Бетонные стены воздушного города

Ларс возвращался в сознание с трудом — тому способствовали шум в ушах, сильнейшая головная боль и жизненная энергия, острый недостаток которой он ощутил, как только открыл глаза. Едва зрение восстановилось, журналист сфокусировал все свое рассеянное внимание на деталях, первым делом обнаруживая себя примотанным несколькими слоями изоленты к стулу. Руки плотно прилегали к туловищу, скованные по всей длине от предплечья до кистей липкой зеленой лентой, а правая нога оказалась привязана веревкой к батарее. — Что за… — прохрипел Эванс, резко сталкиваясь с противным чувством засухи во рту — язык в эту минуту больше напоминал сморщенную хурму. — Очнулся наконец? Рядом стоящий мужчина поднес к губам Ларса бутылку с водой, и тот, не задумываясь о последствиях, жадно глотая, стал пить. — Не так быстро и не всю сразу, иначе будет только хуже, — заботливо произнес некто, отходя от Ларса. — Ты уж прости, что замотал тебя, словно в кокон, но иначе нельзя, — человек в черной вытянутой майке и свободных спортивных штанах опустился на край старого дивана, находившегося прямо перед глазами журналиста. Высокий светловолосый мужчина с широкими, но худыми плечами, с уставшим видом, залегшими под глазами недельными «рабочими» синяками и выраженными горизонтальными глубокими морщинами на лбу, не показался Эвансу даже смутно знакомым. Имея фотографическую память на лица, он не смог вспомнить едва восстановившимся сознанием ни одного примечательного случая, где бы фигурировал странный, в данный момент цепляющий до мурашек и вызывающий опасение, тип. — Почему я здесь? — задал Эванс весьма логичный вопрос, но мужчина лишь неоднозначно пожал плечами. — Саманта, ведь, не присылала за мной? — слишком быстро, восстановив картину минувших событий, догадался парень. — Нет. — Тогда… — Я сам прислал себя за тобой, одолжив у дамы в красном ее сотовый. — И зачем я понадобился… эм… — Кристоф, — с каким-то снисхождением в голосе представился он. — Кристоф, повторю свой вопрос, и зачем же я тебе понадобился? — растрепанные светлые волосы лезли Ларсу прямо в глаза, но возможности смахнуть их рукой не представилось, а тряска головой лишь усиливала постепенно начавшую спадать боль. — Слишком настойчив и резок для человека, который примотан к стулу, не находишь? — Кристоф сидел сложа руки и неотрывно изучал своего заложника, впервые находясь так близко к нему. — А есть ли смысл молчать в моем положении? Ты ведь не просто так оставил мой рот не заклеенным? Сомневаюсь, что лента закончилась. «Какой проницательный», — подумал Кристоф, будучи сам до конца неуверенным в истинности своих намерений. Состояние, в котором пребывал Ригель, граничило между «нервозностью» и «паникой», стараясь не зацикливаться на внутренних ощущениях, он постарался переключиться на своего только что очнувшегося собеседника. «Я же хотел, чтобы меня услышало как можно больше людей, возможно, для этого необходимо послушать всего одного человека. В конечном счете, на что он может повлиять, когда даже от меня самого уже ничего не зависит?» — заключил мужчина, оказавшийся в действительности на пару лет младше своего заложника. — Возможно, ты и прав. — Зачем я здесь? — Ты — одна из важных составляющих моего плана. Вздернутая в недоверии темная бровь на лице Ларса, подтолкнула Ригеля продолжить. — Хочу заставить пару человек заплатить по счетам будучи на этом свете. — И я — один из них? — меткий вопрос побудил Кристофа в очередной раз признать: «Журналист — полезная профессия, даже в таком обреченном состоянии человек умудряется сохранять лицо и контролировать ход событий, словно я сам являюсь тем, кого схватили». — Нет, — с легкостью признался похититель. — Ты — одна из главных ниточек, за которую чуть позже я дерну, и тем самым заставлю одного знакомого тебе человека встрепенуться. Возможно, сейчас он даже не успел ничего понять, не разобрался, что