Пророк

      Меня оттащили на улицу. Здоровенный волшебник все также крепко удерживает за спиной мои руки, пресекая любые попытки вырываться. Светлые пряди, свисающие с моего лица, загораживают часть приготовлений к ритуалу, позволяя мне спокойно углубиться в собственные мысли. Они хотят контролировать будущее при помощи прорицания. Просто смешно. Неужели они не понимают, что будущее не подвластно никому, и даже самые могущественные из пророков имеют возможность лишь увидеть отблеск грядущих событий, но никогда не могут контролировать их? В этом и заключалась основная трагедия прорицания. Какие бы детали ты не увидел, это все равно не дает тебе никакого контроля над ними, а если ты думаешь, что можешь хоть как-то изменить то, что не подвластно лично тебе — ты просто глупец.       Я обращаюсь к воображаемому собеседнику с этой обличительной речью, будто бы мои мысли могут быть хоть кем-то услышаны, но понемногу замолкаю, осознавая, что ничего из этого не будет иметь в итоге никакого значения. Слушая крики людей и кентавров, я гадаю, что же судьба уготовила мне на этот раз.       Меня подталкивают ближе к каменной плите. Наконец, я поднимаю глаза, только чтобы вновь увидеть стоявшего за плитой Квиринуса. Некоторое время мы смотрим друг на друга. Наконец, он отводит взгляд. Я медленно выпускаю из легких воздух. В конце-то концов, он ничего мне не должен. Каждый в этом мире смотрит только за одним человеком — за самим собой. Но то, что он отвел взгляд, пульсирующим раздражением отдается в висках. Ему что, неловко в этой ситуации? Серьезно?! Меня, мать твою за ногу, сейчас принесут в жертву, и это ему, б&@$ь, неловко?! Раз принял такое решение, то возьми за него ответственность и хотя бы посмотри мне напоследок в глаза, ублюдок.       Сделав еще один глубокий вдох, я опускаю взгляд на плиту перед собой и даю гневу спокойно утихнуть где-то вдалеке сознания. В конце-то концов, это мои последние мгновения перед бездной неизвестности, и я не хочу провести их вот так. Не хочу терять контроль над своими эмоциями, отдавая его кому-то другому. Это действительно происходит. В носу и горле странно саднит, и я сглатываю, хаотично размышляя о том, насколько же у меня, черт возьми, мало времени, насколько быстро секунды утекают сквозь пальцы, а я все еще путаюсь в своих беспорядочных мыслях. Что, так я и проведу последние свои минуты? Потерянным, лихорадочно ищущим что-то?       Жестким движением меня дергают в сторону и опускают на колени, пропуская вперед какого-то человека, оттаскивающего к краю круглой платформы еще одно бессознательное тело — ярко накрашенную полнотелую женщину лет пятидесяти, в пестрой одежде и с большим количеством украшений. Все это время я держусь спокойно и даже отстраненно, но постепенно тело начинает пробирать странное чувство: оно начинается с легкого озноба, которую любой испытал бы на улице в прохладный день без соответствующей одежды, но постепенно перерастает в полноценную дрожь. Я стремлюсь держаться до конца, хоть мне, черт возьми, невероятно, смертельно страшно. Я закрываю глаза.       Всю свою жизнь я плыл по течению, спокойно принимая то, что мне было уготовано. Так я и уживался со своими способностями — спокойно принимал то, что не мог изменить, с интересом и очарованием относился к таинствам этого мира, которые мне не было дано понять. По сути, я всегда был просто невероятно удачливым парнем, который дрейфовал по миру в полусне между реальностью и видениями. Так, по крайней мере, было, пока я не встретил его.       Что бы ни происходило, похоже, я уже не избегу этого. Неужели старый я действительно буду разрушен? От этой мысли становится невероятно горько. Я внезапно невероятно отчетливо представляю, как у меня отнимают вещь, принадлежавшую мне столько, сколько я себя помню, вещь, давно уже вросшую в эту кровь и плоть. Даже если я выживу и сумею как-то сбежать, что же от меня останется? Разгуливающая бездна без какого-либо содержания? Какой смысл вообще продолжать жить, если нечто настолько сокровенное будет уничтожено?       Ветер касается моей взмокшей шеи, треплет прилипшие к лицу волосы. Надрывно выдохнув, двое масок водружают рядом со мной тело последнего кентавра. — Резать сейчас? — слышится прокуренный мертвый голос сбоку. — Нет. К концу ритуала ему придется сделать это самому, — отвечает мелодичный голос Реддла. — А, — растерянно отозвался голос. — А он сделает? — Если все пройдет правильно, то да. Хотя, думаю, это будет уже не он.       Конец фразы, повторяясь, крутится в сознании. Не он. Как — не он? Вот же он — я. Ну и куда я денусь? Сглотнув, я приоткрываю глаза, глядя на расплывающийся камень перед собой. Страх все усиливается, пока не достигает пика. Я ощущаю его каждой клеткой своего тела, как вдруг он рассеивается. Странное, расслабляющее спокойствие пробирает меня. Я понимаю, что больше не сопротивляюсь. Руки мои, все также сжимаемые сзади амбалом, полностью расслабляются. Нет, я не сдаюсь, скорее просто осознаю, что все это лишнее напряжение ни к чему не приведет. Что бы не ожидало меня впереди, я уже не избегу этого.       