Пророк

      Владелец пальцем начертил на замке полумесяц. Алхимический значок серебра вспыхнул яркой, холодной вспышкой. Стоило ему погаснуть, как замок открылся.       Добравшись до своего кабинета, я закрыл за собой дверь, провернул ключ в замке и задумчивым взглядом окинул комнату. Последний раз, когда я был здесь, ко мне подослали маленькую проклятую девочку, передавшую мне прядь волос Эйвери. Теперь мне казалось, что это произошло так давно. Жизнь продолжалась, и это событие, по ощущениям буквально придавившее меня к земле, с каждой секундой уходило все дальше и дальше в прошлое, оставляя за собой странное чувство опустошенности. Проще было вообще ни на что не надеяться. В этот раз я все же пришел в кабинет с несколько иной, новой целью. Хотелось кое-что проверить. Видения всегда казались мне досадной помехой, которая путала мысли и несла одну только головную боль, непонятным образом сцепляясь со снами или воспоминаниями. Странно, но вместе с последними событиями и мои видения внезапно стали куда более четкими и ясными. Трудно было поверить, что я не мог также различать их раньше, теперь это казалось почти очевидным. Видение об открывающемся замке то и дело приходило мне в голову в течение всего дня, и мне всегда казалось, что это лишь знак академического прорицания, который символически говорил мне о новой находке или детали нашего расследования, но сам по себе не представлял особой ценности. Сейчас же я вспомнил наконец, что уже видел подобный замок где-то. Точно такой же был на закрытом кошельке, который давным давно перекочевал ко мне вместе с другими вещами Флеминга. Минут десять я копался в столе, заваленном учебниками, учебными планами и работами учеников. Ничего не обнаружив, я принялся за книжный шкаф, после чего — за сундук. Клетчатый зеленый кошелек нашелся на самом дне увесистого сундука, заваленный уже изданными книгами Флеминга и кучей старых бумаг. Магический предмет почти ничего не весил, и выглядел так, словно в нем, от силы, горстка мелочи. Вспоминая кошелек, использованный Гермионой, я ни на секунду не сомневался, что он таит в себе куда больше, чем кажется на первый взгляд. Нацарапав ногтем символ полумесяца — слава Мерлину, что это не было что-то более сложное, — я завороженно пронаблюдал за тем, как значок коротко вспыхнул белым светом. Так как традиционной магией я не владел, меня не могли не радовать такие мелочи, как использование охранных рун или правильно истолкованные видения. Замок с щелчком открылся, и я заглянул внутрь. Кошелек был куда более вместительным внутри, чем снаружи, и больше напоминал по объему рюкзак. Усевшись на пол, я принялся раскладывать его содержимое вокруг себя. Внутри были какие-то книги по прорицанию из Южной Африки, несколько очень странных, почти что отталкивающих фигурок в меру кровожадных с виду древних божеств, какие-то непонятные зеленые листья в стеклянном флаконе, запасной плащ и много всякой мелочи на дне. Там были и деньги, и какие-то мелкие амулеты, и письма. Большая часть писем была либо контрактами, либо перепиской с издательствами: переиздания, релизы, какие-то встречи. Вперемешку с документами я нашел страницы с обрывочными записями: неразборчивые карты и направления, какие-то зарисовки камней, знаков и растений, пометки в отношении перуанской лианы духов, аяуаски. Перебрав кипу документов и разрозненных заметок, я добрался до увесистого конверта с движущимися магическими фотографиями. Взгляд мой привлекла фотография Флеминга с Эйвери, сделанная, судя по дате, около пяти лет назад. Располагалась парочка на кухне родового поместья. Мрачноватый и усталый Флеминг улыбался, пытаясь стащить со спины оседлавшую его пятнадцатилетнюю. Прекратив попытки, он воззрился на меня, несколько удивленный, после чего приветливо улыбнулся. Эйвери, все это время душившая брата, тоже подняла на меня глаза и помахала мне рукой, продемонстрировав миру одну из своих широких, лукавых улыбок. Я грустно улыбнулся им в ответ. Естественно, фигуры с магического