Зима в Ваканде

Сколько бы Барнс ни пытался, все равно не мог выговорить название растения, из которого в Ваканде делали масло. Шури произнесла слово по слогам, медленно, но американцу были не по зубам некоторые звуки. Впрочем, пахло это масло весьма приятно — в отличие от того, чем он обрабатывал руку раньше, сейчас это был просто праздник. Особенно если учесть, что ему приходилось почти каждый день по сорок минут вымывать песок, набивающийся между пластинами на пальцах — он не чувствовал его, но подвижность руки сразу снижалась, да и слышать постоянный хруст и сыпать везде песком было неприятно. Сейчас все было просто замечательно. Утром из него достали последний маячок. Днем он провел несколько часов под непрекращающимся дождем по колено в мутной холодной воде. Солнце начинало садиться, когда Барнс добрался до горячего душа, — это было просто благословением. Видимо, Ваканда его действительно слегка разбаловала, но, в конце концов, после стольких лет нечеловеческих условий он мог себе позволить и немного комфорта. Рука отмылась и вновь блестела, каждое сочленение работало, как новенькое, да и вообще глядя сейчас на свое отражение, Барнс впервые за последнее время подумал, что наконец-то перестал напоминать бездомного. Иногда ему казалось, что он видел частичку того себя, что остался давным давно в Бруклине. Подумав о том, что, наверно, если бы можно было встретиться со своими старыми друзьями, никто бы из них сейчас его не узнал (ну, кроме разве что Стива), Барнс ухмыльнулся. — Я вижу, у тебя хорошее настроение? — Т'Чалла почти материализовался позади и прижался сзади, обнимая его за талию. — От тебе очень вкусно пахнет. Чем? — Шури посоветовала масло для руки, — Барнс взглянул на отражение, и ему понравилось то, что он увидел: Т'Чалла положил голову ему на плечо, уткнувшись носом в основание шеи, и от него тянуло дождем и… кровью. Король провел правой ладонью по его груди, и только сейчас Барнс заметил, что рука была в перчатке с когтями, — казалось, что то самое странное видение повторялось, превращая фантазию в реальность. Декоративные клыки с ожерелья на костюме короля прижимались к спине Барнса, сам материал был гладким, плотным и очень приятным на ощупь. Т'Чалла прильнул всем телом и скользнул свободной ладонью вниз, распутав полотенце, обернутое вокруг бедер Барнса. — Мне кажется, это лишнее, — мешающий кусок ткани был брошен в сторону, а рука Т'Чаллы прошлась возле уже затянувшегося надреза на том мест,е где был маячок, и остановилась. Под металлической рукой захрустел край раковины. Т'Чалла громко хмыкнул, отстранился и развернул Барнса, чтобы наконец поцеловать. Свет в ванной моргнул несколько раз и потух, как будто отвечая на сотрясающий стены раскат грома. — Ну вот, наверно, отключили, чтобы избежать аварий из-за грозы, — Т'Чалла сказал это так, словно ничего особенного в этом не было. Барнс же чуть ли не мгновенно ослеп от резко наступившей темноты — если бы не тусклый свет из маленького окошка с вибраниумной решеткой, то он бы вообще не видел ничего. Однако становилось темнее, прогремел еще один раскат, будто гроза надвигалась на дворец и накрывала его собой, не давая ни одному лучику проникнуть внутрь. — Я ничего не вижу, — Барнс держался за Т'Чаллу, как за единственную опору в этой сгущающейся тьме. Он вздрогнул, когда король вместо того, чтобы как-то отреагировать на выключение света, продолжил ласку, и, черт возьми, наверно, нужно было быть сделанным из металла полностью, чтобы устоять. Он едва не плавился, ноги переставали держать, и в какой-то момент Барнс был готов чуть ли не вслух просить, чтобы Т'Чалла не останавливался — но его опередили. — Для того чем мы сейчас будем заниматься, тебе не нужно зрение, — прозвучало над ухом Барнса, и последнее, что он увидел, был зеленоватый блеск глаз Т'Чаллы — сердце стучало где-то в горле, а низ живота простреливало приятной дрожью предвкушения. Темнота надвинулась на них, проглотив без остатка, и дальше можно было ориентироваться только на ощупь. — Держись за меня, — его повели вперед, крепко держа за руку. Нет, конечно, Барнс уже знал планировку комнаты, в которой жил, но