Бетонные стены воздушного города

Глава посвящается Санта-ТД и Echo, спасибо вам за свободные ушки и помощь — Это странно, что я звоню тебе и рассказываю о таком? Кори сидел на подоконнике, прижимаясь лбом к недавно вымытому снаружи стеклу, и разглядывал внизу развернувшийся лагерь. С семнадцатого этажа открывался прекрасный вид на целую свалку, что успели устроить за какие-то день-два его фанаты. Прижимая телефон плечом к уху, на секунду задержав дыхание, он выдохнул прямо на стекло, заставляя то запотеть. «СВИНЬИ» — старательно вывел указательным пальцем, не найдя лучшего описания сложившейся ситуации. Разве о такой любви он мечтал? И мечтал ли вообще? — Ты в шоке, да и я косвенно причастен к этому, так что все нормально. Продолжай, — Ларс на том конце провода отвечал уже более бодрым голосом, чем вчера вечером, когда звонил, едва узнав о случившемся. Кори не был точно уверен, что причиной беспокойства являлся он сам, но разговор с журналистом принес ему какое-то облегчение, хотя ни о чем серьезном речь не велась: он всего лишь вкратце рассказал о произошедшем. И сейчас, встав с утра пораньше, не до конца понимая, зачем вернулся в свою квартиру, а не в дом Саманты, Кори вновь набрал его номер. — Разговариваешь со мной только потому, что сам «косвенно причастен»? — Хочешь выпустить пар на мне? — Нет. — Тогда просто выдохни и скажи, что собирался. Выговорись. Кори удивлялся тому, как тонко Ларс чувствовал настроение, как правильно задавал вопросы или отвечал на них. И, наверное, именно поэтому говорить с ним было так легко и непринужденно. Журналист, сам не подозревая того, помогал Кори держать себя в руках. — Поиски проходят бестолково. — Почему ты так считаешь? — Полиции неясен мотив, если бы это сделал кто-то из сотрудников кинотеатра, можно было бы легко проследить, так как за каждое действие отвечает строго определенный человек. Невозможно обрубить концы. А посторонних камеры не засекли. Тот, кто это сделал, так или иначе засветился поблизости, топтался бы рядом, чтобы в нужный момент подхватить меня, но… Никого. В зале всех гостей проверили. А вне его и в пределах здания — чисто. Никакого подозрительного движения. — Хочешь сказать, порошок в бутылку сам упал? Случайность на заводе: хотели закадрить сменщицу, а в итоге пустили в массовое производство? — По версии полиции так оно и получается. Все полагаются на технику. Ждут, что рыбка сама приплывет в руки. И как раньше дела делались? — Кори начинал становиться более резким, говорил с нажимом, и от Ларса это не укрылось. — Выдохни! — Что? — Выдохни. Ты слишком напряжен. Не принимай так близко к сердцу случившееся. Это не в последний раз. Еще натерпишься. — Хочешь сказать, этого следовало ожидать? — Я так и сказал. Какое-то время Кори молча разглядывал копошащихся внизу на площадке людей, разрисовывающих плакаты и надувающих воздушные шары, поющих (больше для саморазвлечения) песни. Зачем ему все это было нужно? Ларс не торопился продолжать разговор, не то чтобы он проявлял неуважение к собеседнику, но пока Кори переваривал свои собственные мысли, тот потихоньку наводил в доме порядок, в первую очередь начиная с постели — необходимо было сменить белье. Журналист старался быть бесшумным, дабы не выдать свое занятие. — Под окнами такая возня, а я задаюсь только одним вопросом — «может, это один из них»? — Считаешь это неправильным? — Не знаю. Похоже, я зациклился. — А хочешь, чтобы было иначе? Ты поступаешь как человек, которому не все равно! Это логично! — В моей жизни слишком много логики. Иногда хочется, чтобы все было намного проще… — Чтобы было «проще», не стоило высовываться дальше своей тени, нужно было оставаться за ней и творить себе в свое удовольствие, а ты и твоя сестра решили нажиться на поклонниках… И прости, если я слишком резок, — Ларс пожалел, что в минуту, когда Кори нуждался в поддержке, принялся за чтение морали, но в этом была его суть — он не умел держать язык за зубами. На том конце провода молчали. Кори и так все осознавал. Он никогда не нуждался во всем этом, не желал страстно, как могли желать другие… Никогда не скрывал, что