Изгой

      С тех событий прошло довольно много времени. Эти события явно переломили что-то внутри Перси, как невольно чувствовал он сам. Его однокурсников было семь. Амикус Кэрроу, Амадей Клинтон, Филипп Крэбб, Присцилла Норфолк, Генрих Юстон, Оливия Эбб, Арчи Фейдж. Присциллой Норфолк оказалась та самая блондинистая девчонка в поезде, которая была тогда с Пенелопой Кристалл. Характер у нее, надо сказать, был ужасный. Она была чистокровная, помешенная на чистоте крови, высокомерная. Норфолк была рада любому поводу унизить Перси. Генрих Юстон — полукровка. Но он высокомерный, гордый и любящий всякие «смешные» шутки над Перси. Перси бы предпочёл выслушивать тысяча шуток тысяч Фредов и Джорджев в свой адрес, чем просто видеть этого идиота. Оливия Эбб тоже является полукровкой. Она большая сплетница и сразу же приспособилась на Слизерине. Очень крепко сдружилась с Присциллой и теперь они лучшие подруги. Однако Эбб к тому же имела неплохую внешность, что давало Норфолк повод лишний раз повертеться около зеркала, ведь Эбб все-таки была красивей ее. Арчи Фейдж — типичный чистокровный волшебник. Однако он холоден, рассудителен и обладает хоть каким-то умом. Перси даже заметил, что когда все учителя хвалят Перси и нарекают его «самым лучшим учеником», Фейдж закатывает глаза и становится еще угрюмее чем обычно. В учебе Перси повезло. У Слизерина было уже много баллов благодаря ему. На уроках он активно отвечал, всегда отличался блестящим умом и смекалкой. Учителя уже давно махнули рукой на то, что он на Слизерине, считая, что Шляпа все-таки ошиблась — не мог же такой способный и добросовестный ученик попасть на Слизерин. Перед уроком полётов у Перси заболела голова, и он направился в Больничное Крыло. Мадам Помфри здорово отругала Перси, что он не подошёл раньше и долго медлил. Но она дала ему снадобье и сказала сидеть потом здесь, сегодня идти на урок полетов ему категорически запрещено. Но первокурснику это было только на руку — в отличие от своих братьев, он не слишком жаловал полёты и бешеные круги по воздуху на метле. «Это очень опасная игра. Можно сломать себе что-нибудь» — думал Перси. Но Перси в принципе было спокойно. Он пил свое снадобье, смотрел в окно и смеялся над жалкими попытками Клинтона встать. Тогда Клинтон, высокомерно окинув взглядом всех присутствующих, рванул первым полетать на метле. С видом знатока он сел на метлу и взлетел на ней на некоторое время. Однако в это же мгновение соскользнул с древка и грохнулся на землю, успев каким-то небывалым способом зацепить край мантии за метлу. Клинтон дергался, безуспешно пытался слезть с метлы, отцепив край мантии, и старался не упасть снова. Слизеринец истошно орал Крэббу и Кэрроу, чтоб они «сняли его уже оттуда». В итоге край мантии все-таки отцепился и Клинтон окончательно упал. Гриффиндорцы засмеялись, ведь он рухнул прямо в осеннюю грязь лицом. Это смехотворное зрелище рассмешило и Перси. Но в зельеварении Перси преуспел больше всего. Даже один раз он понял, что Снейпу окончательно понравился, несмотря на то, что он Уизли. Тогда было зельеварение с пуффендуйцами. Перси старательно варил зелье, время от времени добавляя все нужные ингредиенты, засекая таймер и рассчитывая меру. Однако слизеринцы снова принялись за свое. Перси чувствовал себя очень неуверенно, слушая грубые комментарии остальных. Слизеринцы вовсю издевались над Перси, зная, что ему от этого не лучше. Перси изрядно нервничал и вскоре понял, что из-за своих «любимых» однокурсников добавил слишком много капель Фена. Это подпортило зелье. «Все, — обреченно опустил голову первокурсник, — Все пропало, зелье не вышло». Но к его удивлению все разрешил Снейп. Проходя мимо Перси, он негромко сказал: — Думаю, мистер Уизли, вашему зелью не помешают четырех «Листьев Волка». На верхней полке, слева. Перси