рисунка не могли ничего знать про то, что сейчас происходило в реальном мире. Я не мог долго смотреть на резво машущую мне Эйвери. Продолжив просматривать фотографии, большая часть из которых была открытками из разных городов как Великобритании, так и мира вообще, я наткнулся на еще одно знакомое лицо. Это была Роу. Девушка сидела за деревянным столом на небольшом балконе, под навесом, в одной только большой белой мужской рубашке, упершись обнаженной ногой о сиденье соседнего кресла. Завороженно глядя на ливень на улице, она с аппетитом ела какую-то острую лапшу из доставки. Интересно, на картинке и есть часть того самого «их места», о котором она упоминала? Заметив меня, Ровена откинулась на спинку кресла и смущенно прикрыла рукой рот, засмеявшись. Изображение вызывало у меня водоворот противоречивых эмоций. Личная неприязнь, граничащая с ненавистью, будто бы сливалась со старыми, нежными чувствами Флеминга, вызывая терпкое, отторгающее, но тем не менее странно пьянящее чувство. Сложно было сознаться в этом самому себе, но я не мог отрицать, что она привлекала меня, хоть большую часть времени мне и хотелось убить ее за все то, что она вытворяла. Перейдя к следующей фотографии, я немного завис, пытаясь разобраться в происходящем. На снимке было пятеро молодых людей, что-то активно обсуждавших в каком-то баре. Одним из молодых людей был весело смеющийся Флеминг, то и дело прикладывающийся к светлому пиву из большой кружки. Где-то сбоку, в углу, на самом краю фотографии сидел умиротворенно улыбающийся мужчина в шляпе-федоре и пинтой темного эля в руках, в котором пару секунд спустя я распознал несколько более молодого Квиррелла. «17 ноября, 1988 года. Наконец-то он уходит! Последняя смена министерского консультанта по вопросам прорицания», — курсивом было выведено на обороте. Из небольшого блокнота в кожаном переплете, который я взял в руки следующим, на пол выпал потрепанный лист пергамента. Подняв документ, я осторожно развернул его и несколько секунд тупо изучал старый, пустой лист пергамента, странно холодный на ощупь. Это еще что? Наконец, окно в помещении с грохотом захлопнулось, и на пергаменте понемногу начали проступать темно-изумрудные буквы. По всей видимости, на письме было какое-то защитное заклинание, проявлявшее содержимое письма только при попадании в определенные руки.       «Уважаемый мистер Флеминг,       Я пишу это письмо, находясь под впечатлением от ваших последних работ в отрасли Академического и Нативного прорицания, в особенности глубокого исторического анализа его символов и традиций в Европе. Как почитатель научного исследования Темных Искусств и дисциплины Прорицания в частности, я не мог не восхититься деталями ритуалов древности, которые были проработаны вами с невероятной достоверностью, несмотря на известную ограниченность оригинальных документов и работ на эту тематику. Мое имя вам неизвестно, и пусть это пока что останется так, но поспешу заверить вас, что это письмо является исключительно следствием моего давнего интереса к изучению и продвижению науки о Темных Искусствах. С течением долгих лет я частным образом коллекционировал и исследовал самые разнообразные древние труды и артефакты, но предметы некоторых областей, к сожалению, как тщательно бы они ни изучались, могут раскрыть свой истинный потенциал исключительно в руках мастера. Я пишу вам, желая предложить сотрудничество, в результате которого в абсолютном выигрыше окажется современная магическая наука.       