Эллипс рассеивания

Когда Себ возвращается с утренней пробежки и прямо как есть, - в шортах, майке, с проступившими влажными пятнами, и проводками наушников, скинутыми на шею, - заглядывает в комнату, Джим только продирает глаза, лениво потягиваясь и возясь на кровати. - Боже-е-е... – тянет единственный в мире криминальный консультант. – Моран, это омерзительно... - Доброе утро, босс. - Это омерзительно, я говорю! - Я слышу. Себ методично скидывает кроссовки, отцепляет от лямки на майке прищепку плеера, в пару движений сматывает проводки наушников и кидает все на стол. Потом столь же методично снимает с себя майку. Джим садится на постели: - То есть, тебе совершенно понятно, что я имею в виду под словом «омерзительно», и поэтому вопросов не будет? Моран поворачивает голову и чуть щурит глаза. - Нужны вопросы, босс? У Мориарти зло и медленно выдвигается челюсть, а нижняя губа слегка наползает на верхнюю, которую он втягивает. Сна ни в одном глазу. Этот сучий блонд умеет в пару минут разъярить его по самый край! - Так тебе все ясно без вопросов? Себ слегка пожимает плечами: - А меня это касается? Джим шипит: - Тебя касается все, что касается меня! Подошел сюда, живо! Конечно, Себастьян отлично знает, что за штучка, на самом деле, его босс. И сколько бы он сейчас не говорил себе, что Джим физически слабее, приемами борьбы не владеет и удержать его, Морана, если он решит вырваться из цепких лап, не сможет, - помогает мало. Себ даже не может сказать, что страшнее: когда лицо у Джима застывает и бледнеет, что делает огромные глаза еще больше и ярче, когда он улыбается улыбкой столь великосветской, что самой королеве впору, когда весело гримасничает или когда впадает в ярость, а потом вдруг начинает смеяться, так заразительно и так безумно... И еще Себ знает: то, что по ночам – а иногда и не только по ночам – Джим становится податливым, открытым и беззащитным, не помешает ему, приди в эту черноволосую голову такая блажь, вспороть любовнику брюхо, вытащив из-под подушки выкидуху. Например, как сейчас. Джеймс удобно усаживается, перекрестив под простыней ноги по-турецки. Внимательно осматривает Морана, подошедшего вплотную к кровати, перекатывает по ладони сложенный нож, словно прикидывая его вес. Крепко берется за рукоять, метя полковнику точно в живот, и легким толчком выщелкивает лезвие... Себ не может удержать рефлекторной судороги мышц. Джим расплывается в улыбке, глядя, как из-под вошедшего в кожу острия выскальзывают несколько крупных капель крови. И поднимает голову, глядя Морану прямо в глаза: - Видишь, Себ, насколько близко тебя касается все, что касается меня? Иногда в словах Мориарти слишком много иносказаний. Иногда он просто ужасающе прямолинеен и буквален. Подчиняясь закону тяготения, капли, одна за другой, скользят вниз, запутываясь в узкой полосе светлых волос, уходящих в пах, под пояс шортов. Джим, как завороженный, скользит кончиком холодного пальца по буроватому следу и плашмя прикладывает лезвие к напряженному животу Морана, ближе к выступающей тазовой кости, так, чтобы острая кромка легла параллельно проступившей, хорошо видной вене. - Интересно-о-о... – Джеймс наклоняет голову набок, словно и впрямь всерьез размышляя, - зависит ли блядство одного отдельно взятого индивида от наличия у него блядской дорожки на животе? Как думаешь, Себ? Моран не успевает ответить, а Джим уже вскидывает на него взгляд и орет: - Я спросил тебя, что ты думаешь! В такие секунды обычные человеческие особи впадают в ступор. Только Джеймс Мориарти никогда не сделал