***
Всего два дня спустя Шерлок увидел в Западной Березовой Бухте развевающийся на ветру шарф Джона и, как было условлено, встретился с ним на Солёных Болотах. Джон больше не снился Шерлоку, но при воспоминании о той ночи у него слабели колени, и он не мог избавиться от душившего его чувства вины. Джон доверял ему, он сделал для него исключение, и Шерлоку казалось, что он предал друга и оказался недостойным его доверия. Он понимал, что всё это глупости, ведь вряд ли Джон знал о его сне, но это не умаляло мук совести. Шерлоку стало неловко, когда Джон помог ему вытащить лодку на берег. К счастью, его смущение как рукой сняло, когда он увидел искрящиеся глаза Джона под кожаной маской и его радостную улыбку. Он наконец-то смог дышать без неприятного чувства, будто что-то огромное застряло у него в легких, а ощущение, что по коже ползут какие-то крошечные насекомые, исчезло. Шерлоку стало лучше, чем в предыдущие дни, не сохранилось и следа от былого чувства вины и стыда – осталось только успокаивающее присутствие Джона. Почувствовав настойчивое желание взять Джона за руку, Шерлок не стал ему сопротивляться. Тетушка часто по самым разным поводам брала его за руку, одним из них была потребность проявить свою радость. Как же еще было выразить радость видеть Джона, если не взять его за руку. – Куда пойдем сегодня? – спросил Шерлок. Джон не ответил. Он просто смотрел на их переплетенные пальцы, будто никогда раньше не видел, как люди берут друг друга за руки. У Шерлока были необычайно длинные и тонкие пальцы, у Джона же – смуглее, короче и толще. Шерлоку было трудно отвести взгляд от этого захватывающего зрелища, и он не выпустил руки Джона, когда тот пошел вперед. Было время отлива, и потому уровень воды на болотах упал, и они без труда прошли по вязкой земле, а камыши мягко цеплялись за их локти. Дойдя до уединенного островка, Джон остановился. Ему не нужно было просить молчать – Шерлок, увидев среди высокой травы стройные силуэты, понял, что ему нужно прикусить язык и не шевелиться. Здесь были важны каждый шорох и каждое движение. Несколько больших голубых цапель лакомились насекомыми и мелкой рыбешкой, которую принес сюда прилив. Шерлок и Джон долго наблюдали за великолепными птицами: за тем, как они неторопливо вышагивали, за их длинными стройными ногами, то и дело опускающимися клювами, гибкими шеями. Одна цапля, в отличие от собратьев, стояла совершенно неподвижно, притворяясь равнодушной и поджидая жертву. Как только та появилась, птица своим острым клювом с поразительной быстротой схватила насекомое. Потом ветер переменился. Не было ни звука, ни знака, который бы мог спугнуть цапель. И потому было удивительно, когда птицы одним идеально синхронным движением резко выпрямили шеи. Цапли посмотрели в пустое небо, расправили массивные крылья и одновременно взмыли в небо. Вот так просто всё и закончилось. – Пятое сокровище, – тихо прошептал Шерлок, не думая, что Джон его услышит. Джон обернулся к Шерлоку. – Если бы ты был животным, ты был бы большой цаплей. – Почему? – Они невероятно долговязые, – сказал Джон, улыбаясь, – и очень добрые, но, в отличие от некоторых других животных, не осознают этого. Они не кичатся этим, просто добры от природы. Он помолчал мгновение, потом снова заговорил: – В том, как они ведут себя, есть и своего рода высокомерие. Они могут быть сугубо одиночными животными, хотя и не возражают против компании собратьев. Шерлок важно кивнул. Он никогда не пытался сравнивать себя с животными, но, слушая, как Джон описывает большую цаплю, он вынужден был признать, что это довольно лестное описание. Особенно то, как Джон сказал о его высокомерии – ведь обычно люди это качество не ценили, – сравнивая Шерлока с красивой, грациозной птицей. Джон сказал об этом без сарказма, без насмешки – с нежностью. Здорово. – Ну а ты? Каким бы животным хотел быть ты? – спросил Шерлок. – Пойдем, я тебе покажу, – сказал Джон, потянув Шерлока за руку в сторону места их сегодняшней дневной встречи на Солёных Болотах. – Шестое