произошло. И быть может, даже думает, что на этом все закончилось, но нет, — последнее слово Ригель протянул со смаком, перемещаясь с края дивана на середину, заняв более удобное положение и сделав глоток из бутылки, из которой еще недавно поил Ларса, добавил. — На этом ничего не закончилось. Ведь все только началось. — Ты говоришь о Кори? И что началось? — А-а, — Кристоф покачал указательным пальцем из стороны в сторону. — Не так быстро и не все сразу. Поверь, в неведении не останешься и сам узнаешь, сразу после того, как на тебе закончится второй акт моего представления. «Второй акт, значит, первый -…» Эванс запоздало опомнился: — Что с Самантой? — По моим расчетам сейчас на операционном столе, в зависимости от полученных травм, пробудет там еще от часа до трех, — загибая пальцы и что-то подсчитывая в уме, ответил Ригель. — Мудак, что ты сделал с ней? — прохрипел Ларс, заходясь в сильном кашле. — П… помог спуститься с лестницы, — пожал Кристоф плечами. — До сих пор не верю, что у меня хватило духу это сделать, что я осмелился. Но, ты не волнуйся, если вдруг в твоей голове успела прошмыгнуть торжествующая мысль «а меня всего лишь шокером шарахнули», не обнадеживайся понапрасну — это ненадолго. Просто мы никуда не спешим, а торопить Кори, который и так ни о чем еще не догадался, я не намерен. — Думаешь, тебе все это просто так сойдет с рук и останется безнаказанным? — гневный взгляд Ларса не вызвал у Кристофа никаких эмоций. Абсолютно. Единственное, о чем сейчас думал Ригель, с чем вынужден был сражаться — с внутренним «Я», которое в панике металось от бессилия что-либо изменить в действиях своего носителя, когда снаружи он оставался безмятежным и спокойным. — Я и не склонен утверждать, что мой план идеален во всем. Самое главное, что было так необходимо, — совершилось. Таймер тикает, а намеченных на карте целей становится все меньше… Никто и не спорит о моей безнаказанности. Меня обязательно поймают, но уже слишком поздно. Запущенный механизм уже не остановить, он, как снежный ком, нарастет за пару часов и к утру раздавит несчастного автора и все, что осталось от его семьи. А пока у нас есть время, и мы даже можем немного поговорить. — Уверен, что мне есть о чем с тобой разговаривать? — Не прикидывайся безразличным и незаинтересованным. Я-то знаю, что в твоей голове сейчас творится, сколько вопросов в ней носится, а ответить на них могу только я… Но, если ты не хочешь, можем пару часов просидеть в молчании, прежде чем понадобится снова встряхнуть Кори. — Что ты собираешься сделать? — О нет, не торопи события, разве мы не должны для начала узнать друг друга поближе. Подумай, включи воображение, наверняка у тебя найдутся вопросы поинтересней. Анализируя человека, находившегося перед собой, Ларс не мог сойтись на едином мнении: что-то в нем настораживало, а что-то вызывало неподдельный интерес. То, как Кристоф выражался о семье Кори и о нем самом — его слова были пропитаны легко узнаваемой горечью и обидой, которая скрылась бы от взора и слуха только самого неопытного журналиста или просто лишенного капли проницательности человека. И Эванс понимал, будучи привязанным к этому стулу, в ожидании, возможно, скорого спасения, он должен был узнать как можно больше об этом странном мужчине. И чтобы добиться своего, ему необходимо правильно выстроить диалог с ним, грамотно тасуя действительно важные для Ларса вопросы с теми, которые хотел услышать от него Ригель. — Хм… — задумчиво протянул журналист. — Думаю, ты прав, — сознание Ларса все еще периодически подкидывало ему препятствия — содержимое черепной коробки барахлило, создавало помехи для слаженной работы всего организма, а неприятные сдавливающие ощущения в груди лишь усугубляли ситуацию. «Соберись», — приказал себе Эванс, жмуря глаза и тут же морщась от пронизывающей все тело боли. От внимания Кристофа не ускользнула минутная заминка, он прекрасно