Впрочем, я несколько забежал вперед. Обращаясь к страсти ученого к новому и неизведанному, я невольно пренебрегаю вещами куда более приземленными и материальными, вещами, над которыми вы не властны, и которые тем не менее контролируют и определяют в данный момент всю вашу дальнейшую судьбу. Некоторое время назад я был поставлен в известность о проблемах, с которыми вы столкнулись в Перу и Боливии во время вашего последнего путешествия по Южной Америке. Я был весьма заинтригован вашим подходом к решению некоторых конфликтных ситуаций, в которых вы оказались по воле судьбы. Для бывшего консультанта Министерства вы проявили небывалую незаконопослушность, жесткость и изощренную живость ума — качества крайне любопытные, в особенности когда они как отточенный механизм проявляются при первой же реакции на опасность. Ваши последующие попытки совладать с последствиями этих действий повлекли за собой цепь событий столь неблагоприятных, кровавых и полных немыслемых и горьких совпадений, что если бы кто взялся описать это в литературном произведении, его бы сочли надуманным и нереалистичным. Важным вопросом остается то, стоило ли оно того, учитывая, что весь этот конфликт изначально мог быть разрешен при помощи местных органов магического правопорядка?       Но я пишу, все же, не для того, чтобы поучать или глумиться над вашим положением, совсем наоборот. Я хочу предложить вам сделку, которая может показаться вам интересной. Со своей стороны я готов предложить освобождение от любых преследований и последствий взаимодействия с эзотерическим культом, так жаждущим вашей долгой и мучительной жизни, которой любой бы безусловно предпочел смерть, а также с вовлеченными в это дело магическими семьями, имена которых, я уверен, вам хорошо известны. Если ваше истинное имя и личность всплывут на поверхность и окажутся связаны с этой ситуацией, это вне всяких сомнений не только навеки погубит вашу репутацию в магическом сообществе, но и поставит под удар безопасность вас и всех близких вам людей в Великобритании. Я возьму на себя обязанность вычеркнуть ваше имя из этой истории, так, будто бы его там не было вовсе. Все, что потребуется с вашей стороны — ваши профессиональные услуги консультанта по прорицанию.       Поразмыслите над моим предложением, но не тяните с ответом. Время является решающим фактором в данный момент. Ваша ситуация накалена до предела, и существует определенная точка невозврата, после которой даже я уже буду бессилен чем-либо помочь. Свой ответ вы можете вернуть мне тем же способом, каким вы получили это письмо. Не тратьте время попусту.       С уважением,       Друг.       Письмо выпало из моих рук, почему-то показавшись невероятно тяжелым. Перевернувшись в полете, пустой листик с упругим бумажным звуком ударился краем о стену и осел на землю. Положив руки на затылок, я оперся спиной о ящики стола. «Друг», изъясняющийся на пафосном английском языке, интересующийся Темными Искусствами и обладающий властью просто вычеркивать людей из запутанных криминальных историй, но желающий оставить свое имя в тайне, ведь… ведь никто до сих пор не знает, что он вернулся. Неужели это и вправду… он? На протяжении всего нашего расследования фигура Темного Лорда никогда не была различимой и четкой, у нее не было лица или голоса, ее наличие лишь косвенно предполагалось из происходящего в мире. До этого темный образ проскальзывал в видениях, снах, но будто бы вечно оставался где-то на периферии зрения, заливая разум тяжелым и липким сомнением. Только сейчас, впервые, на моих руках оказалось настоящее доказательство связи Флеминга и Темного Лорда. Странная смесь из досады, разочарования и неуверенности накрыла меня с головой. Потянувшись за письмом, я несколько раз перечитал его, опасаясь, что от нахлынувшего на меня волнения я мог что-то пропустить. «Если ваше истинное имя и личность всплывут на поверхность и окажутся связаны с этой ситуацией, это не только навеки погубит вашу репутацию в магическом сообществе, но и поставит под удар вас и всех близких вам людей.» За неимением альтернатив, не согласиться на предложение, сформулированное подобным двояким образом, было невозможно. Оказавшись загнанным в угол, Флеминг-таки переступил Рубикон. Не знаю, сколько времени я просидел так, удерживая в руках старый пергамент. Друг друга лихорадочно сменяли самые разнообразные идеи, от мысли вынести письмо в свет до желания немедленно сжечь его в камине. Интересно, можно ли будет как-то установить, что его написал Темный Лорд? Возможно, его