сокровище, – сказал он. Рядом с лодкой Шерлока, на сухом выступе рифа, почти полностью скрытого водой, сидел баклан. Джон опустился на траву, и Шерлок последовал его примеру. Так они просидели почти час, наблюдая за птицей, которая переместилась на самые высокие скалы, подставив свои пропитанные водой крылья солнцу и ветру. В бакланах для Шерлока не было никакой тайны; он знал, что у этих красивых и величественных птиц есть весьма интересные особенности. Крылья у них частично промокали, это облегчало ныряние, но как только перья напитывались водой, птицы становились тяжелее. Вот потому-то они часто печально сидели на скалах, расправив крылья и терпеливо поджидая, когда к ним снова вернется способность летать. За свою жизнь Шерлок видел десятки бакланов, сушивших крылья. Но в этот день, то ли потому, что он по-настоящему внимательно наблюдал за ними, то ли потому, что долго сидел неподвижно, что-то изменилось. Ему показалось, что он понимает птичью печаль. Когда, наконец, птица расправила крылья, помахала ими несколько раз, чувствуя их легкость, и взлетела, Шерлоку захотелось аплодировать. Смотря, как баклан становится все меньше и меньше, и, наконец, исчезает вдали, Шерлок ощущал радостную легкость в груди, – чувство, совсем не похожее на то, которое он испытал, глядя на взлетающих цапель. Тогда было разочарование, сейчас – облегчение. – Я понял, чем вы похожи, – сказал он Джону. – Они не грустные, – ответил Джон с легкой улыбкой, – просто им нелегко приходится. – Что случилось у вольера для лисиц, перед тем, как я ночевал у тебя в поместье? Какое-то время Джон молчал. Потом встал, выпустил руку Шерлока и пошел из-под палящего летнего солнца к лесу. Найдя подходящее место, Джон и Шерлок уселись поудобнее. Какое-то мгновение казалось, что Джон колеблется. Потом он посмотрел на длинные пальцы Шерлока, решился и снова взял его за руку. Шерлок нежно пожал ладонь Джона, как часто делала тетушка Марта, когда он был маленьким и жаловался ей на тех, кто обижал его в школе. Наверное, Джона это пожатие тоже успокоило, и он, наконец, ответил на вопрос. – Иногда я воображаю, что того ранения вообще не было. Что я вернулся из Афганистана целым и невредимым, что я врач, и всё мне по плечу. Легко придумывать себе тысячи разных жизней. Потом, когда я очнусь от своих мечтаний, мне требуется несколько минут, чтобы вспомнить о маске и том, что под ней скрыто. Ты застал меня, когда такое случилось в последний раз. Шерлок сильнее сжал ладонь Джона и убедил его еще рассказать о прошлой жизни. Джон согласился и поведал Шерлоку о поддержке Клары и том, как она убеждала его вернуться к прежней жизни, когда он достаточно поправился, чтобы встать с кровати. Но все выходило не так, как хотелось; старые друзья избегали встреч с ним, даже когда он был в маске. – Тогда я выглядел еще хуже, чем сейчас, а маска плохо меня скрывала. Отвращение на лицах друзей было еще хуже, чем отвращение Гарри. Она видела меня всего целиком, видела то, чего мои друзья не могли и представить, но все равно, маска внушала им ужас. Если учесть еще и детские вопли… Шерлок не смог сдержать слетевшего с губ смешка, и Джон, не разнимая их рук, шутливо ударил его в плечо. – Прекрати, это было ужасно. Мы выходили с Кларой прогуляться, и каждый встречный ребенок начинал громко орать. Я быстро от этого устал и в конечном итоге вообще перестал выходить из дома. – Дети бывают ужасными, – согласился Шерлок, и теперь настала очередь Джона усмехнуться. – Да, бывают. Ну вот, и я проводил все свое время в нашем доме, но Клара по-прежнему была ко мне очень благосклонна. Она дала мне книги, и я открыл для себя Бальзака, Дюма, Стендаля, Лакло, Гюго… Взгляд Шерлока стал озадаченным, и Джон пояснил: – Это писатели, ты о них не слышал? А я думал, ты много читал. – Я никогда не читал художественную литературу, только научную. Художественная литература – пустая трата времени. – Если это правда, ты многого лишился, – сказал Джон, а Шерлок, хмыкнув, пожал плечами. – Прежде всего, книги были единственным