Глава 11. Учитель
11 августа 2017 г. в 00:46
Пол комнаты был залит кровью и буквально устлан неподвижными детскими телами. Веселая работенка, ничего не скажешь. Инквизитор коротко втянул в легкие воздух, перебросил конец широкого темно-синего шарфа за спину и осторожно двинулся внутрь помещения, крепко вцепившись в палочку.
— Доброе утро. Гадания на кофейной гуще сегодня не запланировано, но вам все равно никто не мешает налить себе чашечку. Как-никак, восемь утра. Несколько кратких объявлений: со следующей недели и до конца учебного года по четвергам начнутся дополнительные консультации для студентов пятого, шестого и седьмого курсов, собирающихся сдавать экзамены по прорицанию. Если чувствуете, что вам не помешала бы помощь — присоединяйтесь в любой момент.
Необходимость планировать и проводить занятия занимала большинство моего свободного времени. Чтобы не проколоться на какой-нибудь мелочи, я боялся «зазубривания», как огня, и добросовестно изучал учебную литературу сразу нескольких курсов, одновременно прикидывая в блокноте занятия и содержания контрольных. Проще говоря, с каждым днем я все больше и больше узнавал о прорицании, хоть как-то оправдывая свой статус профессора.
— Безумие. Противоречивая и очень острая тема, сопровождающая дисциплину Прорицания еще со времен ее основания. Волшебники древности уважали, но опасались пророков, так как их род деятельности был сопряжен с невероятными жертвами. Приоткрыть завесу, найти краткую дорогу, получить заветное знание — все это манило десятки молодых людей, абсолютно уверенных в том, что они всегда смогут остановиться, и судьба одичалого фанатика или блаженного дурачка — редкость и крайность, которая никогда их не коснется. Очень наивно. Ведь все эти одичалые, доходящие до исступления в своих криках о конце света, действительно верят в то, что они говорят. Для них это также очевидно, как свет белого дня.
В классе раздались смешки. Я облокотился спиной о стол позади, положил руки на его край и, меланхолично улыбнувшись, продолжил рассказ.
— Одетый в лохмотья человек, бормочущий непонятные вещи и пытающийся хватать вас за руки, чтобы вы хоть на секунду отстранились от своего безразличия и послушали. По описанию очень похоже на типичного безумца, которого сторонятся и стремятся максимально изолировать, чтобы он не сотворил нечто непредсказуемое, неправда ли? Только вот в чем отличие этого безумца от любого другого человека, высказывающего свои наблюдения? Что делает его безумцем? Тот факт, что по близости нет ни одного человека, способного понять, о чем он говорит, даже близко спроецировать его опыт на себя. Объяснить некоторого вида знания другим людям — это все равно, что описывать от рождения незрячему человеку красоту неба, солнца и разнообразия красок природы. Для него все ваши описания будут пустым звуком, чем-то совершенно непостижимым. Только тот факт, что подавляющее большинство людей вокруг вас зрячие, позволяет вам спокойно рассуждать о вещах, которые вы можете увидеть. В мире слепых от рождения людей безумцем был бы зрячий.
Гомон в классе понемногу утих, даже переговоры за задними партами. Внимание студентов было устремлено на меня.
— Именно эта судьба и постигала тех самых юродивых, которые пытались донести что-то о том, что видели. Они лишь желали предупредить и обезопасить людей, но оставались непонятыми. В лучшем случае. В худшем, их ожидала мучительная смерть. Страшно, неправда ли? Других провидцев относили к мудрецам, советами которых пользовались даже правители. И тем, и другим приходилось платить невероятную цену. Чем глубже люди уходили в это знание, оттачивали его, достигали вершин мастерства, тем больше они отдалялись от своих соплеменников. И не всегда находили дорогу назад. В истории сохранились легенды о мастерах, настолько подчинивших себе прорицание, что они были способны видеть целые дни и недели наперед, в мельчайших деталях. Смеясь, они отвечали на вопросы людей, прежде чем те успевали их задать. Жизнь переставала быть спутанным комком непредсказуемых событий. Такие мастера видели прошлое, вариации будущего и идеально точно понимали, почему любое неприметное, бессмысленное событие имело место быть, как оно связано со всеми остальными и почему не могло быть иначе. Они больше не задавали вопросов, ведь все ответы были на поверхности. Как вы думаете, какая психика смогла бы выдержать подобное?
Я выдержал достаточную паузу после вопроса. В горле запершило, и я, откашлявшись, потянулся за кофе. Пятнадцати-шестнадцатилетние подростки молчали, не сводя с меня сосредоточенных взглядов. В тишине я сделал несколько глотков и осторожно поместил кружку обратно на стол.