почерк или магический отпечаток или что-то в этом духе будут известны Дамблдору или кому-то из преподавателей? Но тем самым я сам бы загнал себя в ловушку, фактически признав себя причастным к преступлениям, которых с таким трудом смог избежать Флеминг, а ведь письмо было всего лишь подписано «Друг», что не могло само по себе являться прямым доказательством. Может, рассказать обо всем куда более гибкому на совесть Квирреллу? Хоть Квиринус и занимался самыми разнообразными около преступными вещами в свободное от работы аврором время, не думаю, что сумею объяснить ему, что сейчас я — не тот же самый Флеминг, что принимал решение служить Темному Лорду, и что мне-то он может верить. Он все же сражался в первой магической войне. Нет, пожалуй не стоит выносить его на поверхность вообще. Уняв дрожь в пальцах, я кое-как согнул пергамент пополам, наскоро засунул его в кошелек вместе с остальными документами и с коротким щелчком вернул замок на место. Закинув кашелек на дно сундука, я сгреб поверх него находящиеся в сундуке вещи, а также, в коротком порыве помешательства, некоторое количество предметов со стола, включая несколько жалобно звякнувших склянок, учебников и допитую чашку кофе. Заперев сундук, я для надежности сел сверху, будто бы таким образом мог обеспечить большую защиту темному содержимому кашелька. Несмотря на вязкий, будто бы спертый воздух, я кое-как перевел дыхание и прислонился спиной к стене, подогнув одну ногу и водрузив локоть на колено. Из головы все не выходили насмешливые фразы из письма, написанные размеренным, педантичным курсивом. Хоть письмо и было адресовано Флемингу, я почти физически ощущал часть направленного на получателя темного, интенсивного, пронзительного внимания, сохранившего свою странную власть через время. Взглянув на свои руки, я почти что в маниакальном ужасе принялся оттирать с ладоней следы темно-зеленых чернил, прочно впитавшихся в подкорку сознания. Страшно было только подумать, сколько всего стояло за этим вычурным, вежливым слогом, что было сделано теми же руками, что прошлись в какой-то момент прошлого по сгибу этого пергамента и поместили его в конверт. Все это являлось частью той силы, что повлекла за собой магическую войну, и сейчас, много лет спустя, вновь начала понемногу пускать корни в уклад магического сообщества, разлагая его конфликтами во имя своих туманных целей. Та же сила забрала у меня Эйвери, и винить в этом было некого, кроме искренне вашего «консультанта по прорицанию». Ощущения были такие, будто бы я вновь оказался в лесу, не зная, повезет ли мне выбраться из него живым еще один раз.       От медленно нарастающего безумия меня спас сочный треск разгоревшихся в камине поленьев. Я удивленно поднял голову на маленький одомашненный лесной пожар, прочно обосновавшийся возле противоположной стены. Пламя поднялось выше, откинув тени и обдав лицо приятным теплом. Я внимательно взглянул на свои ладони, которые еще мгновение назад так нервно пытался оттереть от остатков чернил. На них ничего не было. Вдохнув теплый воздух, я слез-таки с сундука, жалобно звякнувшего спертым внутри хламом, и медленно присел на ковер возле огня. Поворошив небольшой веткой угли, я закинул внутрь еще несколько поленьев. Прогоревшие угли все также поддерживали жар, хоть само пламя на некоторое время и опало, пытаясь справиться с только что поступившими новыми задачами. То же пытался сделать и я. Если подумать, то находка была просто неслыханным везением. Я просто мать его счастливчик, что обнаружил это письмо прежде, чем кто-либо еще, и не читал его до того, как оказался на допросе под сывороткой. Доберись я до него хоть чуть-чуть раньше, то наверняка уже сидел бы в этот момент в Азкабане. Письмо, обладающее властью разрушить остатки того, что у меня еще оставалось в этом мире, подобно орудию убийства из детективной истории, надежно хранилось под несколькими защитными заклинаниями, которые слава Мерлину мне не надо было накладывать самому, горой хлама и замком физическим. Пусть там и остается. Никому не следовало знать, по крайней мере пока я не решу, что с этим со всем можно было сделать. Обладатель письма явно не остановится, пока не обрушит до конца безопасность Хогвартса. Времени на то, чтобы юлить и присматриваться к Дамблдору, у меня больше не было, да и опасения в отношении Северуса отпадали за его отсутствием. Пора было применять полученные из книг знания.       