способом скоротать время, – продолжил Джон, – но вскоре они стали для меня чем-то большим. Гарри тогда то беспрестанно пила, то без удержу охотилась, и я всегда подозревал, что Клара бросила бы ее, если бы не я. Года через два после этого мы перебрались сюда. Рассказ всё никак не кончался. Теперь, когда Шерлок понял, насколько важна была для Джона Клара, он захотел узнать, что произошло на корабле. Как только он об этом спросил, Джон сам сильнее сжал его ладонь, будто старался набраться мужества перед тем, как ответить. – Гарри хотела наследника. Желательно здорового крепкого мальчика, он должен был сделать то, чего я никогда не смогу, – продолжить род Уотсонов. Ее не останавливал тот факт, что они с Кларой были женщинами. И вот после долгих просьб Гарри Клара согласилась пойти в… одно очень сомнительное место, где мужчины продают свое семя женщинам, которые хотят понести, но в итоге так и не пошла. Шерлок был ошеломлен. – Я и не знал, что есть такие места! – В такой деревушке, как Сент-Сесиль, они ни за что не приживутся, но Лондон большой город, так что всё дело остается анонимным. Тогда Гарри из всех имевшихся под рукой мужчин выбрала самого высокого, сильного и красивого, заплатила ему приличную сумму, он заперся с Кларой в маленькой комнатке и… э-э… сделал свое дело. – И всё получилось? – С первой же попытки. Когда Клара была на третьем месяце беременности, усадьбу на Еловом мысу достроили, и мы поехали сюда. К несчастью, во время плавания у нее случился выкидыш, открылось обильное кровотечение. Я сделал всё, что мог, чтобы сохранить ей жизнь, но у меня не было под рукой нужных средств, и, в конце концов, она умерла. Джон почти до боли сжал руку Шерлока, но у того не мелькнуло даже мысли отнять ладонь. – Когда она умерла, мне казалось, что я тоже умер. Она была единственной, кто любил меня, несмотря на мой внешний облик. Оставаясь один в своей комнате, я часто снимал маску, дотрагивался до своего лица, пытаясь привыкнуть к нему. Клара знала об этом, и порой приходила ко мне, садилась рядом и гладила мое лицо – всё, целиком – своими нежными руками. Я так по ней скучаю… Теперь стало понятно, откуда взялся красный шарф Джона, и почему он почти никогда не снимал его. Шерлоку хотелось как-нибудь утешить Джона, но его познания в этой области были весьма ограничены, и потому он попытался представить, что бы стала делать в такой ситуации его тетушка. Использовала бы физический контакт, наверное. Тетушка Марта всегда обнимала своих друзей, когда им была нужна поддержка. Но в такой позе Шерлоку было неудобно обниматься, и тогда он поддался порыву, сделав то же самое, что и в тот раз, когда они любовались луной. Он высвободил свою ладонь, придвинулся к Джону и своей длинной рукой обнял его за плечи. Джон тут же легко и естественно, будто так и должно быть, уткнулся лицом в бледную шею Шерлока. Окончание своей истории он пробормотал Шерлоку в шею. – Гарри так и не оправилась после смерти Клары. Проводя время между алкоголем и охотой, она никак не может найти точку опоры. Она держит меня при себе, но и сама на меня не смотрит, и не выносит, когда другие люди смотрят на меня. Я делаю то, что она хочет, не потому, что не желаю общаться с другими, а потому, что я знаю, как это ранит ее, как сильно она нуждается в защите. Как только Джон умолк, Шерлок поддался искушению и запустил пальцы в его волосы, поглаживая кожу головы в том месте, где начиналась маска. Волосы на ощупь были мягче, чем во сне, и Шерлок закрыл глаза, наслаждаясь ощущениями, от которых горела кожа. К шее Шерлока прижималась мягкая и теплая маска, но ощущения от нее были ничем по сравнению с ощущением собственной кожи Джона. – Прости, я вел себя ужасно не по-мужски, – проговорил Джон некоторое время спустя. – Но я же не томная девица. Думаю, между друзьями это уместно. Наверное, в Кодексе Дружбы есть насчет этого какой-нибудь пункт, надо спросить у Грегори… – Что за Кодекс Дружбы? – спросил Джон, он был рад отвлечься от своего горя. – Кое-какие правила, которые