого не видел, но скривил губы в презрительной усмешке. — Я пытался разрядить обстановку. И не говори как Малфой, это меня раздражает и наводит на неприятные воспоминания, ты же пон... — Мммм, Малфой! А ведь он здесь тоже жив, и он ребенок с прилизанными волосами и задранным вверх подбородком из-за своего высокомерия. — Не надо. — Даааа, он еще может улыбаться, может даже хамить, он не тот, кто будет после блевать на свои дорогущие ботинки, когда его заставят участвовать в рейде на магглов и убивать, насиловать маленьких девочек... — Не надо… — … и не тот, кто будет целовать ноги своего господина, вылизывая обувь языком, как самая последняя дворняга… — Рон! — И не тот, кто будет смотреть серыми, почти бесцветными глазами в небо, когда его собственный отец запустит Аваду ему в сердце за одно лишь слово «Нет». — Не надо, – шепот казался криком души. – Тебе прекрасно известно, почему Люциус так поступил. — Я не хотел ворошить, только вот прекрасно осознаю, что нам жить со всем этим дерьмом в мозгах, в памяти, и даже если наши профессора найдут средство, с помощью которого мы временно станем детьми, я никогда не смогу быть тем, кем я был. Никогда! Никто из нас троих не сможет. — Я знаю, – снова тот безразличный холодный голос, совсем не вяжущийся с предыдущей почти мольбой. – Нам это и не нужно – притворяться беззаботными детьми. Это только чтобы усыпить бдительность нашего труса Томми. Впереди война, снова. — Да-да, я знаю. Но в настоящий момент меня беспокоит не это.       Поттеру не нужно было спрашивать, чтобы понять, о чем говорил Рон. Решив не развивать горькую для друга правду, он просто перевел тему. — Кстати, насчет средства для детства. Считаю, что у меня есть идея, но мне нужна будет помощь Снейпа. — Хочешь сказать, один ты не справишься? – спросил Рональд улыбнувшись. — Справлюсь, но с ним мне будет веселее, да и, как говорится, четыре уха лучше двух. — Да уж, никогда не понимал твоего к нему отношения, после всего этого… — Я вырос. — Ты вырос? – удивления в голосе рыжего не услышал бы только идиот. — Да! — А я почему не заметил?! Когда именно это произошло, до или после того, как ты потерял невинность?! — Заткнись, Мэд!       Парни немного расслабились и ухмыльнулись, не заметив, как Гермиона, почти вошедшая к ним, резко остановилась и, горько улыбнувшись, ушла обратно. Она ощутила на своих плечах тяжесть после слов Рона о ее, якобы, силе, и поняла, что это их странное и отрешенное отношение ко всему вокруг передалась и ей. Возможно, она просто более умелая врунья.       Молодая женщина вошла в комнату, переодела пижаму на свой обычный наряд, захватывая с собой обшитую бисером сумочку, которая уже много лет заменяла ей все что только можно, и снова показалась в проеме двери, на этот раз не став таиться. — Хватит притворяться, я знаю, что вы не спите, – Рон услышал голос подруги и тут же открыл глаза. – Я собираюсь выйти. Если хотите… — Куда ты, Лона? – тихо спросил Поттер. — Не могу уснуть, пойду, проверю нашу слизеринскую язву, что-то меня смущает, а что именно, никак не могу понять. — Мы с тобой! – и парень резко поднялся. Рон, не долго думая, последовал примеру Поттера. — Ну, разумеется, вы со мной, иначе, я бы просто ушла, не став терять времени на праздные разговоры в час ночи, – зло произнесла Грейнджер, не в силах успокоиться от своих недавних размышлений об их теперешнем положении.       Она нервничала, злилась и нервно покусывала нижнюю губу, являя собой сейчас образец полнейшего безумия, как некогда давно казалась абсолютно спокойной. Как она вообще может быть способна быть здравомыслящей, если в ее голову приходят только мысли о ее родителях, которых она даже похоронить не смогла после того, как Пожиратели славно повеселились в том маггловском городке, куда Грейнджеры переселились, скрываясь от магов. Именно там оба в муках встретили рассвет нового дня, а потом погрузились в вечное существование в ином мире, лелея надежду, что дочь спасет их от кошмара, в который они вынуждены были погрузиться благодаря таким же, как Гермиона – волшебникам. И вот сейчас она снова их увидит! А что потом? Посмеет ли она сказать правду или будет всю жизнь мучиться от того, что они в один миг потеряли тринадцатилетнюю маленькую дочь и обрели жестокую девятнадцатилетнюю стерву, пусть и со слегка смягченным характером из-за своего дара целителя. Убийцу, бойца с холодными глазами, полными равнодушия и привычки терять близких.       