доволен положением вещей. Был доволен. Но сваливать всю вину на Саманту он не хотел, выставляя ее в глазах малознакомого человека женщиной, не желающей ничего, кроме денег. Поэтому предпочел ответу молчание. — Я видел, что он сел на мое место и проигнорировал. — Винишь себя в этом? — Отчасти. — А если подумать? — Полностью! Кори вспомнил, как облегченно выдохнул, когда врач огласил диагноз и лечение. Такое падение могло закончиться летальным исходом или неврологическими нарушениями, о которых Уаилд старался не думать. Но получалось едва… — Но все обошлось, Кори! Собственное имя из уст Ларса звучало слишком цепляюще, по телу прошел разряд электричества, отдавая куда-то в пятки. — Обошлось, — согласно выдохнул Кори. — Знаешь, — помедлив какое-то время, продолжил, — приходи как-нибудь в гости, не думаю, что в ближайшие дни выберусь куда-то… — Обязательно, если хочешь. *** Данное Кори обещание я выполнил не сразу: ввиду отсутствия двух сотрудников на работе образовался завал, с которым Холлинг в одиночку не справлялся, и едва я притащил на буксире свое тело в отдел, на меня обрушилась лавина обязанностей, требующих немедленного выполнения. Дабы не зарасти в ней по горло, по своей собственной инициативе, в первый же день я остался на ночь, пичкая свое тело таблетками с кофеином, а мозг — совершенно ненужной информацией. Я протирал глазами сотни сайтов, полировал статьи и причесывал волос к волосу комментарии, старательно пропуская седые и подавляя в груди желание выдернуть все с корнем и пересадить на их место свои. С Кори мы продолжали поддерживать связь по телефону, но вместо того, чтобы слушать его рассказы, говорил я. И, о боже, говорил я много. Не сказать, что пустословил, но зачастую трепался с ним на совершенно ненужные темы, расставляя акценты в беспорядке. Удивительное стечение обстоятельств: Кори не высовывал носа из своей квартиры, умудряясь при этом с головой пропихнуться в мою жизнь, заняв в ней все свободные места. «Судьба» — прокричал бы какой-нибудь романтик с балкона, но, увы, — всего лишь работа! И этой работы мне хватало сполна. Кори был всюду! О его жизни в данную минуту и все, что с ней неразрывно связано, в Интернете можно нарыть с лихвой, по крайней мере, сам Кори был осведомлен об этом едва. Конечно, где-то успевали приврать, что-то приукрасить, но общая картинка оставалась ясна, и внимания аудитории юный автор отхватил приличный кусок: вокруг Кори бурлила целая масса гормонов, не желающая успокаиваться. На фан-страничках образовывались отряды добровольцев, пытающиеся разобраться в деле с «Клофелинщиком» (так отравителя окрестили в сети, откопав термин из дальних уголков Интернета) своими силами. Среди них нашлись и особо «умные» представители, устроившие дежурство под окнами Кори. Я, конечно, не совсем понимал, как это могло пойти на пользу, но людям сложившаяся атмосфера единства очень даже нравилась. Вот только средний возраст «дежурных» едва достигал семнадцати лет. И спустя три дня мне на собственной шкуре довелось проверить всю силу фанатской любви. Поднявшись на семнадцатый этаж без приключений, только я вышел из лифта и направился в сторону необходимой двери, с лестничного пролета из-за стены высунулись две светлых головы и уставились на меня голубыми озерами своих глаз. — Мужик, тебе чего? От обращения мое лицо перекосило, а язык запал куда-то в глотку — я бы проглотил его от неожиданности, если мог. — И куда это так уверенно ты направляешься, к нашему автору? — продолжила одна из сестер-близняшек, в прищуре поглядывая на меня, пока я пытался вернуть язык в прежнее положение, чтобы хоть что-то ответить. Мда… Пришибло, так пришибло. — К другу в гости, а что, уже нельзя? — А откуда мы знаем, что ты его друг? Может, ты один из Этих! — «Этих»? — только и смог удивленно выпалить я. — Злоумышленников! — пожимая хрупкими плечами, стойко ответила девочка. Лица обеих были измалеваны маминой помадой и тенями; неумело нанесенный макияж и то, как он смотрелся на их лице с только начинающимся подростковым акне, говорили сами за себя — еще совсем юные школьницы. — А это уже ваше