должны соблюдать друзья. Ну, что-то вроде того, как надо вести себя, как хранить секреты, как не отбивать друг у друга девушек. Джон засмеялся, и Шерлок почувствовал облегчение оттого, что его тактика по утешению друга, кажется, удалась. Но если Джон все еще расстроен, он больше и пальцем не пошевелит. К тому же, так приятно и тепло сидеть вот так рядом с ним. – Расскажи-ка, какие там правила надо соблюдать. Я давно ни с кем не дружил, уже разучился. И Шерлок рассказал ему про себя и Грегори Лейстреда и про то, чему он научился с тех пор, как они подружились. Он знал, что слишком тараторит и перескакивает с одного на другое, но ему хотелось отвлечь Джона и это, кажется, удавалось. Наконец, они расцепили объятья и разошлись по домам, но это случилось не раньше, чем луна прогнала с небосклона закатное солнце. К несчастью, они совсем не заметили глаз, издали наблюдавших за их объятиями.Глава 9
30 апреля 2013 г. в 15:30
Шерлок открыл глаза – рядом с его кроватью, с чарующей улыбкой и блестящими глазами, в шарфе, обмотанном вокруг шеи, стоял Джон. Так же как и в их краткую первую встречу, он прижал указательный палец к губам. Потом Джон забрался на кровать и стал двигаться к Шерлоку, пока не оседлал его бедра. Шерлок почувствовал тепло ног своего друга и затаил дыхание. Сердце у него колотилось так часто, что он почти ничего больше не слышал. Джон нагнулся к нему, его губы оказались всего в дюйме от правого уха Шерлока. Потом Джон начал шепотом перечислять названия костей человеческого черепа, а Шерлок зарылся пальцами в волосы друга, нежно массируя кожу его головы.
– Носовая, слёзная, скуловая…
Шерлоку пришлось подавить стон. Что-то опалило низ живота, но не болезненным, а блаженным, почти разрывающим душу жаром. Он положил руку Джону на шею, осторожно поглаживая тонкие завязки маски. Сейчас их можно было легко развязать и как следует рассмотреть изуродованное лицо Джона, но Шерлок не решался. Ведь если Джон доверял ему настолько, что пошел на такую близость, это было гораздо важнее, чем простое удовлетворение любопытства.
– Верхняя челюсть, переносица, нижняя челюсть…
Джон левой рукой ласково провел по краю подбородка Шерлока и нежно поцеловал его в чувствительное место сразу под ухом. Губы у Джона были мягкие и теплые, и Шерлок чувствовал, как горит под ними каждый дюйм его кожи от уха до подбородка.
– Клиновидная, решётчатая…
Губы Джона оказались прямо напротив губ Шерлока, смотревшего на своего друга широко раскрытыми голубыми глазами. Зрачки Джона настолько расширились, что было почти не видно радужки, но сколько можно было прочесть в этих глазах. Шерлок видел желание, доверие, нежность, а потом вообще ничего, когда Джон закрыл глаза, шепча: «Шерлок…» и накрыл его губы своими.
Шерлок проснулся с таким бешено колотящимся сердцем, что его грохот отдавался во всем теле. Он задыхался, ночная сорочка прилипла к груди. Он все еще чувствовал жар внутри и приятное покалывание в чреслах. Он посмотрел под одеяло, закрыл глаза, перекатился набок и сжался в комок. Это была далеко не первая его нежеланная эрекция, но всепоглощающее ощущение одновременно и вины и вожделения было ново. Внутри всё скручивало неприятными спазмами, Шерлок чувствовал, как кровь пульсирует в паху – его тело никогда прежде не откликалось столь противоречиво. Он знал, что для облегчения достаточно пары движений, но такая перспектива казалась холодной и безликой, и потому он сосредоточился на том, чтобы восстановить дыхание, зная, что мучительно-сладкая пытка в конце концов утихнет.
Со столика рядом с кроватью ему усмехался череп и, пытаясь отвлечься, Шерлок вспомнил полный ужаса взгляд своей тетушки, когда он продемонстрировал ей свой подарок. Она категорически отказалась ставить его на каминную полку и угрожала вообще выкинуть, если хоть однажды заметит где-нибудь в доме, кроме спальни Шерлока. Так что череп и Шерлок обретались здесь и глядели друг на друга жаркими летними ночами. Череп и был последним, что видел перед собой Шерлок, снова погружаясь в сон.