Они втроем были другими рядом с посторонними, пытались притворяться более мягкими и добрыми, но только сами знали правду – Золотое Трио уже давно умерло, превратившись в Кровавое в тот момент, когда горла Джиневры Уизли коснулся кончик кинжала. И не важно, кто держал нож в руках, не важно, что было до этого, потому что та последняя капля перевесила все, и это стало спусковым крючком для их общего осознания того, что им не победить, будучи детьми, и они повзрослели, тренировками достигли определенных результатов, но навсегда потеряли ту детскую непосредственность, которая была у них в том когда-то далеком прошлом. — Не злись, мы не виноваты, – зачем Рон это сказал, она не поняла, но его слова заставили ее истерически рассмеяться, и Гермиона смеялась до тех пор, пока не стала задыхаться. — Виноваты! Только мы и виноваты в том, что глупо последовали совету обезумевшей ведьмы с портрета. Мы же убили самих себя, убили тех ребятишек, которыми были! И за это мы навсегда будем прокляты. Ведь это наше наказание – снова смотреть, как умирают наши родные. — Гермиона… — Но это так! Как вы думаете, что будет, если они снова все умрут, а потом снова и снова? Во что мы превратимся?! И вы оба, – она указала на парней пальцем, – знаете, что я права, знаете и чувствуете это так же, как и я.       Наступило напряженное и какое-то давящее безмолвие, трио замерло, не двигаясь, словно у каждого в голове проносились стайки своих собственных мыслей и горечь от осознания абсолютной правоты девушки, прошедшей через Ад и теперь, когда все должно было бы закончиться, замершей на месте от безысходности и глядящей в камин пустым взглядом. — А вдруг, все по-другому? Вдруг, это все предопределено, и мы здесь, потому что только так мы можем спасти всех? Почему бы не верить в такой исход? — Ты сам себе веришь, Гарри? – шепнула Гермиона, она даже хотела продолжить что-то говорить, но слова замерли на губах, когда он подошел к ней ближе, сильно, до синяков сжимая ей плечи руками. — Это единственное, что может нам помочь! Ты поняла? Вера в невероятное, в победу! Вера и любовь… к жизни и к людям, которые нам дороги! А ради того, чтобы спасти хотя бы одного, я готов пожертвовать своим рассудком. Поэтому не смей говорить, что это была ошибка! Это не ошибка, а шанс все изменить. Для нас, для них, даже для Тома Риддла, шанс, который я упускать не собираюсь, даже если Волдеморт решит идти по прошлому пути насилия и убийств. Теперь я знаю, чего ожидать, что именно и как это делать. У нас есть сейчас взрослые и опытные маги, у нас есть Дамблдор, Снейп и МакГонагалл, все те, кого не было тогда, когда мы в первый раз убили, когда в первый раз вынуждены были оказаться на перепутье с собственной совестью и тем, что необходимо. Главное – теперь мы не одни, и ты должна понимать, что так лучше, так правильнее, так предопределено магией, временем, неважно кем... Но это НЕ наказание, это подарок. Нам. За все.       Гермиона, а вместе с ней и Рон находились в прострации, слушая Гарри. А вдруг он прав, а вдруг – всё это тот единственный шанс исправить прошлые ошибки? Рон всегда уважал своего друга, всегда ценил его лидерские качества и странную любовь ко всем вокруг, но только сейчас понял, что за ним хочется идти не потому, что он Мальчик-Который-Выжил, а потому что во всем этом проклятом гадстве и грязной мерзости вокруг он находит что-то, ради чего стоит жить и бороться. Даже с самим собой.       Поттер отпустил плечи девушки и отвернулся, Гермиона знала, что все произнесенное сейчас – правда от первого и до последнего слова, но ещё она прекрасно осознавала, что несмотря на все слова друга, он боялся ЕЁ правоты, боялся за них, за себя, потому что одна малейшая ошибка приведет к провалу. Но он… воодушевил, придал ей сил своей пламенной речью, заставив расслабиться и, наконец, улыбнуться. — Ты прав, нам стоит верить, – шепнула она, и парни подошли к ней, после чего троица в старом ритуале обнялась: руки на плечах и опущенная вниз голова, касающаяся голов друзей. Эта близость, которую они берегли всю войну, и которая сейчас могла вселить в них уверенность в светлое будущее. Пусть этот свет был очень далеко, но они знали, что он существует. — Эммм, так как насчет… наведаться в Больничное крыло к сальноволосому ублюдку?! — Рон, он же профессор! – возмущение девушки было таким привычным, из-за чего троица не смогла сдержать смеха, впервые за многие годы наполненного обычным весельем, а не горькой болью и сожалением.