— Прорицание — это лишь способность видеть связь, неочевидную другим людям. Но в отличии от других, более «научных» дисциплин, позволяющих продемонстрировать свою правоту экспериментами, которые может при желании повторить каждый желающий, и при этом результат будет одинаковым, прорицание завязано на человеке и его психологии, на особенностях общества, в котором он был выращен. Проблемы возникают из-за того, что сам человек, без всякого прорицания, очень уж горазд искать связи даже там, где их нет. Знакомый разговор, неправда ли? Может ли кто-нибудь сказать мне, где мы еще встречались с этой проблемой?
Класс неохотно зашевелился, послышался шепот. Молодой русоволосый человек с первой парты, который не шевелился, наверное, с самого начала урока, скрестив на груди руки, шмыгнул носом и неохотно, будто бы необходимость двигаться доставляла ему почти физическую боль, поднял руку.
— Четыре ключевых постулата предсказания, — ответил он. — Постулат валидности, если быть точным. Вопрос о том, является ли что-то предсказанием или чем-то другим, будь то навязчивая идея, обыкновенный сон или разыгравшееся воображение.
— Именно так, мистер Аррен. Ведь, даже если вы увидели что-то, как же можно определить, предсказание ли это или фантазия? Ответ на этот вопрос прост и не особенно воодушевляет: никак. Даже если допросить пророка под сывороткой правды или использовать Imperius — человек банально будет говорить то, что считает правдой. А правда… крайне субъективное понятие.
Эта проблема касалась и моих видений. Было иронично, насколько мой рассказ пересекался с моими же проблемами.
— Но вернемся к нашим безумцам. Тут возникает очень интересное явление. Обычные волшебники с богатым воображением или расшатанной психикой чаще преуспевают в академическом прорицании. Благодаря своему разностороннему, податливому уму эксцентричные люди подмечают больше мелочей и предпосылок. Проблема людей, у которых нет никакого таланта к академическому прорицанию, как раз-таки в том, что они просто не обращают внимания на некоторые знаки, считая их простыми совпадениями. Что совершенно не является чем-то плохим: такие люди обычно куда более рациональны и добиваются больших успехов в более точных областях.
В голову сразу пришли гребанные знаки в кофейных кружках, которые были просто выше моего понимания иногда.
— Что касается пророков, здесь все работает немного в обратном направлении: чем чаще видения у нативного пророка, тем больше он склонен к психическим отклонениям. Что-то вроде «профессиональной деформации» — необходимость изменять свое сознание так, чтобы лучше понимать содержание видений. Вместо каши из непонятных символов безумный пророк видит очень точную картину, в которой каждая деталь имеет смысл. Такие люди действительно умеют концентрироваться на видении и преуспевают в его толковании. Проблема в том, что чем четче становятся для них их видения, тем больше расплывается реальный мир. В каком-то смысле, это и есть та цена, которую они платят за свои способности. Пророк или Безумец? Скорее уж, две стороны одной и той же медали, непременно сопровождающие друг друга.
Громко переговариваясь, ученики потянулись к выходу.
— Профессор Флеминг?
Внезапно ощутив легкий запах сосновых иголок, я оторвался от кое-каких исправлений в журнале, поправил очки и поднял голову на мистера Аррена — старшекурсника, которого я видел практически на всех своих основных и факультативных занятиях. Это был растрепанный паренек с сероватыми волосами до плеч, в которых были запутаны какие-то мелкие листики, и насыщенного цвета темно-карими глазами. С его шеи на мятую черную майку свисала подвеска — настоящая крупная шишка с кедровыми орешками.
— Да, мистер Аррен? — отозвался я, закрывая журнал.
— У меня возник вопрос в отношении… видений, — ученик говорил вполголоса, будто бы с некоторой неохотой. Как мне сообщил кто-то из преподавателей, паренек имел кое-какие склонности к нативному прорицанию.
— Разумеется. В чем дело? — умиротворенно спросил я, стремясь скрыть свое оживление. Флеминг был знаменит, в основном, благодаря своим книгам, в которых он доступно разложил по полочкам просто огромное количество всевозможных данных о прорицании с разных концов света. Начитавшись его трудов, я сам волей-неволей немного поехал на этой дисциплине, и теперь с большим интересом обращал внимание на любые новости по теме.
— Последнее время они усилились, — все также негромко поделился Аррен. — Стали яркими, как никогда прежде.
— Сейчас в мире много чего происходит. Склонные к любого рода прорицанию люди особенно восприимчивы.
