— Это королева. Она ходит как угодно. — Кому, простите, угодно? — Тому, кто играет. © Кардинал Ришелье, ДʼАртаньян
Талиг, Оллария. 391 год К.С. 17-й день Зимних Волн.
Час за часом, день за днем, месяц за месяцем — она непрестанно лицезрела светловолосого капитана королевской охраны. Он имел наглость заходить к ней без приглашения, умело обходил нормы этикета, не нарушая ничего и при этом давая понять, что присматривает… Нет, следит за ней. Как низко он пал. Лионель Савиньяк — очередной шпион. Вот только чей? Кардинала? Первого маршала? Королеву мать и самого короля стоило отринуть сразу, да и эра Августа тоже. Счастье от осознания того, что он совсем близко сменилось раздражением, которое усиливалось с каждым днем. О, как она была зла, но приходилось кротко улыбаться и разыгрывать из себя нежное создание. Очередной прием, приходится сидеть на троне рядом с Фердинандом, встречать с улыбкой посольские делегации, придворных, слушать льстивые речи и улыбаться, всем улыбаться. И всё это время краем глаза следить за светловолосым капитаном в парадном мундире, идеальном, прекрасно на нем сидящем. Красив, как сам Леворукий. Пальцы стремятся сжать поручни трона, но Катари заставляет себя расслабиться, наградить улыбкой очередного подданного, затем благосклонно взглянуть на короля и вложить свою руку в его. Представление завершено, королевская чета может удалиться. Реверансы, поклоны, расшаркивания — пестрая змейка выстраивается перед ними, создавая коридор. Она не может себе позволить выругаться вслух, хотя очень хочется. Где-то позади идет он — бесстрастный, ледяной и такой чужой. Раздражение с новой волной охватывает её, желание отомстить вгрызается ызаргом в душу. Где же вы герцог Окделл когда так нужны? Ах, вот где… Выхватить мрачную фигуру с горящим взором не так сложно, как казалось. Несколько месяцев она упорно игнорировала его полунамеки, не замечала. Лионель видит, она нутром чувствовала холод его черных глаз, буравящих её спину. Улыбка, кроткая и нежная, взмах ресниц — кажется, Эгмонт удивлен и даже задержал дыхание, весь подтянулся. Легкая добыча. Они почти поравнялись с герцогом, из руки Катарины словно невзначай падает кружевной платок. Тонкая вышитая ткань едва успевает коснуться пола, как чьи-то пальцы подхватывают его. Не то и не так. Злость вновь охватывает её, рядом возникает капитан и с вежливой церемонностью протягивает шелковистую ткань. Она едва сдерживается, чтобы не дать ему пощечину, приходится с улыбкой и тихой благодарностью принять сей дар. Их пальцы на мгновение соприкасаются, в черных глазах капитана проскальзывает что-то неуловимое и такое жаркое, что Катари некоторое время не может вздохнуть. Фердинанд обеспокоенно спрашивает в порядке ли она, приходится кивнуть и продолжить шествие, до дверей осталось всего ничего. Лионель вновь оказывается позади, а пальцы буквально горят от его прикосновения.***
Лионель играл как по нотам. Отлучить Окделла от королевы не составило труда, она явно не стремилась продлить их едва начавшийся роман, а герцог был недостаточно нагл, чтобы настаивать. Будь на его месте Лионель, королева уже была бы в его постели. Подобная мысль в последнее время всё чаще и чаще посещала его. Не сказать, что он придерживался целомудренности, придворные дамы сами предлагали ему разделить ложе, без обязательств, только ночь любви и больше ничего. Любовницы сменяли одна другую, он видел их насквозь и с легкостью предугадывал следующий шаг. Катарина же была иной, за кроткой святой, как прозвали её при дворе, скрывались яркие эмоции в смеси с непредсказуемостью. Рассказ Окделла, вытянутый после нескольких бутылок «Вдовьей слезы», заставлял воображение рисовать весьма возбуждающие картины. С тех пор прошло около трех месяцев, любовницы стали всё больше и больше походить на королеву — светлые почти пепельные волосы, голубые глаза и тонкий, хрупкий стан. Но этого было мало, сегодняшний