Добравшись до кабинета директора, я поднялся вверх по лестнице и постучал в массивную деревянную дверь. Несколько секунд я провел в подвешенном состоянии, не зная наверняка, вернулся ли директор в Хогвартс. Наконец, я услышал приглашение войти. Дочитав страницу в книге, Альбус сдержанно поднял голову. В глазах его читалась какая-то чинная, официальная холодность. — А… мистер Флеминг? — сказал он, нарочно избегая обращения «профессор». — Рад видеть, что вы решили выйти из больничного крыла. У нас разве была назначена встреча? Как будто бы это было моим решением, когда я мог выйти из больничного крыла. — Нет, не было, но я должен поговорить с вами. — Это не может подождать следующей недели? — посмотрев на часы, все также отстраненно продолжил директор школы. — Скажем, в шесть пятнадцать в следующую среду? — Нет, это не может подождать, — серьезно проговорил я, занимая кресло напротив волшебника. — Надеюсь, нас никто не может подслушать здесь? — Не может, но послушайте, мистер Флеминг, я действительно сейчас… — Темный Лорд пытается возродиться. Он почти наверняка уже это сделал. У вас нет причин доверять мне в свете последних событий, поэтому не буду даже пытаться убеждать вас в чем-то, но у меня есть важная информация о нем, которая может быть вам полезна. Я хочу помочь Хогвартсу не меньше вашего. Все, о чем я прошу вас — выслушайте меня, и решайте сами, как поступить с этим знанием. Сложив руки в замок на столе, Альбус внимательно наблюдал за мной поверх очков. — Последний раз, когда вы пытались помочь, вы посоветовали мне не привозить в Хогвартс философский камень. Теперь он исчез, и вы, конечно же, ничего не знаете об этом? — наконец заговорил он. — Я знал, что Темный Лорд охотился за камнем, и не хотел, чтобы в это оказались втянуты ученики. Но камень — еще не самая большая проблема сейчас. — Что же является самой большой проблемой? — спросил Альбус со все той же отстраненно-холодной интонацией. — Крестражи. — Что вам известно об этом? — наконец поинтересовался Дамблдор после затянувшейся паузы. Он все также спокойно смотрел на меня, не меняясь в лице. Тетрадь, похоже, была связующим звеном между Малфоем, Северусом, Темным Лордом и всей ситуацией с эльфами. Это было самым очевидным ответом, но им в данный момент занимался Квиррелл, и раскрыв это сейчас я рисковал спутать его карты. Следовало использовать что-то другое, что-то, чем можно было убедить Дамблдора и что не потребовало бы особых усилий. Медальон? Нет, черт знает, где он сейчас находится, да и вся история из Корнуолла наводит на подозрения, что с ним в этом мире случилось нечто другое. В висках кольнуло, и я вспомнил кое-что еще. — Чтобы уничтожить Темного Лорда, необходимо уничтожить созданные им крестражи, и я знаю, где находится по меньшей мере один из них. Дамблдор откинулся на спинку кресла, упершись ладонью правой руки о стол. — Допустим, что все, что вы говорите, правда. Откуда вам известны эти вещи? — вновь выдержав паузу, поинтересовался он, медленно постукивая пальцами о край стола. — Пророчества, — вновь использовал я свое излюбленное оправдание. — Я видел кое-какие вещи. В хранилище Выручай-комнаты находится диадема Ровены Когтевран, которая является крестражем Темного Лорда. Вам нет нужды верить мне на слово, но вы можете сами проверить это, не покидая замка. От напряжения в висках пульсировала кровь. Дамблдор, как всегда, выдерживал свои паузы, частенько заставляющие его собеседников неловко пытаться заполнить образующуюся тишину еще какими-то деталями. Мне больше нечего было сказать. Я надеялся, что, что бы со мной не случилось, Квиррелл и Дамблдор по крайней мере смогут использовать эту информацию в расследовании. Если хоть одна из этих моих наводок оправдается, можно будет хоть примерно прикинуть, насколько ситуация с крестражами в этом мире похожа на мир книжный, и действовать исходя из этого. — Я услышал вас, — наконец нейтрально сообщил Дамблдор, кивнув. — Спасибо за ваш визит, мне нужно заняться работой.       