Все это время я был лишь верным последователем своего дела. Используя прорицания или исследуя его, я всегда чтил законы, никогда не брался контролировать или переписывать будущее, никогда не заявлял себя его хозяином. Подобное преступление против ремесла — самонадеянность, которая не останется безнаказанной. Несмотря на то, что магия кажется объективной силой, не имеющей каких-либо предпочтений, я твердо верю в свое ремесло. А дальше — будь что будет.       Круг ритуального камня, будто бы вырезающий из реальности все, что происходит за его пределами, кажется странными рамками, в которые я оказываюсь загнан по воле случая. Передо мной оказываются очерчены какие-то смутные правила, на которые я никогда не соглашался. Единственное, что я могу делать сейчас — выживать. Во что бы ни стало. Выживать и не поддаваться. Так, чтобы вспомнить. Это самое важное. Вспомнить, вернуть себя. Чтобы придти потом и разнести эту самую плиту ко всем чертям.       Коротко выдохнув, я поднимаю голову и сталкиваюсь взглядом со стоявшим передо мной Реддлом. — Ну, и где твое представление? — спрашиваю я, глядя на него. Бессмысленная, глупая дерзость, возникшая от щемящего, отчаянного желания понять: на кой черт все должно быть именно так? Кто это придумал? Зачем? — Смотрю, ты как всегда не теряешь оптимизма. Знаешь, я ведь оказываю тебе милость ритуалом, который длится каких-то двадцать часов. Кровожадные культисты из Южной Америки явно имели на тебя куда более необычные виды. Они собирались держать тебя взаперти днями, поедая твою плоть. — Ну да, это было бы как-то уж совсем нецивилизовано, — отстраненно замечаю я. Говорить больше не хочется. Слова кажутся бессмысленной тратой сил, которая в любом случае ни к чему не приведет. — Ну что же. Джеймс, пора начинать, — обратился Реддл к кому-то за моей спиной. — Да, мой лорд. — Мне нужна первая кровь. Она подойдет. Склонившись перед Сивиллой Трелони, Реддл запускает пальцы в спутанные волосы с комками грязи и медленно подтягивает голову преподавательницы прорицания к себе.       Небольшое круглое помещение то и дело наполнялось завыванием ветра. Проникая вовнутрь через единственное полуоткрытое окно, возле которого курил Квиррелл, он проносился по помещению, неистовствовал, ударялся о стены и понемногу затихал где-то под потолком. Солнце наконец село, и последние оранжево-красные лучи сменились светом нескольких масляных ламп, то и дело с еле слышным скрипом покачивающихся на ветру. Темная фигура Реддла все также стояла, облокотившись на старый стол. Глубокие тени, отбрасываемые желтоватым светом ламп, то и дело подрагивали в складках его плаща. Темные, неподвижные глаза были сфокусированы на мне.       Взяв в руки нож, Реддл поднимает голову женщины за волосы и перерезает ей горло. Натянутая кожа, сухожилия и хрящи — все это легко распадается от касания острого металла. Голова все еще зафиксирована грубой рукой, но под собственным грузом тело слегка проседает на коленях, вынуждая рану расходиться все быстрее. Хлещет кровь. Внутренности шеи представляют собой плотное, окрашенное красным переплетение тканей вокруг трахеи, один вид которого будто бы режет по глазам, вызывая стойкое желание не смотреть, отвернуться, сделать что угодно, лишь бы вывести эту картинку из сознания. Но я почему-то не могу отвернуться.       Я видел все это в его глазах. Страшных, затягивающих глазах. Даже не так — он хотел, чтобы я видел это. Отстранившись от стола, Темный Лорд медленно двинулся в мою сторону. Я ощутил, как онемение в одночасье спало с моего лица и рук. Мои ноги все также оставались парализованы, но наконец я вновь обрел контроль хотя бы над частью своих мышц. Глубоко вздохнув, я сжал и разжал пальцы рук, возвращая чувствительность онемевшим мышцам. — Я блуждал по многим сознаниям в своих экспериментах. Приходилось наблюдать и выжидать, пока не становились очевидными какие-то заезженные схемы или шаблоны мыслей и эмоций; пока не появлялась структура, с которой можно было работать. Но воспаленное, сломанное сознание безумца — нечто совершенно иное, — рассуждал Реддл, постепенно продвигаясь все ближе. — Фантасмагория бредовых образов, сосуществующих друг с другом противоречивых убеждений и логических тупиков, погруженных в интенсивные эмоции. Вечно изменяющийся, бушующий хаос. Как же я. Ненавижу. Безумцев.       Подойдя ближе, Реддл присел возле меня на одно колено и чуть протянул вперед руку. В его пальцах образовалась легкая дымка, тут же принявшая очертания бузиновой палочки. Человек, повинный в ритуале и во всем том, что произошло со мной, находился теперь так невероятно близко. — Ты не предсталяешь, как часто мне приходилось сдерживать себя от того, чтобы не залить все это кровью, — медленно проговорил Реддл, глядя мне в глаза. — Просто лопнуть какой-нибудь сосуд в твоей голове, или засадить тебе в глаз палочку по самую рукоять. Если бы не твои способности, ты бы уже давно был мертв.       