упущение. Стоите тут, подобно охране. А чего список vip-персон не составили? Человека-то не простого охраняете! Как же без гостей-то? Сами вон вдвоем, а не поодиночке дежурите. А ему там скучно, — я потряс перед их носом пакетом. — Друг вашему автору, между прочим, поесть принес. А вы его кормили или маленькие девочки из тех, кто считают — кумиры питаются иначе? Близняшки переглянулись. — А ты нам зубы не заговаривай, — грозно начала одна. — Обе стоим не просто так. Случись что, одна за подмогой побежит, а другая… — Задерет футболку, пугая «злоумышленника» прыщами на голом теле? — на уровень груди девочек глаз я специально не опускал — еще чего не хватало. Пока одна близняшка оглядывала свою футболку, другая, не поддавшись на провокацию, прытко продолжила: — Откуда мы знаем, что в пакете еда, а не отрава. Водички в кинотеатре хватило сполна. — Ой, точно. И как я не подумал? — наигранно произнес я. — Хочешь, позвоню Кори, он пустит вас обеих внутрь, и только после того, как вы все продегустируете — он поест? Глаза обеих заблестели тысячей огней — не иначе. А я, выждав немного, добавил: — Повелись? — изо рта вырвался гадкий смешок. — Наивняк. А был бы я настоящим «злоумышленником», что бы вы сделали? Скрутил бы вас тут обеих, и поминай как звали. — А нам дали вот что, — светловолосая близняшка в белой майке с ярко-фиолетовыми блестками и кислотными оранжевыми пуговицами на плечах вытащила из-за спины электрошокер. И он никак не был похож на тот, что продается в той же упаковке, что и куклы Барби. Сколько в нем, пятьдесят тысяч — не меньше? — И где вы его взяли? — У нас отец работает… — Стащили, значит. Девочки ничего не ответили, а я попытался прикинуть, надолго ли с ними встрял? Вот и сходил в гости, называется. Правда, беседа выходила очень даже забавной, да и я никуда не торопился. — Так и будем играть в гляделки? Вы бы хоть с Кори на этот счет перетерли, вы по его душу тут стоите — печетесь, время свое теряете. Детский труд должен быть оплачен. — Нам от него ничего не надо, — хором заявили они, не переглядываясь. — На чистой любви выживете? Ну, это сейчас, а пару лет прибавите, и понесется: сумочки, туфли и машины подавай. Ладно, вы это сами потом поймете, а я уже, как вы говорите, «мужик» в возрасте, стоять тут с вами устал, пойду присяду и желательно в квартире напротив. — Погоди, — окликнули они меня, едва я сделал шаг навстречу своей цели. — Условие для входа есть. То, что ты не злоумышленник, мы поняли, но ошибиться может каждый, а так ты хоть из квартиры не сразу выберешься, если что. «Если что» — это что?», — хотел было я спросить, но не успел. За спиной близняшек на пару ступеней выше стояло ведро, ручку которого подцепили и дернули вверх так быстро, что разглядывать его содержимое через секунду мне уже пришлось на себе. Окатили с ног до головы — не постеснялись. Прохладная, фиолетовая, как блестки на футболке малявки, жижа на мгновение заменила картину мира перед глазами и стремительно заволокла все. «Пиздец», — только и смог мысленно проорать я, чудом сдержавшись. «Адовый пиздец», — повторил я, тщательно прожёвывая каждое слово внутри себя. — А теперь можешь проходить, — весело улыбаясь, понимая, что их выходка останется безнаказанной, эти две… скрылись за лестничным пролетом, ведущим вниз. Мне же оставалось фиолетовым слизняком, сделав пару шагов, доковылять до двери и нажать на звонок. Вот только с последним не успел — она сама распахнулась, а наружу вывалилось длинное смеющееся тело. Кори сил не жалел, смеялся так громко, что «охранники», довольные своей выходкой, в неведении не остались точно. — Прости, я все видел, но не вмешивался специально — думал, они не доведут дело до конца. Ты у них не первая жертва за сегодня. И до этого как-то обходилось. — Заебись! — только и смог выговорить я, не решаясь в таком виде зайти внутрь. Фиолетовая жижа затекла за шиворот, под рубашку, за ремень и даже впиталась в джинсы, заставляя трусы прилипнуть к заднице. Сейчас бы отряхнуться, как собака, да, боюсь, башкой влечу в стену или в дверь. И я не нашел ничего лучше, чем начать раздеваться прямо на