бы своим любовником такую особь. И сейчас Себ вздрагивает не от страха, а от адреналина, яростно плеснувшего по венам. Звери не убивают друг друга за доминирование, только люди. И какое счастье, мелькает у Морана в голове, что сейчас и он, и Джим – не совсем люди... Только поэтому он может осторожно втянуть в себя воздух и выцедить вместе с накопившемся на языке ядом: - Я куда хуже вашего осведомлен о блядстве. Сэр-р. Пару долгих секунд Себастьяну кажется, что сейчас лезвие двинется сверху вниз, рассекая кожу и вскрывая вену вдоль, и это будет очень, очень плохо. Но Джим просто продолжает смотреть ему в глаза, пока у Себа не дергается кадык, и он не отводит взгляда. Доминирование установлено. Лицо Мистера Зло дергается в досадливой гримасе, но голос уже спокоен: - Доиграешься когда-нибудь, Басти... И я тебя порву. Наверняка, сделаю какую-нибудь несусветную... глупость... например, вырежу и сожру твою печень... А потом буду жалеть. Может быть. Нож щелкает, глотая лезвие. - Так тебе не интересно, что я имел в виду, говоря «омерзительно»? - Что вы имели в виду, сэр? Джим пожимает плечами: - Вообще-то я просто хотел сказать, что омерзительно вламываться таким бодрым к людям, которые только что проснулись. Все! Вали в душ, от тебя воняет. *** Себу очень интересно, что такого вспомнилось боссу. Но у него задание. С вопросами придется обождать. Накануне вечером он внимательно изучает фотографии в ноуте Джеймса и, кажется, не промахивается с приобретением. Джим натягивает перчатки и увлеченно, как подросток, потрошит принесенный пакет, вытряхивает его содержимое на стол, буквально в два счета разламывает пластиковую упаковку, скидывает ее на пол и впивается взглядом в коммуникатор, ловко ложащийся в ладонь. - Где... Себастьян молча выгребает из кучи упаковки на столе небольшой прозрачный пакетик с телефонным чехлом насыщенного розового цвета. Мориарти кивает: - Да. Умница моя. «Обувает» телефон в чехол, подключает к ноуту и усаживается колдовать. Пару минут Моран стоит рядом неподвижно, потом начинает собирать обрывки бумажек и обломки пластика в пакет для мусора. - Се-е-е-б... – тянет Джим, не отрываясь от монитора. - Да, босс. - С тебя пояс. - Да, босс. Вот любит он это дело. Куча проводов на столе, брикеты пластида, взрыватели, а для полного счастья – сигарета, зажатая в углу рта. Тогда приходится наклонять голову, чтобы дым не лез в глаза, но Себастьяну нравится и это тоже. Работа нетрудная, но требует внимания и сосредоточенности, поэтому он не видит, что Джеймс уже закончил возню с коммуникатором и теперь наблюдает за ним. За рукой, небрежно, но с хирургической точностью, прихватывающей сигарету большим и указательным пальцем, вслепую, но ни в коем случае не мимо! – сбрасывающей пепел в пепельницу, и так же, вслепую, вставляющей фильтр обратно, ровно на то же место между сухими, неплотно сжатыми губами. За чуть прищуренными глазами, в электрическом свете и при таком наклоне головы кажущимися темнее, чем они есть, и отблескивающими сапфировой глубиной. За тем, как ловкие сильные пальцы скручивают и припаивают проводки, выкладывают взрывчатку, закрепляют ремешки... Джим любит наблюдать за Мораном. Хоть возможность сделать это бесконтрольно выпадает редко. Белобрысая сволочь взгляд обычно чувствует, как дикий зверь. Джим смотрит ниже и словно пытается увидеть то место, где под свежей черной майкой прячется небольшой порез. И жалеет, что не слизнул пущенную кровь. - Готово. Моран откидывается на стуле, вытирая пальцы какой-то ветошью. Джим смотрит ему в глаза и