— Я понимаю, просто со мной такого раньше никогда не было. А теперь все становится все более и более четким, — чудаковатый подросток не сводил с меня взгляда. Похоже, делиться содержанием своих видений он не спешил. В таком вопросе давить не стоило, поэтому в продолжал внимательно слушать.
— Просто я не знаю, что и думать после сегодняшнего занятия… Мне кажется, я начинаю сходить с ума. Я не знаю, могу ли я доверять себе.
— Можете, мистер Аррен, — спокойно сказал я. — Именно тот факт, что вы сомневаетесь в правдивости всего, что видите, и делает вас здравомыслящим человеком.
— Постоянно когда… когда я замечаю что-либо, мне кажется, будто бы я придумал это. И наоборот. Иногда я боюсь упустить что-то, и пытаюсь находить подсказки в ничего не значащих вещах, — немного сбивчиво пояснил паренек.
— Главное всегда помнить, что ваше видение мира остается лишь вашим видением. Проблемы начинаются тогда, когда люди полностью исключают даже малейшую возможность, что они могут ошибаться. С вами же, похоже, все будет в порядке.
Чуть ссутулившись, паренек двинулся на выход, но тут же остановился. В дверном проеме, облокотившись плечом на косяк, стоял профессор Флитвик. Ускорив шаг, Аррен буквально выскочил из кабинета.
— Доброе утро, — вежливо поздоровался Филиус и выпрямился. — Прошу прощения, я случайно услышал окончание вашего разговора.
— Доброе, — кивнул я, улыбнувшись. Профессор заклинаний мне очень импонировал, так что это не особенно меня смутило. — Ничего страшного. Может, хотите чаю или кофе?
До этого нам не удавалось поговорить с глазу на глаз в свободной обстановке, сейчас же у меня как раз был свободный урок. Тем для разговора накопилось немало, особенно учитывая, что Флитвик был что-то вроде крестного отца для Флеминга во время его пребывания в Хогвартсе.
— Не отказался бы от чая, — кивнул пожилой волшебник.
В прилегающем к классу кабинете было достаточно просторно: камин, рабочий стол возле окна, шкафы с книгами, пара сундуков, ковер, два кресла и столик в углу возле камина, заваленный баночками, ступками, весами и кружками. Отмерив достаточное количество кофейных бобов, я засыпал их в ступку и принялся размалывать тяжелым металлическим пестиком. В камине не спеша нагревался котелок с водой.
— Вручную? Смотрю ты любитель классики, — с улыбкой заметил Флитвик. Волшебник расположился в одном из кресел и теперь с любопытством разглядывал мой небольшой алхимический уголок.
— В этом есть нечто медитативное, — признался я, усмехнувшись.
— Приятно видеть тебя в добром здравии, в особенности после того, что произошло. Я смотрю, ты быстро восстанавливаешься.
— Более или менее. Самое веселое в частичной потери памяти — это вечные сюрпризы. Один необычнее другого, — хмыкнул я и ссыпал растолченный кофе в котелок поменьше.
Со стороны подоконника раздался невнятный шум. Рамы несколько раз стукнулись друг об друга, и на рабочий стол, сложив крылья, приземлился черный ворон, сжимавший в когтях газету и несколько писем. Немного помотав головой из стороны в сторону, мой питомец замахал крыльями, снеся несколько книг со стопки. Маленький черный глаз-бусина уставился на меня, и ворон издал резкое «КА-А-АРР».
— Вижу, ты не был на завтраке, и еще не слышал, что случилось, — заметил Филиус, вздохнув.
Я поставил второй котелок на огонь, подошел к столу возле окна и развернул «Ежедневный Пророк». Карр некоторое время резко дергал головой из стороны в сторону, будто бы разглядывая комнату, после чего переместился к кормушке рядом. Мой взгляд замер на первой полосе.
«КЕНТАВРЫ УБИВАЮТ НАШИХ ДЕТЕЙ», — гласил заголовок, рядом с огромной живой фотографией двух тел. Этот же снимок я видел в материалах дела, предоставленных Роу. Я быстро просмотрел текст. Автором работы была никто иная, как Рита Скитер. Дамочка явно имела связи в Министерстве, вряд ли этот снимок был в открытом доступе.
В тексте с животрепещущими подробностями было описано убийство Кэмпбеллов. Упоминались и первые более серьезные стычки с кентаврами, с целью «истребить кровожадных животных».
— Это было ожидаемо, — покачал головой Флитвик.
— Я смотрю… Министерство не бросает слов на ветер, — спустя полминуты наконец отметил я, вглядываясь в огромное изображение Корнелиуса Фаджа на следующей странице.