На следующий день было воскресенье, и когда Шерлок проснулся, Марта уже ушла в церковь. Шерлок принес череп с собой в кухню и ждал, пока вскипит вода. В ярком утреннем свете больше не казалось, что череп усмехается - он казался осуждающим. Шерлок прищурился. Конечно, череп его осуждал, он ведь видел, в каком состоянии его хозяин проснулся ночью. Первой же ночью после того, как он прибыл сюда в качестве подарка от Джона. Да, Шерлоку есть чего стыдиться.
– Перестань на меня так смотреть, – сказал Шерлок черепу, наливая кипяток в кружку и опуская туда пакетик чая. Ответа он не получил.
– Я взрослый мужчина, это нормальная физиологическая реакция. Ты сам должен это знать, ведь ты был когда-то живым человеком.
Неудивительно, что череп продолжал молчать. Обескураживало то, что Шерлок пытался завязать с ним беседу.
– Это нелепо, – сказал Шерлок и отвернулся от осуждающего взора черепа.
Шерлок допил чай, отнес череп в свою спальню и вышел из дома. Как всегда, он пошел вдоль берега, высматривая красный шарф Джона, но знака-приглашения среди деревьев было не видно. Разочарованный, Шерлок решил прогуляться в деревню. Он знал, что Грегори, как и большинство жителей, наверняка в церкви, но ему надо было кое-что с ним обсудить и очень не хотелось делать это за обедом в присутствии тетушки Марты и всего семейства Лейстредов. Взломать замок и проникнуть в магазин оказалось проще простого – надо будет сказать мистеру Лейстреду, чтобы он предпринял более действенные меры безопасности. Шерлок сел за стол, на котором стояли шахматы, и стал ждать Грегори.
Грегори не заставил себя ждать – вскоре дверь осторожно приоткрылась. Его неуверенные движения говорили сами за себя: он ясно помнил, что перед уходом в церковь запирал дверь и удивился, обнаружив ее приоткрытой. Вероятно, опасаясь, что тот, кто взломал замок, еще находится внутри, Грегори очень осторожно вошел. Он сосредоточился и напрягся, приготовившись бороться с грабителем.
– Понравилась проповедь? – спросил Шерлок, и его гулкий голос эхом разнесся по помещению, отчего Грегори почти подпрыгнул.
– Шерлок! – воскликнул Грегори и тут же расслабился, поняв, что замок действительно взломали, но сам взломщик вовсе не опасен. – Как я рад тебя видеть, пожалуйста, входи, располагайся, – весело добавил Грегори, сев на свое обычное место в кресло перед белыми фигурами. Почти не задумываясь, он сделал свой любимый ход: переставил пешку на d4.
– Неужели? – спросил Шерлок с полуулыбкой и повторил его ход, переставив свою пешку на d5. Потом, подумав, что нет причин откладывать желанный разговор, он прямо спросил:
– Как у вас дела с Сарой?
Грегори передвинул коня на f3.
– Мы собираемся пожениться, так что всё хорошо. А почему ты спрашиваешь?
Шерлок проигнорировал вопрос и сделал ход пешкой на е6.
– У вас были интимные отношения?
– Шерлок! О чем ты спрашиваешь! Это личное!
– Мне надо знать. Это очень важная информация, не стесняйся.
Грегори откинулся на спинку стула, скрестив пальцы.
– Ну, если тебе так надо знать, мы не зашли дальше поцелуев. Она из старомодной семьи и говорит, что плотские утехи предназначены только для женатых пар.
Шерлок усмехнулся, и Грегори рассмеялся.
– Не смейся, в принципе, это не редкость. Что мне остается? Я люблю Сару, и если ради того, чтобы холить и лелеять ее всю мою оставшуюся жизнь, нужно всего лишь немного подождать, разве оно того не стоит?
Грегори передвинул пешку на е3.
– Серьезно, Шерлок, почему ты спрашиваешь?
– Эксперимент в человеческих отношениях, – уклончиво пробормотал Шерлок, передвигая пешку на с5.
Грегори стал подозревать, что это больше, чем простое исследование. Он посмотрел на своего друга и попытался понять истинную подоплеку вопроса, но даже если она и существовала, по Шерлоку этого было не понять.