сейчас он почему-то был не в состоянии вспомнить, сколько нужно сделать шагов, чтобы дойти до кровати. Пять, оказывается. Он уперся в нее ногами и снова вздрогнул от неожиданности, когда Т'Чалла вынырнул из темноты, втягивая его в поцелуй и заставляя лечь. Судя по звуку, перчатка с когтями, да и весь остальной костюм, были отброшены в сторону, и теперь обе ладони короля были свободны для прикосновений. Т'Чалла оседлал его бедра, и в воздухе разлился запах того самого масла — когда он успел утащить его из ванной, оставалось загадкой. Скользкие ладони легли на шею Барнса, массируя и медленно спускаясь на грудь, размазывая, гладя и словно разжигая естественный жар под кожей. — Шури тебе не говорила, что это масло используют в пищу как афродизиак? — спросил Т'Чалла, и сверкнувшая за окном молния осветила на мгновение его белоснежную улыбку. «Спасибо, Шури», — хотел было сказать Барнс, но не смог выдать ничего более вразумительного, чем стон, — Т'Чалла отполз назад и прошелся скользкими ладонями по бедрам, заставляя его согнуть ноги. Темнота обволакивала, и, даже привыкнув к ней, Барнс не видел ничего, кроме едва заметных очертаний окна под потолком. Вспыхивающие за ним молнии освещали комнату, но почему-то очень слабо — тьма как будто не желала рассеиваться, обволакивая их и укрывая. Казалось, что у Т'Чаллы тысяча ладоней, он словно сливался с тьмой, оказываясь везде и сразу, рассыпая поцелуи, оставляя скользкие отпечатки, облизывая, покусывая, посасывая. Он действовал умело, скользя по коже Барнса, заставляя того ерзать на кровати, желая большего. — Потерпи, — попросил Т'Чалла, будто прочитав его мысли, и горячий и отчего-то слишком шершавый язык прочертил влажный след по внутренней стороне бедра и лизнул лишенный до этого внимания, но уже полувставший член Барнса — кажется, у него в этот момент в глазах потемнело — хотя куда было еще сильнее? Т'Чалла не стал церемониться: прошелся скользкой ладонью вдоль всей длины и, повторив движение языком, взял член в рот. Яркая вспышка молнии осветила комнату и мерно поднимающуюся голову Т'Чаллы — Барнса от этого зрелища прошило дрожью, и его стон потонул в раскате грома. Они снова погрузились в темноту, и влажные губы Т'Чаллы уступили место ладони — он двигал ею медленно, словно успокаивал, просил не спешить. А потом его губы оказались на бедре, и он прикусил тонкую кожу с внутренней стороны. Барнс вцепился в простынь, и та с хрустом порвалась. — Т'Чалла… — выдохнул он — воздуха не хватало, влажность давила на легкие, а настойчивый аромат масла путал и без того беспорядочные мысли. — Нравится? — откуда-то из темноты спросил Т'Чалла. Его рука ускорилась, а зубы вновь прошлись по коже, оставляя серию укусов. В ответ он получил довольные стоны, снова заглушенные звуками бушующей за окном грозы. — Хочу тебя, — выдохнул Т'Чалла, оказавшись лицом к лицу с Барнсом, — видно было только очертания и отчего-то зеленоватый блеск глаз. Король потянул его на себя, заставляя сесть, а затем и вовсе оказаться у Т'Чаллы на коленях. Они целовались до прокушенных губ, до потери равновесия — приходилось отрываться друг от друга, чтобы не свалиться с кровати, — до тех пор, пока хватало дыхания. Прижавшись, почти прилипнув, кожа к коже, сплетаясь, — если бы можно было быть ближе, они бы сделали это. Барнс чувствовал, как возбужденный член Т'Чаллы прикасался к его собственному, — иногда он обхватывал их ладонью, чувствуя, как в ответ шоколадная кожа под его губами покрывалась мурашками, а из горла рвался стон. И он все еще ничего не видел — тьма не думала рассеиваться, а гроза, хоть и перестала громыхать и сверкать, превратилась в сильный ливень, белым шумом стоявший в ушах, отчего все происходящее здесь и сейчас между ними казалось еще более реальным. Ладонь Т'Чаллы накрыла руку Барнса, и он, сделав несколько медленных движений, выдохнул: — Хочешь его? Барнс не помнил, кивнул он или согласился вслух, но в следующее же мгновение скользкая ладонь огладила его поясницу, подушечки пальцев прошлись по ложбинке между ягодицами и начали кружить вокруг входа. Он одобрительно выдохнул, продолжая тереться всем телом о Т'Чаллу. Наверно, семьдесят