Не в состоянии пошевельнуться, не в состоянии расторгнуть зрительный контакт, я в ужасе ощущал, как палочка, чуть приподняв оправу очков, скользнула по краю глазницы, пока не коснулась тонкой кожи под глазом. — Зачем…? — еле слышно сказал я, не в состоянии проговорить целую, законченную фразу. — Чего бы я добился этим, помимо собственного удовлетворения? — уточнил Реддл. — Ты же Кровавый Пророк. Ты создавался с единой целью — видеть будущее, и твои способности остаются достаточно сильными только пока ты сам остаешься психически сломленным, пока в тебе бушует хаос. Когда-то ты сам описывал весь этот процесс. «Пророк — сродни маяку во тьме, что выхватывает из окружающего мира магию, предпосылки для определенных событий, после чего формирует так называемое пророчество». Очень интересная теория, но ты никогда не задумывался, почему пророчество идет под руку именно с безумием? Магия окружает нас со всех сторон, но некоторые ни в какую не замечают ее, другие же — замечают слишком хорошо. Общее между безумцами и пророками то, что и у тех, и у других поломана грань между внешней магией и их собственным сознанием. Они слишком хорошо чувствуют то, что их окружает, настолько хорошо, что могут предвидеть окружающие события, но при этом они начинают путать то, что происходит снаружи с тем, что происходит внутри. Личность — тот самый барьер, что разделяет внутреннее и внешнее, и чем крепче личность, тем меньше рисков сойти с ума. Именно поэтому одним из требований ритуала было полное ее уничтожение. Сейчас ты — лишь тень, которая никогда не сможет восстановиться до уровня мага, которым ты был когда-то, а значит у этого новосформированного сознания нет совершенно никакой ценности для меня.       После этих слов палочка чуть надавила на мой глаз через кожу, вынудив меня сильнее вжаться в стену. Все это время. Все это время он стремился свести меня с ума, ведь это было необходимым условием для него, чтобы сохранить его дражайшего Пророка. До меня также дошло, зачем он частично снял парализующее заклинание. С неподвижной куклой вместо человека было бы меньше хлопот, но он хотел наблюдать за моими эмоциями вживую. Ему было важно видеть мой ужас.       Абстрагировавшись от собственного страха, я наконец по-другому увидел человека напротив меня. Обычно неподвижные, безэмоциональные глаза Реддла теперь смотрели изучающе, даже с интересом. Он явно был по-своему заинтересован, вовлечен в происходящее. Но почему?       Нелогичный, непредсказуем разум, переполненный живыми эмоциями, был чем-то, что Реддл ненавидел всем сердцем, хоть тот и предоставлял ему возможность заглядывать в будущее. Он желал контролировать то, что не понимал, желал контролировать будущее. Свести меня с ума было необходимым шагом для усиления моих способностей, но этот же самый процесс позволял Тому почувствовать контроль над тем, что он на самом деле не мог контролировать.       Воспоминания о ритуале, о том, кем я был, о моих способностях — все это влило в меня потерянное ощущение моей старой силы, моих утерянных способностей. Прорицание и прочая ментальная магия не ограничивались картинками и образами. В действительности, эта дисциплина была куда более сложной и разносторонней, она позволяла видеть многие недосягаемые на поверхности вещи. Сосредоточившись на том, что мне удалось заметить, я взглянул в глаза Реддлу уже по-другому.       Дверь с дребезжанием захлопнулась, и Том, бессильно прислонившись к ней спиной, медленно сполз на пол, тяжело дыша. По телу разлилась пьянящая слабость. Как долго он стремился к этому.       Коридоры Хогвартса, по которым он свободно и открыто прогуливался последние несколько недель, вызвали определенное движение в глубинах того бездонного черного омута, что представляла из себя его память. Перед глазами вновь проносились картины из жизни, которую он давным-давно оставил в прошлом. Картины, связанные с его бывшим учителем, сгоравшим теперь по ту сторону двери вместе с частью его самого.       Все это время он спокойно абстрагировался от физической боли, будто бы наблюдал ее со стороны, но в этот раз все было по-другому, сама боль была другой. Она была живой и необычайно яркой, проникнувшей глубоко в сердце, теперь напоминающее невероятно тяжелый пульсирующий ком. Черт возьми, что же за странное чувство?!       Взгляд Темного Лорда на секунду померк, будто бы оказавшись на краю того самого темного омута воспоминаний и тех живых, сложных, давно подавленных эмоций, связывающих его с замком и директором.       Все это время меня пронизывал страх того, что во всем происходящем виноват был я, что где-то на краю моего сознания было нечто, что просыпалось, когда я его не видел, убивало людей, совершало преступления. Но я не был виноват в происходящем. Этим чем-то на краю моего сознания был Том Реддл, осколок которого оказался во мне.       