понимал, в каком состоянии находился человек на стуле и, возможно, именно это осознание действительности подтолкнуло нетерпеливого Ригеля продолжить беседу. Язык развязался сам собой. Даже косвенного участия Ларса в беседе стало достаточно. — Скажи мне, у тебя есть дети? — задал он вопрос, тут же мельтеша рукой по воздуху, будто стирая его из разговора, отказываясь от своих слов. — Хотя, подожди, я и так в курсе, что у тебя их нет. Знаешь, мы с тобой похожи — я тоже еще не завел семью. Так вот, к чему это я? Давай вместе с тобой представим, что у тебя и у меня есть любимая жена и долгожданный ребенок. Вся твоя жизнь начинает вращаться вокруг желаний и быта твоих домочадцев, потому что в это мгновение и в эту минуту ближе них у тебя никого нет. «Ох уж эти громкие вступления», — мысленно взвыл Ларс, усиленно пытаясь контролировать выражение на своем лице. Чем дольше он тут находился, тем больше сравнивал это место с кабинетом начальницы, все происходящее и манера подачи до мельчайших деталей напоминали еженедельные собрания. С таким же пафосом, с таким же размахом, с такими же вводными речами. Вот только Пак его никогда не связывала… — И вот теперь только представь, что в один прекрасный день ты узнаешь совершенно непрекрасную новость — твой ребенок тяжело болен. Нет, пусть не смертельно, но прогноз с лечением, восстановлением и тратами на весь период неутешителен. Что ты почувствуешь? — Кристоф сосредоточил все внимание на Эвансе в ожидании ответа. — Наверное, то же, что и любой другой любящий отец семейства — я захочу помочь своему ребенку любым способом. Хоть Ларс и отвечал на вопросы без промедлений, выражение его лица оставалось отстраненным и незаинтересованным. Журналист в своих мечтах уже грезил не о скорейшем спасении, а о волшебном пульте с кнопкой «промотать». — Прекрасный ответ, но не точный. Вопрос ведь заключался в другом, — удовлетворенно кивнул Ригель. — Ты почувствуешь обременение, на твои плечи упадет тяжелый груз ответственности и прежде, чем ты успеешь предпринять хоть какое-то действие, уже будешь скован им в движении. -… Но рук не опущу, если все еще могу двигаться — значит, и предпринять что-то могу. Но какой смысл во всех этих пафосных рассуждениях? Зачем выдумывать план действий к несуществующей проблеме, если ты хочешь перейти к конкретике, сделай это, иначе мой мозг окончательно потеряет нить разговора. — Мне казалось, такие, как ты, умеют ждать. — Только не в моем нынешнем положении, — Ларс опустил голову — шея затекла, он больше не мог смотреть в лицо Кристофу, и последнего это ничуть не смутило. — Конкретика? Почва для рассуждений… Что же, будет тебе конкретика. Как я уже говорил, своей семьи я еще не успел завести, и мне не дано познать горе родителя, который столкнулся с этой проблемой, а вот горе ребенка, чья болезнь стала тяжелым якорем, спущенным с лодки его семьи, я познать успел. С четырнадцати лет я был прикован к постели, как военный калека, наступивший на мину и лишившийся ног. Вот только я свои не терял — лишь контроль над ними, а вместе с тем и контроль над своей жизнью. «Но сейчас-то ты ходишь, значит, у этой истории не такой уж и печальный конец», — допустил Ларс злорадствующую мысль. — «Я захочу помочь своему ребенку любым способом», — процитировал Ригель журналиста, скользя задумчивым взглядом по темному потолку, — комнату освещала лишь настольная лампа. — Так думала и моя мама. И когда на ее пути появилась щедрая клиентка, моя мать поддалась этому чувству и допустила ошибку: взялась за пациента, который оказался ей не по зубам. Этой пациенткой была мать Кори — Вивиан. Услышанное заставило Ларса вздрогнуть и тут же уставиться на Кристофа, в попытке уличить того во лжи, ведь о жизни Кори Уаилда журналисту было известно достаточно, по крайней мере он так полагал, но это имя в его биографии звучало впервые: — Вивиан? — сухо спросил он. — Удивлен? Но ведь это еще