Пророк

      Старец сделал последний глоток и лениво бросил взгляд на дно чашки. Кофе никогда не лгал ему, не приходилось даже сомневаться. Пожилой прорицатель, щурясь, посмотрел в небо. Какой солнечный день выбрала для него смерть. Поставив чашку обратно на блюдце, он заказал себе Новую Порцию. — Ааа, знакомая вещица! Коготь сфинкса и черный орешник. Двенадцать дюймов, гибкая и надежная, — Олливандер держал палочку бережно, двумя руками, будто бы та была сделана по меньшей мере из хрусталя. — Отлично подходит для Трансфигурации и Заклинаний, требующих выдержки и концентрации.       Я стоял за прилавком и молча внимал, поглядывая на продавца волшебных палочек так, будто бы он вот-вот исчезнет. Мне было несложно общаться с людьми из этого мира, о которых я ничего не знал и не слышал, но с этим приятным пожилым мужчиной я был в каком-то роде знаком на протяжении семи лет. Семи лет, которые еще не произошли. — Помнится, вам было очень непросто найти палочку. Казалось, ни одна сердцевина не подходила. Какова же была удача, что как раз в тот момент я исследовал особенности когтя сфинкса. Необычайно полезная была находка, особенно когда несколько лет спустя та же проблема коснулась вашей сестры, — радостно рассказывал Олливандер. Во время разговора он успел рассмотреть целостность палочки под лампой, замерить ширину и теперь аккуратными движениями протирал ее какой-то тканью. — Она хорошо вам служит? — Да, как раз по поводу этого, — начал я, все еще несколько загипнотизированный его быстрыми и ловкими движениями. — Честно говоря, она перестала работать.       Признаваться в этом вслух было отчасти неловко, будто бы весь магический мир шокировано замер и теперь укоризненно внимает каждому моему слову. В голову полезла всякая пошлятина. И отчего я чувствую себя не в своей тарелке, я же не на отсутствие эрекции жалуюсь. Олливандер, как мне показалось, совершенно не выглядел удивленным. Даже наоборот, мужчина слабо улыбнулся и взялся за обработку дерева следующей, более тонкой тканью. — Боюсь, мистер Флеминг, такова природа черного орешника. Это дерево не приемлет внутренних конфликтов, силой его наполняет внутренняя уверенность и целостность владельца.       Признаюсь, я с самого начала ожидал самого худшего, поэтому теперь, узнав причину, несколько растерялся. — И что это значит? Я не смогу колдовать, пока не разберусь с этим? — Что-то вроде того. Но не беспокойтесь, все не так страшно, — поспешил заверить меня мастер. — Такое иногда случается с черным орешником, да и не только с ним. Когда волшебник проходит через какие-то особые события в своей жизни или кардинально меняет убеждения, не любая палочка может поддержать его в этом. Мы можем попробовать подобрать вам новую, более соответствующую теперешнему положению дел.       С плеч будто бы свалилась невидимый груз, даже дышать стало легче. Может, я все-таки смогу использовать магию? — А что делать с этой? — поинтересовался я, взглядом указав на тонкую черную линию в руках специалиста. — Оставьте ее у себя. Бывает, что волшебники возвращаются к своей первоначальной палочке через какое-то время, бывает — до конца жизни пользуются новой, — Олливандер двумя руками бережно положил мою палочку на прилавок и небрежным движением своей выдвинул несколько десятков ящиков. Мне даже не удалось заметить, когда это он успел выхватить свою.       События вновь разворачивались не так уж солнечно, как я надеялся. Наверное, эту фразу уже можно было сделать моим девизом, вышивать ее на всей моей одежде и использовать вместо подписи.       