Кабинет директора я покинул в несколько задумчивом состоянии. Пожилой волшебник, как всегда, выдерживал идеальное лицо для покера, нейтрально выслушивая всю информацию, но не подтверждая и не опровергая ничего из сказанного. Заслужить доверие Дамблдора будет явно непросто, но зацикливаться на этом тоже не стоило: нужно было просто продолжать работу. Вспомнив, что Карр, должно быть, все еще по старой привычке прилетает в изолятор, я направился в больничное крыло, чтобы проверить свою сегодняшнюю почту на предмет новостей об Эйвери. Я не мог поверить, что никто до сих пор так и не хватился ее, ведь она, черт возьми, отсутствовала уже больше недели. Как сказал мне менеджер одного из ее магазинов, девушка собиралась куда-то в отпуск, что делало ситуацию еще хуже, ведь ее не хватятся так быстро. Снедаемый мрачными мыслями о том, что можно сделать с симпатичной молодой девушкой за неделю в заключении, я добрался до места назначения, толкнул массивные деревянные двери и зашел в как всегда почти пустующее помещение. В нескольких шагах от меня, частично прикрытый одной из ширм, спиной ко мне сидел невысокий даже для своего возраста темноволосый мальчик. — Гарри? — удивленный неожиданной встречей, позвал я и подошел ближе к кушетке. Брюнет удивленно обернулся. На бледном лице с испуганными зелеными глазами, которые казались еще больше из-за здоровенных круглых стекляшек, алел неровный росчерк шрама. В руках у мальчика был кусок марли, смоченный какой-то прозрачной жидкостью, резкий запах которой донесся до меня еще по приближению. — Профессор Флеминг! Так вы в Хогвартсе? — удивленно поинтересовался мальчик. Видимо вспомнив строгие инструкции мадам Помфри, он поспешил вновь приложить марлю ко лбу. — Да, я вернулся, — неопределенно ответил я, присаживаясь на соседнюю кушетку. — Что-то случилось с домашними эльфами, правда ведь? — обеспокоенно продолжил свои расспросы Гарри. — Все говорят, что в замке сейчас небезопасно, но никто ничего нам не рассказывает. — Не переживай об этом. Пока жив Дамблдор, с замком все будет в порядке, — поспешил успокоить мальчика я. — Почему ты здесь? Что произошло? — У меня болит шрам, — признался мальчик. — Почти все время теперь. Не знаю, почему, я его не трогал. Гарри Поттер — еще один крестраж и чертов сенсор на присутствие Темного Лорда, но если бы я попытался выловить и расспросить его самостоятельно, то привлек бы ненужное внимание, ведь теперь следили за мной уже в открытую. Эта случайная встреча, избавлявшая меня от подобных проблем, была просто очередным подарком судьбы. — Магические шрамы — дело такое, никогда не знаешь, почему они дадут о себе знать. Ты помнишь, когда это случилось в первый раз? — поинтересовался я. — Если честно, то он то и дело покалывал с самого начала года. Но некоторое время назад это начало происходить все чаще и чаще. — Некоторое время назад? Ты не помнишь, когда точно? — Нет… Не знаю. — Твой шрам, — продолжил я. — Он болит в определенное время дня или, может, в определенных ситуациях? Некоторое время Гарри молчал. — Ну-у… — наконец неуверенно продолжил он. — Он часто болит вечерами, ночью. В разных ситуациях. — Каких например? — Иногда, когда я вижу Малфоя, иногда — когда я вижу людей из Министерства… Ну, и… Если у Малфоя действительно была тетрадь, то все сходилось идеально точно. Но почему люди из Министерства? Неужели Сингер? — И? Темноволосый опустил голову вниз, явно не уверенный, что ему стоит заканчивать свою мысль. — Он болит, когда я вижу вас, — наконец сказал он, возвращая свой взгляд на меня. Я сидел молча, глядя на мальчика перед собой. Гарри смотрел на меня в ответ, неловко прижимая ко лбу марлю и не совсем понимая, что все это значит.       