довольно улыбается: - Потом сделаешь еще два таких. - А сейчас? Мориарти присаживается на свободный край стола, небрежно покачивая ногой. Он уже снова в своих блистательно сидящих на худощавой фигуре безобразно дорогих тряпках. Темно-серый костюм в тончайшую белую полоску, на сей раз Генри Хантсман. А эту пару начищенной обуви Себастьян видит впервые и опознать не может. Что, в общем, неудивительно. Ему иногда кажется, что Джим вообще не берет вещи в руки больше двух раз. Из принципа. - А сейчас, Себ, мы едем делать большой барабум! *** - Миссис Хадсон, идите и займитесь уже своим бедром! - Безобразие, молодой человек, вы вообще в последнее время распустились до крайности! Благо еще, что ваш брат... - Миссис Хадсон!!! Джон слегка трясет головой. Обычный такой день на Бейкер-стрит, 221b. Ничего нового. Шерлок бесится от скуки. Добрейшая миссис Хадсон возмущается жутким ароматом его очередного химического эксперимента, почти мгновенно распространившегося по дому и «наградившего» обитателей трех, как минимум квартир, головной болью и хриплым кашлем. А тут еще в дверях возник – о, как всегда, просто совершенно случайно, проходя мимо, решил заглянуть! – Майкрофт Холмс собственной персоной... - Добрый вечер, дорогой Ватсон. Старший из Холмсов, как всегда, безукоризненно вежлив. - И вам... Присаживайтесь, Майкрофт. Раз уж Шерлок, увидев брата, исчез, грохнув дверью спальни, гостеприимную хозяйку опять играть ему, Джону... - Кажется для полного счастья здесь не хватает только инспектора, - бормочет Ватсон, отправляясь на кухню. - Насколько я понимаю, - сообщает мистер Британское правительство, усаживаясь в кресло у журнального столика, - инспектор Лейстред прибудет через шесть, максимум восемь минут. - Что?! Джон замирает в дверях с подносом, на котором выставлены три чашки, чайник, сахарница и маленький молочник. - В чем дело? Майкрофт чуть приподнимает голову, ровно настолько, чтобы посмотреть ему в лицо. - Извините, дорогой доктор, но я полагаю, что информацию лучше всего получать из первых рук. Вот так. Как всегда. Не «кажется», не «думаю» или, упаси боже, какое-нибудь глупое «смею надеяться». Полагаю. Точка. Джон ставит поднос на столик, отталкивая подальше локтем опасно кренящуюся стопку журналов. - Откуда, интересно, информация может быть первее, чем из ваших рук, Майкрофт? Старший Холмс улыбается дьявольски вежливо и терпеливо. - Три минуты, дорогой доктор, всего лишь три минуты, и вы все узнаете. - Узнаем что? - Здравствуй, Шерлок. Полная презрения гримаса, взмах полами темно-синего шелкового халата, приземление на диван рядом с Джоном. - Что мы узнаем? Как ему удается, в который раз изумляется Джон, при таком волшебно-мягком тембре голоса, так с к р и п у ч е разговаривать с родным братом? - Одна минута, - по-прежнему вежливо и терпеливо бросает Майкрофт. Стук молотка в дверь раздается через сорок пять секунд. Теперь они сидят в небольшой комнате вчетвером. Вернее, сидят, по-прежнему, трое. Инспектор Грегори Лестрейд стоит, устало оперевшись локтем на каминную полку. На столике расчищено место для средних размеров крафт-конверта. Поверх него лежит дорогой белый конверт, на котором значится имя Шерлока Холмса. И ничего, кроме имени. Первым тишину нарушает Джон. - Где-то я уже это видел... Шерлок подается вперед, впиваясь взглядом в конверт и фыркает: - Ну, конечно, видел! Мы все его уже видели! Какого черта, Лестрейд?! Инспектор тяжело вздыхает. - На этот раз обошлось без выноса стекол в вашей замечательной квартире, мистер Холмс. Но это не тот