Пророк

      Карга подняла на вошедшего глаза, помутневшие от дешевой рисовой водки. Стеклянный шар гулко прокатился по столу и треснул, упав на пол. Он больше не понадобится ей. В ход сегодня пойдет Настоящее Прорицание. — Wingardium Leviosa! — напряженно проговорил я, взмахнул палочкой и укоризненно направил ее на яблоко. Через несколько десятков повторений язык не то, чтобы устал — он просто-напросто начал заплетаться, то и дело неправильно протягивая слова. — Я и не думала, что это займет столько времени, — пораженно повторила Эйвери.       Девушка сидела сбоку от меня, за столом, устало подперев голову рукой, и вот уже на протяжении пятнадцати минут созерцала мое унижение. Рядом же валялся вскрытый конверт, с полчаса назад доставленный мне лично в руки посыльным. Он-то и звонил в дверь, чтобы доставить заказное письмо: в документе было слишком много важных деталей, касающихся моего прибытия и мер безопасности Хогвартса, так что не было ничего удивительного в том, что его не стали посылать традиционным для волшебного мира способом. — Надо было подумать, когда ты заверяла Дамблдора в моей полной дееспособности и жажде преподавания без моего на то согласия, — слегка раздраженно заметил я, стараясь не терять концентрации. — Wingardium Leviosa!       Конечно, я всегда мог отказаться; да, это будет некрасиво, но и заставить меня никто не сможет. Но с другой стороны, только в Хогвартсе я имел шанс получить помощь и поддержку, в которой так нуждался сейчас. В конце-то концов, только об этом месте у меня и имелись некоторые познания, дающие мне хоть какое-то преимущество.       В письме, помимо пожеланий скорейшего выздоровления, было также указано желательное время прибытия в Хогвартс: за три дня до начала занятий, то есть 29 августа. То есть, через две недели. По спине вновь пробежал холодок от подобных мыслей. Я ведь совершенно ничего еще не умею, не знаю ни предмета, ни мира, ни самого себя. — Wingardium Leviosa, мать твою! — раздраженно бросил я и ткнул яблоко палочкой, теперь уже по-настоящему. Шар гулко прокатился по столу и сочно треснул, упав на пол. Вновь болезненно стрельнуло в висках, и я положил одну ладонь на голову, поморщившись. — Черт, я… ты то потерянный, то откуда-то знаешь все лучше всех. Я думала, тебе нужно просто отдохнуть, ты так радовался этому предложению тогда, — оправдывалась Эйвери. Она походила на человека, который обычно максимально ограждает себя от чужих дел, держась в стороне, и, похоже, сейчас страдала и винила себя за нарушение собственных принципов. Я впервые видел эту особу настолько выбитой из колеи. — Да ладно, проехали, — примирительно сообщил я, все еще морщась от боли в висках. Мы впервые так долго сидели на кухне, чем-то вместе занимаясь. Девушка явно теплее ко мне относилась, да и обстановка сложилась достаточно спокойной, так что я решился начать кое-о-чем ее расспрашивать. — В отношении того, что я знаю все лучше всех… Некоторые вещи вроде кажутся вполне очевидными, но за последние несколько дней я понял, что не совсем могу доверять тому, что мне кажется. Могу я кое-что уточнить у тебя? — Ну попробуй. — Каким бы странным это не показалось… — я собрался с мыслями и попытался вспомнить самые насущные волнующие меня вопросы. Их оказалось достаточно много. — Что ты слышала о Гарри Поттере? И… Жив ли Николас Фламель? Что сейчас вообще нового в мире? На несколько секунд Эйвери застыла с удивленным выражением лица, после чего принялась отвечать на вопросы, по всей видимости, по мере их простоты. — Николас Фламель жив. Гарри Поттер тоже жив, скоро как раз его одиннадцатый день рождения, а через пару месяцев день победы над Темным Лордом, если ты и об этом тоже забыл. В мире сейчас спокойно, из последних новостей — ну, то что ты теперь отшибленный, и еще профессор Трелони пропала, но она давно еще пропала. — А что касается Флемингов? В смысле, нас, как семьи… — Нас? Половина Флемингов — хорошо, другая половина — не очень. Мы с тобой одни остались. На мне — семейный бизнес, у нас своя марка канцелярских товаров и сеть книжных