Бетонные стены воздушного города

Глава посвящается всем неравнодушным к этой парочке С того момента, как Кэсси загремел в больницу, прошла неделя, его пребывание в стенах палаты 323 подходило к концу. Все это время его посещали родители, коллеги с работы, лучший друг и та, по чьей вине голова была забита странными мыслями — такими непривычными, нехарактерными, полными утопических надежд и ответственности. Как бы сильно ни старался Трой избежать встречи с девушкой — у него не вышло. Знакомство состоялось меньше получаса назад, парочка вопросов от нее и доброжелательных комментариев не принесли в его жизнь ничего нового — простая формальность, после которой Мэй удалилась, оставив друзей наедине. Тупить и делать вид, что ничего не произошло, оказалось бессмысленно, и Трой, воспользовавшись предоставленным шансом вытянуть из Кэсси информацию, отважился на разговор. — Ей на вид лет пятнадцать, только не говори, что тебя на детей потянуло? — Знаю, выглядит молодо, я и сам так решил, но ей двадцать или двадцать один, не помню точно, — Кэсси промочил горло — в последнее время организм требовал больше жидкости. — Это она сама тебе сказала или в паспорт подглядел? — Думаешь, я у всех проверяю документы, прежде чем прыгнуть в одну постель? — Если учесть регулярность, с которой ты это делаешь, следовало бы. Ты же непостоянный, как курсы валют, — Кэсси не успел рта открыть, как Трой добавил. — И не говори мне «спасибо, друг». Это всего лишь факт из твоей биографии. — Раз уж мы прояснили ситуацию с ее возрастом, ничего больше сказать мне не хочешь? — Кэсси, скрестив руки на груди, подозрительно уставился на друга. — Например? — Все хотел спросить, зачем ты написал ей где я и что со мной? — Я? — Трой хотел соврать, но вовремя понял, что сокрытие данного факта не даст ему ровным счетом ничего, как и его открытие. — Ты валялся, как овощ в рассоле, и что прикажешь делать? Да и телефон надрывался, как актриса в порнофильме. Если не думаешь о себе, хотя бы о ней подумай — неизвестность всегда пугает. Кэсси закатил глаза, устало прикрывая веки и хмуря брови. — Она пугает тогда, когда пропадают неожиданно, например, если бы ты без предупреждения не пришел на работу и на следующий день тоже, телефон молчал, а дома твоей башки не оказалось. Вот она — неизвестность. И она бы испугала, потому что хуй знает, с тобой по дороге на работу что-то приключилось или, наоборот, ты с нее вечером даже вернуться не успел. А я, я не считаю нужным отчитываться. Не звонить, не писать, не видеться часто — это мое привычное состояние. И мое исчезновение на пару дней не повлияло бы на ее нервы или психику больше обычного. То есть никак! — И это говорит человек, который обычно даже поссать с телефоном в руках отходит? — Ебанись, ты меня слышишь? — Я — прекрасно, а вот ты себя? Знаешь, этот новый романтический виток в твоей жизни меня пугает. Я не хочу говорить фразу «с ее появлением ты сам не свой», но я ее уже сказал. И все же… Она должна была знать! — Зря я скормил тебе ее гостинцы, кажется, в печенье что-то подмешали, иначе не могу объяснить, с чего ты вдруг стал так неравнодушен к ней и к ее чувствам. Раньше тебе было фиолетово. «Так это она таскала? Я думал, родители», — Холлинг вспомнил, как за обе щеки уплетал выпечку, знал бы что ее рук дело — не прикоснулся даже. Голосом, полным равнодушия, Кэсси продолжил: — Сейчас все иначе. — И как это понимать? «Иначе»? Мы ведь не первый день знакомы, все твои отношения я помню так же отчетливо, как и твое поведение — не сравнивать прошлое с теперешним состоянием невозможно, поэтому в странности происходящего не сомневаюсь, с тобой что-то творится, это факт. — Мне нужно было время, я не планировал ей звонить, хотел побыть наедине со своими мыслями, когда понял, что запутался, и возможность не видеть ее пусть несколько дней позволила перешерстить и упорядочить мысли. А ты у меня ее нагло спиздил из-под носа. Чувство «я полез не в свое дело и успел напортачить» подкатило к Трою на большой скорости, приветливо мигнув фарами. Сидя рядом с Кэсси на кровати, изучая его полный осуждения и упрека взгляд, он пытался оценить по десятибалльной шкале насколько облажался. Если Трой не мог исправить ситуацию, он должен был хотя бы прояснить ее. — Ты же все решил для себя, совсем недавно огорошил меня своим признанием, а сейчас утверждаешь, что тебе нужно подумать… Хочешь сказать, ты поспешил? — Я этого не говорил. И от своих слов я не отказываюсь, просто есть своего рода проблема. — Расскажешь? — А у меня есть выбор? — Кэсси в удивлении поднял брови, и Трой почувствовал, что внутри все закипело, заклокотало. — Слушай, если продолжишь и дальше топить такую обреченную мину, словно я к твоему горлу нож приставил, я уйду. Выбора у него нет? Ты можешь рассказывать мне то, что считаешь нужным. И если тебе требуется мой совет или свободные уши — так и скажи, а не ломай тут комедию, потому что, когда твоей подружки в очередной раз не станет, именно мне придется