удивленно обернулся. Подумать только! Как раз этот ингредиент способен изменить зелье в лучшую сторону. И кто же ему помог? Снейп! Зелье действительно вышло безупречным. Перси перелил зелье в флакон и сдал готовое снадобье довольным. Таким образом, он невольно заслужил одобрение своего декана и стал его любимчиком. Что же касается остальных Уизли, то громовещатель все-таки пришёл, хоть и с опозданием. Перси сидел в отдалении от слизеринцев и спокойно поедал яичницу, как к нему подлетела сова и бросив письмо, поспешно улетела. Перси сразу раскрыл громовещатель — всё равно рано или поздно это случилось бы. — ПЕРСИ УИЗЛИ! — яростно орал громовещатель голосом Миссис Уизли. Остальные замолкли. Тысяча любопытных глаз воззрилось на Перси. — КАК ТАК?! МЫ С ОТЦОМ БЕСКОНЕЧНО РАССТРОЕНЫ, АРТУР НИКАК НЕ МОЖЕТ НАЙТИ СЕБЕ МЕСТО! МЫ И ПОНЯТИЯ НЕ ИМЕЛИ, ЧТО ТЫ, ОКАЗЫВАЕТСЯ, ТАКОЙ! КАК ЭТО ТАК, НЕ ИНАЧЕ…О-ОХ! СЛИЗЕРИН!.. Я БОЛЬШЕ НЕ МОГУ ГОВОРИТЬ, ПРАВО… И все смолкло. Перси внезапно обнаружил, что краснеет от стыда. Такой — это значит другой. Это значит, что Перси не оправдал их, семьи, ожиданий. Он вовсе не бравый гриффиндорец, а мерзкий слизеринец. Однако Перси последовал совету Ника и сделал попытку копнуть дело распределения поглубже. Тогда была ночь. Перси знал пароль от кабинета директора, а потому беспрепятственно вошел. Шляпа, стоявшая на полке, слегка шелохнулась и зевнула. Перси на цыпочках прокрался к полке. Пол под его ногами отозвался протяжным скрипом. Перси испуганно огляделся, но никого не обнаружил. Вокруг была мертвая тишина. Но сердце Перси все равно отбивало бешеные удары. Первокурсник невольно почувствовал себя преступником. Он с замиранием сердца ухватился за Шляпу вспотевшими от страха руками. Перси осторожно одел её себе на голову и судорожно заломил пальцы, не в силах справиться с ударившим в голову волнением. Он зажмурился и сглотнул, ощущая, как плотным кольцом сдавило пересохшее горло. Но в голове вновь возникли чудесные мечты — все произошедшее оказалось чудовищной ошибкой, а самого Перси переводят на Гриффиндор — то самое место, которое ему действительно предназначено. Вот он, Перси, радостный, что все его страдания, наконец, закончились, садиться за Гриффиндорский стол, прямо под золотисто-красные эмблемы, чувствует, как приятный трепет предвкушения пронзает его до кончиков пальцев. Рядом шумно присаживается Билл, по-дружески хлопает его по плечу и по-доброму заглядывает в глаза. Говорит примирительно: «Ну, прости, старина!» и тянет губы в широкой теплой улыбке, такой, какой только он умеет улыбаться. Слегка приобнимет смущенного Перси и уверенным громким голосом подзовет Чарли. Чарли будет рад, он вздохнет облегченно и радостно: «Так и знал, что это какая-то ошибка!». А потом обязательно рассмеется звонким смехом и, потянув Перси за руку, будет взахлеб болтать о своих ненаглядных драконах и все восклицать: «Как все хорошо получилось! Как круто, что ты с нами!». А миссис Уизли обязательно пришлет очень длинное письмо, в котором каждый — и они с Артуром, и Рон, и близнецы, и Джинни — напишут, что никогда в нем, Перси, не сомневались и что он — навсегда часть их семьи. Перси будет с счастливым умилением перечитывать это письмо и незаметным движением стирать непрошенные слезы с уголков глаз, причем обязательно украдкой, чтобы Билл с Чарли не шутили! И все будет так, как должно было быть… Первокурсник открыл глаза и шумно выдохнул. Он сморгнул слезы, которые больно защипали глаза. Его колотила легкая дрожь. Как же, как же ему хотелось надеяться! Наконец, решившись, он взволнованно спросил: — Послушай, это ведь ошибка? Это можно исправить? Ведь это большое недоразумение, так? «Нет, — Шляпа зевнула, — Я знаю, о чем ты говоришь. И я знаю, что делаю». Сердце тяжелым камнем рухнуло куда-то в пятки. Глаза