Чего я не понимал, так это того, что, в определенном смысле, отголоском безумия на дне сознания Реддла все это время был я. Ненависть Реддла ко мне была ненавистью ко всему тому, что сам он не мог понять в себе, ко всем тем нелогичным, плохо поддающимся описанию живым эмоциям, которые Реддл относил к чему-то безумному и недалекому. — Ты куда более человечен, чем тебе хотелось бы быть, — еле слышно проговорил я, тяжело дыша. — Ты так долго планировал, стремился к этому, а в итоге смерть твоего учителя не принесла тебе ничего, кроме разочарования и боли. Он действительно много значил для тебя. Ненадолго прикрыв глаза, Темный Лорд мрачно взглянул на меня. — Ты восстановил куда больше из своих былых способностей, чем мне казалось, — неспешно проговорил Реддл уже куда серьезнее. — Так уж вышло, что я слишком стар, чтобы ментальная магия могла хоть как-то на меня повлиять. Впрочем, тебе удалось досадить мне. Палочка внезапно оказалась ровно на уровне моего зрачка. От страха сердце будто бы пропустило удар. Мгновением спустя кусок дерева вошел в мой левый глаз. Все вокруг потемнело, сознание затопила страшная, непривычная, мерзкая боль. Крича, я уронил очки и вжался спиной в стену, поднеся к лицу дрожащие руки. Шок никак не позволял тому, что только что произошло, уложиться в голове, любые мысли будто бы меркли перед ужасом произошедшего. По щеке стекала кровь вперемешку с черт знает чем еще. Перед глазами рябили цветные искры. — Может, лучше продолжить это после того, как переместимся? — предложил курящий возле окна Квиррелл. — Не самые подходящие здесь условия. — Я не смог сдержаться, — спокойно отозвался Реддл. Поднявшись на ноги, он взглянул в сторону Квиррелла. В руках его все также находилась палочка. — Но ты прав. У меня будет полно времени для того, чтобы сломать его. Судорожно дыша, я лихорадочно ощупывал лицо. Я помнил во всех деталях, какой именно была боль, но почему-то самой боли не осталось. Мой левый глаз был на месте, крови на щеках не было. Я готов был поклясться… Чччерт… Пытаясь хоть как-то унять панику, я раз за разом дрожащими пальцами ощупывал края своего левого глаза, будто бы не в состоянии поверить, что ничего из этого не было. Иллюзия. Это была всего-навсего иллюзия! Твою мать... — И ты… и после этого ты говоришь, что не безумен?! — все еще держась рукой за глаз, поинтересовался я, пытаясь придти в себя. — Нет, — спокойно отозвался Реддл. — Я аморален, тут не поспоришь, но в отличии от тебя я прекрасно отличаю реальность от фантазий. Для большинства людей дикостью будет признать, что отсутствие морали и эмпатии — не отклонение, а преимущество. Поверь мне, если в управлении государством нет холоднокровных психопатов, его быстро захватит государство, в котором они есть. — Для чего тогда все эти жертвы?! — задал следующий вопрос я. — Неужели все это — ради чистоты крови? — Чистота крови? Признаться, даже в таком состоянии ты казался мне смышленее. Чистота крови — простая идеология, способ разделять и подчинять людей. Внимательно разглядев бузиновую палочку Дамблдора, Темный Лорд убрал ее, после чего вновь прислонился спиной к столу, скрестив руки. — Аристократы всегда любили чувствовать себя особенными, не такими, как остальные волшебники, — буднично продолжил свой рассказ он. — Они столетиями выращивались в культуре того, что их голубая кровь — повод для гордости, даже если сами они не занимаются ничем, кроме как спускают богатство, нажитое минувшим поколением. С возрастом такие люди склонны становиться все более озлобленными на окружающий мир, который интересуется результатами труда, а не родословной. Для богатеньких детей из Слизерина, с которыми я провел большую часть своей молодости, мои выводы о чистоте крови были просто как бальзам на душу, разрешением направлять свою ненависть на кого-то извне, вместо того, чтобы заниматься собой. Заручиться поддержкой таких людей несложно, если предложить им то, что они всегда хотели, но всегда боялись сделать. — Если тебе нет дела до чистоты крови, в чем тогда заключается твоя цель? — Мои интересы слабо отличаются от твоих — изучение магии в самых различных ее формах. Только меня интересуют ее самые темные, непредсказуемые, опасные аспекты. Те, что даруют власть и бессмертие. — Вот только я не убиваю людей. — Я делаю то, на что ты никогда бы не осмелился. Некоторые аспекты магии невозможно познать без определенных жертв. Ты все говорил мне, что будущее контролировать невозможно, что это надругательство над дисциплиной, но, похоже, у меня неплохо это получилось. Ритуал позволил мне заглянуть в карты противника, оказаться на несколько шагов впереди и сделать все, что необходимо, чтобы сохранить и укрепить свои позиции. Даже если наемники не перебьют всех детей, что подходят под описание пророчества Трелони, Альбус Дамблдор в любом случае уже мертв, а значит не будет уже человека, что сможет вырастить ребенка из пророчества. — Прорицание — не та дисциплина, которую можно так просто подчинить себе, — отозвался я, наконец убирая руку от глаза. — Нельзя просто взять и нарушить баланс. — В тебе вновь просыпается