– Раньше у тебя были половые связи, – объявил Шерлок. – В большом городе, где люди не суют носы в чужие дела, при твоей всегдашней осторожности, это было сущим пустяком.
– Ты просто разглагольствуешь или спрашиваешь? – спросил Грегори, потому что с Шерлоком порой было трудно разговаривать. Со времен их первой встречи он вел себя так уже не раз: делал выводы и раздражался, когда Грегори начинал отвечать, думая, что его спрашивают.
– Я просто делаю наблюдения, – сказал Шерлок.
– Кто бы сомневался, – ответил Грегори, стараясь казаться раздраженным, хотя на самом деле он был очень удивлен их разговором, и ему было крайне любопытно узнать, почему Шерлок спрашивает о вещах, которые они никогда раньше не обсуждали.
– Ну а ты? У тебя когда-нибудь были… интимные отношения? – спросил Грегори.
– Ты ведь не совсем идиот, так что, я уверен, сам сможешь сделать вывод, – ответил Шерлок, и Грегори захотелось пнуть себя за свою рассеянность. У Шерлока никогда не было настоящих друзей, и он столько раз раньше насмехался над романтическими привязанностями; ясно же, что у него никогда не было подобного опыта.
– Думаешь, ты когда-нибудь женишься?
– Это скучно, – тут же ответил Шерлок. Потом, казалось, подумав несколько мгновений, он спросил: – Тебе когда-нибудь снится Сара?
Грегори кашлянул и покраснел. Ему не нужно было отвечать, Шерлок и так без труда распознал его смущение. Каким облегчением для Шерлока было узнать, что он не единственный, кто краснеет из-за своих чересчур правдоподобных снов. Но ведь Грегори и Сара были влюблены и помолвлены, а они с Джоном просто друзья. Внутренний голос продолжал укоризненно настаивать, что сны, после которых просыпаешься в поту, задыхающийся и с эрекцией не входят в Кодекс Дружбы, и Шерлоку стало еще муторнее, чем ночью.
Теперь Грегори был еще больше заинтригован, чем тогда, когда Шерлок только затронул эту тему. Друг часто задавал ему бесцеремонные вопросы, но это было другое; теперь не казалось, что Шерлок собирает данные ради самого процесса. Похоже, он пытается получить ответ на свой личный вопрос. Вдруг Грегори вспомнил живой интерес Шерлока к одной особенной проблеме, к единственной теме, которую ему не надоедало обсуждать. Он не смог противиться любопытству и сам сделал первый шаг.
– Шерлок, твои сны о Джоне Уотсоне?
– Конечно, нет! – ответил Шерлок, но Грегори это не убедило.
Хотя он знал, что его друга вполне могли привлекать мужчины; в конце концов, однополые пары были не в диковину, и только меньшинство людей считало такие союзы грехом. Гарри Уотсон до переезда в Сент-Сесиль была жената на женщине, и хотя о ней болтали много плохого, ее выбор партнера осуждали редко. Кроме того, любимцы всей деревни – Джим Мориарти и Себастьян Моран жили вместе. Но ведь Шерлок никогда раньше не выказывал влечения ни к мужчинам, ни к женщинам, так что очень непривычно было думать о нем как о человеке, интересующимся такого рода отношениями, какими бы они не были.
– Твой ход.
Настойчивый голос Шерлока резко вывел Грегори из задумчивости, и он секунду смотрел на фигуры, прежде чем передвинуть пешку на с4. Шерлок, предвидевший его ход, возвел глаза к небу и передвинул коня на с6.
– Знаешь, если тебе когда-нибудь понадобится помощь в твоем эксперименте с человеческими отношениями, можешь обратиться ко мне, – предложил Грегори.
– Мне казалось, что я уже обратился, – ответил Шерлок и слегка наклонил голову, растерянно посмотрев на Грегори.
Наконец, он последним ходом добил Грегори, но тот так привык проигрывать, что не расстроился. Весь день он пытался снова заговорить с Шерлоком о снах, но безуспешно. А потом на ужин пришла миссис Хадсон, и им пришлось оставить игру в шахматы. Как всегда в воскресенье, они сели за стол и наслаждались чудесным ужином, только Шерлок весь вечер казался более рассеянным, чем обычно.