терпеть все последствия твоей почерневшей ауры. — «В очередной раз не станет»? — Не цепляйся к словам, не переиначивай, я знаю, ты понял меня правильно. — Жаль, думал, сработает, и ты взбесишься. — Зачем? — Когда ты из кожи вон лезешь, доказывая что-то, выглядишь дико возбуждающим, — Кэсси нарочито медленно прошелся языком по сухим губам, гипнотизируя взглядом. На его провокацию друг не повелся — не время и не место. — Прокатит в другой раз — не сейчас. Не меняй тему. Какая именно проблема? — Ладно, сдаюсь… Я не знаю, есть ли у меня право ломать ей жизнь? Мэй полностью во мне, и это пугает! Она никогда ни с кем не встречалась, и я знаю, что не врет, по тому, как она смотрит на меня, как ведет, когда я рядом, видно. Состояние эйфории и счастья от первой любви — самое бесценное чувство и ощущение. Но если я позволю забрать себе ее сейчас, когда она даже не поняла — настоящая ли симпатия ко мне или нечто, через которое должен пройти, именно пройти, каждый, а не застрять, не повязнуть в нем… Я могу допустить ошибку и загубить все, что у нее есть и будет. «Приплыли» — якорем приземлилось на голову Троя. Он и думать не мог, что глобальные перемены друга — действительно любовь. Он надеялся на что угодно: на очередное увлечение, на очередную страсть, на заблуждение, но только не на нее. В подобном случае остается два варианта: искренне обрадоваться за друга или же наоборот позавидовать, приревновать. Трой же не знал, как реагировать. Заявление друга о любви было делом столь частым, что какие-либо эмоции по поводу него излишни, Холлинг со временем решил попусту себя не растрачивать, потому как знал — эти слова произносил ветреный, непостоянный, требующий вечного движения человек. И теперь, когда этот человек впервые задумался о всей серьезности последствий из-за его выбора, стало страшно. И определить, какого рода страх, Трой не смог, чувствуя подвох даже в собственных мыслях. — Я даже не знаю, что тебе на это ответить. Если ты прав, если ты — ее первая любовь, если сопоставить все факты, выйдет, что для нее Кэсси Форд — принц на белом коне, готовый позаботиться, уберечь, защитить, дать то, что необходимо, восполнить то, чего недоставало. И такая любовь, даже если она — то, через что нужно перешагнуть, не закончится по велению самой Мэй. По крайней мере, сейчас. Чтобы разочароваться в чем-то, захотеть чего-то нового, понять, что чувства, которые испытывал — потребность юности и горячего молодого сердца, должны пройти годы. И это может либо произойти, либо не произойти. И что ты будешь делать в любом из этих случаев? Можешь не отвечать — вопрос риторический. Сложно сказать, как изменятся твои чувства, в какую сторону станет крутиться пленка. — Я ведь тоже не слепой, помню, как заканчивались прошлые привязанности — быстро, хлестко, резко. И я нутром чувствую — эту ждет та же участь, — обречение в голосе не укрылось от Холлинга. «Он сожалеет о том, что еще не случилось? Боится потери этих чувств или боится ранить ее?» — Здесь только один выход — проверить свои чувства на прочность. И дать Мэй возможность лучше узнать свои. — А если все будет так же? — Ну не насильно же тебя к ней привязывать, сам себя не наебешь! Уж прости. *** Без Кэсси рабочая обстановка накалилась, дни непрерывной пахоты, дикой, как гонки на выживание, превратились в недели. Бездумная, словно по шаблону, писанина, по заготовленному скелету, лишенная удовольствия и всякого смысла. И голова ватная, забитая ненужными мыслями обо всем и ни о чем одновременно. И виной тому… Холлинг даже если бы попытался, не смог назвать причину. Сказанные в надежде слова «Ларса впрягут, на Ларса повесят всю работенку, а нам останется лишь наблюдать» уже давно были хорошенько присыпаны пеплом. Впрягли всех без исключений. Но разве только свалившаяся работа — причина захламленности в голове, когда что не мысль — холостой выстрел, но не менее будоражащий и пугающий? «Меня сегодня выписывают. От домашнего ареста, как бы ни подписывала меня на него Пак, я отказался. Так что жди — скоро героически помогу тебе разгрести все завалы!» «Прости, но встретить тебя не смогу — опять остаемся до ночи». «Жаль, думал, заглянем в бар, развлечемся». «Тебе лишь бы по барам шляться». «Как и тебе» «Сечешь! Я только „за“, но пока мое желание придется глубже затолкать в задницу. Давай как-нибудь сам насладись последним выходным без меня. За двоих». «Домой вернусь рано. Сразу займусь этим, дорогой! Буду присылать тебе фотки, когда же у меня еще будет такой шанс поиздеваться над тобой?» «Лови момент! Пак пророчит: тучи над головой скоро разгонит ветер, и мы наконец-то вздохнем». *** Общее состояние организма Кэсси можно оценить, как «удовлетворительное», отдельно на какой-то из органов нельзя было пожаловаться, но вкупе что-то внутри болело, вертелось и крутилось, а в груди подозрительно постукивало. Благополучно покинуть территорию больницы не удалось — припаркованный у входа со знакомыми номерами серый «хаммер» приветственно мигнул