не самое интересное, побереги силы на более сильные эмоции, — усмехнулся Кристоф. — Эта женщина — настоящая мать Кори, оказалась действительно больна — моя мать диагностировала Уаилд биполярное расстройство личности. И тут ты, наверное, удивишься, ведь поступок своего родителя я оправдываю лишь отчасти, так как моя болезнь вынудила ее так поступить, но моя мама выпустила из-под контроля ситуацию, в результате чего слишком быстро прогрессирующая болезнь Вивиан привела к рецидиву — женщина собственными руками убила своего мужа. В памяти журналиста стали всплывать фразы Кори о родителях, еще тогда показавшиеся ему странными, но парень не придал им большого значения — догадки, основывающиеся на интуиции, не были его коньком. «Я все же не экстрасенс», — успокоил себя Ларс. — Хочешь сказать, твоя мать виновата в случившемся с семьей Кори? — грубее, чем следовало спросил Ларс. — Отчасти. — Ха, «отчасти»? — У нее были на то причины, — резко вскочил Кристоф. — Я повторю еще раз: я не оправдываю полностью поступок мамы, но и не могу обвинить ее в случившемся, потому что я — мотиватор каждого неверного и отчаянного поступка. Я был грузом, от которого она не могла избавиться. — Послушай меня, — Ларс снова начал хрипеть, слова давались ему с трудом, но останавливаться он не собирался. — Твоя мать, поддавшись корысти, стала виновницей смерти отца Кори, — голос Эванса сочился ядом, словно трагедия семьи Уаилдов стала на мгновение его личной. — И ты еще за что-то собираешься мстить этому бедному парню? Да твоя семья в ногах должна валяться… Хлесткий удар наотмашь по лицу прервал Ларса. — Не смей! Я же сказал — это все из-за меня, — Ригель тяжело дышал, смотря широко распахнутыми глазами на своего пленника — у журналиста пошла кровь из носа. «Псих», — сплевывая на ковер, только и смог мысленно выдавить Эванс, не рискуя дальше раздражать похитителя. — Почему ты не можешь просто выслушать? Ведь это все, что от тебя требуется, — зло прошипел Кристоф, вновь поднося к губам Ларса минеральную воду. — Пей. Еще один лишний комментарий из твоего рта, и я запихаю эту бутылку тебе в глотку, — стараясь выглядеть как можно более устрашающе, парень нахмурил лицо. «Успокойся, не нужно срываться на нем. В конце концов, еще натерпится», — мысленно останавливал себя Кристоф. — Моя мама ответила за свой поступок по закону, — вернувшись на диван, продолжил Ригель. — Она понесла наказание в полной мере, уж поверь мне. Этого всего могло не быть, не сидел бы я тут с тобой, если бы на этом наша связь с семьей Уаилдов оборвалась. Упечь психолога за решетку — им оказалось этого мало. И следующей невинной жертвой их расправы стал мой отец. Он десять лет горбатился на компанию Уаилдов-старших, а его вышвырнули, словно мусор, проконтролировав весь путь до конвейера по переработке. Просто не дали проходу, душили на корню любые зачатки возможности устроиться на новое место. Куда бы отец ни пошел — они всегда были на шаг впереди. Потратив практически все, что у нас было на мое лечение и оплату адвокатских услуг мамы, мы остались ни с чем… И когда, казалось бы, все наладилось, а Уаилды успели позабыть о нашем существовании, мой отец, в очередной раз устроившись на новую работу, оказался насмерть сбит машиной по пути до конторы. В свой первый день… — усмехнулся обстоятельствам Ригель. — Злой рок? Я так думал, но скажи мне, Ларс, отцепись Уаилды от нас раньше — эта участь все равно бы его настигла? Под пронзительным взглядом Кристофа Ларсу хотелось опустить голову, но сделай он так, показал бы свою слабость перед ним, дал понять, что Ригель в чем-то был прав, а делать этого журналист не собирался. — А потом… — Кристоф продолжил, — эта семейка снова приложила руку к нашей судьбе: за примерное поведение мою мать собирались освободить на треть раньше срока, но там наверху кто-то снова дернул за ниточки, и судебный пристав отклонил предложение об амнистии. Поэтому