лестничной площадке. Августовская жара позволяла — в помещении было свежо. Впихнув пакет с продуктами в руки Кори, я расстегнул пару пуговиц на рубашке и, схватившись за ворот, стянул мокрую тряпку с себя. Обувь, джинсы полетели следом, трусы я предпочел не трогать. Взяв в руки комок из вещей, я шагнул внутрь закрывая за собой дверь. — Никогда не думал, что мое первое появление у кого-то в квартире произойдет в таком виде, но раз уж ты не вмешался — воспользуюсь твоей стиральной машиной и порошком, не обессудь. — Но у меня ее нет, — и едва Кори добился того, чего хотел — моего удивленного взгляда — добавил: — Шучу-шучу. Проходи. Кори все еще стоял рядом, протянув руку, он осторожно запустил пальцы в мои волосы, внимательно разглядывая остатки фиолетовой жижи, иссыхающей, как желе, не убранное в холодильник. — Голову стоит помыть. Высохнет до конца — отдирать будешь с волосами. Пришлось еще и душем воспользоваться. *** — И во что ты меня нарядил? Я стоял посреди светлого зала Кори, одетый в слитную плюшевую белую пижаму-животное. Кем именно была задумана эта странная вещь, узнать мне не удалось, опознавательные признаки — хвост и уши — жестоко ампутировали еще до меня. — Походи пока в этом. Прости, что издеваюсь, но жутко захотелось проверить на собственном опыте, что чувствует Саманта, когда в такие вещи наряжает меня. Это один из первых ее подарков и первая попытка запихнуть брата в подобное. Как видишь, закончилась она не очень. — А мне что прикажешь отрывать ей? Может, я лучше голым похожу? Кори только безразлично пожал плечами, мол, как знаешь. И я остался внутри покойного плюшевого тела. — Не знал, что ты любишь, поэтому взял это. Кори вытаскивал содержимое пакета на стол, внимательно разглядывая. Наверное, не каждый день люди, с которыми вы недавно познакомились, носят вам в дом багеты, сыр, йогурты, оливки, помидоры, мясо и прочие «сладости»? Вот и у Кори я оказался такой впервые. — Ты ограбил супермаркет? Зачем было выносить его полностью? — Просто подумал, раз ты не выходил из дома три дня, то и в холодильнике пусто… Но до меня только сейчас дошло, что от цивилизации ты не отрезан и мог просто заказать доставку на дом. Что, собственно, и сделал, — я посмотрел на разноцветный пакет из «Pur-house». — Ничего страшного, сомневаюсь, что еда пропадет. Я ее без внимания не оставлю. — Ты куда-то собирался? На Кори были надеты черные джинсы и рубашка. — Никуда. Если ты на счет моего внешнего вида — я всегда так хожу. Не приемлю домашнюю одежду. На стол опустились две чашки с американо. Кофе-машина у Кори оказалось что надо. — Треклятые сасэны — совсем не знают границ. — Кто? — непонимающе переспросил Кори, вытаскивая из микроволновки подогретую пиццу и раскладывая по тарелкам. — Уникальное название для слишком доставучих фанатов, которым закон не писан. Термин зародился в Южной Корее, получил отголоски в других странах, надежно у нас обосновавшись. — Теперь буду знать, надеюсь, это не ругательство, и пресса меня не закидает негативом, если я публично его употреблю? — Нет. Я сидел на высоком стуле, облокотившись о кухонную конторку. Аромат от пиццы стоял невероятный, да и на тесте вместо привычной тонкой начинки возвышалась приличная горка. Я только сейчас понял насколько проголодался. — Я и не думал, что с твоими поклонниками все так хреново: дай им волю — они и к тебе жить переберутся, прикрываясь «это ради защиты». — Парочка пыталась, — усмехнулся Кори, ковыряясь вилкой в тарелке — есть он совсем не хотел, а вот на разговоры его понесло. — Странное ощущение: я вроде и могу выйти из квартиры, но как представлю, что придется пробиваться через всю эту толпу — желание отпадает. А пока сидишь здесь, словно на больничном… — Ни слова о больничном — мне моего хватило, повторять никак не хочется. Кори согласно кивнул и продолжил. Разговор снова обо всем и ни о чем… За эти три дня, пока он торчал дома, мы перебрали столько тем, что говорить уже попросту было не о чем. Но, безусловно, это не стало причиной для того, чтобы замолчать окончательно. Я чувствовал, как мы сближались и не сопротивлялся, просто идя на