фарами, призывая к себе. Кэсси закатил глаза — машина под стать тому, кто сидел за рулем. С усилием воли подавив желание сорваться с места и скрыться из видимости, Кэсси нацепил на лицо удивленное выражение и, проследовав к машине, сел на заднее сидение. — Давно не виделись, — сверкнули болотного цвета глаза в зеркале заднего вида. — Предпочел бы вообще не встречаться. Сидевший за рулем человек, был старше Кэсси на три года, хотя по его виду создавалось впечатление, что разница между ними превышала лет десять. Волевой подбородок, глаза-щелочки, нос с явными признаками старого перелома, залегшая на лбу морщина, мелкие, едва заметные шрамы, оставшиеся после ветрянки, щетина недельной давности. Черная майка обтягивала загорелые подкаченные, явно не без помощи курса анаболических стероидов, плечи, деревянный крест на шее, сквозь толстую кожу просвечивались набухшие вены. Весь его угрожающий вид так и кричал «бойся меня», пытался заставить поверить в то, что с такими, как он, шутки плохи. Вот только Кэсси не повелся на этот маскарад ни в первую встречу, ни во вторую, так чего же включать инстинкт самосохранения в третью? За прошедшую беседу он уже успел выяснить: Ральф — парень неплохой, с рассудком и здравым смыслом дружит, кусаться и выбивать кулаками зубы не кидается. Так что все нормально — светские беседы вести можно. — Раз уж предпочел совать свой член моей сестре, значит предпочел и свидания со мной, — покрасневшие глаза, голос с хрипотцой — свидетели ночной работы. — Как красноречиво, это же твоя младшая сестра, самому не противно, когда так выражаешься? А вроде еще недавно приезжал морду мне бить за одно только посягательство на ее тело. Что же изменилось, передумал, готов с распростертыми объятьями в родственнички записать? — Я просто сдерживаюсь, не хочется портить беседу ненужными эмоциональными выбросами. -«Ненужными эмоциональными выбросами»? Ты так оправдываешься, когда людьми стены прошибаешь? «Эй, чувак, прости меня за мой ненужный эмоциональный выброс. Что говоришь, кажется, ребро сломано? Ну, ты полежи пару недель, отдохни. А на меня зла не держи — со всеми бывает». Кэсси знал, Ральф работал личным мордоворотом у парочки звезд, как и то, что силу в своем теле парень применял точно по назначению. — Все остришь? — А что мне остается делать, встречи с тобой — скучное дело, а мне в больнице хватило серости и тоски, может, развлечемся? — не подумав предложил Кэсси, но идея действительно не казалась ему такой уж и плохой. «Хаммер» тронулся, выезжая с парковки, Кэсси какое-то время сидел припечатанный шоком «неужели и вправду поедем?», но когда двигатель взревел, набирая скорость на полупустой дороге, Форда спас от остолбенения ехидный комментарий: — Даже не надейся, просто закину тебя домой, какой смысл протирать шины на асфальте? — Знаешь мой адрес? — Мэй сказала, собственно, по ее наставлению я здесь. По крайней мере, она так думает, — быстро ответил Ральф, не сводя взгляда с дороги. — Рассказал ей о нашей встрече? — удивился парень. — А смысл скрывать, подстраховался и сказал, что ты отличный парень. Если ты ее бросишь — я не при делах. И да, кстати, об этом, — быстрый взгляд в зеркало заднего вида, словно выпущенная стрела — четко в цель, — что надумал? — Почему ты так хочешь меня слить? Чем я тебе не угодил, думаешь, воспользуюсь и брошу ее? Зачем мне это, кажется, я еще в первую встречу дал понять, что серьезен по отношению к ней, — Кэсси напрягся, тяжело было вот так в открытую говорить малознакомому человеку о своих чувствах, тем более, когда сама Мэй об этом даже не догадывалась. «Разве так правильно, честно?» — Как бы так помягче выразиться… — Говори, как есть, хоть матом через слово, главное, чтобы я понял твою логику, потому что кроме эгоизма брата я в этой ситуации больше ничего не вижу, — Кэсси скинул сумку на сидение рядом, устраиваясь поудобнее. — Ты для нее — стоп-кран. Ее логика словно в трубу вылетела: не хочет думать о будущем, вся голова забита только отношениями с тобой, сидит кулинарные рецептики днями напролет почитывает. Нахер она высшее получает? Надо было сразу на повара отдавать ее, а заодно на курсы полотеров записать. Дома уже убирать нечего, а она все пыль ходит сдувает, видите ли, бедный парень в больнице штаны протирает, а она хочет ему соответствовать. Недавно Мэй предложили от университета учебу заграницей в Швейцарии, отобрали пять лучших студентов, с ответом просили не спешить, нужные документы будут в октябре собирать, а до этого — думай не хочу. Как по-твоему, она сидит что-то выбирает, прикидывает? Хуй там плавал. Она даже родителям ничего не сказала. Сама для себя все решила, мысленно уже надела себе кольцо на палец и железный пояс верности. Если бы не личный звонок отцу — так бы и сидели, в ус не дуя. Понимаешь, к чему я клоню? Ты — помеха, ты — анти-мотивация. Человеку хочется стремиться к высшему, быть день ото дня лучше себя прежнего, и все ради чего или кого? Думаешь, этот горелый случай — любовь? Она просто решила свесить лапки на твою шею и сгрузить всю ответственность за себя. И что прикажешь ей делать, когда наиграешься и отошлешь ее в родной дом? А если наиграется она, с чем она уйдет, с поварешкой в руке и в фартуке? Каждое слово Ральфа методично било в самую суть, колом в сердце. Логики в них хватало на троих, Кэсси явно не отказался, если бы кто отсыпал даром. С каждой минутой, выслушивая речь Ральфа, Форд понимал только одно — здравый смысл отъезжал на задворки сознания, а глаза застилала пелена. Так случается, когда хотят отобрать вещь, которая вроде и принадлежит тебе, но особой потребности ты в ней не испытываешь. И вот ты чуешь, зришь в корень, понимая, что кому-то она принесет куда больше пользы, но начинаешь становиться настоящей жадиной, настоящим эгоистом, крича «мое, не отдам». И Кэсси превращался именно в такого человека, понимая, что в «хаммере» сидел изначально всего один испорченный мальчишка — он сам. Машина остановилась у дома Кэсси, тот, сжав ручку сумки, приготовился к выходу. — Подумай хорошо над моими словами. И не делай глупостей. Не становись чьим-то барьером на пути к достойной жизни, Мэй не заслуживает этого, — голос, пропитанный заботой, трогал сердце Форда, но этого по-прежнему было недостаточно. — Я подумаю, но не обещаю, что мое решение тебе понравится! *** Перерыв почти в две недели для Кэсси оказался сродни отпуску — выходить на работу лень, но и душа и тело уже устали от постоянных членопинаний и пустого просера времени у ящика или в сети, не имея при этом возможности выйти на улицу и исчезнуть в направлении «куда душа пожелает». Руки с непривычки горели, каждое предложение приходилось обдумывать вдвое дольше обычного, в голову с трудом залезали нужные мысли, но с легкостью сношались друг с другом те, что уже были внутри, разводя еще больший беспредел, увеличивая популяцию, но с куда худшей генетикой-подтекстом. «Эгоиста кусок» с каждым днем в Кэсси разрастался в размерах. — Вот как, значит, выглядит «запутался в жизни»? — пробубнил себе под нос блондин, щелкая степлером бумагу. — Что ты там говоришь? — Трой его не расслышал, не предпринимая попыток докопаться до сказанного, мгновенно отвлекся на вошедшего. — Опять он? Кэсси поднял голову, замечая высокую фигуру Кори Уаилда, тот в спешке пробегался взглядом по рабочим местам, за которыми сидели сотрудники «Massword», и приветственно кивал. На пустующем столе с табличкой «Ларс Эванс» его взгляд задержался дольше положенного, и от Кэсси это не укрылось. — И часто он сюда таскается? — шепнул он Трою. — Разве у компании так много дел с ним, чтобы наведываться сюда, как к себе домой? — во время разговора на лице Кэсси сияла заговорческая ухмылка. — Посмотрите на него, отсутствовал на работе, а все равно умудряется все сечь, все блюсти. Ага, в яблочко, заваливается сюда с периодичностью раз в два дня, перекидывается парой фраз с начальницей, белозубо улыбаясь и поглядывая на Ларса, а после утаскивает того на обед или же в случае, если тот отказывается, таранит в офис кофе для всех сотрудников, без исключений. — Вот оно как? Значит… — Значит, — подтвердил друг его догадки, от виска салютуя двумя сложенными пальцами в жесте «ты все правильно понял». *** Позже, после беседы с Пак «для галочки», Кэсси и Кори «чисто случайно» столкнулись в помещении с белоснежно-кафельными стенами с табличкой «служебный». Стопроцентной гарантии, что автор зайдет именно в него никто не давал, но раз туалет для посетителей находился двумя этажами ниже, глупо рассчитывать, что человек им воспользуется. — Как твоя голова? — Кори сам завел разговор, не осознавая, что подыгрывает нужным Кэсси обстоятельствам. — Все путем. А ты? Перестал грузиться и винить себя в произошедшем? — Типа того, — Кори согласно кивнул. — А жаль, думал, решишь загладить свою вину, а тебе на помощь, как бы невзначай, придет плотный бумажник или платиновая с серебряными буквами кредитка. Автор на мгновение оторопел, с искренним удивлением широко распахнутыми глазами пялясь на Кэсси. Впрочем, рука хлопнула по левому карману мантии, проверяя наличие упомянутого ранее. — О-о-о! Притормози, — Кэсси замахал руками. — Сдурел? Я не думал, что ты поведешься. Прости, шутка не удалась. Кори изучающе посмотрел на лицо блондина, прикидывая, «действительно ли пошутил?», а после убрал руку от кармана и дернул смеситель — из крана хлынула вода. Столкнувшись взглядами в отражении идеально протертого до блеска зеркала, Кэсси продолжил разговор, ради которого без каких-либо непосредственных нужд притащился сюда. — Уверен, что Ларс тебе по зубам? Руки Кори дрогнули, но выражение лица осталось по-прежнему лишенным заинтересованности, словно его не удивил вопрос, словно Кэсси оказался не первым, кто задает его. — Я не собираюсь его есть. — Конечно, подобные вещи называют иначе, я оговорился. Видимо, сменяя голое равнодушие на смиренное «от разговора не убежишь», Кори отказался от старой тактики в пользу новой, развернувшись