случай с платком лишь подтвердил очевидное. Глупец Окделл едва не поддался на уловку Катарины, разгадать её маленькую хитрость удалось вовремя. Гнев промелькнувший в её небесно-голубых глазах заставил его задержать руку, намеренно коснуться её тонких пальцев и ощутить легкое возбуждение. Он откинулся на спинку кресла, и бесцельно устремил взгляд вглубь своего кабинета, перебирая в памяти события последних дней. Как и предполагал Рудольф, кардинал сделал первый шаг сразу после отъезда Ноймаринена, им удалось найти общий язык, и достаточно прощупать друг друга, чтобы усвоить глупость самих попыток управления оппонентом. Впрочем, Лионель был достаточно мудр, чтобы прислушиваться к советам Дорака и не идти им наперекор, если ситуация не будет требовать обратного, а пока что таких случаев не было. Кардинал радел за корону, страну и в этом у них было много общего. Фердинанд был слаб в постели, то ли это было природное, то ли результат особых настоек, которыми его поили уже долгие годы. При недавнем разговоре Дорак ясно дал понять, что с этим обстоятельством надо что-то делать и не тянуть. Талигу нужен наследник и если король не способен его дать, то ему нужно помочь. Кандидатура помощника так же была выбрана кардиналом — Рокэ Алва, по мнению Сильвестра, мог усилить линию Олларов. Тройственный союз был на руку всем, и даже Росио с интересом подхватил идею.***
— Прошу, только не выдавайте меня, — пьяным шепотом произнесла Анна-Фредерика, склоняя свою светлую головку немного вперед, — Но, кажется, я люблю его. Приблизить любовницу капитана к себе, пожалуй, было не такой уж дурной идеей. Девчонка открылась перед ней почти сразу, доверительно рассказывая обо всем, что той довелось услышать. Самые незаменимые шпионы те, которые очаровываются вами, боготворят и беззаветно доверяют. Никакие деньги не способны купить такой верности. В дни дежурств Анны-Фредерики королева благосклонно принимала «любимую» фрейлину в своем будуаре, вечера они проводили за беседой под бокал-другой «слёз». Вино быстро пьянило девицу, в то время как сама королева предпочитала растягивать один бокал на весь вечер. Урок Алисы пошел впрок. К середине беседы фрейлина успевала поведать заплетающимся языком о своих чувствах к светловолосому капитану, высказать надежду на взаимность и даже посмаковать особо яркие моменты их любовных игр. Удивительно, но Катарина не чувствовала уколов ревности, как бывало раньше. Она вслушивалась в нестройную речь девицы, старательно сохраняя в памяти предпочтения Лионеля. — Что вы, моя дорогая, — мягкая улыбка должна придать голосу правдоподобности, — Я почту за счастье помочь вашему союзу и сделаю всё, что в моих силах. — Я… мы этой ночью должны были встретиться, — сбивчиво пролепетала фрейлина, в глазах её затеплилась несмелая надежда, — Вы же отпустите меня? — Безусловно отпущу, Анна, — как приятно видеть обожание в чужих глазах, и неважно чьих. С каждым словом Катари возносила саму себя на пьедестал подобострастного почитания. Играть в кошки-мышки с наивной девицей было несказанным удовольствием, и она не преминула добавить с сожалением: — Хотя не скрою, мне будет не хватать вашего общества. — Я останусь, — решительно заявила Анна, и вся подалась вперед, не отрывая взволнованного взгляда от своей королевы, будто и не она минуту назад просила дозволения сбежать к любовнику. — Если позволите… — Нет-нет, как можно разрушать ваше хрупкое счастье, моя дорогая. Но я попрошу вас об одной малости, — королева медленно поднялась из кресла, обошла столик и остановилась рядом с фрейлиной. Её пальцы на мгновение коснулись бокала Анны, там оставалось ещё немного вина. — Всё, что прикажете, — с готовностью выполнить любую просьбу благодетельницы девушка излишне ретиво поднялась, немного покачнулась и неловко опустилась обратно в кресло. — Тише, — ласково произнесла Катари, заметив пару свежих капель на корсаже фрейлины, — Время ещё