последнее, что она увидела после того, как ее выпустили, были больничные стены — ей диагностировали рак. Из одной тюрьмы в другую, как прозаично… И ведь этого могло не быть, выйди она раньше. Из-за Уаилдов я лишился семьи и права жить нормальной жизнью… — Из-за твоей матери Кори потерял всю семью, — резко прервал Ларс. — Она заплатила за свой поступок. Заплатила даже более высокую цену, чем должна была, — закричал Ригель, однако с места так и не сдвинулся, вновь бросая беглый взгляд на наручные часы — Эванс заметил, что мужчина смотрел на них слишком часто, словно боялся опоздать. Но куда? — Кристоф, — осторожно позвал журналист. — Могу я задать тебе несколько вопросов? — сидящий на диване согласно кивнул. — Где мы сейчас находимся? — В моей съемной квартире, — не стал увиливать мужчина. — Ты сказал, что я — «одна из важнейших составляющих» твоего плана? — снова короткий кивок. — Но я ведь не последний, что ты собираешься делать после того, как закончишь со мной? — голос Ларса стал как можно более мягким, он казался Кристофу совершенно безобидным в этот момент. — Если думаешь, что это большой секрет — ошибаешься, мне незачем скрывать от тебя — ты ни на что не можешь повлиять ни сейчас, ни потом. Последний акт, завершающий весь этот жизненный спектакль, — это моя ответная статья Кори, и большую часть ее содержания ты уже знаешь. — И зачем тебе это, какой во всем смысл? — Чтобы потопить их счастливый семейный паром. Пускай Уаилды забыли о нас — я о них все еще помню. Руки Ларса окончательно онемели, пальцы больше не слушались, обездвижено повисая вдоль туловища — новая волна боли и дискомфорта не заставила себя долго ждать. Он хотел попросить Кристофа высвободить хотя бы часть его тела, чтобы иметь возможность размять затекшие конечности, но язык просто не поворачивался. Все, что оставалось Ларсу, — терпеть боль и ждать призрачную подмогу. Но Ларс не знал только одного: за стенами этой квартиры никто не догадывался о том, что ему требуется помощь. Сколько они просидели еще в полном молчании, каждый со своими мыслями, журналист не знал, окончательно потеряв истинный счет времени. Каждая минута из-за ощущений в теле тянулась, словно час. А рой мыслей, без устали летающий в голове, окончательно выбил из реальности. Ларс мог бы спросить у Ригеля что-нибудь еще, что так волновало его, но сомневался в получении истинного ответа, потому что на вопрос журналиста мог ответить только Кори, которого, к счастью или к сожалению, в четырех стенах этой комнаты в данную минуту не было… *** Громкий, настойчивый сигнал заполняет помещение: — Время пришло, — отключая будильник, с каким-то предвкушением тянет Кристоф, вставая с дивана. Несколькими махами он разминает руки, а после демонстративно, не отводя взгляда от Ларса, закатывает рукава спортивной ветровки, что успел накинуть, до локтей. — Пей — осталось немного, — возле губ Эванса в очередной раз появляется бутылка, но ее содержимое так и не попадает в рот: что-то глубоко внутри журналиста щелкает, повернув переключатель на «красный», заставляет того лишь плотнее сжать зубы. — Что же, настаивать не буду, — Ригель возвращает бутылку на стол, перед уходом хватая за спинку деревянный стул, — скрипучие ножки проехались по полу, останавливаясь прямо напротив Ларса. — Надеюсь, Они успеют вовремя, — задумчиво произносит Кристоф. — О чем ты? — Я же сказал, ты — всего лишь пункт плана, и на тебе тоже ничего не заканчивается. Не держи на меня зла, я нахожусь в безвыходной ситуации, — Ларс не мог распознать, фальшивая или искренняя горечь в голосе Ригеля. Да и какое теперь это имеет значение? — Убьешь меня? — до конца не веря в собственные слова, журналист озвучивает свои догадки. Ответом становится сдавленный смех. Даже не смех, а больше насмешка. — Не драматизируй! — не переставая смеяться, отвечает Кристоф, уже более серьезным голосом добавляя. — Если кто и убьет