конверт. - Что? Вот теперь длинные пальцы скрипача подхватывают конверт со стола. - Да-а... – задумчиво тянет Шерлок. – Не тот, разумеется, хотя очень похож... Джон, нож для бумаги... Он не глядя протягивает руку, Джон молча вкладывает в нее требуемое, как ассистент на операции. Когда конверт вскрыт, Шерлок запускает туда пальцы и достает... телефон в розовом чехле. Лестрейд шумно выдыхает. - Объясните мне кто-нибудь, господа умники, а вас здесь много, я один – дурак, что это значит? Джону хочется протереть глаза. Это уже было! Взрыв, крафт-конверт с белым конвертом внутри, адресованный Холмсу, розовый телефон. А потом... - Мне тоже хотелось бы это понять, господин инспектор, - исключительно размеренно говорит старший Холмс. Но смотрит он при этом на младшего брата. Шерлок сводит к переносице густые брови и произносит негромко, как будто разговаривает с кем-то, совершенно точно находящимся не здесь и сейчас. - Почти тот же взрыв, конверт и телефон... Мы повторяемся? С чего бы это? Грегори Лестрейд подходит к столику и берет чашку чая. - Простите, пить чертовски хочется... Шерлок, будьте человеком, объясните, что, черт возьми, все это значит?! В прошлый раз после того, как вам прислали такую штуку, - он тычет пальцем в выключенный розовый телефон, - у нас начался полный кавардак... заложники... взрывы... это что, подражатель?! Единственный в мире консультирующий детектив небрежно отмахивается: - Не порите чушь! Какой самоубийца будет копировать Мориарти? Если только не сам Мориарти... Но дважды играть в одну игру... С какой стати? На несколько секунд повисает тишина. В которой хорошо слышен мягкий голос Майкрофта Холмса: - Собственно, меня тоже интересует этот вопрос, дорогой братец. *** Себастьян сидит в кресле и смотрит, как Джеймс наливает и залпом выпивает виски. Он лихорадочно подвижен, но еще не настолько, чтобы это внушало опасения. И при этом глубоко задумчив, а вот это Морану совсем не нравится... - Босс. - Что тебе? - Эта игра уже была. - Что? – Джим успевает опрокинуть следующую порцию вискаря, и теперь глаза у него поблескивают, как в отсветах пламени, которого здесь нет и в помине. - Такой розовый телефон, и пояса, и заложник... - Да, и? – теперь раздраженно. Себ поднимается, подходит и аккуратно вынимает стакан из его рук, отставляя подальше на стол. - Что увидит мистер Шерлок Холмс, когда включит телефон? Джим чувствует, как сильные ладони крепко держат его за плечи. Не вырваться. Горячечный взгляд наталкивается на ледяное спокойствие светло-синих глаз. - То же самое, что видел в прошлый раз. - Фото запертой комнаты? - Да-а-а-а... Отпусти меня. - А потом? - А потом он пойдет туда, как и в прошлый раз, это же очевидно, идиот! Я сказал, отпусти меня! - И найдет кроссовки? Джим пару раз дергается, пытаясь высвободиться, но безуспешно. - Какие кроссовки? А-а-а... Нет, конечно, где я тебе возьму еще одни кроссовки Карла Пауэрса? - А что он найдет? Мориарти оставляет попытки скинуть руки с плеч, поднимает лицо и впервые за вечер смотрит Морану в глаза с ужасающим спокойствием и разгорающимся весельем: - Ни-че-го. Он ничего не найдет. Там пусто в этой долбанной комнате! У Себастьяна удивленно приподнимаются брови: - Но... но ты же сказал, чтобы я сделал, как в прошлый раз... заложник, запись... 12 часов срока... - Точно, - кивает Джим. - Но если нет загадки, то как Холмс освободит заложника? Джим оскаливает белоснежные острые зубы и теперь уже смеется, обнимая ладонями покрытое «голливудской» щетиной лицо полковника: - Никак, Себ! В том-то и дело, что никак!