набожная старая гадалка, — заметил Реддл, в очередной раз любуясь новоприобретенной бузиновой палочкой. — Не могу? Как видишь, уже смог. Сегодня нам удалось добиться многого. Хоть камень и ускользнул из моих рук, с твоими способностями отследить его снова не доставит особых проблем. — Что с камнем? — уточнил молчавший до этого Квиррелл. Сидя на подоконнике, преподаватель защиты все также курил одну за одной, особо не встревая в разговор. — Тот, что был в Министерстве, оказался подделкой, — ответил Реддл. — Вероятно, Сингер успел подменить его. Но мы займемся этим позже. Когда будет готов портал? Уничтожение крестража забрало все мои силы. — Совсем скоро, — произнес Квиррелл, слезая с подоконника. — Из-за защитных заклинаний мы здесь, как в консервной банке, но на четверых его должно хватить. — Четверых? — уточнил Реддл, обращая свой взгляд в сторону Эйвери. Я ощутимо напрягся. — Шантажировать Пророка больше нет нужды, а значит теперь она для нас бесполезна. — Заберем ее с собой, — пожав плечами, предложил Квиринус. — Для чего? — Ее наличие будет мотивировать Флеминга на сотрудничество. К тому же, еще один потомственный пророк никогда не помешает. — Это вполне взаимозаменяемый товар, — обнадежил своего собеседника Том, глядя на лежащую без сознания девушку. — Какой бы соблазнительной ни была возможность расчленить ее у него на глазах, к Флемингу я найду подход и без нее. Сейчас нам не нужна лишняя головная боль. — В любом случае, можно будет разобраться с этим позже, когда выберемся отсюда, — все также безразлично отозвался преподаватель защиты, слезая с подоконника и отряхивая плащ. — Можешь не беспокоиться. Ты уже сделал достаточно, я о ней позабочусь, — настоял на своем Реддл, поднимая на Эйвери руку с палочкой. Внутри у меня все замерло. Я попытался дернуться в сторону Эйвери, но осознал, что не могу сдвинуться с места — хоть я и мог двигать верхней частью тела, мой позвоночник будто бы был прибит к одному месту. В тот же самый момент Квиррелл нацелил палочку на Томаса, а точнее — на руку с его палочкой. Все его ленивые, неторопливые движения в мгновение исчезли, сменившись собранной боевой стойкой. Бывший аврор прекрасно отдавал себе отчет в том, что только что направил палочку на одного из самых могущественных темных волшебников современности, результат поединка с которым был предрешен еще до его начала, но тем не менее стоял ровно и спокойно, по всей видимости намереваясь идти до конца. Томас медленно поднял глаза на преподавателя защиты. Что-то в его взгляде подсказывало, что эта провокация жизнью Эйвери была намеренной. — Я начал догадываться, что ты что-то мне недоговариваешь, когда нашел ее в подвале одну, — заметил он, неторопливо отводя палочку от Эйвери. — Ты оставил ее там специально и ослабил снотворное заклинание Северуса, знавшего подземелья наизусть. Очнувшись, он должен был вытащить ее оттуда, но вернуться ему не довелось, и ее забрал я. В наш план это не входило. Выждав несколько секунд, Квиринус также опустил палочку. — Ты прав. Я привязался к ней, — наконец просто признался бывший аврор. — Она уже никак не сможет помешать воплощению нашего плана. Позволь мне эту небольшую личную прихоть. Ты знаешь, как я осторожен в вопросах безопасности. Выпрямившись, Темный Лорд несколько отстранился и чуть поднял подбородок, задумчиво глядя на своего собеседника. — Особенная девушка, растопившая замерзшее сердце Инквизитора? Думаешь, я куплюсь на эту древнюю как мир историю? — медленно проговорил он. — Нет, что-то здесь не так. Я не видел точно, что произошло между этими двумя, но Квиринус внезапно пошатнулся и сделал шаг назад, ударившись спиной о стену. Побледнев, он выронил палочку и, дезориентированный, дрожащей рукой схватился за левый глаз. — Сопротивляясь моей легилимеции, ты только делаешь себе хуже, — заметил Том. — Тем более, что я уже узнал все, что мне нужно. Пошатываясь, Квиррелл все также держался рукой за глаз. Похоже, Темный Лорд воспользовался легилименцией и, встретив сопротивление, на какой-то краткий промежуток времени просто вломился в сознание своего союзника. То ли дала о себе знать связь с Реддлом, то ли способности Кровавого Пророка, но и мои виски сжала невероятно знакомая боль.       С отвратительным чавканьем я впечатываюсь спиной в выпотрошенные тела кентавров. Я чувствую, как мой плащ мгновенно пропитывает кровь, руки по локоть увязают в чем-то теплом, мягком и склизком. Я кричу, пытаясь подняться, но рука соскальзывает, и я падаю обратно, в месиво из упругой конской кожи, мяса и органов. Наконец, мне удается перевалиться через плиту. Я падаю в листву, и все вокруг меня внезапно меркнет.       