Песня, скованная льдом

      Муми-тролль проснулся далеко за полдень, ужасно вялым и рассеянным. После пробуждения ему больше всего хотелось повернуться на другой бок и проспать остаток дня, а то и пару месяцев до весны, но живот протестующе забурчал. Еловые иголки - не самая подходящая пища для того, кто бодрствует всю зиму напролет, и Муми-тролль поспешил покинуть теплую постель, влекомый ароматными парами из кухни. Оказалось, правда, что большинство ароматов распространял выкипающий суп, уже частично превратившийся из жидкости в пар. Муми-тролль поспешно сдернул с кастрюли приплясывающую от вырывающегося варева крышку и притушил огонь, прежде чем приняться за поиски забывчивого повара. - Снусмумрик! Заглянув за приоткрытую на веранду дверь, Муми-тролль обнаружил там друга, сидящего прямо на заснеженном полу, спиной к стене. Поверх свитера у него был повязан передник Муми-мамы, подолом которого он теперь обмахивался. - Что случилось?! Муми-троллю не понадобилось много времени, чтобы понять, что мумрику нехорошо. Опустившись рядом с ним на колени, зверек с тоской подумал, что ничем не может помочь. Снусмумрик открыл глаза и изобразил для друга самую убедительную из запаса своих улыбок. - Все в порядке, Муми-тролль. Там для меня жарковато, так что будь добр, потуши огонь через пару минут. - Что?! Это не решит проблему! Муми-тролль подскочил на ноги, едва не плача от бессилия и злости, но едва он собрался с духом, чтобы высказать все, что у него накипело, как Снусмумрик остановил его взмахом руки. - Одну проблему это все-таки решит: ты не останешься голодным, а потом - если ты перестанешь дуться и выслушаешь меня – мы решим и мою.       Ранний ужин – или поздний обед – решено было провести на веранде. Решил это Муми-тролль, когда убедился, что Снусмумрик в дом возвращаться не собирается. Повязав самый длинный шарф на несколько оборотов, зверек торжественно вынес тарелку дымящегося супа на веранду, водрузив её на заснеженный стол. Снусмумрик, как бывало летом, устроился на перилах, покуривая трубку, и принялся напевать себе под нос знакомые песенки. Муми-тролль черпал ложкой густое, исходящее паром варево, в котором таяли редкие снежинки, и думал о том, что гармоника до сих пор у него. - Пусть она побудет у тебя, - мумрик махнул рукой с показным безразличием и спрыгнул с перил, когда Муми-тролль задал мучающий его вопрос. – Если ты закончил с ужином, то нам пора в путь, зимою быстро темнеет. - Ты не говорил, что нужно куда-то идти! Муми-тролль, вылезший из-за стола, стиснул пустую тарелку в лапках, чувствуя подступающий липкий страх. В голову полезли мысли о Морре, глубоком снеге и голодных волках. - Говорю сейчас. Остальное расскажу по дороге, если не хочешь идти в темноте. Или... ты вообще не хочешь идти? Натянув перчатки, мумрик повернулся к другу, ожидая его ответа. Муми-тролль насупился, сердито шмякнув тарелку обратно на стол, и лихо закинул свободный конец шарфа за спину. - Ну уж нет! Однажды я тебя отпустил, и вот что из этого получилось!       Они покинули дом в ранних сумерках, когда из низких лохматых облаков повалил крупный редкий снег. Ночной мороз сделал свое дело, и друзья шли по твердому насту, совсем не проваливаясь в сугробы. Снусмумрик брел понурясь, глубоко засунув руки в карманы плаща и низко надвинув шляпу, верный своей утерянной способности хранить тепло. Не вынимая трубки изо рта, он вкратце пересказал другу события, случившиеся утром, и поделился своими соображениями. Вышагивая рядом, Муми-тролль с готовностью кивал, навострив уши и замирая от счастья. Как ни крути, а в грядущей авантюре ему была отведена немаловажная роль. - Не очень-то мне верится, что из этого выйдет толк. Вполне возможно, что ведьма знает способ, как избавить меня от этой болезни, но, боюсь, её методы не придутся мне по вкусу. В общем, как только почувствуешь что-то неладное - спасайся. Она, конечно, добрая ведьма, но кто знает. - Я тебя не брошу. Муми-тролль уткнул мордочку в шарф, и просунул лапку в затянутую перчаткой ладонь друга. Настроен он был более чем решительно. Ведь он столько раз играл в спасение! Снусмумрик ничего не ответил, только кивнул. Ему показалось, что он снова начинает согреваться.