поводу у желаний Кори. В воздухе между нами висело что-то зыбкое, едва уловимое, но резких выводов я предпочел не делать, довольствуясь тем, что где-то внутри себя находил ответное желание. Мне нравилось вот так часами сидеть на телефоне, таскаться сюда и проводить вместе время, как старые добрые приятели. Это напоминало мне о моих друзьях. О том времени пока их еще не поглотила семейная бытовуха и рабочая рутина, когда еще были разговоры не только о подгузниках, наборе веса, потере физической формы или прессинге начальства. Потому что когда появились эти разговоры — встречи свелись к минимуму — все закончилось, и я остался один. *** Застекленный балкон Кори оказался полностью прозрачным, два бесформенных мешка-кресла будто висели в воздухе над землей. Невесомость создавала проектировка здания с расположенными в шахматном порядке балконами. Шагнув на прозрачный стеклянный пол, я инстинктивно согнул колени, стараясь унять дрожь. — Так непривычно, — немного освоившись, я все же сделал полноценный шаг, устроившись в кресле. Кори вновь подал кофе. — Кажется, я сегодня точно не усну, — шутя, признался я, не веря собственным словам. Этот напиток для меня — холостые патроны, не более. Вечерело стремительно, вот только вместо яркого полотна заката по небу тянулись густые темно-синие тучи, даже фосфорическое освещение улиц не спасало от нагнетающей темноты. Начал накрапывать мелкий дождик, постепенно перерождаясь в настоящий ливень, и наша прозрачная стена будто стала плавиться — вода обволакивала стекла, стекая, как гель. — Кто бы мог подумать, — задумчиво произнес Кори, глядя куда-то вниз. Проследив за его взглядом, я наткнулся на суматоху, поднявшуюся среди дежурных патрулей армии фанатов, — что толпу под окнами разгонит не полиция, не родители, не желание отправиться на заработки, а элементарный дождь. Через пару минут «элементарным» этот дождь уж точно нельзя было назвать, где-то вдали послышались раскаты грома, а следом в землю ударила бриллиантовая молния, рассекая небо, как хлыст. — Красиво. Отсюда кажется, что мир вот-вот расколется на части и рухнет, но только стоит вспышке рассеяться, он предстает целым и невредимым. В такие моменты понимаешь, что в крови не хватает алкоголя, в колонках — музыки, а на столах — танцев. — По тебе и не скажешь, что ты на такое способен, — расплываясь в улыбке, постарался задеть меня Кори. — После сегодняшнего «мужик», мне остается только осыпаться, как труха с дерева. — Не преувеличивай. — Нисколько. Природа не унималась — световое шоу только начало набирать обороты, собирая у окон смелых зрителей. — Если хочешь, могу поискать в шкафах подаренные запасы рома. — Как-нибудь в другой раз, сейчас и с кофе неплохо! — А меня в такую погоду тянет на разговоры и откровения, мы с сестрой часто выкладывали друг другу все как на духу, стоило только стене из дождя обрушиться на землю, — в глазах Кори отразилась вспыхнувшая молния, и это зрелище выглядело настолько завораживающим, что на мгновение я подвис, как компьютер при перезагрузке. Собеседник не стал умолкать: — Расскажи мне о нем. Как это происходит: звучит совершенно неожиданный для контекста разговора вопрос, но вместо того, чтобы переспросить «о ком?», ты уже знаешь ответ? Неужели в голове настолько прочно сидит жизненная ситуация, мысль о человеке, что стоит едва услышать слово, моментально связываешь его с ним. Пользуясь советом Кори, я сделал глоток из кружки, оттягивая время для ответа. Что я мог рассказать о Ниле? Наверное, стоило начать с того, что я о нем помнил. И сгореть мне со стыда на этом месте, потому что помнил я о нем мало. — Что ты хочешь услышать о нем? — Мне интересно узнать, каким был человек, который полюбил тебя. И что случилось в его жизни, что он решил уйти из нее таким способом, но прежде чем ты начнешь, Ларс, посмотри на меня, — я выполнил его просьбу, внимательно вглядываясь в его лицо, теперь всю левую сторону осветил бриллиантовый свет. — Я спрашиваю не из-за любопытства, мне просто очень хочется понять тебя через того парня и другие случаи в твоей жизни, о которых позже спрошу. Обещаю, все