к Кэсси, припечатывая боком раковину, будто та грозилась вот-вот рухнуть, и наградил Форда выжидающим взглядом, мол, есть, что сказать — говори. — Не подумай ничего лишнего — простое беспокойство за коллегу, хочу предостеречь его от нападок тебе подобных. — И как это понимать? — Так и понимать, я знаком с Ларсом дольше твоего, и поверь, такой парень запросто радужный значок себе на грудь не приколет. — По-твоему, я собираюсь его заставлять? — Я не первый год работаю журналистом, знаю, как подобные тебе «не заставляют». Способов масса — подавать идеи не буду. Кори сложил руки на груди — фривольность парня начинала раздражать. Много еще на его пути встретится таких напористых, лезущих не в свое дело? — Заладил «подобные тебе, подобные тебе». И что это значит? Быть может, хочешь упрекнуть меня, что денежки и власть голову вскружили, воспользуюсь чем угодно, ради того, чтобы заполучить желаемое? — В точку. Ларс — не лот, который можно приобрести с молотка. Кэсси хотел прикусить себе язык. «Черт, черт, черт. Я ведь совсем не так хотел», — мысленно сокрушался он, когда понял, что увел разговор не в то русло, что совсем не с этим изначально пришел. В данную секунду он все больше напоминал себе Ральфа. Сейчас он так же нагло лез в чужую жизнь. И какую, собственно, цель преследуя? — Фильмов пересмотрел? Или головой все же сильнее, чем медики диагностировали, приложился? С чего такая активность, массовик-затейник? — Переследил за жизнью богатеев, собственными глазами наблюдал, как бошки им сшибает слава, как зажравшись, день ото дня хотят большего, как и что предпринимают, когда не получают необходимое… С виду и поначалу все такие тихие, услужливые, обаятельные, а потом… А потом пиздец накрывает, и только последствия расхлебывай. И уж точно расхлебывают не такие, как ты, не зачинщики. «Сорвался», — бессильно верещало в голове сознание. «Не перед этим человеком ты должен закатывать такие сцены, какого хуя?» — Кэсси, понимая, что назад дороги нет, просил всевышние силы о помощи, чтобы вырулить разговор на прежнюю тропу, по которой изначально собирался ступать. И ему повезло. Хоть падай на колени и кланяйся. Ему повезло — Кори оказался умнее, проницательней, человеческий фактор не сыграл с ним злую шутку, а разум не уступил эмоциям. В голове Кори всплыл диалог двухнедельной давности с Ларсом, когда, не зная, что делать и куда податься, он выговаривался, удерживая на невидимом проводе журналиста. — Выдохни! — Что?.. — Кэсси растерялся, но заминка, позволила расшалившимся нервам притихнуть, словно повисла угроза оказаться наказанными. — Прости, — растерялся Форд. — Вообще я не хотел так резко, просто собирался уточнить, не зайдешь ли ты в своем увлечении нашим парнем за рамки дозволенности, против его воли, и все. — Выдохни еще раз. Кэсси не стал сопротивляться, выполняя сказанное, словно команду. — Полегчало? — Да. — Что касается Ларса — это личное, но раз уж ты так переживаешь за него, скажу: в мыслях не было поступать так, как ты мне тут наговорил, журналюга до мозга костей. Я всего лишь присматриваюсь к Эвансу, пытаюсь понять, почему так тянет к нему, и все. Разочарован? Не оправдал ожиданий? Да и вообще, чего я вдруг так откровенничаю с тобой, боком мне это не выйдет? — Кори развернулся на сто восемьдесят, твердым и уверенным шагом направляясь к двери. — Дам тебе один совет — не называй его по фамилии. Не знаю почему, но его это жутко бесит, — прилетело в спину. «Кажется, я догадываюсь почему», — Кори вспомнил разговор о Ниле, выпущенные из виду слова, которым он не придал значение, обрывисто всплыли в памяти. Но сейчас это интересовало его меньше всего, Уаилд обязательно позже разберется, узнает, как именно Нил заставил ненавидеть Ларса свою фамилию, а сейчас, торжествующе улыбаясь во все тридцать два, зная, что Кэсси не увидит, на прощание добавил: — Позволь и я дам тебе совет — наведи сначала порядок в своей жизни. Трахаешься с другом за спиной у подружки, разве так делают «подобные тебе»? *** Колеса серебристого внедорожника шуршали по щебню, лобовое стекло в последний раз отразило тусклую дорожку света фонарей, после чего габаритный «ниссан» скрылся под мостовой. «Небесный мост» являлся одним из немногих любимых мест Кэсси и Троя. Бесспорно, эти двое не были единственными, кто использовал мост не по назначению — не как средство для переправы с одного берега на другой, а в эстетических, радующих душу и взор целях. Но, как минимум, за находчивость парочку вполне можно выделить как исключение из правил. В отличие от основной массы народу, Трой и Кэсси даже не заезжали на мост, предпочитая любоваться его видом из-под него, скрываясь в тени, которую он отбрасывал, а то и вовсе под внушающего размера конструкцией. Конечно, назвать это место «тихим райским уголком» язык не повернулся бы. Но для парней, приезжающих сюда, оно стало своим личным краем Света, приносящим забвение и ощущение, будто они — два последних человека, оставшихся в этом мире. Уже и не