* * *

      Дом ведьмы, устроенный в корнях огромного дерева, тонул в глубоком снегу. Пара небольших круглых окошек приветливо светилась в сгустившейся темноте, а из низкой трубы плыл густой сизый дым. Ведьма явно ждала гостей.       Друзья ненадолго остановились у порога, желая перевести дух. Муми-троллю уже приходилось бывать зимой в лесу, но за время путешествия он порядком издергался, вертя мордочкой в направлении странных и непонятных звуков. Деревья трещали, протяжно скрипели или низко гудели, заставляя испуганного зверька плотнее прижиматься к смеющемуся другу. Снусмумрик напротив, словно ожил во время этого путешествия. Для него пара часов ходьбы по засыпанным снегом полям и зимнему лесу было легкой прогулкой, но засидевшись в муми-доме, он был рад даже немного размяться, и теперь с наслаждением предвкушал обратный путь.       Друзья оставались на пороге до тех пор, пока не стало ясно: больше ждать нельзя. Муми-тролль совсем замерз, безуспешно кутая посиневшую мордочку в теплый шарф и безостановочно стуча зубами. Мумрику холод был нипочем, но смотреть, как из-за твоего малодушия мерзнет друг, удовольствие небольшое. Собравшись с духом, Снусмумрик собрался постучать, но едва протянул руку к двери, как она отворилась сама, выпуская из недр дома клубы беловатого пара. - Ну же, не стойте на пороге! Ворчливый голос ведьмы донесся из глубины дома, от очага, и особым дружелюбием не отличался. Догадывалась ли она об их сомнениях на пороге или просто всегда так встречала гостей, мумрик не знал, но испытывать терпение хозяйки не решился. Следом вошел Муми-тролль, плотно прикрыв за спиной дверь и ослабив туго намотанный шарф. В хижине было влажно от пара, но не очень жарко, так что Снусмумрик, с тревогою прислушивающийся к своим ощущениям, вздохнул свободней. - Надо же, ты все-таки пришел. И Муми-тролль здесь? Хорошо, что ты его привел. Хотя, кончено, если бы ты знал все наперед, то оставил бы его дома. Ведьма вынырнула из клубов пара в старом фартуке, заляпанном побуревшими пятнами различных зелий. Проводив гостей за стол, она придвинула каждому по чашке крепкого чая цвета темного янтаря. От напитка исходил аромат меда и пряных трав, и Муми-тролль зажмурился от удовольствия, делая первый глоток. Снусмумрик опасливо повертел свою чашку в руках, глядя, как на поверхности напитка играют блики, словно капли жидкого огня. Чай в его ладонях не замерз, даже не остыл, и уже одно это натолкнуло мумрика на мысль, что напиток этот необычный. «Если она положила туда огнелист, то мне скоро придет конец». Оторвав взгляд от чашки, мумрик попытался по поведению ведьмы понять, что она задумала. Старуха, скрывшись у очага за пучками подвешенных на потолке трав, бросила на него ответный взгляд, так что у мумрика вскоре возникло неприятное чувство, что его опасения не напрасны. - Чай просто замечательный! Муми-тролль с видом глубокого удовольствия сделал еще пару глотков, а потом под столом незаметно пнул лапой ногу друга. Это, несомненно, означало: «Она добрая ведьма, но выгонит нас или превратит во что-нибудь мерзкое, если ты не будешь с ней вежлив и немедленно не попробуешь её чудесный чай». Снусмумрик кивнул и, улучив момент, пока ведьма отвернулась к очагу, быстро нагнулся к Муми-троллю. - Муми-тролль, если ты заметишь за мной что-нибудь странное, немедленно уноси ноги. И, кстати, если ничего странного я сделать не успею, я хочу, чтобы ты знал: ты самый замечательный тролль на свете, с которым мне приходилось иметь дело. Выпалив все слова на одном дыхании, Снусмумрик решительно поднял свой чай и, пока не передумал, осушил чашку до дна. Муми-тролль смотрел на друга во все глаза, лихорадочно пытаясь вспомнить, называл ли мумрик его хоть раз самым замечательным троллем, считается ли это за странное, и если да, то пора ли уже уносить ноги? Ведьма, скорчившись у очага, разразилась хриплым хохотом, напоминающим кашель, и подошла к столу с невероятно довольным лицом. Её желтые совиные глаза над крючковатым носом словно посмеивались, стоило ей перевести взгляд на друзей. - Думаю, если я встречу Морру, то смогу перекинуться с ней парой слов, чтобы она так не раскисала. Она ведь холодная и никого не любит, так что быть расстроенной ей совсем не к лицу. А вы, молодые