магазинов. На тебе — прославление и поддержание исторической репутации Флемингов, как ученых, прорицателей и в принципе отшибленных богемных типов с претензией на интеллектуальность. — Ты помнишь что-то о том, куда я поехал? — Этого никто не знает. Ты что-то говорил об исследовании Прорицания, используемого кентаврами, но ничего конкретного. Ты вообще, знаешь ли, часто бываешь мрачным замкнутым типом, который говорит загадками и ловит такие видения, что по ним маггловские фильмы снимать можно. Еще ты часто исчезаешь непонятно куда, а потом такое рассказываешь, что неудивительно, отчего многие решили, что потеря памяти — это какая-то твоя очередная затея… — Веселые у меня однако были затеи, — заметил я, потирая лоб рукой. — Последний вопрос, в отношении людей из Министерства… Что это была за девушка? — Ты про Роу? Ровена Хантингтон. Вы вроде часто ходили вместе, когда еще в школе учились. Что дальше случилось, не знаю, ты не обладал склонностью делиться подобным. Немного помолчав, я вновь направил палочку на укатившееся за стол яблоко. — Wingardium Leviosa. Треснувший прямо по середине плод и не думал подчиняться моей воле.       Последующую неделю я занимался в основном тем, что сидел в фамильной библиотеке и пытался найти хоть какую-то информацию о том, что могло хоть как-то пролить свет на мое появление здесь. Кое-что найти удалось, но читать это было невозможно. Процесс чем-то напоминал мне изучение материалов четвертого курса университета, когда ты еще учишься в школе. Сильно сказывалось отсутствие основ магии, которые все волшебники изучали еще в университете, поэтому волей-неволей пришлось взяться и за основу. Поначалу один вид той груды материала, который запихивает в себя за год средний первокурсник, поверг меня в некоторое уныние, особенно учитывая, что копаться в этом придется без электронного поисковика, но дела пошли значительно быстрее, когда Бри с очередным кофейником робко преподнесла мне идею почитать свои собственные школьные конспекты и даже предложила найти их, после того, как прищемит себе пальцы дверью за наглость. Кое-как отговорив ее от самодеструктивных действий, я быстро получил в расположение четыре ящика конспектов и эссе, написанных за время моего пребывания в Хогвартсе.       Самыми большими прорехами в моем магическом самообразовании в конце концов оставались Зелья, Травология и История Магии. Вбить себе в голову кучу латинских названий, непонятно по какой логике действующих рецептов и исторических дат было просто бессмысленно, но какие-то основные принципы я усваивал быстро. Учитывая, что этими терминами и понятиями люди постоянно перекидывались в повседневном разговоре, я мог по крайней мере понимать, о чем говорит Эйвери и о чем пишут в газетах, и не сильно выбиваться. Пока что, мне не удалось найти ничего вразумительного ни о параллельных мирах, ни о путешествиях между ними, но я не терял надежды.       Мир вокруг был совершенно реален. Особенно сильно это ощущалось по пробуждению. Моя работа, моя девушка, моя квартира, моя старая личность — все это смазывалось, казалось фальшивым и далеким отсюда. Мои эмоции принадлежали этому миру. Я уже не был уверен в том, как связан с этим Флемингом и почему оказался именно в его теле, но с каждым днем, знакомясь с нашим теперь уже совместным прошлым, во мне росло понимание, насколько близка мне была его репутация. Отчужденность от мира, бредовые идеи и странное поведение. Звучит знакомо, неправда ли?       Кусок непонятного на вид дерева длинной в двенадцать дюймов продолжал упорствовать. Эйвери помнила только, что внутри у нее коготь сфинкса, потому как у ее собственной палочки тоже такая сердцевина, но вот дерево назвать затруднялась. Какое-то черное и все. Вот и вся информация, не слишком-то полезно. По пути в Хогвартс обязательно надо будет воспользоваться всеми прелестями Косого переулка и не забыть проконсультироваться с мистером Олливандером. Хотя поможет ли?       