останется между нами. — Почему ты так стремишься понять меня? Столько внимания простому журналисту. — Для меня ты не простой журналист, — Кори качнул головой, и на его лицо упали волосы, закрывая обзор. — Что-то в тебе есть, и я пытаюсь понять, что. — Говоришь загадками. Но раз ты спросил — уходить от ответа не буду. Только прошу, не жалей меня или его — эта история из моей жизни не груз для меня, который я вынужден нести до конца дней. Я отношусь к ней иначе. Несмотря на то, что я не воспринимал эту трагичную историю, как бы ее следовало воспринимать, я словил себя на каком-то странном чувстве… Было неловко вот так просто говорить о Ниле. — Нил был моим другом в университете. Уже и не вспомнить с чего началось наше общение, с ним никогда не было просто: у этого парня импульсивный и взрывной характер, он всегда громко говорил и еще громче смеялся, никогда не затевал спор, но всегда охотно принимал в нем участие. Про таких, как он говорят «без тормозов». Он разбавлял мою жизнь, делал ее интереснее, определенно. Мне было легко с ним и одновременно тяжело, потому что иногда Нила в моей жизни становилось слишком много, и я уставал от него и от его общения. До сих пор не понимаю, как так вышло, что мы стали друзьями. Наверное, при первой нашей встрече он показался мне другим человеком, а когда я начал узнавать его ближе — окунулся с головой и уже не смог выбраться обратно. — Ты что-нибудь чувствовал к нему? — Чувствовал — понятие растяжимое. Я воспринимал его как друга, он был близким человеком для меня, с которым хотелось проводить время. И я проводил его. — А он? Как появились его чувства к тебе? — Не знаю. — Почему же? Невозможно не заметить, как отношение человека к тебе меняется. — Тогда я редко обращал внимание на происходящее вокруг, меня ничего не волновало, кроме моих интересов и увлечений. Представь, что у человека есть любимый сериал, и он может поддержать любую тему, касающуюся его, но другие сериалы ему не интересны, и если кто-то рядом начнет обсуждать свой любимый, человек не будет слушать, не попытается вникнуть в неинтересный ему мир, а продолжит витать в своих мыслях. И я в своих витал. Поэтому о его чувствах я не догадывался. Из-за этого однажды я упустил из виду его признание, списав на происки алкоголя в крови, и дал ситуации усугубиться и привести к еще большим последствиям. — Винишь себя в его смерти? — Нет. Не в его смерти, а в том, что тогда был невнимателен к нему. После того признания Нил на год отступил. Если бы он отказался от своих чувств, забыл, попытался переключиться на кого-то другого — этого инцидента не было, но он не собирался этого делать. Зачем? Я ведь находился все время рядом, нужно было только копить силы для нового выстрела и ждать подходящего момента, что он и сделал. У меня был год, чтобы что-то понять и изменить, не напрямую, конечно, я придумал бы другой выход, Нил ничего бы не заподозрил. Но я был слеп. И когда Меринг при всех поставил меня в тупик, мне ничего не оставалось сделать, как разбить ему лицо и, развернувшись, уйти. Дождь разошелся не на шутку — лупил по стеклу с такой силой, что казалось, что сейчас треснет и раскрошится на пол, а поток воды прорвется внутрь, оставив нас сидеть вымокшими до нитки. Но этого не произошло. Стекло принимало упругие струи, а водяная стена продолжала быть неразрывной. — Думаешь, на твоем месте кто-то поступил бы иначе? — Есть люди, которых легко взять жалостью. Некоторые и семьи умудряются на ней создавать, годами после питаясь ею. — Но ты не из тех, кто будет жалеть. И ты такой не один. — Таких, как я, больше. И в обоих случаях, кроме третьего, когда влюбленный человек берет себя в руки, это самоубийство. Из-за жалости ты убиваешь себя, из-за равнодушия — другого. И я предпочел дать Мерингу выбор: взять себя в руки или наложить их на себя. И он свой сделал сам. — Рассудительности тебе не занимать. Остается только завидовать. — Завидовать? Хочешь сказать, что на моем месте ты бы поступил иначе? — Нет. Но совесть бы меня еще долго грызла. И вряд ли бы когда-то отпустила. — Двоих одним выстрелом. — Прости, что? — Если