вспомнить на протяжении скольких лет они таскались сюда, сидя на прогретом щебне или же вовсе не вылезая из машины, и за все это время их идиллию не нарушала ни одна живая душа. Конечно, по гоняемому ветром мусору можно было догадаться, что они далеко не единственные посетители. Но на следы былого присутствия было плевать. Как только машина Троя заезжала на территорию, весь остальной мир забывал об их существовании, а они могли забыть обо всем мире… Кэсси тянуло под «Небесный мост» с самого утра. С трудом дождавшись окончания рабочего дня и Троя с супер-экспресс-быстрой тренировки, коротким «хочу скрыться» он вынудил друга завернуть именно сюда. В салоне пахло чистым телом, гелем для душа «снежная лавина» и спелой дыней (пока Трой в поте лица работал в зале, Кэсси набивал живот). — И почему мы не заехали по дороге за нашим другом Градусом? — сняв обувь, Кэсси вытянул ноги во всю длину, поудобней расположив их на торпеде. — Мне сейчас нельзя — я на сушке, — пожал плечами Трой, сделав музыку чуть громче: здесь хоть концертную аппаратуру выставляй — никто не услышит. — Очень вовремя. — Да ладно, я составлю тебе компанию взглядом, а ты, — Холлинг, порывшись в бардачке, выудил честно свинченную из мини-бара в отеле бутылку, — можешь себе ни в чем не отказывать, — бутылка приземлилась на живот Кэсси. — Ха. Да ладно? Серьезно? Тут хотя бы грамм сто наберется или у тебя там целый склад? — Форд проверил — склада не оказалось. Кэсси пристально посмотрел на друга. — Что за ехидный взгляд? — А ты догадайся… — Позаботился обо всем, пока я был на трене? Сам все купил? — предположил Трой. — Почти… Пригласил нашего с тобой общего знакомого Мари Хуана, сказал, будет с минуты на минуту. А, вот и он, собственно, — Кэсси, сунув во внутренний карман руку, достал две самокрутки. — Одну сейчас — вторую позже. — Кто бы сомневался, — удовлетворенно буркнул под нос Трой. Зажигалка, пламя у самого носа, пущенная по кругу сигарета. Себе. Ему. Втянуть. Задержать дыхание. Прикрыть глаза. Выдохнуть. И так по новой, дожимая остатки, пока сгорающий край не начнет жечь пальцы, пока противная горечь в горле не станет тошнотворной. Салон наполняется неприятным сладковатым запахом чего-то горелого, где-то на периферии отдает жжеными проводами, вызывая желание опустить окно и проветрить, но привыкаешь быстро, перестаешь чувствовать прежде, чем скуренный бычок вылетает в приоткрытую на мгновение дверь. — Как странно… — Кэсси выпустил струйку дыма. — Пока вы пыхтите на тренажерах, какой-то пацан бегает по парковке и сбывает товар. Знаешь, я там не один такой отзывчивый оказался. — Вставая на беговую дорожку или накидывая пару «блинов» на штангу, никто не пропагандирует здоровый образ жизни от «А» до «Я». Просто так проще. — Спасибо и на том, даже не представляю, чем бы я с тобой занимался тогда… — Кэсси бросил жадный взгляд на друга, — хотя, кого я обманываю? Умиротворение и спокойствие подступают все ближе и ближе, словно волна к берегу во время прилива. Все мешается. Звуки сливаются в один. Кучные облака на темном небе, сгустки дыма в салоне. Легкая вибрация щебня снаружи и приглушенно доносящийся сигнал клаксонов, из колонок на необходимой громкости музыка. Вместо привычной для многих «Lana Del Rey» — «Bring Me The Horizon». Отборное, лучшее, песня за песней, скачками из альбома в альбом, не переставая, по кругу. Мужской надрывистый голос заменяет все звуки на долгие часы, а душа отзывается, предаваясь ностальгии. Сколько они пробудут здесь сегодня? Час, два, весь вечер или вернутся домой только глубокой ночью? «Как пойдет», — думает Кэсси. «Как пойдет», — вторит Трой. Под «Небесным мостом» нет места для личных мыслей (будь то пробежавших вскользь или давящих, грузящих), здесь не будешь виснуть в телефоне, без устали листая новостную ленту или же продолжая бесполезный пустой диалог. Здесь может быть только одно на двоих молчание, только одна на двоих тема. Воспоминания… Так приятно, когда твои эмоции точь-в-точь чувствует другой человек. «А помнишь» — с этой фразы всегда все начинается и ей же всегда все заканчивается. — А помнишь, как ты дразнил соседского добермана? Лоре только подарили пса, кажется, его хозяин ушел в армию, сомневаюсь, что до этого у него находилось время заниматься его воспитанием. Хотя, о чем это я? Как вообще можно воспитывать добермана? — смеется Кэсси, улыбаясь так искренне, глаза горят огнем — на одну травку такое не спишешь. — Что ты тогда сказал собаке? «Кыс-кыс, моя черная мышка»? — Да, именно так, а после она за это «кыс-кыс» чуть половину задницы мне не откусила, спасибо маме за длинные ноги. — Спасибо ветке, что росла на дереве ниже всех остальных. — Да, матушка-природа постаралась! — И все же, дразнил ее ты, а убегать пришлось вдвоем? Неужели ты думал, что крошка-Лора удержит зверя? — Поверь мне, я не думал. В том возрасте серую жидкость в башке я не использовал по назначению. — Я тебе скажу, ты нынешний от себя старого и сейчас мало отличаешься, — Кэсси