Кто-то резко встряхивает меня за плечи. Ощущая вокруг себя запах леса, земли и подгнившей листвы, я медленно открываю глаза, только чтобы увидеть перед собой молочно-серое небо с черными росчерками веток. — Алекс! А-Алекс, ты слышишь меня? — слышу я напряженный голос. — Алекс. Алекс, мать твою! Меня упорно продолжают трясти за плечи. Я перевожу мутный взгляд на темную, расплывчатую фигуру сбоку. — Очнись, Алекс! — А? — рассеянно уточняю я. — Ты слышишь меня? — с некоторой толикой облегчения говорит незнакомец. — Вставай! Вставай, ты должен бежать отсюда. — Где мы? — рассеянно уточняю я. — Кто ты такой? — Я… друг, — голос незнакомца на секунду оборвался. — Я друг. Ты не вспомнишь меня. Ничего из этого не вспомнишь. — Что? — Держи, это твоя палочка. Ты должен бежать. Ты совсем исчезнешь, если останешься здесь. Ты слышишь меня?! Беги. БЕГИ. Поднявшись на ноги, я внезапно вижу кровь на своих руках, вижу вдалеке край камня, на котором все еще виднеется стекавшая по его краям кровь. Вместе с осколками памяти меня пробирает животный ужас.       Когда сознание вновь целиком возвращается ко мне, я, спотыкаясь, бегу вперед, в спасительную черноту леса. Где-то позади я слышу голоса. Громкий крик, кажется, в мой адрес. Если я не поспешу — присоединюсь к остальным на плите. Закрыв глаза, я продолжаю изо всех сил бежать вперед. Я должен убраться отсюда. — Так это был ты, — медленно протянул Реддл. — А я все гадал, как же он умудрился вырубить охрану после всего того, что пережил. Квиррелл молчал. — Забавно. Ты не участвовал в подготовлениях ритуала из-за загруженности в Министерстве, поэтому и не знал всех подробностей. Тебе было известно только, что он выживет, поэтому, когда тебе не удалось уговорить меня использовать кого-то другого, ты все же согласился, чтобы лично пронаблюдать за всем. Когда ты привел нам Александра, вмешиваться было уже слишком поздно. После того, как мы услышали пророчество, ты убедил меня сделать из него крестраж, только чтобы оставить его в живых. Это забрало все мои силы и, когда я удалился на восстановление, ты вырубил охранников его палочкой, сделал брешь в антитрансгрессионном поле и позволил ему бежать, предварительно подкорректировав ему память, чтобы я не смог узнать об этом. Ты втянул его во все это, ты же и с горем пополам вытащил. Преподаватель защиты молча слушал Темного Лорда, не убирая мелко подрагивающей руки от лица. — Какими методами бы ты ни пользовался, в определенном смысле ты всегда был очень семейным человеком, — задумчиво протянул Реддл, будто бы играясь с тем, что он только что узнал. То количество информации, что он сумел собрать, коротко вторгнувшись в сознание своего спутника, просто поражало. — Вечная сумасшедшая гонка особого подразделения магического правопорядка давала тебе возможность развернуться во всей красе и отточить свои способности, но она же забирала все твое время и силы. В это же время ты и сблизился с Александром и взял его в ученики, а позже — и в соратники. Своей семьи у тебя, можно сказать, никогда не было, и в какой-то момент юным Флемингам повезло попасть под твое покровительство. Несмотря на все ваши конфликты и разногласия, ты в определенном смысле привязался к этим двум и, подобно старшему брату, всегда следил за тем, чтобы они не угодили в неприятности. Отняв руку от глаза, Квиринус молча прислонился спиной к стене и скрестил на груди руки. Один раз его уже смогли подловить на провокации, поэтому теперь Квиррелл будто бы стремился отстраниться от собеседника, как бы красочно и подробно Реддл ни разворачивал перед ним его жизнь, стремясь выбить из колеи. Я пораженно внимал рассказу Реддла, уже не зная, чему из этого верить. — Когда ты нашел меня и начал работать со мной, ты прикладывал все усилия, чтобы держать две эти жизнь порознь. Это удавалось тебе довольно долго, но ты оступился, когда Алексу угрожала смертельная опасность в Южной Америке. Ты обратился за моей помощью, ведь не мог поступить иначе, при этом сделав все возможное, чтобы я не узнал о вашей связи. Тогда-то я и спас этого молодого человека, который впоследствии оказался невероятно полезен. Убить меня у тебя не хватило бы сил, поэтому тебе приходилось вечно находиться рядом, стремясь огородить от меня этих двух и вернуть свой баланс. После воплощения моего плана в жизнь, Эйвери должен был вытащить из подвала Северус, а Александра ты собирался вытащить сам, уже после того, как мы бы перенеслись. Ошибка, за ошибкой, за ошибкой. Ты взялся защищать их, но как это часто происходит с людьми, ведущими такой опасный образ жизни, как ты, в итоге лишь медленно и постепенно разрушил их жизнь. Теперь одну ждет смерть, а другого — вечное недосуществование в безумии в роли моего Кровавого Пророка. — Что бы ни двигало мною, я пустил все свои силы на то, чтобы воплотить твой план в жизнь, — наконец безэмоционально отозвался преподаватель защиты. — Ты получил почти все, что хотел. Можешь получить и все. — Что ты имеешь в виду? — Флеминги уходят со мной, в обмен на философский камень, — отчетливо проговорил Квиррелл, выпрямившись. Лицо Тома почти не изменилось, лишь на секунду его глаза расширились, после чего Реддл чуть прищурился. — Ты блефуешь, — жестко отрезал он. — Настоящий философский камень остался под защитой Джозефа Сингера. — Подделка философского камня, искусно сделанная