— Каково твое мнение на счет всего происходящего? — с интересом спросил Филиус, сложив руки на животе. Я поднял глаза на своего старого учителя. Карликовый волшебник выглядел безобидно и даже как-то забавно, как сытый хоббит. Не следовало забывать однако, что он не зря был назначен деканом Когтеврана.
— Никак не могу понять их мотивацию. Мне слабо верится в теорию профессора Снейпа о том, что кентавры с чего-то хотят «отомстить» пророкам. Я некоторое время изучал их культуру, и… это просто совершенно не похоже на них. Да, кентавры борются до конца за то, что они верят, они действительно могут быть агрессивными, но ради чего? Вряд ли стали «обвинять» кого-то за способности, появляющиеся у некоторых волшебников естественным образом, — отозвался я и мельком просмотрел остальную почту. Одно письмо от Эйвери, одно от редактора, и еще парочка - от каких-то почитателей.
Филиус чуть кивнул.
— Кентавры живут стаями и куда менее склонны к конформному поведению. Даже если бы среди них нашлась группа фанатиков, она вряд ли настолько могла бы повлиять на всех остальных.
Я вновь бросил взгляд на газету, покачал головой и двинулся снимать котелки с огня.
— Как тогда объяснить произошедшее с Кэмпбеллами? — спросил я. — Кевин ведь как раз работал над проблемой кентавров. И в итоге сбежал, опасаясь за жизнь своей семьи.
Филиус осторожно принял кружку с горячим чаем, вздохнул его аромат и вновь облокотился на спинку кресла. Пошарив по шкафчикам, я открыл и поставил на стол рядом банку с печеньем.
— Алекс, опасаясь быть съеденным акулами, ты бы стал выходить в море? — мерно поинтересовался он. Профессор заклинаний, похоже, решил оправдать свой статус мудрого старца.
— Зависит от обстоятельств, конечно, но так не стал бы, — с осторожностью ответил я, пытаясь понять, к чему он ведет.
— Вот и я не стал бы. Тогда по какой причине Кевин решил спасаться от кентавров-фанатиков в чаще леса? — все также спокойно продолжал Флитвик.
Я на секунду растеряно замер, пролив часть кофе на стол. Об этом я как-то не думал. Выбирая между Министерством Магии в Лондоне и лесом непонятно где, куда кентаврам добраться легче? Я начал растерянно протирать стол.
— Вряд ли мистер Кэмпбелл был не осведомлен об ареалах обитания разных магических существ. Знать такие вещи было частью его работы, — Флитвик флегматично пожал плечами сделал еще один глоток чая.
— Вы утверждаете, что он не пытался скрыться от кентавров? — уточнил я, наконец усевшись в кресло напротив. Но от кого тогда? Или он наоборот хотел оказаться ближе к ним, но что-то пошло не так?
— Я? О, нет, я ничего не утверждаю, я всего лишь рассуждаю вслух. Так, что тут у нас? Печеньице… — Филиус с подлинной детской радостью извлек из банки кусочек запеченного овсяного теста.
— Вам что-то известно, об этом, профессор Флитвик?
— Мне известно то, что строить предположения на обрывках информации — это как раз то, что заставляет людей выдумывать неправдоподобные теории, а затем неосознанно подгонять факты под эти теории, — пояснил профессор, дожевав кусок печенья. — Это то, чем люди грешили и чем будут грешить. Неумение выжидать. В итоге все оказывается совершенно другим, но люди уже настолько зациклены на своих идеях, что не могут безболезненно отказаться от них. В итоге они упускают новые важные детали и рискуют наделать ошибок. И это то, что ты порываешься делать сейчас, истощая себя.
Неумение выжидать?! Как можно выжидать, когда вокруг творится невесть что?! Я сделал глоток кофе.
— Но нужно же хоть что-то предпринимать. Я имею ввиду, шесть пророков пропало без вести. Потом я. Потом еще один пророк убит вместе со своей семьей, — напомнил я.
— Ты пропал четвертым, а не последним. А вернулся после исчезновения седьмого и перед смертью Кевина, — поправил Филиус.
Я нахмурился. Значит, пропал я вместе со всеми? Раз уж Филиус не хочет делиться со мной своими идеями, можно по крайней мере расспросить его о материалах дела, которые до сих пор я даже не держал в руках.
— Когда все начали пропадать? — уточнил я.
Флитвик начал отвечать без малейшего промедления, будто бы изучил весь материал досконально, при чем не один раз.
— В середине мая пропала Трелони. Затем, в середине июня — мистер Грейвс, в конце июня — мадам ЛеРой. В начале июля — ты, сразу после — миссис Уолш. Ближе к концу июля пропала мисс Розмари и мистер Зайрус. По крайней мере, это те, о которых нам известно или из-за их репутации, или из-за разволновавшихся родственников. Кто знает, может был кто-то еще. Ну, и в начале августа вернулся ты.