бы я так сделал, умер вместе с Нилом. Он бы мучился на том свете, я — на этом. Кори смотрел на меня широко распахнутыми глазами. — Ты удивительный. — Даже не знаю, что на это ответить, — ему удалось меня смутить. — Как он покончил с собой? — через какое-то время спросил Кори. — Таблетки. Много таблеток. — Не самая быстрая из смертей. — И не самая безболезненная. Мне сказали, в самый последний момент он испугался и попытался самостоятельно прочистить желудок — не вышло. — Когда ты узнал о его смерти, что ты почувствовал, неужели где-то внутри не кольнула мысль, что это могло быть действительно из-за тебя? — Он прислал мне электронное письмо незадолго до случившегося, прямо в нем не говорилось об этом, но я почувствовал, что Нил обвиняет меня, я понял, что тот запутался очень сильно, но помочь ему ничем не мог. Я был его сетью, а человека с ножом рядом не оказалось. Кори молчал, он больше ничего не спрашивал, а я остановиться не смог: — Знаешь, этого письма уже давно нет — удалил почти сразу, но до сих пор вот здесь, — указательным пальцем я коснулся виска, — всплывают строчки, большую его часть я помню наизусть. — Он сумел ранить тебя по-своему. — Да. Заставил ненавидеть свою фамилию сильнее, чем будильник по утрам или сахар в чае. — Не любишь сладкое? — кажется, Кори желал сменить тему разговора. — Не сладкое, а сахар в чае или кофе. Всегда пью без него, не могу по-другому. — Интересный ты человек, Ларс. Очень интересный. Во дворе остались только следы пребывания лагеря: плакаты и мусор надежно прибило к земле потоками с неба. Синхронно с новыми раскатами грома у Кори зазвонил телефон, и он поспешил принять вызов, мгновенно меняясь в лице от услышанного, позже он пояснил: — Звонил офицер Адамс — они его поймали. *** Большого труда нам стоило добраться до главного управления. Машина словно плыла по реке до полицейского участка, иной раз отказываясь сворачивать в нужных местах. Я сидел рядом с Кори, внимательно изучая его напряженное и озадаченное лицо, он вцепился в руль так сильно, что казалось светлая кожа на пальцах вот-вот треснет, оголяя сухожилия. Он предлагал остаться у него, переждать дождь, а после вернуться к себе, но я даже не стал его слушать, молча достал свои сухие, еще теплые вещи и, надев, вышел первым из квартиры. В участке суматоха образовалась немаленькая: люди в форме то и дело отвечали на звонки, передавали друг другу листы из толстенных папок, постоянно о чем-то переговаривались — и все это делалось с таким серьезным и озадаченным видом, что я сам невольно свел брови и напрягся, словно маскируясь и вливаясь в обстановку. Нас встретили у входа и проводили в тесный кабинет, в одной из стен которого было прорезано большое окошко — ничего нового (в фильмах такие часто показывают): с нашей стороны — прозрачное, с открывающимся видом на смежную комнату, с другой стороны — непроницаемое. — Он сам пришел к нам и признался в содеянном, — офицер потер виски и уставился в монитор, в нем и за стеклом сидел один и тот же человек: мужчина средних лет, с густыми разросшимися черными бровями, недельной щетиной и с налившимся под правым глазом синяком. — Допрос начнется прямо сейчас — все записывается, — вместе со словами офицера Адамса в соседнюю комнату зашел детектив Шерри, позже выяснилось — он вел дело Кори. — Назовите свое имя, — прозвучал искаженный голос из динамиков. — Меринг, мое имя Шон Меринг. — Возраст? — Сорок два года. Меня передернуло. Вспышкой перед глазами встал образ Нила Меринга, рассеиваясь так же быстро, как появился. Его однофамильца за долгие годы я встретил впервые… Последствие ли сегодняшнего разговора с Кори моя реакция — я не знал и, с трудом собрав в кулак раскачивающиеся нервы, я попытался не концентрироваться на этой мысли и внимательнее следить за происходящим за стеклом. Посыпались стандартные вопросы: семейное положение, место жительства, образование — все необходимое для протокола и установления личности. — О чем вы хотели засвидетельствовать, Шон? — Я пришел сознаться в преступлении, — когда мужчина произносил эти слова, на его лице не дрогнул ни один мускул. — В