тебя, так это Они… Если будут копаться в моих данных слишком долго. Я ведь говорил, что меня найдут? А значит, тебя тоже, — Ригель взял стул в руки, перевернув его ножками вверх. — Прости, но это нужно для дела. Не держи на меня зла, просто так вышло… Медленный, словно натянутая тетива, замах. И взгляд Кристофа, уже не прикованный к Эвансу, будто смотрит сквозь него, будто пытается заведомо высечь из памяти происходящее. В эту минуту все сосредоточенное и напряженное тело Ригеля, словно экскаватор, а стул — шар-молот, предназначенный для сноса зданий. За секунду, перед тем, как набравшее скорость орудие достигает цели, Ларс успевает зажмурить глаза, принимая сильный удар лицом. Сбитый, словно кегля, журналист вместе со стулом падает на пол — сильный грохот, звон люстры над головой и пошатнувшаяся мебель. В руках Кристофа появляется мобильный Саманты, разблокировав его отпечатком большого пальца (он внес его еще в жилом комплексе на черной лестнице), наводит объектив камеры на журналиста. Щелчок затвора, и фотография с Ларсом в два нажатия отправляется контакту с именем «Братишка». Минута-две, и на дисплее телефона загорается входящий вызов с тем же именем. Кристоф сбрасывает, опуская телефон на пол прямо перед лицом Ларса, и прежде чем покинуть комнату, обращается к журналисту: — Видишь, как вовремя ты появился — еще один рычаг. Спасибо тебе. *** Запах физраствора, казалось, стерилизовал даже углекислый газ на каждом выдохе. Увлажнитель воздуха, монотонно выбрызгивающий раз в тридцать секунд, уже добрый час гипнотизировал Кори в больничной палате… Родителей после долгих уговоров удалось отправить домой, пообещав связаться с ними, как только Саманта придет в сознание (девушка все еще отходила от наркоза), Грэг ненадолго покинул помещение, отправившись к автомату с кофе в начале коридора. Он и сам предлагал Уаилду последовать примеру родителей, но категоричное «нет» брата заставило Грина сдаться. Когда опасения за жизнь Саманты отхлынули на задний план, уступив место рассуждениям и догадкам, Кори задался очевидным и логичным вопросом: «Как и с какой целью сестра оказалась на той лестнице?» Прокручивая в руках в сотый раз мобильный, Уаилд перевел взгляд с увлажнителя воздуха на тоненький черный корпус — телефон по-прежнему оставался выключенным. — Какой же я дебил, — укоризненно выдал Уаилд, нажимая на кнопку включения. С десяток пропущенных звонков от Саманты и не меньше СМС. «Что случилось? Куда ты делся из студии?» «Возьми трубку, иначе, когда я найду тебя, ты пожалеешь, что не сделал этого раньше». «Кори, вопрос телезрителя, я ведь правильно поняла, он смутил тебя?» «Гад, телефон выключил, значит? Я еду к тебе домой и лучше тебе оказаться в квартире, маленькая сволочь». Уаилд нашел в телефонной книжке нужный контакт и, нажав клавишу вызова, вышел из палаты, сбросив на стул белый казенный халат. — Доброй ночи, это Кори Уаилд владелец квартиры 4104, подскажите, кто-нибудь из присутствующих в дневную смену еще остался на рабочем месте? Вопрос звучал глупо, но автор должен был убедиться наверняка. — Доброй, к сожалению, ни один сотрудник не задерживался. «И почему голос сочился таким беспокойством, словно я собираюсь наказать их за проступок? Рабочее время кончилось, и уйти домой сразу — в порядке вещей». — Как бы так точно выразиться, я звоню по поводу инцидента, случившегося этим вечером — моя сестра упала с лестницы черного хода. — Ох, да, я слышала об этом, — подтвердила администратор. — Чем могу помочь? — Я просил не беспокоить меня, и, выполняя мою просьбу, мою сестру не пустили ко мне. Вы могли бы связаться с охраной, нужно, чтобы проверили камеры видеонаблюдения, я хочу знать, как сестра попала на лестницу черного хода. — Да, конечно, как все будет готово, я свяжусь с Вами. — Буду ждать. Меньше, чем через полчаса, Кори позвонили из службы охраны, уведомив о том, что к расследованию подключили полицию: — На лестнице черного хода не установлены камеры, Вашу сестру нашли дети жильцов из 2405 и 2001 квартир, когда играли в прятки. Но мы проверили запись у входа, девушка заходила туда вместе с нашим сотрудником Кристофом Ригелем, после чего его засняли камеры у лифта на двадцатом этаже — его смена еще не закончилась, но он покинул здание сразу после того, как спустился на первый этаж. Нам показалось это подозрительным, мы сообщили в полицию. *** Вибрация и короткий сигнал, заставили Кори выплыть из мысленных рассуждений, обращая внимание на загоревшийся экран. На дисплее высветился контакт отправителя входящего сообщения «Сестра» — он дернулся, переводя взгляд на Саманту, что все еще лежала с закрытыми глазами на постели. Немой шок настиг Уаилда, когда, разблокировав телефон, он открыл сообщение: на вложенном снимке оказался Ларс, он лежал на боку, примотанный к стулу зеленой изолентой, все лицо было залито кровью: рассеченная бровь, разбитый нос, губы, подбородок, волосы и даже белок левого глаза. Дрожащими руками, судорожно клацая по кнопкам в попытке не промахнуться, Кори «вызвал» данный контакт — никто не ответил. Уаилд пробовал снова и снова, но длинные гудки лишь неизменно сменялись сигналом автоответчика. *** Все тело — одна болевая точка. Не могу понять, где болит больше и болит ли? Ощущения, принесённые с ударом, похожи на предсмертную агонию. Так что же заставляет пребывать все ещё в сознании? Не отключаться? По удалившимся шагам ясно — остался один в комнате. Я и этот с пронзительной трелью красный телефон, вновь и вновь заходящийся в уничтожающей сознание едкой гамме звуков. Прямо перед глазами дисплей то вспыхивает, то гаснет. Едва различимые очертания на заставке входящего вызова двух силуэтов, тёмного и светлого, на подсознательном уровне подсказывают — звонивший некто иной как Кори. Один-два-три. Сколько он еще будет пытаться прежде, чем поймет, что на этом конце провода ему никто не ответит? Четыре-пять-шесть. Сколько раз, сокращая интервал между звонками, он будет давать себе обещание «Попробую снова — в последний раз»? Семь-восемь. Если бы я только взаправду чувствовал свои руки, скованные болью от фантомной попытки вырваться из захвата липкой ленты, в остервенелом, заходящимся в панике желании дотянуться до телефона и ответить… Девять. … Ответить, чтобы погасить волнение на том конце провода. Девятый звонок — последний, телефон, издавший издыхающий звук, оборвав мелодию на середине, гаснет и больше не загорается. Так смешно… С самого себя. До чертиков. Находясь здесь в таком положении, волноваться за кого-то другого — наверное, я окончательно сбрендил. А может, эти звонки — плод моего измученного воображения, позволяющий все еще держаться за реальность и не отключаться. Что там сказал Кристоф перед уходом, — «рычаг»? Возможно, именно в эту минуту я крепче хватаюсь за свой собственный рычаг, которым стал Кори Уаилд. *** Офицер Адамс, дежуривший этой ночью, получив звонок от Кори, не смог отказать ему в личной просьбе. Подобрав Уаилда из больницы на служебной машине с орущей на всю округу мигалкой, мужчина, вдавливая педаль газа в пол, гнал до головного управления, прямиком в свой участок — записи с камер наблюдения из жилого комплекса «LP», в котором находились апартаменты Уаилда, уже давно были в умелых руках. Адамс бросил косой взгляд на лицо Кори. — У тебя такой напряженный вид, как будто ты наперед знаешь исход дела. Минуты, часы томительного ожидания в неведении — это ужасно, но ты должен собраться, иначе к концу операции будешь настолько эмоционально истощен, что спасать придется еще и тебя, — мужчина широко улыбнулся, к уголкам висков потянулись косые морщины. — За нашим отделом самый большой процент раскрытия дел, Кори. Здесь работают профессионалы, и я прошу тебя довериться. Эта чудовищная ситуация в надежных руках, — попытался успокоить офицер, принимая звонок со служебного