есть, а вы слишком взволнованы. Мне потребуется ваша помощь в приготовлении ко сну. Не хотелось бы звать камеристку, она чего доброго разболтает нашу тайну. Пейте, ну же, — она мягко подтолкнула бокал к губам Анны, с довольной улыбкой наблюдая как та прилежно выполняет её просьбу. Несколько крупинок снотворного в вине скоро сделают своё дело, и наивная дурочка заснет крепким сном до утра. — Вы так добры ко мне, Ваше Величество, — в голубых глазах девицы засверкали слезы. Этого ещё не хватало. — И, пожалуй, буду ещё более добра, — если карта шла, нельзя было упускать шанса, — Ваш корсаж заляпан вином и было бы неловко в таком виде идти к нашему капитану, я полагаю. Вы можете взять одно из моих платьев, красное с золотом вам бесспорно подойдет. — Как?.. — округлившиеся глаза, рука с бокалом неловко ложится на скромное декольте, и последние капли вина оставляют новые подтеки. — И… пра-а-авда… Замедленные реакции проявились раньше положенного, королеве самой приходится помогать фрейлине раздеться. Девушка уже не в силах стоять ровно, её покачивает из стороны в сторону, глаза то и дело закрываются. Дело сделано. Испачканное, но не фатально, платье в руках Катарины, а девица в одной нижней рубашке спит в кресле. Звать камеристку нельзя ни в коем случае, справится с собственным платьем удается не с первого раза, и всё же получается. Она втискивается в чужой наряд, немного свободно в груди, в остальном сидит идеально. Шпильки одна за другой ложатся на столик, тугие косы падают на плечи. Пальцы дрожат от волнения и предвкушения долгожданной встречи. Он не узнает, не поймет, а она отомстит и насладится им. От одной мысли, что этой ночью Лионель будет с ней — Катарину бросает в жар. Она нетерпеливо распускает волосы и серебристый водопад окутывает её.***
Кабинет капитана королевской охраны переходил в личные покои, идеально продуманная планировка, он всегда начеку, всегда поблизости, да и от королевских комнат недалеко. Он расстегнул камзол, и повесил его на спинку стула. Одну за другой он загасил все свечи в комнате. Темнота не была ему помехой, он с детства умел довольно не плохо различать предметы и людей даже в кромешной мгле. Интуиция или особенное зрение — неважно. Анна-Фредерика, его последняя любовница, предпочитала темноту, право же несущественный каприз, который ему было несложно удовлетворить. Она была хороша в постели и не утомляла разговорами. Тихая, покладистая, не требовательная — то, что нужно. Он стянул с себя оставшуюся одежду и лег в постель. Ожидание длилось недолго, едва слышно скрипнула дверь, тихие шаги замерли у самого входа. Время тянулось, а девушка продолжала стоять, не приближаясь ни на шаг. — Иди ко мне, — попытка позвать не находит ответа. В темноте светлые волосы Анны-Фредерики сияют не хуже факела, он не может рассмотреть её лица, но чувствует на себе её взгляд. Новая игра? Неужели она решила таким образом привязать его к себе. Странный, не свойственный ей шаг. Откинув одеяло, он опускает ноги на холодный пол. Обнаженное тело тут же охватывает прохлада. Шаг за шагом он приближается к девушке, одиноко стоящей у закрытой двери. Он готов биться об заклад, что её взгляд скользит по его телу, медленно, смущенно, как в первый раз. Приходится прищуриться, чтобы хоть что-то разглядеть в темноте. Слишком далеко. Но стоит подойти ближе и она отворачивается, создается впечатление, что девушка готова сбежать, скрыться от него за дверью, от которой не решается отойти. Его руки бережно касаются её плеч, неспешно поглаживают. Спугнуть незнакомку не хочется, и он уже окончательно уверился, что перед ним вовсе не Анна. Загадка влечет своей новизной и таинственностью. Лишь бы не спугнуть. Лионель склоняется к ней, вдыхая приятный аромат её волос, его губы скользят по ним, едва целуя. Что-то неуловимо знакомое, разгадка, казалось бы, находится на поверхности, но понимание слишком мимолетно, и он решает не спешить.