каком? — Я ответственный за организацию похищения в кинотеатре. — Поясните, вы говорите, что вы несете ответственность за намеренное введение человека в состояние потери сознания 18 августа 2022 года в 20 часов 42 минуты в кинотеатре «Focus»? Шон молча кивнул, но мужчине, задавшему вопрос, этого не хватило: — Отвечайте. — Да. Я сознаюсь в этом. — Как вы это сделали? — Притворился работником персонала и пробрался в зал. — Дальше, что сделали дальше? — Место, на которое должен сесть Кори было отмечено, рядом с ним стояла бутылка с водой, я открутил крышку и высыпал порошок, затем вернул на место. — Он явно не в курсе, что на камерах — чисто, — вслух произнес офицер, внимательно следя за выражением лица Шона. — Может, ему кто-то помог? Персонал? Детектив Шерри, будто услышав Адамса, озвучил свой следующий вопрос: — Вы сделали это самостоятельно? — Да. — Что-то мне в нем не нравится, — продолжал комментировать Адамс, окончательно потеряв к нам интерес, буквально прилипая к стеклу. Шерри не стал задавать следующий вопрос, поднявшись, он с задумчивым выражением лица навернул вокруг стола круг и, ничего не сказав охраннику у дверей, вышел из кабинета. Вернулся быстро, держа в руках три бутылки с водой, стремительно вернулся на место и выставил их в ряд перед носом Шона, кинув лишь короткое: — Покажи. — Что? — удивился мужчина. — В какую бутылку порошок высыпал. Повисла долгая пауза, а я украдкой глянул на Кори — кажется, парень раньше меня сообразил в чем дело, мне же до сих пор оставалось непонятным происходящее. — Я не уверен, что запомнил, как выглядит бутылка. — Что же, ничего страшного и такое бывает, — Шерри взял крайнюю левую бутылку с голубой этикеткой и белыми широкими полосами по краям — «living fount». — Припоминаете? Шон закусил губу и отвел взгляд, не решаясь дать ответ, и детектив уже хотел было перейти к следующему вопросу, как мужчина заговорил: — Да. — Простите? — Припоминаю. Детектив сидел к нам спиной, но на экране монитора его лицо было видно прекрасно — его выражение резко изменилось, нахмурившись, он резко захлопнул папку, он нагнулся ближе к Шону, строгим голосом добавляя: — Если уж решились солгать — делайте это грамотно. Вас не было там в этот день! И едва детектив договорил, Кори, продолжая держать руки в карманах, молча вышел за дверь. Я нагнал его только на крыльце участка, Кори сидел на ступеньках, витая где-то в своих мыслях. — Вставай, — я обхватил его за руку и дернул вверх, заставляя подняться. — Дождь только закончился, но асфальт не сохнет по щелчку, — подол мантии успел промокнуть, а к ткани пристала грязь — даже жвачку успел поймать. — Зачем столько драматизма? Ну, захотелось мужику приключений, с мотивом пусть полиция сама разбирается, а ты не лезь в это, — продолжая держать его за руку, я повел его в направлении машины. — Соберись, тряпка, иначе каждый, кому не лень, начнет пользоваться твоей слабостью и ложкой за ложкой есть тебя, как думаешь, надолго ли хватит? Потянув меня за локоть, заставляя остановиться, Кори уткнулся лбом в мое плечо, скрываясь с моих глаз под плотным капюшоном. — Я такой идиот! Я обнял Кори свободной рукой, заставляя прижаться плотнее к себе, словно от этих несчастных сантиметров зависело, смогу ли я как можно больше вытянуть из него все навалившееся, чтобы не заставлять в одиночку чувствовать это опустошение внутри. Позже нам рассказали, что Шон Меринг оказался простым работягой, не вынеся бремени кредитов и жизни с женщиной — энергетическим вампиром — он решил дать заднюю и, закрывшись в камере, напялив на тело казенную одежду, перебросить все заботы на государство. Хреновый и утопичный расклад. А наша жизнь потихоньку начала возвращаться в прежнее русло, уже не колеблясь в столь большой амплитуде: Кори потихоньку свыкался с новой ролью в обществе, я по-прежнему зависал в офисе, время от времени мы встречались после работы. И пока у нашего берега было затишье, где-то за горизонтом море жизни копило силы для новой бури. Бури, призванной разрушить на своем пути все устои и все принципы. Бури, созданной, чтобы ломать, заставлять прогибаться.