— То есть, между Трелони и остальными был перерыв в целый месяц?
Открывала весь этот парад Трелони. Что я знал о Трелони и пророчествах? То, что она сделала чуть ли не единственное реальное пророчество за всю свою жизнь: то, что было посвящено победе над Темным Лордом кем-то, родившемся в августе, родители которого трижды бросали ему вызов. Но на кой-черт она могла бы сдаться Темному Лорду, если все уже понятно?
— Выходит, что так, — кивнул Филиус. — Но это вполне может быть и совпадением.
— Как именно пропадали пророки?
— Тихо, незаметно и без свидетелей. Трелони пропала из своего дома, она на пару дней покинула Хогвартс по делам. Мистер Грейвс закрыл свой магазин раньше времени, и с тех пор его не видели. Мадам ЛеРой не вернулась с курорта. Ты уехал куда-то в леса Шотландии по своим исследованиям. Миссис Уолш не вернулась домой с работы, мисс Розмари отправилась на свою медитацию в лесу. Ну, а Зайрус… до закрытия сидел в кафе и пил кофе, после чего телепортировался невесть куда.
— То есть, нет никаких свидетельств того, что остальных увели насильно? — продолжал задавать вопросы я. — Все это звучит, как какой-то заговор пророков.
— Никаких следов нет, разве что… Некоторые из них будто бы что-то подозревали. Мистер Грейвс передал свое завещание адвокату за день до того, как исчез, а миссис Уолш попросила соседку позаботиться о ее котах, прежде чем ушла на работу. К тому же, вспомни только, в каком состоянии нашли тебя.
— Как смогли определить, что я пропал? — возобновил я свои расспросы. — Я ведь часто уезжал в путешествия, никого не предупреждая.
— У тебя были назначены две встречи в издательстве. Ты никогда не опаздывал на подобные встречи раньше, несмотря ни на что. Когда ты не явился, об этом стало известно твоей сестре, и она забила тревогу. Ты не помнишь этого?
— О встречах? Да, смутно, — соврал я, даже ощутив нечто вроде угрызений совести за ложь. Я уже привык к этому, но врать Флитвику почему-то казалось неправильным. — Материалы дела от меня держат подальше.
В голову сразу пришли рыжеволосый Сингер и Роу. И еще это заклятие слежки, когда я только-только прибыл в замок. Вряд ли они переживали за мою психику. Похоже, я просто оставался подозреваемым, поэтому мне и не сообщили львиную долю всего, по всей видимости надеясь, что я как-то оступлюсь и выдам себя. Моя история выглядела мутно: пропал куда-то на месяц, вернулся более-менее невредимый, хоть и немного истощенный и поцарапанный, почти сразу после того, как все исчезновения перестали происходить. Можно было подумать, что я сам ими занимался. Где еще я мог прошляпить месяц? В подвале меня что ли держали?
— Возможно, возможно, — тон профессора оставался спокойным, но чуткие серые глаза будто бы видели меня насквозь. Почему-то старичку хотелось рассказать все и сразу. Мне казалось, он бы даже не удивился. Откусил бы еще печенья и сказал что-нибудь вроде «вот оно как, забавненько».
— Я могу спросить… — вспомнив об аврорах, решился я, — что вы думаете о Джозефе Сингере и Ровене Хантингтон?
— Профессионалы своего дела, что уж тут, — пожал плечами Филиус. — Не из тех людей, кто пустят дело на самотек, а потом повесят его на первого попавшегося, желая повысить процент раскрываемости.
Накинув на плечи невесть откуда вытащенный плед, карликовый профессор взял кружку двумя руками и поудобнее угнездился в кресле.
— Джозеф Сингер своеобразная легенда в отделе магического правопорядка, сродни Грюму. Вот уж кто пойдет до конца, если чего решил. Мастер допросов, получивший прозвище Цербер.
Тот веселый рыжеволосый мужичок? Цербер?
— Что касается Роу… Да ты и сам неплохо знаешь. После событий в Корнуолле она несколько отдалилась от окружающих, с головой уйдя в работу. Она была очень привязана к младшему брату.
Я снова сделал глоток кофе, стараясь ничем не выдать свою заинтересованность. Мы снова ступили на тонкий лед, заговорив о том, о чем я понятия не имел.
— Но, что тут сказать, — вздохнул Филиус. — Инквизитор сделал то, что должен был сделать. Перед ним встал очень трудный выбор.
— Трудно поспорить, — осторожно поддакнул я. Что за Корнуолл? Какой еще Инквизитор? Что случилось с ее младшим братом?