Вот уже неделю я делал все, что в моих силах, чтобы сотворить хоть немного магии. Изучал теорию, зачитывал все попадающиеся на глаза заклинания, точь-в-точь повторял движения и речь Эйвери, концентрировался, медитировал, злился и в конечном итоге в яростном бессилии пинал мебель. Палочка отказывалась произвести на свет даже жалкий сноп искр, я не чувствовал ничего, кроме холодного, покрытого лаком дерева в руках.       Все мои грандиозные планы рухнули. Все пропало. Я не умел колдовать. Я так и представлял, как приеду в Хогвартс и торжественно сообщу об этом преподавательскому составу во главе с самим Дамблдором. Извините уж, Гендальф. Закончилась магия. И как интересно я смогу защитить учащихся в случае чего?       Снедаемый мрачными настроениями, я в который раз перелистывал собственные книги по Прорицанию. Талант к этой дисциплине — это, пожалуй, единственное, что вообще удерживало меня на плаву. Мелочи вроде предсказывания погоды и каких-то маловажных событий дались мне на первый же день, что приятно тешило самолюбие. Тщательно изучив все свои материалы, я пришел к выводу, что это, на самом деле, вполне себе понятная наука.       Существующая на данный момент Теория Прорицания (в разработке которой непосредственной участвовал ваш покорный слуга) была вполне себе полной и настолько непротиворечивой, насколько это было возможно. Пару раз я даже ловил себя на том, что продумываю план занятий. Наверное, сказывалась принадлежность к «университетским крысам», которая досталась мне из того, теперь такого далекого мира. Я уже один раз проходил через высшее образование, так что, в принципе, кучка школьников меня не напугает.       Загадкой оставались более сложные видения и головные боли, периодически возникающие буквально на ровном месте. Самым странным, пожалуй, были несколько моментов, когда я отвечал Эйвери на вопросы, которые она еще не успела задать. Я почти физически ощущал, как моя логика в такие моменты пытается удавиться шнурком от ботинок.       Но последний штрих в мой краткий курс юного мага-неудачника, на удивление, внесла Эйвери. Так как мне не приходилось раз за разом практиковать заклинания, даже в последний перед отъездом день я уныло сидел в библиотеке, обложившись книгами. Легкая пульсация в висках, и буквально через несколько мгновений на ближайшем книжном шкафу с легким хлопком возникла светловолосая девушка.       Я даже не вздрогнул и молча поднял на нее глаза. — Вот и вернулся старый-добрый неразговорчивый Алекс, который занимается своими очень важными и серьезными делами, — хмыкнула она и подтянула к себе ноги, садясь по-турецки. — Что-то случилось? — поинтересовался я и принялся собирать конспекты в стопки. — Да, случилось. Мне пришла в голову одна мысль, — Эйвери улыбалась, словно дитя. Я иногда удивлялся, как эта малышка умудряется вести семейный бизнес и, одновременно с этим, так много заниматься какими-то своими, отвлеченными делами. — Ты не можешь пользоваться палочкой, но ты постоянно используешь Прорицание, так что магия в тебе все-таки осталась. Знаешь, чем еще можно пользоваться без палочки? — Ты что, совсем с ума сошла? — по слогам отчеканил я, когда девушка разъяснила мне свою затею. Если бы с моего лица в тот момент нарисовали картину, автора бы обвинили в плагиате на «Крик» Мунка. — Трансгрессия без страховки и специалиста рядом? Да меня тонким слоем размажет по всему дому! Я, конечно, завтра уезжаю, но поверь мне, есть более милые способы оставить напоминание о собственном брате. Что-нибудь, что не включает в себя декорацию своего особняка его внутренностями. — Да не размажет. Ты делал это уже много раз, ты физически должен это помнить. Как ты думаешь, как ты оказался в лесу тогда? Ты сбежал от чего-то, трансгрессировал, будучи практически без сознания! У тебя за спиной девять лет практики. Тебе просто нужно небольшое напоминание. — Что ты…? — запаниковал я, когда девушка ловко спрыгнула на пол и ухватилась за мое плечо. Меня потянуло назад, я начал падать, мир вокруг закружился и схлопнулся.       