Дамблдором и Фламелем. Дамблдор никогда бы не отдал Сингеру настоящий камень. Он предпочел распространить несколько фальшивых камней, чтобы из того, который пропадет, понять, где твое влияние наиболее сильно. Оригинал он оставил в замке и охранным заклинанием связал с собой, даже не предполагая, что покушение будет организовано так скоро. Когда ты убил Дамблдора, заклинание рассеялось, и я просто забрал камень из его тайника, как вишенку с торта. Замерев, Том некоторое время пристально изучал собеседника. — Вот оно что, — медленно проговорил Реддл. — Стоило ожидать, что в процессе нашей подготовки ты припасешь что-то и для себя. Вот только с чего ты решил, что ты в положении, чтобы ставить мне подобные условия? Даже если ты смог ненадолго скрыть его месторасположение из своего сознания, подобная уловка не продержится долго. Вскрыть тебя не потребует у меня особо много времени. — Я не знаю, где он, — спокойно отозвался Квиррелл. — Можешь сколько угодно использовать легилименцию, в моей памяти ты ничего не найдешь. Некоторое время Реддл пристально смотрел на собеседника, молча взвешивая его слова. — Вижу, ты учел и это, — наконец сказал он. — Допустим, сделка состоится. Что дальше, Квиррелл? Перейдешь на сторону Министерства? Будешь вновь бороться за вселенскую справедливость после того, как позволил стольким людям умереть? На лице преподавателя защиты ясно читалось, что на х%ю он вертел как вселенскую справедливость, так и идеалы Реддла. — Люди, которые знают слишком много о твоих секретах, имеют склонность умирать или превращаться в безвольных марионеток в любом случае. Я не тешу себя надеждами, что со мной это будет не так, — ответил бывший аврор. — Я, как и ты, слышал пророчество Флеминга. Самым большим злом всегда было неверие людей в то, что ты существуешь на самом деле. Приведя в действие этот план, ты волей-неволей доказал людям свое существование в обмен на смерть Дамблдора и Северуса, захват камня, бузиновой палочки и уничтожение детей, подходящих под пророчество Трелони. В пророчестве Флеминга это все равно происходит рано или поздно, но за все те годы, что люди не будут признавать твое существование, ты успеешь сотворить куда больше. Ты проиграл уже просто потому, что теперь против тебя Орден Феникса, Министерство Магии и, по сути, весь магический мир, а не маленький мальчик из пророчества. Весь этот план — это одно большое заявление миру о твоем возвращении. Теперь ты существуешь. — Если не можешь что-то остановить — возглавь? — хмыкнув, уточнил Реддл, не без толики удивления в голосе. — До тех пор, пока не соберешь достаточно информации обо мне и не получишь подходящий рычаг для собственной безопасности. Звучит ровно настолько безумно, чтобы быть правдой. Мертвых детей всегда было недостаточно для того, чтобы разжалобить тебя, да, Квиррелл? Особенно, когда дело касается политики и глобальной картины происходящего. Где-то снаружи раздался гомон. Подойдя к окну, Квиррелл бросил быстрый взгляд на то, что происходило внизу. — Министерство наконец взломало контур трансгресии и поставило свой портал, — заметил он. Вдалеке за дверью послышался какой-то шум. — Так что, ты согласен на мою сделку? — Все мои подчиненные, с которыми я когда-либо работал, зачастую лишались воли в процессе, — медленно проговорил Реддл, глядя в глаза своему собеседнику. — Магия, легилименция, заряженные руны-татуировки. Ты прав, ты был единственным, кто избежал подобного воздействия и смог по-настоящему обучаться у меня. Твои способности работать с людьми и вникать в их психологию, позволившие тебе отслеживать моих бывших приспешников, находить общий язык с наемниками, подталкивать к нужным выводам людей из Министерства и Ордена… Я не мог использовать ничего из этого, подавив твою волю, ведь эти способности напрямую зависят от твоей личности. В этом, пожалуй, и заключалась моя самая большая ошибка - я не смог подчинить тебя. Теперь же, ты знаешь слишком много. Голоса и звук шагов на лестнице все приближались. Доля секунды потребовалась Квиринусу, чтобы подозвать лежавшую на полу палочку. Опередив его, Реддл быстрым движением свободной руки впечатал собеседника спиной в стену. В этот же момент снаружи послышалась какая-то возня, после чего — несколько слаженных голосов. — … Maxima! Стоило обрывку этой фразы повиснуть в воздухе, как события начали развиваться очень, очень быстро. Несколько секунд дверь, вибрируя, держалась на месте, по всей видимости сдерживаемая заклинаниями, наложенными на нее Квиринусом и Томом. Наконец не выдержав напора, дверь, с мясом вырванная из стены, пролетела несколько метров и с оглушающим грохотом проскользила по полу, остановившись буквально в метре от Тома. Когда пыль немного улеглась, на пороге оказалось сразу четверо человек: впереди, направив палочки на Тома, стояли Джозеф Сингер вместе с Филиусом Флитвиком. Позади, также с палочками на готове, я разглядел Ровену Хантингтон и Минерву МакГонагалл. Спиралью уходившая вниз лестница была также заполнена аврорами, ожившими статуями и даже несколькими кентаврами. Быстрым движением Реддл направил палочку на Эйвери. — Двинетесь с места — и она умрет. Время будто бы остановилось. Я лихорадочно метался взглядом по комнате, пытаясь хоть что-то придумать. Но что я мог? Я ведь всего лишь учитель. Я не мог даже вступить в бой, чтобы защитить своих учеников, все, на что я был способен — убегать, убегать и перемещаться при первых признаках опасности. Я всегда избегал насилия, считая, что это делало меня хорошим человеком. На самом деле, это делало меня бесполезным и слабым.       