— Но Роу справится, будь уверен. Твое дело в надежных руках.
Моя улыбка снова вышла какой-то немного натянутой, поэтому я поспешил запихать в рот кусок печенья, чуть не подавившись в итоге.
— Почему вы поручились за меня в Ордене? — задал я другой интересующий меня вопрос. Доверие старичка даже немного смущало. Я чувствовал себя отвратно каждый раз, когда приходилось врать и выкручиваться. Я даже не знал, как я был связан с исчезновениями. Я не стоил этого доверия. — Почему посчитали, что мне можно довериться?
— Я знаю тебя с детства. Знаю, через что ты прошел и что с тобой было. Я наблюдал за твоими занятиями и теперь, Алекс. За тем, как ты работаешь с детьми и подростками. Как тщательно отсеиваешь материал и стараешься преподносить его последовательно и интересно. Сколько людей было в сегодняшнем классе?
— Не знаю. Тридцать — тридцать пять?
— В предыдущие года было удачей собрать хотя бы десять человек в обычную группу, а сегодняшнее занятие — всего лишь факультатив. Слухи распространяются быстро, дети в срочном порядке переводятся со своего текущего предмета на выбор на прорицание.
— Из меня просто вышел неплохой учитель? — немного озадаченно уточнил я, не зная, что и сказать.
— Не поверишь, как много можно сказать по тому, как человек обучает кого-то другого. По всяким мелочам. Как он справляется с какими-то ситуациями, как ведет себя в позиции власти, что считает справедливым. Особенно, когда ты сам посвятил этому большую часть жизни. Помимо этого, Алекс, ты сомневаешься в себе и в своей памяти и открыто заявляешь об этом. Ты желаешь добраться до правды, как истинный когтевранец. Многое изменилось с тех пор, как ты учился здесь. У тебя были свои смутные времена. Но сейчас я вижу, что не прогадал.
Филиус не старался говорить высокопарно, голос его звучал спокойно и будто бы немного отвлеченно, будто бы он сообщал мне прогноз погоды на завтра. Не знаю, почему, но я верил ему. Боль, обитавшая где-то в глубине головы, отчего-то даже затихла.
— Что-то надвигается, профессор Флитвик. Медленно и неотвратимо. Я видел это. Разрушение Хогвартса, дьявольский огонь, жертвы среди детей. И я опасаюсь, что некто в Хогвартсе может даже способствовать этому.
Слишком долго я присматривался к Флитвику, гадая, кому можно и нельзя доверять. Кто-то еще должен был знать, что происходит, если со мной вдруг что случится.
— Что ты видел? — лицо Филиуса посерьезнело.
— Перед самым отъездом у меня было видение о разрушении Хогвартса. По крайней мере часть замка напоминала руины, в коридорах были тела детей. Еще были всякие мелочи, вроде других пророков, кентавров, Кевина и Роуз, еще каких-то неясных сцен. Кентавры, что я видел, рьяно защищались от кого-то. Они нападали, да, но их провоцировали на это. Истребляли, — немного сбивчиво продолжал я. Информации было много, некоторые куски противоречили другим, так что я даже не знал, с чего и начать.
— Пророки были живы в твоих видениях? Ты видел кого-то еще, кто нападал или просто был там? Кого угодно?
Мне не хотелось снова выдумывать бредни про «темные фигуры», как я сделал это, чтобы запугать или хотя бы натолкнуть на определенные мысли Альбуса. Филиус пока что ни в чем подозрительном замечен не был, ни в книжках, ни в этом мире, в отличии от Альбуса, Снейпа и Квиррелла. Пожилой волшебник должен был знать правду.
— Насчет пророков не знаю, все было слишком коротко и неясно. Но кое-кто был с кентаврами. Я почти уверен, что это были Дамблдор и Снейп. Кентавры нападали на них, считая предателями. Это то, что я видел.
Флитвик поставил свой чай на столик рядом и некоторое время задумчиво смотрел куда-то перед собой.
— Я верю, что ты видел это, — наконец отозвался он. — И это нельзя оставить без внимания. У всего этого должно быть какое-то объяснение. Но ты сам же дал отличный совет тому молодому человеку после занятия. Прорицание, все же, крайне ненадежный источник, видения можно трактовать по-разному в зависимости от физического и эмоционального состояния.
— Знаю-знаю, — нетерпеливо закивал я. — Я уже похож на чертового психа.
— Я не считаю тебя безумным. Я имею ввиду, что, учитывая твою травму и потерю памяти, это может быть воспринято в штыки другими людьми. Я всецело доверяю Альбусу Дамблдору. Но видения не возникают на пустом месте. Все это хаотично и странно, но мы сможем разобраться. Твоя главная задача пока что — восстанавливать свою память. Куда лучше оперировать фактами, чем терзать себя догадками.
