Одиночество втроем

7 лет назад. — Куда мы идем? — мальчик с опаской оглядывался по сторонам, понимая, что вокруг только приставучая липкая паутина, обрывки тканей и арматур. Его пугала темнота, но он упорно шел вслед за рукой брата, который шел непробивной скалой вперед. — Тихо ты! — шикнул на него брат, заворачивая за очередной поворот и прижимая спиной у своей груди, закрывая рот ладонью и быстро дыша. Страх витал в воздухе, но он ни за что не признается перед братом, что забыл, где находится это треклятый выход. — Ммм, — воздух был так же успешно перекрыт, как и звуки, поэтому ему ничего больше не оставалось, как цепляться за тонкое запястье и пытаться освободить дыхательные пути. — Только не кричи, — с этими словами рука исчезает с лица мальчишки, позволяя ему устремить взгляд на тонкую щель в одной из тканей, что их скрывала от чужого взгляда.       Перед их глазами раскрывался заброшенный зал с потертым полом, разбитыми стеклами и одним скрипучим диваном, что, вероятно, приволокли местные бомжи. — Смотри! — Тихо ты!       Не успели братья понять всю ситуацию, как до ушей донесся душераздирающий крик о помощи. Молодая девушка буквально влетела в центр комнаты, останавливаясь всего в паре метров от братьев Ким. На ней почти не было одежды, а тонкая фарфоровая кожа была усыпана синяками и кровоподтеками. Ступни резались об осколки стекла, но девушка все равно металась из стороны в сторону, ища выход. — Куда пошла, сучка? — грубые голоса заставили замереть ее на одном месте.        Ее кисти дрожали, а колени подкашивались, но она все равно не оставляла попытки найти хоть что-нибудь, что смогло бы ее спасти. Но ничего, кроме обломков потолка и некогда стен, на глаза не попадалось. Горстка мелких осколков немедленно оказалась в ее руке. Заводя припасенное оружие для самообороны назад, за спину, девушка судорожно шептала слова о помощи. Она молилась богу, но ее молитва так и осталась неуслышанной подростками. — Не смейте! — пронзительный крик эхом разлетелся по помещению, отчего мужчины сморщились, театрально прочищая уши. — Смешно, — фыркнул один из них, надвигаясь на девушку почти беззвучно. Наше время.       Чайник тихо скрипнул, когда Чимин слегка дрожащей рукой отодвинул его на другую конфорку. Почему-то брюнет боялся такого вида чайников, видимо, когда-то обжегся об потоки пара. Выключив конфорку, Чим выдохнул, раскладывая по полочкам продукты, которые они с Ви купили по дороге домой. Пака напрягала тишина в доме, будто он один. Даже Ви не шумел старенькими тапочками в форме зайки по полу. Не шумел привычно телевизор в зале, а на кухне протекал кран. Что-то было не так, но Чимин не придавал этому значения.       Возможно, сегодняшний день был слишком насыщенный? Да, пожалуй, в его жизни этот день был первым с разноцветными красками, отчего у парня непроизвольно губы тянулись в глупой улыбке. Он определенно благодарен Ви за то, что тот ворвался в его жизнь и абсолютно не против наконец-то принять его как своего «спутника жизни». — И что за привычка не убирать за собой? — фырчал себе под нос брюнет, выливая остатки недопитого кофе в раковину.       Ему было мало интересно, у кого из братьев проявлялась данная привычка, просто Чимин почти всегда находил остатки напитков на столе, тумбе или любой другой поверхности. Дурная привычка, которую сам Пак не любил.       Нагнетающую тишину прервал неожиданный шорох, который сам Чимин мог сравнить лишь с передвижением мебели по полу. Такой же скрипучий и больно режущий чувствительный слух. — Что там происходит? — размышляя сам с собой, брюнет неуверенной походкой направился в зал, где, вероятно, Ви вновь навернулся с кресла или дивана, прихватив плед или же декоративную скатерть с журнального столика вместе с собой.       Однако Ви не навернулся, а плед и скатерть остались на своих местах. Только вот картина, которая открылась перед глазами Пака, заставила его мир перевернуться. 7 лет назад. — Что они делают? — голос, тихий и немного охрипший, теряется в ужасающих звуках помещения. — Молчи ты! — вновь зажимая рот рукой, Ким внимательно следил за разворачивающейся картиной в просвете ткани.       Девушку буквально впечатали в обшарпанную спинку дивана, сильно прижимая ее ноги и руки к разным сторонам спинки, делая ее абсолютно беспомощной. Она уже не кричала и не пыталась вырваться, лишь истошно скулила и рыдала взахлеб, пока в ее юное тело врезались потные мужики. Она вгрызалась зубами в поролон, пыталась не произносить и звука, но все равно ее голос срывался на новый стон, который человеку был несвойственен.       Братья притихли, ощущая жар летнего дня, осевший в этих бетонных стенах, и внимательно вслушиваясь в каждый звук. Они синхронно дрожали от страха и необъяснимого ужаса, что разворачивался прямо перед глазами неокрепшего, еще совсем юного мозга. По вискам скатывались градинки пота, но никто не спешил стряхнуть выступившую влагу. Они даже не моргали, стараясь понять происходящее или же придумать план побега незамеченными. Каждый думал о своем. — Хен? Что ты делаешь? — Кима передернуло, когда в его копчик уперлось что-то твердое, и он был готов поклясться, что фонарик они с собой точно не брали. — Просто постой так, пожалуйста, — охрипший голос шелестом прошелся по позвонкам, оставляя за собой целую дорожку непонятных ощущений и мурашек. — Не надо, хен! — мальчишка боялся повысить голос, но и места для того, чтобы увернуться от рук брата, не было. — Я не причиню тебе боли, доверься мне, — его рука скользнула под резинку штанов, слегка спуская их вниз и пристраиваясь для большего удобства.       Хотя о каком удобстве может идти речь, если ты в почти замкнутом пространстве два на два метра, а в паре метров от тебя жестоко насилуют девушку?       Он не солгал. Длинные пальцы, которыми всегда все восхищались, приятной негой сомкнулись на собственном возбуждении, аккуратно двигаясь вверх и вниз. Судорожный вздох тут же утонул вслед за новым истошным криком, а первый стон растворился средь мягких губ родного брата. Они похожи как две капли воды, будто отражение одного человека, родная кровь, но почему-то все равно приятно растворяться в этих сильных руках, нежных и таких нелепых первых поцелуях и размашистых толчках бедер брата в его собственные. — Не больно? — облизывая сухие губы, интересуется он, но получает лишь кроткий кивок головы и этого вполне достаточно, чтобы не зайти дальше. — Это было неприятно, — честное признание, но руки все равно сами собой тянутся к шее, прижимаются ближе и полностью доверяют. — Я вошел лишь на пару сантиметров, — тихий смех отзывается бабочками в животе и легким головокружением. — Больше и не надо. — Сейчас — да.