довольно зажмурил глаза. — Еще по одной? Они сидели в машине больше двух часов, но разговор перетекал из темы в тему так быстро, что казалось, они приехали всего пятнадцать минут назад. — Почему бы и нет. Зажигалка. Пламя. Тяжка поглубже. Держать. Передавая, коснуться пальцами чужих рук, задержаться на долю секунды. Выдохнуть. — Так вот, о чем это я… Собака. Сколько ты висел на том дереве? И как только затекшие руки не отказали? — А ты как с перил не навернулся? Ноги отсидел на тонкой балке знатно! — оба смеялись. — Интересно, куда соседи сплавили собаку? Кажется, месяцем-двумя позже во дворе ее больше не выгуливали. — Усыпили? — Быть может, — пожимает плечами Трой, затягиваясь в крайний раз. Дым обжег легкие — парень закашлял. Пара коротких, но точных ударов ребром ладони по спине помогли прийти в норму. — Спа-си-бо. — Обжегся? — Не могу понять, кажется, язык — жадность до добра не доводит, нужно было раньше выкинуть. И взгляд глаза в глаза. — Дай проверю, — Кэсси в одно мгновение подается вперед, глубоким поцелуем проникая внутрь. Язык, поглаживая, проходится по языку Троя. Чуть больше напора и в ответ желанная отдача — встречное сопротивление. Кэсси любил глубокие поцелуи, но отдавал предпочтение проникновению в собственный рот, а не наоборот, и Холлинг, как никто другой, об этом знал. Рука скользит на плечо блондина, сжимая, притягивает ближе, язык Троя изучает приоткрытые губы Кэсси, задевает старый, едва заметный шрам от прокола на нижней, а после, нажимая, толкается внутрь. Горечь во рту не оказалась помехой, не переключила на себя внимание, не позволила перебить наслаждение от поцелуя, позволяя поднявшейся внутри страсти, желанию тактично прокручивать органы, будто их разом сгрузили в комбайн. Трой отстранился, возвращаясь на место. Кэсси, облизнув губы, подытожил: — Не обжегся. Пару песен молчали, попеременно то проникаясь смыслом слов, то кайфуя от музыкальной дорожки. — Почему мы никогда не были на их концерте? — Подходящий случай не раз подворачивался. — Подворачивался, но ни ты, ни я так до ума дело не довели, что мешало элементарно забронировать билеты онлайн? — Может, не так уж сильно и хотели? — продолжает Трой. — Может, боялись, что надежды не оправдаются? — Да, из колонок как-то привычней, да и вариться в людском месиве, не зная, что раньше тебе отдавят ноги или отобьют яйца, — не наше. — Думаешь? — Кэсси удивляется, он никогда раньше не задавался этим вопросом, а действительно ли — не его? — Не знаю, — словно читая мысли, вторит Трой. — Сложно сказать, когда не пробовал. — Знаешь, кажется, я придумал себе подарок на день рождения — билеты. Не обязательно на Брингов, можно и на другую из наших любимых. Главное, чтобы выступали в это время и в нашей вселенной. Холлинг коснулся пальцем виска: — Записано. «Подходящий момент» всегда наступает неожиданно: на середине разговора, в его самом начале или конце или же во время длительной паузы, но когда он наступает, все отъезжает, становится ненужным и неважным, дискуссия, словно подвергается заморозке, а оживленный рассказ ставится на паузу. Ради таких ярких «подходящих моментов», скрывая от самих себя, не воспринимая происходящее всерьез, оба жили вот уже больше семи лет. Кэсси, игнорируя неудобства, неловкое положение рук и ног, перебирается со своего сидения на колени к Трою, обхватив бедрами талию. Склонившись, первым впивается в губы, горячо, без алкоголя пьяно целуя Холлинга. Руки скользнули под футболку, прошлись по тренированным выступающим мышцам, подушечками пальцев обводя контуры татуировки: две черных звезды по бокам на торсе и орнамент на груди, в центре которого акварелью выполнено ночное небо, плавно переходящее в открытое сине-фиолетовое космическое пространство. Каждый рисунок на теле Троя он помнит, как на собственном. По памяти. Закрытыми глазами такое угадать получится вряд ли. Короткие ногти царапают нежную кожу. Оба молчат. Оливер Сайкс на фоне исполняет «смертное ложе для двоих». «Приливы принесут меня обратно к тебе», — стучит в висках строчка, пока тело, отдается страстным, переворачивающим все внутри ласкам. — Стяни с меня эту треклятую рубашку, — Кэсси шепчет в губы, не разрывая поцелуй. Руки Троя тянутся к пуговицам, щелкая одну за другой — вещь отброшена на заднее сидение. Насколько быстро или, наоборот, как долго эти двое будут освобождать себя от оков одежды, всегда зависело от ситуации, от состояния, от желаний. Долгая прелюдия не всегда предвещала тягучий, как нуга секс, а бешеная, застилающая глаза страсть не означала, что двое вот-вот уподобятся скачкам. То, что непредсказуемо, предсказать невозможно. И сейчас, придерживая за короткие темные волосы Троя, заставляя откинуть голову, Кэсси чередует едва ощутимые поцелуи с теми, после которых кожа заходится фиолетовыми синяками. И блондин знает, на каком месте уделить коже больше внимания, чтобы оставшиеся следы не скрывались под очередной татуировкой на шее — блэкворк, прямо по центру на фоне треугольника