В следующее мгновение я уже материлизовался на заднем дворе. Выбитый из колеи, я пытался сориентироваться, в то время как мое тело ловко развернулось и уперлось в землю чуть согнутой ногой, избавляясь от лишней инерции. Кажется, физически я действительно что-то еще помнил. — Вспомнить будет легко, — пока я приходил в себя, Эйвери успела переместиться на десять метров от меня и теперь очерчивала палочкой светящийся круг. — Ты сам учил меня. Сконцентрироваться, представить, трансгрессировать.       Ощущение и впрямь не было для меня новым. Наверное, это одна из тех вещей, которым достаточно было научиться один раз, как катанию на велосипеде. Я переминался с ноги на ногу, глядя на светящийся круг вдалеке. Как можно было сконцентрироваться, когда в голове сновало столько посторонних мыслей? К тому же, мне явно не доставало уверенности после всех провалов с заклинаниями. Рассеянно упершись взглядом в круг, я на секунду отвлекся от сосредоточенных размышлений на примятую траву. Как это со мной часто и бывало, я будто бы выплыл из реальности, не концентрируясь особо на собственном теле.       В следующую секунду меня резко рвануло вперед. Окружающий мир сузился в узкую скважину, через которую меня протащило, и уже в следующий момент я рухнул на траву, неловко заступив ногой за светящуюся линию. Пока я рассеянно озирался, Эйвери ободряюще хлопнула меня по плечу. — Поздравляю. Я в тебе не сомневалась, у тебя никогда не было с этим проблем. Еще разок? — Да, сейчас. Разве что… что еще я ловко делал раньше? — поинтересовался я, с плохо скрываемым восторгом разглядывая собственные руки. — Ну, знаешь, может я анимаг, метаморф или еще чего?       Удача с трансгрессией невероятно подстегнула во мне желание обучаться: все-таки, я не был абсолютно бесполезен! — Мудак ты, а не метаморф, — отозвалась Эйвери. Кажется, вновь оказалась задетой одна из тех вещей, из-за которых девушка на меня злилась, а я убей не мог понять, почему. Голос ее зазвучал почти холодно. — Твоя селективная амнезия меня поражает. Нет, ничего подобного. Просто прорицатель. И писатель. И еще у Флитвика был любимчиком в его дуэльном клубе. А на первом курсе быстрее всех мог съесть тарелку каши. Ну, горд собой? Давай, продолжаем.       Трансгрессия, дуэльный клуб, метаморфы. Магия. Завтра я столкнусь со всем этим по-настоящему, без возможности подготовиться и без вторых шансов. Если обитатели школы Чародейства и Волшебства не разоблачат меня в первые же несколько дней, может быть, мне даже удастся развить свои способности, обезопасить себя, стать полноправной частью всего этого и, наконец, разобраться в происходящем. От подобных размышлений к горлу вновь подкатил страх, но на этот раз я совладал с собой. Слабое оправдание, но я был взрослым человеком. Что-нибудь да придумаю.       От размышлений о Хогвартсе меня отвлекла болезненная пульсация в висках, которая нарастала, пока я вновь отходил на нужную дистанцию. Я развернулся. Невысокая фигурка со скрещенными руками замерла вдалеке. Я сосредоточился на переносе, и звуки мира внезапно начали затихать. Под звон в ушах я медленно осел на землю, стискивая раскалывающуюся голову. Это происходило вновь, но уже в десятки раз сильнее, чем раньше. Обрывки увиденного мною за две недели начали складываться в единую картину.       Замелькали вспышки, подобно киноленте перед глазами проносилось множество слитых воедино образов. Я видел все кристально ясно, видел так, как никогда раньше.       Порывы ледяного ветра проникают через разломы в стенах, нарушая мертвую тишину. Маленькие детские тела в коридорах. Дьявольское пламя, съедающее все на своем пути. Костная пыль, втоптанная в каменную крошку. Ворон, сладострастно поглощающий глазное яблоко. Бьющий в лицо запах сладковатой гнили. Смерть и разложение в стенах Хогвартса. Так близко. Так скоро. Так реально.       Образы, заполнившие пространство вокруг, лопнули в одночасье, как мыльный пузырь. Из моего носа закапала кровь. Эйвери трясла меня за плечи и настойчиво продолжала повторять что-то, но я не мог расслышать, что именно. Остекленевшими глазами я смотрел в бесконечное небо над собой, не в состоянии пошевелится. Я знал ответы. Но уже не был уверен, хочу ли задавать вопросы.