люди, оставайтесь у меня ночевать. Сегодня луны не будет, и в лесу темно, а комната на втором этаже будет пустовать до весны. Голос ведьмы и её смеющиеся глаза показались Муми-троллю ужасно уютными. Он подумал о темном лесе, полном странных пугающих звуков и пустом муми-доме, в который Снусмумрик наверняка не сможет войти, и умоляюще посмотрел на друга. Мумрик ненадолго задумался, покрутив в руках опустевшую чашку. - Ну, думаю, мы можем остаться. И улыбнулся. Выглядел он при этом ужасно странно. Муми-тролль уже давно знал друга и наперечет помнил все виды его улыбок. Эта была какая-то другая. Похожая одновременно на улыбку Муми-папы, когда он гордился сыном, и улыбку Муми-мамы, когда он говорил ей, как сильно её любит. Немного придя в себя, Муми-тролль решил расценить это как знак, что пора уносить ноги. - Извините, мы никак не можем остаться. Приходите завтра к обеду, всего хорошего. Муми-тролль сам поразился своей ловкости, когда очнулся уже за порогом дома, смутно вспомнив только вытаращенные от удивления глаза ведьмы и забытый на спинке стула шарф. Ночь действительно была темна и, дойдя до того места, где их следы не выхватывались из тьмы светом низенького окошка, Муми-тролль в замешательстве остановился. - Куда же дальше? - Не знаю. Я забыл, где север и где юг. Я не чувствую правильного направления. Глубоко вздохнув, Снусмумрик выпустил изо рта клубы пара и с улыбкой посмотрел на проглядывающие в прорехах туч звезды. Свои перчатки он тоже забыл у ведьмы, и Муми-тролль только сейчас понял, до чего же горячие у него руки. - Что же мне делать? Ты теперь теплый, но ужасно странный. Лучше бы ты оставался холодным, но настоящим. Муми-тролль прижал к голове ушки, чувствуя себя растерянным, когда друг перевел на него взгляд по-кошачьи сверкнувших в темноте глаз. - А что, если я сейчас настоящий? Не бойся! Хочешь, скажу тебе то, что знает только Снусмумрик? Я вдруг вспомнил столько всего, что никогда не включал в песню: как скучал по тебе, когда уходил, и как радовался, когда возвращался. Я никогда не говорил это ни словом, ни музыкой, так что ты мог подумать, что у меня куча всяких малявок и других Муми-троллей на белом свете. Прости, что заставлял тебя грустить и писал такие короткие письма, милый Муми-тролль. И он опять улыбнулся той новой странной улыбкой, которая ему необыкновенно шла. Муми-тролль смотрел на друга до тех пор, пока из-за непролитых слез его лицо не стало расплываться перед глазами. - Почему же ты раньше не говорил мне всего этого? Разве ты не видел, как я невыносимо по тебе тоскую? Муми-тролль утер лапками глаза, но новый поток слез заставил его зареветь в голос. Снусмумрик осторожно погладил его по мордочке, пытаясь утешить. - Конечно, видел. Просто я не думал, что тебе так важно все это услышать. Помнишь, ты сам всегда говорил мне: «Ясное дело, как будто я не понимаю, что тебе иногда нужно побыть одному». Если бы я сказал тебе тогда, чтобы ты не грустил, или что буду скучать по тебе, думаю, ты бы расплакался, как теперь, и я бы не смог уйти. - Вот и хорошо! Зачем ты вообще уходишь? - Потому, что это моя природа. И, конечно, чтобы вернуться. Снусмумрик больше ничего не добавил, а Муми-тролль больше ничего не спросил. Он знал, что мумрик ответит так же, как раньше, но на этот раз его слова не жгли каленым железом, а приятно согревали сердце. Друзья немного помолчали, проникнувшись чувством взаимопонимания и настоящей мужской дружбы. Под ногами медленно вращалась земля, в темном глубоком космосе то и дело срывались звезды, закатываясь за горизонт. Первым пришел в себя Снусмумрик, когда молчание слишком уж затянулось и стало становиться неловким, даже если молчишь вместе с лучшим другом. - Хотелось бы мне, чтобы ты сбежал до того, как все это услышал, но теперь уже ничего не поделаешь. Муми-тролль, засмотревшийся на звезды, вмиг вернулся на землю, посмотрев на друга почти с обидой. - Ты не хотел говорить мне этого? - Мне не следовало говорить, но тебе нужно было это услышать. Так что это моя печаль, а твое оружие: теперь ты будешь знать, о чем я думаю, когда молчу. Ох... Я и так слишком много наговорил. Давай вернемся в дом. Думаю, ведьма достаточно потешилась в этот вечер, и ей остается только злорадствовать надо мной.