— Это еще не все. Вы слышали о находках Квиринуса? — я всеми силами старался выспросить у старого учителя все, что мог.
— Да. В свой… перерыв от основной работы профессор Квиррелл явно не терял времени. Но исчезновения бывших Пожирателей еще мало что значит. Бывшие Пожиратели в Министерстве Магии все еще на своих местах. Да и как Тот-Кого-Нельзя-Называть мог бы восстать из мертвых?
Пока что этим вопросом даже не задавались. По книгам Темный Лорд не должен был никаким образом выдать себя до конца этого года. Как же все было проще, будь он в тюрбане у Квиррелла, не пришлось бы искать. Существование подобных чар наталкивало на странные мысли. Приостановив свое воображение, которое уже пустилось во все тяжкие, представляя Воландемортов во всяких интересных местах, я вернулся к разговору.
— Во время своих путешествий я узнал о многих темных ритуалах, о существовании которых даже и не подозревал. Существует ритуал, который позволил бы Тому-Кого-Нельзя-Называть возродиться из мертвых, воспользовавшись кровью того, кто убил его. Гарри Поттера.
— Подобное следует принимать в расчет, конечно, — медленно проговорил Флитвик. Несмотря на некоторую шаблонность этой фразы, мне показалось, что старичок действительно запомнил мои слова. — Но, пока что, следует подождать. И обратить внимание на текущие проблемы.
— Произошло уже столько из ряда вон выходящего, при всем при этом создается впечатление, что никто ни черта не понимает и пытается просто сохранить лицо. Какая-то… никому непонятная игра, — не найдя лучшего выражения, пафосно изрек я.
— Игра. Не знаю, насколько это похоже на игру в традиционном смысле, когда перед игроками четко очерченное поле, черно-белые фигуры с единственной конкретной ролью, особенности которой не меняются, и свод правил. Здесь скорее игра вслепую, где игроки только догадываются о существовании друг друга в массе серых фигур, и должны вслепую делать ходы, пытаясь не выдать себя, обнаружить другого первым и понять, а не управляет ли тобой кто-то другой. И всегда остается возможность, что и играешь ты, оказывается, сам с собой, и передвижение серых фигур, в которых ты так старался увидеть смысл, хаотично, — мастер дуэлей говорил с легкой улыбкой, неторопливо и тихо. Допив свой чай, он бережно поставил кружку на столик рядом. Через десять минут начиналось следующее занятие. Пора было идти.
В свой следующий свободный урок я снова засел за рабочий стол в своем кабинете. Убрал в сторону исписанные заметками тетради и быстро набросал ответ на письмо Эйвери, коротко отписав, что дела у меня лучше не бывает. Затем, я достал несколько больших листов пергамента. Несмотря на совет Филиуса не терзать себя догадками, моя извечная привычка сортировать и анализировать новую информацию все же взяла верх.
Я несколько раз постучал металлическим наконечником пера о баночку с чернилами, чтобы убрать излишки, и принялся за работу. Лист бумаги быстро заполнился многочисленными схемками с кружками, надписями, стрелочками и знаками вопроса. Прогнав какое-то количество возможных вариантов, я остановился на трех приблизительных вариантах того, что здесь вообще происходит.
Теория первая. Дамблдор и Снейп ни в чем не виновны. Кентавры нападают на пророков по каким-то своим непонятным причинам. Может спятили, может у них какие-то свои странные идеи, может их провоцирует некто из Министерства. Квиринус всего лишь перегибает палку в отношении Снейпа, его доказательства беспочвенны. Зельевар прав, что Темный Лорд действительно пока что не собирается возрождаться.
Пока что этот вариант развития событий казался самым… благоприятным, потому как Дамблдор, Снейп и Квиринус были действительно могущественными людьми, с которыми неплохо быть на одной стороне. Самым благоприятным и, к сожалению, самым маловероятным.
Теория вторая. Дамблдор не виноват, Снейп виноват. Главная отрицательная фигура на столе — Темный Лорд, который контролирует Дамблдора через Снейпа, и пытается разрушить отношения Дамблдора с Министерством, спровоцировав конфликт с кентаврами. Даже если Дамблдор узнает о его существовании, ему будет сложнее убедить в этом Министерство. В приципе, отчасти похоже на оригинальную книгу. Вся возня с кентаврами и пророками нужна Темному Лорду, чтобы отвлечь внимание людей от камня и, собственно, себя. Квиринус прав и единственный тут пока что делает что-то полезное, разыскивая доказательства. Я в этом случае малозначимая фигура, всего лишь один из пророков, использованных, чтобы натравить людей на кентавров. То есть, серьезно. Почему Темному Лорду не должно быть наплевать на мое существование?