Я вышел обратно в коридор и неспешной походкой двинулся вперед, забыв, зачем вообще направлялся в больничное крыло изначально. Яркий свет канделябров бил в глаза, отражаясь от белых каменных стен коридора. Сев на один из подоконников, я посмотрел на свою ладонь, внезапно показавшуюся мне совсем чужой. Меня не покидало стойкое ощущение того, что, стараясь делать то, что правильно, я всегда оставался позади, управляемый чьей-то чужой волей. Что бы я не делал, я всегда отставал на шаг. Вглядываясь в ровно уложенный каменный пол, я почувствовал тяжесть и странную сонливость, которая сдавила голову и внезапно сделала конечности неподъемными. Ощущения были такие, будто бы после недельной бессонницы на меня наконец навалилась вся накопившаяся за это время усталость. Не следовало засыпать, нельзя было засыпать…       Оглядев помещение, заваленное горами хлама, Дамблдор задумчиво потрепал бороду, размышляя, как же применить Аccio на предмет, на который были наложены противоманящие чары. Выходов было несколько, но для надежности следовало воспользоваться одним из самых простых, хоть и несколько трудозатратных. Засучив рукав правой руки, Альбус поднял вверх раскрытую ладонь и применил заклинание слежки на все неметаллические предметы в комнате. В воздух с дребезжанием и скрипом поднялись горы старой мебели, скульптур, ваз, книг и кучи другой мелочевки, ровно зависшей в нескольких метрах над землей. Вытряхнув содержимое некоторых шкафов на землю, Альбус с грохотом свалил предметы в самом дальнем конце комнаты. Та же участь следом постигла и все громоздкие и средние металлические предметы, а также предметы, явно не подходящие по форме — осыпая на землю украшения, монеты и прочую мелочовку, в воздух поднялись непонятного назначения тазы разной степени погнутости и поцарапанности, канделябры, а также всевозможное холодное оружие, от увесистых молотов и алебард до тонких ножей для бумаг, инкрустированных драгоценными камнями. В конце концов, на полу перед Дамблдором осталась средних размеров кучка, в большинстве своем состоявшая из медальонов, браслетов, колец и прочих драгоценностей, среди которых опытный глаз пожилого волшебника сразу нашел предмет явно выбивающийся из ряда других по своим магическим свойствам. Вне всяких сомнений, это был крестраж. Похоже, юный пророк был прав. Кто бы только мог подумать?       Наконец, диадема Ровены Когтевран оказалась у него в руках. Однако, стоило только взять ее в руки, как Дамблдор резко отстранился, выронив украшение. Резкая боль, прошившая тело, вынудила волшебника отступить на несколько шагов назад, в замешательстве глядя на свои руки, быстро чернеющие начиная с самых кончиков пальцев. Директор коротко вздохнул. Несколько секунд потребовалось ему, чтобы абстрагироваться от боли и вернуть себе обычное хладнокровие и ясность сознания. Думать в этот момент следовало как нельзя быстро. С каждой секундой болезненная чернота забирала все больше магии, парализуя необходимые для заклинаний мышцы и связки рук. Первым экспертом в этой сфере, к которому следовало обратиться, был Северус, но как назло, в данный момент именно его рядом не было. Следующие на очереди — мадам Помфри и Флитвик. Игнорировать резкую, пронизывающую сознание боль становилось все сложнее; следовало срочно остановить действие проклятья, стремительно распространяющегося все выше по рукам. Как пространство с изменчивой природой, Выручай-комната не позволяла так просто перемещаться в нее извне посредством обычной магической аппарации; не любила она этого и изнутри, поэтому следовало быстро возвращаться в коридоры замка. Мысленно проговаривая с десяток различных заклинаний защиты, пожилой волшебник поспешно обернулся к выходу. Что странно, одна из створок массивных дверей была приоткрыта. Сделав несколько шагов в сторону выхода, директор приостановился. Секундное замешательство отразилось в его глазах. — Ты…? — Адское пламя.