Первые штук десять просто молчали. Еще две затряслись, так, что я никак не мог удержать их. Одна выпустила ослепивший меня сноп искр. Последняя, которую я брал уже с опаской, воспламенилась у меня в руках. Олливандер некоторое время задумчиво смотрел в то место, куда я зашвырнул горящий кусок дерева, после чего вздрогнул, заметив, что я все еще с криками пытаюсь сбить пламя с собственного рукава. — Aguamenti. Обуглившийся и мокрый рукав мантии буквально через несколько секунд высох, разгладился и приобрел первозданный вид. Здорово было быть наследником богатого рода, можно было по крайней мере позволить себе дорогостоящие зачарованные мантии. Без особого энтузиазма окинув взглядом протянутую коробочку, я вздохнул, поправил очки и взял в руки следующую палочку. Гладкое дерево с резной рукоятью, покрытой темным узором, приятно легло в ладонь. Не слишком длинная, не слишком короткая, средней толщины. Я зачарованно рассмотрел палочку на свет и робко взмахнул ей. Штук тридцать ящиков с грохотом выдвинулись из стены, со слабым треском замигала настольная лампа, где-то вдалеке упала ваза. — Одиннадцать дюймов и три четверти, липа и сердечная жила дракона. Как интересно! — улыбнулся Олливандер, будто бы и не заметив учиненный беспорядок. — В который раз это дерево выбирает провидцев. — Wingardium Leviosa, — произнес я, направив свое грозное оружие на стоявшую на столе книгу. Когда ничего не произошло, у меня внутри будто бы что-то сломалось. В комнате повисла тишина. Я ведь действительно поверил, что у меня был шанс. Теперь я чувствовал себя еще хуже, чем когда впервые понял, что не могу колдовать. Я опустил руки. — Наверное, понадобится некоторая практика, — задумчиво сообщил Олливандер, после чего обреченно вздохнул, видимо поняв, что сам не верит своим словам. — Мистер Флеминг, вам и раньше не подходили чужие палочки. Вы сможете использовать свою только тогда, когда разрешите свой внутренний конфликт и разберетесь, что же вам нужно от жизни.       Я молча отдал ему волшебную палочку, забрал свою со стойки, сухо извинился за предоставленные неудобства и вышел.       Всем своим нутром я ощущал беспомощность. Я не мог пользоваться волшебной палочкой. Это была, фактически, одна-единственная основная вещь, которая определяла твою принадлежность к магическому миру и статус в нем. И она у меня отсутствовала. Я мог только бежать. И видеть вещи, каждая из которых тяжким бременем ложилась на душу.       Я не знал даже, как предотвратить или просто понять увиденное. Галлюцинация? Видение? События седьмой книги или завтрашнего дня? Что бы это ни было, я должен был сообщить обо всем кому-нибудь, кому точно доверял. К счастью, хоть это я был в состоянии сделать: я отбывал в Хогвартс уже сегодня, в пять часов. От осознания того, что кто-то выслушает и поймет меня, становилось немного легче. Но вместе с этим возрастала тревога. Все события в магическом мире складывались не особенно благополучно, и я молил провидение, чтобы хотя бы Дамблдор был на месте целым и невредимым.       Вернувшись в «Дырявый котел», я убедился, что мой чемодан-сундук все также лежит за стойкой. Флеминг, как я вскоре разобрался, укладывая его вещи, был тем еще путешествующим минималистом: все необходимое он носил с собой в небольшом бумажнике с расширяющим заклинанием. Проблема заключалась в том, что бумажник этот не собирался открываться просто так, по всей видимости работая на каком-то специфическом отпирающем заклинании. Александр был не дурак уберечь свои личные вещи. Из того, что я все-таки получил без предварительной игры в Нэнси Дрю, был почтовый ворон, неплохая метла, конспекты и несколько комплектов качественной одежды.       Перемещаться в Хогвартс я собирался в строго определенное время через каминную сеть, как и было указано в письме. Меня просили прибыть на три дня раньше, так что прокатиться с учащимися на поезде в этот раз было не суждено. Перекинувшись парой дежурных фраз с барменом, я двинулся в сторону каминов. Пока что, у меня еще оставалась пара незаконченных дел.       Как и любой здравомыслящий человек, естественно я отправился в больницу. Я не был уверен, что со мной происходит, и посчитал, что консультация специалиста никогда не будет лишней. Мой приход никого не удивил, мне ведь рекомендовали сразу же обращаться за помощью, если что-то произойдет. — Добрый день, мистер Флеминг! Как самочувствие? — поинтересовался костлявый седой мужчина, мой лечащий врач. — Что-нибудь вспомнили? — Нет, ничего особенного, — ответил я, присаживаясь напротив. Говорить о пропаже магии я не стал: причина уже выявлена, и не хотелось вовлекать в это дело лишних людей. — Но у меня постоянно болит голова эти две недели. Пульсирует в висках. А вчера из носа пошла кровь. — Вы имеете ввиду чаще, чем обычно? — волшебник приподнял брови. — Что..? — в помешательстве промямлил я. Мужчина некоторое время изучал меня в раздумьях, вращая в руках палочку. — Да. Да. Простите, ваша память, — наконец воскликнул он и перестал играться с палочкой. — Эти симптомы в вашем случае можно назвать хроническими. Как мы уже выяснили ранее, это последствие ваших способностей. Никакие лекарства не помогут, разве что… постарайтесь меньше нервничать. Можете попробовать попить какой-нибудь успокаивающий чай.       