Вопрос был задан иронически, но я действительно задумался. Я рассеянно перебирал в памяти дни своего пребывания в Хогвартсе, когда до меня дошло. День моего прибытия в Хогвартс, кабинет Альбуса Дамблдора. Я прямым текстом сказал ему, что философский камень в опасности, что Темный Лорд идет за ним, и что камень стоит уничтожить. При всем при этом, конечно же, присутствовал Снейп. Как можно быть таким идиотом?! Я раздосадовано схватился за голову и, не зная, как еще выразить свои эмоции, в сердцах хлопнул ладонью другой руки по столу, расплескав кофе и свалив несколько книг на пол. Именно поэтому я боялся хоть как-то использовать свои знания о вселенной, пока не пойму, что происходит. Черт. Если Квиррелл прав, если Квиррелл прав, и за всем действительно стоит Темный Лорд, то я уже неплохо так облажался. Я не просто помеха в его плане, я чертова канистра нитроглицерина, которая в любой момент может взорваться. Пророк, знающий то, что не должен знать, который может разрушить его планы.
Может, конечно, я преувеличивал. Но если эта теория верна, я привлек к себе нежелательно внимание. Будь я на месте Темного Лорда, я бы просто устроил бы нежелательному элементу несчастный случай, или… приставил бы наблюдать за ним Северуса Снейпа.
Теория третья. Дамблдор и Снейп виноваты. Альбус разжигает войну между Министерством и кентаврами. Только зачем? В принципе, это имело бы смысл, если директор пытался захватить власть. Ухудшить ситуацию до такой степени, что Министру Магии придется обратиться за его помощью, и стать великодушным спасителем. Одна статья в прессе из разряда «Дамблдор опять спасает положение. Может, величайший Министр Магии всех времен и народов всегда был у нас перед глазами, а мы просто не желали замечать этого…?», и до позиции Министра недалеко. Вдруг Дамблдору в этом мире еще не предлагали позицию Министра? И он действительно не такой уж благодушный старичок, каким хочет казаться?
Я прикусил кончик пера и тут же принялся, кашляя, вытаскивать изо рта клочки перьев. Эта теория, на самом деле, многое бы объясняла, включая мое видение, в котором Дамблдора со Снейпом считали предателями. Флеминг как раз занимался своими независимыми исследованиями кентавров, он мог случайно разузнать что-то, что ему не следовало. Его память может оказаться ключом к разгадке происходящего, что идет вразрез с планом Дамблдора. Поэтому директор сходу предложил мне позицию Хогвартсе, и приставил ко мне Снейпа. Квиринус, похоже, доверял Дамблдору, но очень верно подметил, что все это «посвящение в Орден Феникса» — всего лишь отличный способ контролировать меня и не выпускать из замка. Воистину, золотая клетка.
В итоге весь процесс восстановления моей памяти идет через доверенное лицо Дамблдора (Снейп), которое и посылает отчеты в Министерство. И если я вспомню что-то не то — над моей памятью просто поработают. Меня пробрало некоторое смятение от осознания того, что над моей памятью уже могли поработать. Вдруг, я все-таки что-то вспомнил и мой обморок не был случайностью?
Итак. Подведем итоги. В первом случае, я в безопасности в замке под защитой Ордена, кентаврам не добраться до меня здесь, и все, что мне остается — это сидеть тихо и пытаться восстановить события тех нескольких недель между исчезновением Флеминга и пробуждением меня в лесу. Во втором случае, я под внимательным наблюдением Снейпа, ведь я могу наговорить чего-нибудь не того и разрушить все планы Темного Лорда. В третьем случае, я под колпаком у Дамблдора и Снейпа, которые железной хваткой держат меня за горло и другие причинные места, и просто не выпустят из Хогвартса, пока не удостоверятся, что я не помешаю им. Безудержное веселье.
Я скомкал и кинул листки пергамента в огонь, скрестил руки и откинулся на стуле. Набралось уже некоторое количество людей и нелюдей, которым по разным причинам могло бы хотеться моей смерти. И еще по моему следу медленно, но неотвратимо следовал Цербер с моей бывшей подружкой. Невидимая рука будто бы все сильнее стягивала шею. Слишком много внимания к моей скромное персоне.
Снаружи послышался гомон подростков, потихоньку заполнявших класс. Пора было абстрагироваться от всего этого и браться за свою основную работу. Передышка обещала быть недолгой, ведь впереди меня ждал очередной сеанс легилименции.