Надо мной шумел Запретный Лес. Холодный, отстраненный, он почему-то больше не казался мне чем-то страшным. Спокойный, безучастный ко мне и ко всему тому, что я когда-либо делал в своей жизни, Лес был всего лишь безразличным наблюдателем. Вдохнув свежий, холодный воздух, я опустил голову и увидел в нескольких шагах перед собой пламя небольшого костра. Где-то вдалеке, за деревьями, скрылась чья-то невнятная фигура. Я пытался разглядеть силуэт этого человека, но тьма быстро поглотила его целиком. Наверное, он и зажег огонь.       Подойдя ближе, я сел к костру. Он несколько напомнил мне тот, к которому пригласил меня Ирон, но помимо меня в этой глуши никого больше не было. Его света едва ли хватало, чтобы разглядеть ближайшие деревья, очертания всего остального лишь едва угадывались во тьме позади. Тем не менее, это был горячий, живой, слегка подрагивающий на ветру огонь. Каким бы холодным и темным ни был лес, мне было тепло.       Собрав несколько иссохшихся веток, я закинул их в костер. Когда-нибудь, я тоже двинусь дальше. Но до тех пор, следовало поддерживать пламя.       Что-то начинало понемногу схлопываться, разрозненные куски памяти будто бы соединялись воедино внутри. Я помнил себя перед ритуалом, я помнил страх, я помнил ощущение собственного бессилия, вперемешку с надеждой на то, что я не исчезну, что когда-нибудь я доживу до момента, когда сумею вспомнить себя, отделить себя от чьей-то темной воли в своем сознании. Когда я сумею вспомнить, что значило быть Александром Флемингом.       Заведя руки за спину, я залез в карман мантии и быстро отщелкнул крепление для палочки. Дерево, что легло в мою ладонь, впервые за все это время откликнулось пульсирующим, живым теплом. Я все еще мало что помнил, и знал всего одно-единственное заклинание, которому меня когда-то научила Эйвери. Часами практикуясь со мной, она добилась того, что все, от моих движений до слов, было выполнено идеально. Недоставало только самого главного. — Wingardium Leviosa! — быстро взмахнув палочкой, проговорил я одними губами. Масляный светильник, висевший у самого потолка, отцепился от крюка и обрушился на голову Реддла. Темный Лорд, целиком и полностью сконцентрированный на аврорах на лестнице, совершенно не воспринимал меня как потенциальную угрозу, так что даже базовое заклинание с моей стороны сопровождалось эффектом неожиданности. Свободной рукой перенаправив светильник в сторону, Реддл коротко махнул палочку в мою сторону. Меня вновь моментально парализовало с головы до ног.       Тех нескольких секунд, что палочка не была направлена на Эйвери, оказалось достаточно для того, чтобы все четверо, не сговариваясь, одновременно нанесли удар по Реддлу, создав мощнейшую желто-бело-синюю вспышку. Ненадолго ослепленный, я смог лишь краем глаза уловить быстрое движение Тома, взмахнувшего рукой в сторону Квиррелла. Неведомая сила будто бы зацепила того за середину туловища и легко оторвала от земли. Тело профессора защиты встретилось в воздухе с учетверенной магической атакой; разноцветные молнии несколько раз прошили его насквозь.       Что-то внутри меня оборвалось. Парализованный, я наблюдал за происходящим в немом крике. Циничный, жесткий, хладнокровный, этот человек все же, не моргнув глазом, переступил дорогу Темному Лорду, стремясь спасти меня и Эйвери. Ради своих идей он был готов пропустить сквозь себя любую чернь и несправедливость этого мира, принять на себя ответственность за невероятно сложные решения, от которых отказывались другие люди. Что бы ни происходило в мире, этот человек всегда следовал только за собственными идеалами, несмотря на все те превосходящие силы, с которыми ему приходилось сталкиваться в процессе.       Задергавшись, Квиринус обмяк. По его карим глазам пробежалось несколько искр остаточного заряда. Мгновением спустя они потускнели, уже насовсем. Импровизированный щит в виде безжизненного тела преподавателя защиты все еще висел в вертикальном положении, удерживаемый лишь прихотью Темного Лорда. — Замок окружен, вот-вот схватят всех твоих преспешников. Тебе некуда бежать! — громко оповестил Сингер. Словно в замедленной съемке я видел, как Том Реддл вскинул руку с палочкой. Глаза мои расширились от удивления. Уничтожение крестража невероятно ослабило его, поэтому, похоже, он и не собирался ввязываться в бой. Он собирался бежать. — Avada Kedavra, — проговорил Реддл, направив кончик палочки на свою шею.