Пока я тоскливо рассматривал носы своих ботинок, мое высшее образование тихо негодовало, в пух и прах разнося любые "советы" этого недоделанного эскулапа. Но это были лишь нашедшие удобный повод эмоции, разумом я все же понимал: в этом мире даже медицина работала несколько иначе, по другим, чертовски странным и непредсказуемым законам, а не на так полюбившейся мне биохимии, так что жаловаться было бы странно. — Вашу одежду мы тоже пока не можем вернуть. Министерство Магии забирало ее на экспертизу, и мы еще не успели ее отмыть… — продолжал врач. О, как мило, они здесь еще и одежду чистят. — Отмыть от чего? — на автомате поинтересовался я, улыбнувшись. — От крови кентавров, — будничным тоном ответил врач.       Кривая улыбка так и застыла на моем лице. Сошла она только двадцать минут спустя, когда я сидел на лавочке возле больницы Святого Мунго, дрожащими пальцами удерживая стаканчик из-под кофе. Другой рукой я прикрывал себе рот. У меня не было никаких комментариев. Мне было плохо. Я отставил стаканчик, снял очки и закрыл лицо руками. Я ничего не понимал. Я был измотан. И с каждым днем все становилось только хуже. Голова закружилась, и я сам того не заметил, как заснул, просто вырубившись. Стресс и недосып добрались и до меня.       Один из бедных районов Лондона. Желчные старики, усталые женщины и циничные дети. Мутные типы, разговаривающие на кокни. Потасканные девушки, торгующие своей юностью, один только вид которых вызывал неприязнь.       Я резко очнулся и, дезориентированный, попытался оглядеться. Больница. Скамейка. Сон? Я провел рукой по лицу и посмотрел на часы. Черт! Без пятнадцати пять. Как я мог проспать полтора часа?! Я осмотрелся, но не обнаружил рядом стаканчика из-под кофе. Ладно, это было не важно. Я опаздывал. Вскочив на ноги, я бегом двинулся обратно в больницу. Сон странным образом успокоил меня. Со всем можно будет разобраться, просто сесть и продумать план действий. Изнеженный университетской жизнью, я забыл, кем являлся на самом деле. Точнее, делал все возможное, чтобы забыть.       Оказавшись в «Дырявом котле», я бегом двинулся за вещами. Пробираясь к стойке, я невольно столкнулся с замотанным в шарф рыжеволосым мужчиной, который смерил меня хмурым взглядом. Я не особенно любил конфликты на пустом месте, поэтому торопливо извинился и продолжил свой путь. — Эй, ты куда делся? — послышался знакомый голос из-за ближайшего столика. Это была Эйвери, мы договорились, что она проводит меня в дорогу. С кружкой сливочного пива в руках девушка наблюдала, как я вытаскивал свой чемодан в проход. Ворона с метлой она должна была послать следом, чтобы я не мучился особо по поводу транспортировки. — Прости. Мне нужно ехать, — неловко ответил я. У меня была всего пара минут. Взгляд Эйвери отчего-то переменился, потускнел. Я понял, что сейчас что-то произошло, но как всегда не понял, что именно. Несколько томительных секунд спустя светловолосая отвела взгляд и откинулась на спинку стула. — Удачи. Не забудь надевать шапку и не плачь особо, если другие дети будут тебя обижать, — хмыкнула она, глядя куда-то перед собой. Копируя ее тон, я посоветовал девушке завести кошку, если станет совсем уж одиноко, подхватил свой чемодан и двинулся к ближайшему камину. Хорошенько зачерпнув летучего пороха, я последний раз оглянул «Дырявый котел». Эйвери вновь смотрела на меня пристальным, пронизывающим взглядом. В нем читалось что-то особенное, что-то неуловимое и пока мне непонятное. Закончил свое действие часовой механизм. Я сжал в кулак похолодевшую от страха руку с порохом. Даже без ломящей в висках боли я знал, что грядет нечто.