лет в Гидре как-то повлияли на болевой порог Барнса, потому что, несмотря на его ожидания, один, а потом и два пальца, оказавшиеся внутри, вызвали лишь неприятное ощущение растянутости, которое быстро отступило, затерявшись среди того урагана ощущений, что он испытывал сейчас. В какой-то момент Барнс поймал себя на мысли, что подается навстречу пальцам Т'Чаллы и двух ему уже было мало. Хотелось большего, язык, как назло, отказывался подчиняться, и вместо связных слов с губ слетали только стоны. Но, похоже, его желание было понято, потому что теперь внутри было три пальца, а тонкая струйка масла стекала по пояснице вниз прямо к входу. Только убедившись, что смазки достаточно, Т'Чалла продолжил с большим усердием растягивать его. — Матерь божья… — Барнс дернулся всем телом, словно все его мышцы одновременно свело. Он вцепился металлической рукой в плечо Т'Чаллы так, что казалось, еще немного и послышится хруст костей. — Ты как? — поинтересовался тот, замерев на мгновение, давая им обоим отдышаться. Соскользнув с пальцев и толкнув Т'Чаллу назад, Барнс заставил его лечь — зубы снова блеснули в абсолютной темноте, и стало понятно, что королю Ваканды понравился подобный поворот событий. Он уперся металлической ладонью в грудь Т'Чаллы, а живой взялся за его член и направил в себя — это было полнее, чем пальцы, острее, словно он дорвался до предела и балансировал на грани. Барнс чувствовал каждый миллиметр длины, слышал, как сбилось казалось бы безупречно ровное дыхание Т'Чаллы, как теплые и все еще скользкие ладони гладили его бедра прямо по свежим укусам… и еще миллион ощущений, которые он не способен был описать. — Двигайся, — возможно, это сказал даже не Т'Чалла. Может, это произнес Барнс, приказывая себе, — сейчас он не мог этого разобрать. Ему казалось, что вот она, точка невозврата, и теперь его душа точно принадлежала королю Ваканды. Он приподнялся и тотчас же беззвучно выругался. Слишком много. Нет, уже не больно, просто каждое движение задевало какую-то внутреннюю струну, протянутую от промежности прямиком в мозг. Т'Чалла, похоже, заметил это и, крепко стиснув бедра Барнса ладонями, подался вверх, а потом вниз. Он продолжал двигаться, игнорируя едва слышные высокие, болезненно звучащие стоны, — словно каким-то неведомым образом зная, что эти звуки вызваны отнюдь не болью. Как ему удавалось так чувствовать, что именно и как нужно было делать, оставалось загадкой. Барнс в какой-то момент просто рухнул на Т'Чаллу. Тот, наоборот, поднялся, сел прижав к себе, продолжая не спеша толкаться, гладить по спине, легко прикусывать кожу на шее и невесомо касаться члена Барнса, нахально скаля зубы, когда вновь ловил едва слышные ругательства. — Я больше не могу, — Барнс был близок к тому, чтобы сорваться в свой первый полноценный за последние семьдесят лет оргазм, и черт возьми, тело отказывалось его слушаться. Ватным стало все, не только ноги, он чувствовал себя безвольной куклой, согласной на все, лишь бы получить разрядку. Странно, но эта мысль, скорее, возбуждала, чем отпугивала. Т'Чалла снова словно прочитал его мысли — они перевернулись, и теперь Барнс чувствовал себя так, будто вся эта космическая тьма, скопившаяся в комнате, материализовалась в виде короля, навалилась и требовала от него жертву. Толчки ускорились, а хватка зубов на шее Барнса стала крепче. В какой-то момент он подумал, что бредит, — ему казалось, что еще немного, и ему перекусят шею. И когда клыки Т'Чаллы все-таки прокусили кожу над ключицей, струна внутри Барнса лопнула и он словно испытал все падения и взлеты своей жизни одновременно, почувствовал колючий холод снежных Альп и обволакивающий жар душной Ваканды — все это стянулось в тугой узел и в такт толчкам выплеснулось на живот. Т'Чалла вжался в него, шумно дыша в прокушенную кожу, напрягся всем телом и затем расслабился. Барнс чувствовал, как чужое семя разлилось внутри — незамутненный прилив нежности нахлынул на него, и, найдя на ощупь лицо Т'Чаллы, он потянулся к его губам. Гроза отступила, и рыжие лучи заходящего солнца проникли в комнату, осветив их, все еще сплетенных воедино, целующихся и счастливых.