снова наполнились пеленой слез. Перси в отчаянии схватился за кожу лица. Потом зажал ладонью рот, сдерживая непрошеный всхлип. Еще немного — и он бы затрясся всем телом и разразился бы безутешными рыданиями. — Почему? Скажи, почему Слизерин? — взмолился Перси, — За что мне это… «Ну, ну все не так плохо. Я знаю, что делаю. При всем желании не могу сказать ничего». Надежда внутри Перси слабо замерцала, угрожая угаснуть. — Но все же… «Ничего не могу сказать» — отчеканила Шляпа и сонно зевнула. Перси положил ее на место и, расстроенный, разочарованный, уничтоженный, полностью убитый словами Шляпы, поспешил скрыться прочь. *** Действительно, Перси просто угас. Чарли? Избегал. Билл? Попросту игнорировал? Отец и мать? Ненавидели. Джинни, Рон и близнецы? Неизвестно. Им все равно. Друзья? Их у Перси и вовсе нет. Всем все равно. И Перси тоже стало на всё совершенно наплевать. Он уже не Перси Уизли. И не просто Перси. Он просто тень. Тень, которой все глубоко безразлично. В сердце Перси будто расползлась чернильно-черная дыра, которая становилась все шире и шире, и все стремительнее разъедала оставшееся живое, способное чувствовать и надеяться. На уроках он по-прежнему отлично отвечал. Ну, а так-то? Так-то он ходил бледный, как сама смерть, ни о чем не заботясь. Все избегали его. И он тоже. Иногда, он миролюбиво и долго беседовал с Ником. И тогда на лице у него появлялась горькая улыбка. Улыбка? Нет, нет, уже нет. Усмешка. Он уже давно не улыбался. И не жил. Существовал. Кто он? Кто он… Этот вопрос Перси часто себе задавал. А сейчас? Сейчас кто он? Тень. Просто обычная тень, ко всему равнодушная, но умеющая держать лицо. Удивительно, как быстро живой человек может превратиться в мертвенно-бледную, иссохшую за короткое время тень. Как быстро Перси научился притворяться, изворачиваться, носить ледяную маску безразличия. До этого он попытался наладить контакты со всеми. Раз не слизеринцы, то может другие факультеты отнесутся к нему иначе? Первой надеждой был бравый, справедливый, полыхающий благородно-красным Гриффиндор. Но и там его открыто ненавидели. Махать кулаком умеет каждый третий — вот и тебе синяки с фингалами. Пуффендуй его сторонился и обсуждал за спиной, поёживаясь от страха. Когтевран старался делать вид, будто нет никакого Перси Уизли, высоко приподнимая гордую голову вверх. И удивительно ли теперь, что он угас? Погас, и темнота нахлынула внутрь Перси, вращаясь с тоскливым одиночеством по вечному кругу… В гостиную и спальню он приходил поздно. Отсиживался в библиотеке допоздна, все свободное время проводя там. Перси буквально зарывался в книги и учебники. Библиотека стала для него вторым домом. Перси казалось, что отсюда веяло теплом, уютом и чем-то согревающим и теплым. Перси любил книги и видел их чаще, чем собственных однокурсников. «И что будет дальше?» — с грустью и отчаянием думал Перси такими холодными осенними вечерами, как сейчас. Он задумчиво посмотрел на обложку книги, которую только что дочитал. Это была книга об Астрономии. И называлась она так: «Астрономия и её таинства». На обложке были звезды. Они были разные, слишком разные. Вон те — серебристые и сверкали по-разному: одна звезда вся лучилась в сиянии, а другая наоборот — успокаивающе мерцала. Эта золотая, та — ярко-оранжевая… Они все будто смеялись и подмигивали Перси, мигая в каком-то своем, только им известным порядке. На обложке были и планеты. Некоторые слегка покачивались, другие были неподвижны. Перси также неподвижно смотрел в них и видел в них своё детство. Далекое, светлое и своё. В памяти вспыхивали различные картинки из прошлого, а звезды, не переставая, мерцали, мерцали… Перси легко и просто проваливался в сон… А на книге все шутливо подмигивали засыпавшему мальчику, игривые и таинственные звёзды, будто знали что-то, чего не знал он…