телефона. — Поставлю на «громкость» для тебя. — Личность похитителя установлена — это двадцатисемилетний Кристоф Ригель, на записях с камер видеорегистратора он садится за руль машины пострадавшей, белый «Mercedes-Benz» номер «0707». На фотографии, которую вы отправили нам, нанесенные повреждения жертве наш эксперт оценил как «средней тяжести», проблема заключается только в обширности черепно-мозговой травмы, Экзель пока «отодвинул» версию кровоизлияния в мозг, но… — Что там с подозреваемым? — Адамс перебил докладчика — он не хотел смущать и вгонять в еще больший стресс Уаилда состоянием потерпевшего. — На фотографии четко видны очертания комнаты и личные вещи похитителя, возможно, он держит Ларса Эванса в своей квартире. Мы уже отрабатываем эту версию — группа захвата выехала по месту прописки. — Что, если вы ошиблись? — встревает в разговор Кори, обращаясь к докладчику. — Простите? — Руперт, есть еще версии, что еще вы нарыли? — поддержал офицер. — Да, в резюме с его предпоследнего места работы указан адрес съемного жилья — мы послали туда вторую группу. *** Машина офицера Адамса, лавируя между узкими улочками, мчалась по свободной дороге, освещая сине-красным светом темноту, — до рассвета оставался еще час, не меньше. «По адресу прописки — все чисто», — сразу после сообщения первой группы захвата, мужчина сменил курс на съемное жилье Кристофа Ригеля, глубоко в душе искренне надеясь, что они смогут отыскать там бедного парнишку. Адамс запомнил Ларса еще с того вечера, когда они с Кори прибыли на допрос, парень показался ему выдержанным и сосредоточенным, слишком умело тому удалось взять контроль над своими эмоциями. Вот только вряд ли бы, встреться они в другой обстановке, офицер смог признать журналиста среди незнакомцев в толпе — черты его лица мужчина запомнил смутно. — Мы почти на месте, — он посчитал нужным предупредить автора. Они въехали во двор, тесно нашпигованный десятиэтажками, стоящими ряд в ряд, словно солдаты на построении. В фасаде домов не наблюдалось ни единого различия — все, как один, похожи друг на друга, если бы не карета скорой помощи и полицейский «бобик», припаркованный у подъезда одного из домов, они бы точно заблудились — даже навигатор сбился. — Кого они вывозят? — Кори отстегнул ремень, не дожидаясь, когда офицер остановит машину, ринулся к двери. — Погоди, — Адамс резко сдал по тормозам. Уаилд выскочил из машины, с быстрого шага переходя на бег. Офицеру оставалось лишь поспевать за ним. — Кто вы? — мужчина в форменном костюме преградил путь Кори прямо у распахнутых дверей скорой помощи. — Лесли, пусти его, он со мной, — привлекая к себе внимания, Адамс махнул рукой, на что полицейский уступчиво «сдал» назад. Уаилд не спешил залезать внутрь, терпеливо наблюдая за манипуляциями врачей, подключающих Ларса ко всем необходимым датчикам. На лицо журналиста отчего-то он так и не набрался смелости посмотреть. — Простите, с ним все в порядке? Каково его состояние? — Наблюдается онемение рук — нарушился кровоток, слишком долго были перетянуты. По поводу остальных травм что-либо сказать мы сможем лишь после тщательной диагностики. Но подозрение на ушиб или сотрясение головного мозга. Не исключен риск кровоизлияния. А теперь простите, молодой человек, но мы просим вас не затормаживать нашу работу, — фельдшер захлопнул двери прямо перед носом. Кори остался снаружи взглядом провожать удаляющуюся машину. *** Адамс и Уаилд поднялись на третий этаж, пройдя внутрь квартиры через нечто, когда-то бывшее дверью. Остановившись у той самой комнаты, в которой нашли Ларса, Уаилду дальше не дали пройти сотрудники, огородившие все, и ноги, будто корнями вросшие в пол. Кровь отхлынула от лица, когда его взгляд зацепился за разломанный на несколько частей стул, алую лужу на ковре и в паре сантиметров от нее, столь знакомый, в алебастровом чехле, имитирующем кожу змеи, телефон. «Как же теперь быть?»