черный ворон расправил свои крылья, под левым, располагаясь во всю длину линии перьев, тянется надпись «Blasphemy» — Кэсси помнит, что предвещало ее появление. Холлинг стискивает парня, вплотную прижимая к себе, задранная футболка позволяет прочувствовать тепло его тела, кожа к коже. Рука скользит по лопатке, вторая сжимает через джинсовую ткань ягодицу. И возбуждение Кэсси уже не скрыть — в живот упирается твердый бугорок, трется, игнорируя жесткие края ширинки. Выпустить бы наружу, но спешка ни к чему. — Укуси меня, — Кэсси подставляет плечо, но взгляд Троя куда больше привлекает выпирающая ключица. — В прошлый раз я перестарался, и у тебя остался шрам. — Согласен носить и второй. Просить дважды не пришлось, на не по-летнему бледной коже сомкнулись зубы, сначала едва, лишь обозначая себя, оттягивая кожу, не причиняя при этом дискомфорта, и только после, когда челюсти сжались сильнее, Холлинг почувствовал, как тело в руках задрожало. Отстранившись, он оглядывает место укуса. Даже при тусклом свете плафона отчетливо виднеются свежие глубокие края, но на этот раз без крови. — Ах да, совсем забыл тебе сказать, — заговорческая улыбка тронула опухшие от поцелуев губы Кэсси, склоняясь, оставшуюся фразу он шепчет на ухо. — Я успел растянуть себя, пока мистер-качок окучивал тренажер за тренажером. В каком положении и с какой скоростью с Кэсси содрали штаны, даже сам парень упоминать не захотел бы, но когда бедер коснулись сильные руки, плавно скользя выше, сжали ягодицы, чуть сильнее, чем требовалось, Форду оставалось только шумно выдохнуть, уткнувшись лбом Трою прямо в грудь, мысленно выкрикивая «Кайф». — Если не поможешь справиться с ширинкой, боюсь, все твои старания были зря, — заигрывающе, прямо в губы Кэсси. — Хочешь, как в порнофильмах расстегну зубами? — И для этого сползешь вниз и потратишь кучу времени? Издеваешься? Пальчиками, поработай пальчиками. — Как знаешь. Ремень выдернут из шлевок, верхняя пуговица в одно касание перестала соединять края, и финальное — пальцами за собачку и вниз. — Нижнее белье? — без удивления спрашивает Кэсси, даже не отрывая взгляда от открывшегося взору налившегося кровью с набухшими венами члена. — Не скажу, что заранее планировал и готовился, но оставил трусы в сумке с грязной формой — устроит ответ? Ответом же Трою стали приподнявшиеся бедра Кэсси, смазанные слюной пальцы приставили к узкому колечку мышц головку, и прежде, чем Трой успел издать хоть звук, а солист в колонках приступить к исполнению песни, Форд без труда опустился на член. — Твою мать, — с хрипом, шумно выдыхает Холлинг, впиваясь в шею блондина, вот только в отличие от него, Трой не мог позволить себе оставить на коже засосы. Укусы — еще куда не шло. Можно отбрехаться от контура зубов на коже, а вот от фиолетовых отметин — ни за что. Руки легли на бедра, сжав крепче, приподняли, заставляя вновь опуститься. И снова дернули вверх, раз за разом повторяя движение. Кэсси, не лишенный инициативы, подается вперед настойчивым толчком, плотнее насаживаясь, хлестко ударяясь ягодицами со стоном сквозь стиснутые зубы. Взгляд шальных глаз будоражит. Задуманное Кэсси, желаемое читается Троем в два счета — сегодня Форд задает ритм. И не смея сопротивляться его прыти, его порыву, Холлинг согласно подыгрывает. — Хочешь быстрее, значит? — щурится так же хитро, с наслаждением, жадно поглядывая на блондина, пока тот делано закусывает губы, напоказ, заранее зная, что провокация подействует. И Трою остается только прижаться бедрами, толкнуться в обжигающую тесноту, а после, выйдя из Кэсси и, приподняв, удерживая в таком положении, не давая возможности опуститься, упираясь локтями в сидение, Холлинг сам подается вперед, проникает внутрь рвано, размашисто, резко. Не раскачиваясь, словно на качелях, а четко выбивая ритм, соблюдая равную амплитуду — на треть выйти и до упора. Чувствовать, как член сдавливают тугие стенки. Чувствовать, как в нетерпении заходится в экстазе тело в руках. Слышать, как дыхание становится тяжелым. Ощущать, как горячий воздух полирует лицо. Видеть взгляд, направленный точно глаза в глаза. Становится скользко, мокро. Приземляясь на кожаные кресла, съехать вниз Трою не позволяют штаны на бедрах, вовремя спасающие ситуацию, когда, не рассчитав своего напора, Кэсси подался назад. — Мы сейчас, словно сцена из Титаника — еще пара таких жарких минут и стекла запотеют, — на выдохе, не переставая двигаться навстречу, Форд завершает фразу поцелуем. Играющая в сознании просьба «сильнее» не нуждается в озвучке. Электричество по телу. Экстаз в самих венах. И сердце колотится как у умалишенного. Согнувшись пополам, утыкаясь в плечо Трою, долгожданно кончить, заливая спермой живот. На мгновение замереть, словно охваченный судорогой, продолжая чувствовать внутри горячие толчки. Темп замедляется, а в волосы Кэсси пробирается рука, заставляя задрать голову, и его губы накрывают чужие, чтобы в последний раз до упора, чтобы задержать дыхание — одно на двоих.